В ограниченный американский прокат вышла документальная картина «Винер» (Weiner), в январе взявшая приз за лучший документальный фильм на фестивале «Санденсе». О ней и о феномене популярности политика, пользующегося скорее сомнительной славой и курьезной репутацией, – Борис Локшин.

Weiner – это копченая колбаска, или сосиска, или сленговый термин для обозначения пениса.
Например, так родители могут назвать член своего маленького сына.

Из словаря

Если перевести на русский язык его имя, Anthony Weiner, то получится даже не Антон Сосискин, а Антон Пиписькин. Это важно потому, что без этого знания не понять ни шуток, которыми в мае-июне 2011 года заполнился американский телеэфир, ни кричащих заголовков таблоидов того времени. А случилось вот что: член Палаты Представителей Соединенных Штатов от Демократической Партии, бруклинский конгрессмен Энтони Винер был уличен в том, что послал некой женщине ссылку на фотографию нижней половины своего тела. Под ничем не выдающимися голубоватыми трусами угадывались очертания мужского полового органа конгрессмена Винера в очень напряженном состоянии.

Несколько дней Винер упрямо отрицал, что имеет какое-то отношение к распирающему белье мужскому члену. Все это в сочетании с его фамилией удесятеряло комический эффект. Наконец в дело был вынужден вмешаться сам Президент Обама, несколько раздраженно посоветовавший Винеру уйти в отставку, что тот и сделал на следующий день.

А ведь Винер был не последним лицом в американском конгрессе. Он был одним из самых громких левых законодателей. Незадолго до того, как разразился скандал, его пламенная речь против республиканцев, не желавших подписывать закон о финансовой помощи пожарникам, пострадавшим 11 сентября 2001 года, транслировали практически по всем телеканалам. И, что самое главное, Винер был женат на Хуме Абердин – личном секретаре и доверенном лице Хиллари Клинтон, молодой женщине, которую Хиллари называла своей «второй дочерью». Билл Клинтон лично руководил их свадебной церемонией. То есть, Винер был человеком из, что называется, внутреннего круга.

«Винер»

Сейчас политикам прощается гораздо большее, чем еще несколько десятков лет назад. Прощается беспардонная ложь, финансовая нечистоплотность, вопиющая некомпетентность. С некоторых пор стали прощаться даже супружеские измены. Но вот быть одновременно смешным и жалким политик все-таки не может себе позволить. Помимо очевидной глупости, бедняга Винер стал жертвой собственной фамилии. «Имя человека – это оглушительный удар, от которого он никогда не оправится». Эта цитата из Маршала Маклюэна стала эпиграфом к фильму с говорящим названием «Weiner». Прием, конечно, не Бог знает какой изобретательный, но ведь и правда, попробуй удержись. Картина выиграла приз Большого Жюри за лучший документальный фильм на фестивале «Сандэнс», и сейчас демонстрируется в ограниченном прокате.

Фильм снимался через два года после описываемых событий, когда Винер решил баллотироваться на должность мэра Нью-Йорка. Есть классический документальный фильм «Комната Войны», вышедший в 1993 году сразу после победы Билла Клинтона на президентских выборах. Это полтора часа съемок изнутри клинтоновского предвыборного штаба. Камера все время находится в самом центре событий. Крупные планы главных действующих лиц почти интимные, артхаусные. Билл и Хиллари кажутся очень молодыми, живыми, обаятельными и какими-то очень человечными. Куда все делось? Впрочем, здесь разговор не об этом.

Видимо, когда Винер пригласил документалистов Джоша Кригмана и Элис Стейнберг снять фильм о собственной избирательной кампании, он рассчитывал на что-то подобное. Тем более, пока он был еще конгрессменом, Кригман работал его помощником и, видимо, заслужил его доверие. Мог ли кто-то тогда предполагать, что в результате на американские экраны выйдет чисто нью-йоркская комедия с элементами абсурда и семейной мелодрамы?

Винер – типично нью-йоркский персонаж. Внешне он представляет из себя что-то среднее между Вуди Алленом и моим дантистом доктором Л. Сплошное удовольствие смотреть, как он бежит впереди гей-парада с матюгальником для выкрикивания прогрессивных лозунгов в левой руке и радужным знаменем в правой. Это просто ходячая карикатура правого на либерала, антисемита на еврея. С другой стороны, если смотреть на этого человека глазами еврея и либерала, в нем, безусловно, видится что-то даже симпатичное, какая-то несомненная искренность в сочетании с трогательной уязвимостью. Впрочем, эта уязвимость, скорее всего производная от того невозможного положения, в которое Винер поставил себя и свою семью.

