Евгений Майзель встретился с французским режиссером и преподавателем Московской Школы Нового Кино Пьером Леоном, чтобы расспросить его о непростом процессе обучения режиссуре и вреде от системы Станиславского.

Евгений Майзель. Давай начнем с общих ощущений. Какие в целом у тебя сложились впечатления от учебного процесса в МШНК? Что понравилось, что – не очень?

Пьер Леон. Карету мне, карету! – закричал мой внутренний голос, когда я тащил огромный чемодан, увязая в слякоти Белорусского вокзала. Вместо этого меня довезли на машине до моего московского места жительства, и я начал привыкать. Меня встретила студентка и повела поужинать в артплеевскую забегаловку, мягкую и вежливую «Клумбу», где я выпил водки, съел рыбу и куриные котлеты. Тут я понял, что обратной кареты не будет и что придется заняться делом. Так как я вел переговоры с МШНК на расстоянии и переписывался с невероятным количеством незнакомых людей, сменявшихся на посту с поразительной быстротой, я просто не знал, как и с чем меня будут заправлять. С Димой Мамулией, худруком школы, все было понятно: он мне предложил приехать года два назад, но открытие школы затянулось.

Евгений Майзель. Есть ли у тебя версии, почему Мамулия пригласил именно тебя?

Пьер Леон. Не знаю, почему Дима меня пригласил, мне всегда казалось, что у меня нет ни метода, ни четкого понятия о кино. Может быть, его заинтересовало то, что все мои фильмы были сделаны чрезмерно кустарным способом...

Евгений Майзель. Скажи пару слов, почему так сложилось.

Пьер Леон. Так сложилось, конечно, не специально, а просто из-за того, что у меня не получалось выбивать неоходимые средства у продюсеров или помощь у французского Центра кинематографии. Вместе с тем, я никогда не опускал руки, всегда снимал, и ко мне привыкли. Деньги не дают, но привыкли. Когда меня приглашают на фестивали, мои фильмы официально представляют Францию, я хожу на фуршеты и светские вечеринки в консульства, что выгодно всем, кроме меня. К тому же, я не жалуюсь, а после очередного отказа от злости снимаю фильм. Волей-неволей у меня нарос опыт, и я постепенно научился всему понемногу. Наконец, я создал и закрепил команду, с которой мне интересно работать. Все они комики, что большая редкость среди технарей, часто самовлюбленных или окончательно лишенных чувства юмора. У меня технари – лирики.

Пьер Леон на съемках фильма «Идиот». Фото: Stéphane Dussère.

Евгений Майзель. И вот теперь ты делишься этим своим багажом с нашими студентами.

Пьер Леон. Могу ли я что-нибудь передать из этого разношерстного опыта молодым режиссерам? Что-то получается. Я более десяти лет преподаю в Парижской Фемис (La Femis) и вижу, что я полезен. Не всем, конечно, – это невозможно и нежелательно. Снимать фильмы и ходить с друзьями в ресторан – совсем разные вещи. Я предпочитаю ресторан с друзьями, но что поделаешь? Меня тянет к камере. Я не отошел от темы, все отсюда и произошло. Однажды, еще в Париже, Дима мне объяснил, что чуть ли не главной проблемой для начинающих русских режиссеров является работа с актерами. Они: а) отвергают большинство действующих актеров, б) не находят новых, соответствующих их идеям. С первого занятия я почувствовал большое внутреннее беспокойство.

Евгений Майзель. Почему?

Пьер Леон. Студентов было много, и это был первый сюрприз. Я рассчитывал на небольшую группу, чтобы можно было заняться каждым. Мне дали четыре группы, но студенты ходят с перебоями, и трудно построить что-то последовательное. В школе пока нет настоящей технической базы и приходится работать в проблематических (даже для меня) условиях. Первый блин комом, однако это не значит, что тесто не удалось. Студентам первого набора, конечно, нелегко, они все время празднуют новоселье. Я не знаю, что происходит на других курсах, в лабораториях самого Димы, Артура Аристакисяна, Бакура Бакурадзе и Николая Хомерики, мы не сталкиваемся, занятия у нас в разные дни, но мне кажется, что мы достаточно разные, чтобы это было интересным. Тем, кому было со мной скучно, ушли, и правильно сделали, и работа теперь налаживается.

Пьер Леон и Сильвия Тестю (Дарья Алексеевна) на съемках фильма «Идиот». Фото: Stéphane Dussère.