«Винер»

Другое дело – его жена Хума Абердин, второй герой фильма: молодая, крупная и очень красивая женщина восточной внешности с большим, всегда ярко накрашенным ртом, плавными, ленивыми движениями и невозможно прекрасными огромными глазами. Ее роль во всей этой истории представляет некоторую загадку. Что она вообще делает с этим человеком? Вместе они и так выглядят достаточно странно, а в контексте происходящего эта пара представляет из себя что-то совершенно вуддиалленовское.

Есть еще и третий герой фильма – Джордан, сын Винера и Хумы, человек не более полутора лет от роду, которого таскают в коляске с митинга на митинг, и который пока еще не очень понимает, что вокруг него происходит. Ему предстоит посмотреть этот фильм, когда он вырастет.

Итак, Винер включился в предвыборную гонку за должность мэра Нью-Йорка. Его избирательная кампания стартовала очень бойко. Поначалу он вышел в лидеры и являлся явным фаворитом. Когда ему задавали вопросы о его прошлом плохом поведении, он смиренно извинялся и просил дать ему второй шанс. В Америке второй шанс очень любят.

А затем случилось нечто чудовищное. Вдруг обнаружилось еще как минимум шесть женщин, получавших от Винера фотографии его несчастного члена. Причем некоторым из них он посылал эти фотографии уже после разразившегося скандала, использовав при этом прелестный интернетовский псевдоним «Carlos Danger» (Опасный Карлос).

И здесь, конечно, хочется предположить, что Винер таким образом пытался как бы бессознательно разорвать связь между самим собой и собственной ужасной фамилией, отправив свой детородный орган в свободное плавание, подобно гоголевскому «Носу», но здесь мы не будем предаваться дешевому психоанализу.

Где-то в середине фильма сам Винер пытается объяснить свое поведение таким образом: «Это как если бы я играл в компьютерную игру. Я был связан с этими женщинами на таком поверхностном уровне, что это не ощущалось чем-то настоящим. Я думаю, что политики запрограммированы таким образом, что им необходимо внимание. Поэтому им трудно иметь нормальные отношения». Поразительный все-таки идиот!

К этому моменту у Кригмана и Стейнберг было уже больше четырехсот часов отснятого материала. И в этом месте, казалось бы, должна была произойти полная остановка. И предвыборной кампании, и съемок. Потому что непонятно, что дальше остается Винеру, кроме стыда и ужаса. И тут происходят две удивительные вещи. Во-первых, Винер как ни в чем не бывало продолжает свою кампанию. Во-вторых, съемки тоже не прекращаются. Камера продолжает работать.

«Винер»

«Shiiiiitttttt! – говорит Винер в самом начале фильма. – Это худшее, что можно придумать. Я делаю документальный фильм о собственном скандале!» И, все-таки, почему он это делал? Или, совсем необъяснимо, почему Хума, такая разумная на вид, этому не воспрепятствовала? Почему она разрешала себя снимать на кухне в интимной домашней обстановке, когда рано утром глотает свои витамины и честно признается глядя в глазок камеры, что чувствует себя «в полном дерьме»? Почему она разрешала снимать себя в тот момент, когда узнает о втором скандале? Почему она разрешает снимать их ребенка? И почему она всегда выглядит такой подтянутой, накрашенной и готовой к съемке. Как она вообще смотрит на происходящее. Что видят эти огромные, усталые, грустные и как будто все время о чем-то спрашивающие зрителя глаза?

В фильме есть один удивительный эпизод. В квартире Винеров собираются члены его избирательного штаба. Хума тоже присутствует на собрании. Дело происходит вскоре после того, как разразился второй скандал. Разумеется, все взвинчены до предела. Винеровский директор по коммуникациям кричит на своего босса. Как он мог поставить их в такое положение? Почему не предупредил заранее о возможном скандале? Что теперь, по его мнению, она должна делать? Потом она собирается уходить. И тогда Хума озабоченно говорит ей, что у дверей дежурят журналисты с кинокамерами, и поэтому надо «подумать об оптике. Ты должна выглядеть счастливой».

Вот в этом «подумать об оптике», возможно, и заключается ключ к пониманию героев. Эти люди уже давно живут внутри непрекращающегося reality show под вечным оптическим прицелом кинокамер. И им просто не приходит в голову погасить свет, отключить аппаратуру и выйти через заднюю дверь. Им кажется, что бы они ни делали, объектив будет все равно направлен на них. От камеры не спрятаться. Ее невозможно выключить. Она будет работать всегда.