Евгений Майзель. Помню, ты не раз отзывался о вреде, которую несет система Станиславского, впитанная многими поколениями актеров, в том числе и нынешними, молодыми. Не мог бы ты расшифровать, в чем именно, на твой взгляд, состоит этот вред и каким образом ты исцеляешь от него и вообще от загипнотизированности именем Станиславского.

Пьер Леон. Хочу предупредить, что я не теоретик и не специалист. Я исхожу из личного опыта и только из него. В общем, Станиславский тут не причем. Если его внимательно читать, то очевидно, что он сам от себя может отказаться. На то он и искатель, а не догматик. Главный вред приносит Псевдостаниславский. Он решил, что система едина, как мир, и что все ею объясняется. Псевдостаниславский – это создание власти, которой необходим аналитический подход к существованию, чтобы не позволить заметить его синтетическую непригодность. Пока мы разбираем все на части – историю, политику, общество – можно спокойно разрывать людей, физически и морально. Как Эйнштейн (и как Кулешов, чей эффект так успешно был пущен в повседневность), Станиславский дал миру великую формулу. Остальное мы знаем.

Евгений Майзель. К тому же, эта система была предназначена для театра.

Пьер Леон. А в кино она, во всяком случае, неприменима. Аналитический метод прохода до готового спектакля не имеет никакого отношения к кинематографическому процессу, который стремится создать иллюзию временной последовательности, клея ее из разнобойных элементов. Из этой школы вышли замечательные актеры, но потому они и замечательны, что быстро поняли специфику кино. Уверяю, что Шарлотта в «Вишневом Саде» в исполнении гениальной Саввиной на сцене МХАТа ничего общего не имела с ее восхительно-кинематографической Натальей Ильиничной в «Частной жизни» Райзмана.

Ия Саввина в фильме «Частная жизнь» (1982)

Мне даже неинтересно знать, как шла работа с Райзманом, может, они и психорылись, и гонялись за сверхзадачей, но этого, к счастью, не видно. Такой же вред может принести Псевдомейерхольд, или Лжебрехт. Кстати, Мейерхольд мне кажется наиболее близким к проблеме кинематографа. Его идеи ведут к синтезу, к собиранию в целое всех видов искусства, что не так далеко от базеновской теории «нечистого искусства». Но и теории Мейерхольда не должны закрывать нам глаза. Например, для него один из главных недостатков спектакля – разнобой актерского состава. В кино, наоборот, разнобой может дать интересные результаты. Мне кажется, что лучшим методом в кино является отсутствие метода. То есть настоящий прагматизм.

Пьер Леон и Жанна Балибар (Настасья Филипповна) на съемках фильма «Идиот». Фото: Stéphane Dussère.

Евгений Майзель. В чем различие между твоим преподаванием в МШНК и в парижской La Femis, где ты тоже имел педагогический опыт?

Пьер Леон. МШНК – назовем ее Машенька – пока еще небольшая, почти семейная компания. Фемис – богатая школа с внушительным административным, техническим и педагогическим аппаратом. Набирается около 50 студентов, в разные секции: режиссеры, операторы, звукооператоры, монтажеры, сценаристы, скрипты, продюсеры, дистрибюторы, декораторы. У каждой свои преимущества и недостатки. Машенька – хрупкая, неуверенная девушка, с энтузиазмом, с верой в что-то новое, хотя и неизвестно, что это новое есть. Ну прям Нина Заречная. А Фемис – солидное и самовлюбленное учреждение, иногда смелое, но часто неповоротливое и устарелое. Как Фирс.

Пьер Леон на съемках фильма «Идиот». Фото: Stéphane Dussère.

Евгений Майзель. А студенты – насколько отличаются, на твой взгляд, наши и ваши студенты по части профессиональной подготовленности, культурного бэкграунда, вкусовых и культурных предпочтений?

Пьер Леон. Не вижу принципиальных отличий. Вижу общие слабости: плохое знание кино, чрезмерная тяга к пластике, к теории, недопонимание важности звука, трудности в переводе на киноязык художественных замыслов. Неумение передать четко задачу актера, не влезая к нему в душу. Все то, что Эйзенштейн, как мне на днях рассказал Наум Клейман, называл «психоложеством» и «плаституцией». Но я не люблю обобщения. Даней и Бьетт считали, что это пошлость. Я согласен. Каждый студент способен избавиться от этих штампов. Иначе ему в режиссуре делать нечего.