Зара Абдуллаева посетила рижский Артдокфест (Artdocfest - RigaIFF 2015) и написала про три картины – «Грозный блюз» Николы Белуччи, «Аэропорт Донецк» Андрея Ерастова и Шахиды Тулагановой и «Принцип домино» Эльвиры Нивиеры и Петра Росоловски.

Программа Артдокфеста (президент – Виталий Манский) второй раз проходит в рамках Международного рижского кинофестиваля. Это – пролог к московским премьерам Артдока. Показы фильмов сопровождались бурными многолюдными обсуждениями, а также «круглыми столами» (один из них был проведен Даниилом Дондуреем и будет опубликован в журнале «ИК», другой – совместная акция участников фестиваля с радио «Свобода»). Вопросы обсуждались на этих встречах вроде бы тривиальные, универсальные, но в какие-то моменты – сверхактуальные. А именно: может ли быть доккино не пропагандистским?

Фильмы рижской программы Артдока касались главным образом конфликтов национальных. Они же социальные и, разумеется, политические. Наибольший ажиотаж вызвал фильм итальянского режиссера Николы Белуччи «Грозный блюз» (Швейцария, 2015) – история чеченских правозащитниц, но и обычных жителей города с устрашающим именем. В центре этого «блюза» – немолодые, терпеливые женщины, не растерявшие юмор в своей труднейшей жизни и практически подпольной работе. Иначе эту добровольную борьбу за правое дело здесь вести не получается. При всем том эти прекрасные женщины беззастенчиво рассказывают о своей диковинной женской доле, ущемленной семейным деспотизмом.

Портреты Кадырова с Путиным украшают Грозный, как некогда советское пространство декорировали портреты членов Политбюро. Но отличие все-таки есть. К присутствию в городском пейзаже «членов» советские люди были равнодушны. Относились к ним, как к погоде, на которую не уставали жаловаться, но к которой привыкли. Портреты же нынешнего тандема угрожают эхом и дальнего, и недавнего взрыва: «кто не с нами, тот против нас». Транспаранты, обвивающие затихший город, мозолят взгляд и такой «интимной» кричалкой: «Рамзан, спасибо за Грозный».

«Грозный блюз», трейлер

Миролюбивых женщин и город, переживший роковые 90-е, Белуччи снимал с 1994 по 2006 годы, включив в повествование и съемки героинь фильма, запечатлевших разбомбленный, взрывоопасный Грозный. Режиссер отбирал кадры из 800 часов хроники! Память не смыть! «Они же все снесут, а нам нужна история, чтобы не забывать», – говорит смелая чеченка. Ради этой памяти и ради будущего правозащитницы приходят в семьи, в которых сгинули их близкие, и строчат, строчат письма о пропавших детях, сыновьях, мужьях в надежде отыскать их след.

Между тем на улице милая девочка чеканит строки: «Чечня: свобода или смерть». Но также озвучивает поэтическую мечту о том, чтоб «Грозный спал спокойно». Владелец единственного в городе клуба с живой музыкой тоскует, что все уезжают, а он остался «от безвыходности». Хотя теперь должен продавать клуб за долги. В то же самое время он находит чудесно певчую чеченку, которой семья не разрешает выступать по вечерам, и, вдохновленный ее талантом, возбуждается мечтой: «Этот город маленький для нас. Нам нужен Вудсток».

Итальянский режиссер фиксирует «многоэтажный» портрет горожан Грозного. Увечные – одноногие молодые люди играют в футбол. Какая-то женщина доносит в камеру, что готова к теракту вместе с четырьями дочками, – у нее убили мужа, отца, мать, брата. Какая-то старушка, у которой пропал сын, призывает правозащитницу никому не рассказывать о том, что было сказано наедине, между ними. В женской школе разновозрастным чеченкам вменяют уроки истории, разъясняя значение слова «газават» – «священной войны против России». Еще одна женщина уверяет зрителей, что именно перестройка погубила ее «молодость и всю жизнь». А ее реплика «осталась та же тоталитарная система» монтируется с праздником в честь Дня конституции. Но: «у кого есть права, пусть ее читают, у меня прав нет». А духоподъемная демонстрация по поводу знатного события все же есть. Воистину «страх съесть душа».

Но вот случился пожар высотки на центральной площади Грозного – здания, почерневшего от давнишнего возгорания. Комментарий любителя живой музыки трудно не назвать здравомыслящим: «с 94 года горит, все не может сгореть. Живучий. И люди. Выживаем, как можем».

Этот блюз инструментован меланхолией, откровенным, но и затаенным в женских портретах страданием, не отменяющим сопротивление тех, кто обделен домашними радостями, но желает не выживать, а жить не в грозной среде.

«Аэропорт Донецк» Андрея Ерастова и Шахиды Тулагановой (Чехия-США, 2015) – тоже, но совсем иначе сконструированный многофигурный портрет военного конфликта, дислоцированного в конкретной географической точке (трейлер можно посмотреть здесь). Режиссеры объективирют событие: предоставляют голосам из хора «сепаратистов» и «украинских националистов» равноправные сольные партии. Их минирассказы – беспощадные и человеческие – перемежаются кадрами аэропорта: сначала работоспособного, потом – в подробных репортажных съемках – разгромленного, руинированного.

У каждого солиста с «одной и другой стороны» – своя правда, связанная с патриотическим воспитанием, телепропагандой или военным азартом («видел и убивал просто»). Или вдруг с прорывом неожиданной реакции: «было весело». Однако панорамирование по убитым терминалам, развороченным телам погибших – свидетельство еще более мощное, чем признания всякой «твари дрожащей», вдруг почувствовавшей себя суперменшем. Даже таких признаний: «Самое тяжелое, когда видишь, как умирают твои друзья. Стон, хрипы предсмертные. Понимаешь, что эвакуации не будет».

Дальше – тишина. В буквальном смысле этой бессмертной реплики из самой знаменитой трагедии.

«Принцип домино» Эльвиры Нивиеры и Петра Росоловски (Германия-Польша, 2015) – история частная, но ее конфликт разгорячен военными травмами. Ими пропитан, пронизан тягостный и абсурдный образ современной Абхазии. Щепетильные авторы не склонны к эффектам. Безмятежность и тревожность интонации фильма составляют его эмоциональную интригу. Частная история обнажает – ввиду социальных, национальных обстоятельств – бессилие любящих людей. Картина абхазского общества и конкретной семьи ( муж – уже в летах министр спорта; она – беременная русская молодуха), поначалу счастливой, неизбежно распадающейся, – вполне простодушна, но совсем не поверхностная.

«Принцип домино», трейлер

Бедные, но гордые сухумцы не допускают в свой круг инородку. Вымороченный город живет одной спасительной забавой – игрой в домино. Этот гротескный и домашний образ жизни – защита от несносных унижений, с которыми непонятно, как справиться. Разве что не брать на работу жену уважаемого абхазца только потому, что она – чужая. Зато ее дочку от первого брака нежный обходительный муж обучает основам «абхазской духовности» и абхазскому языку. При этом в таких сценах нет ни фальши, ни намека на агрессивность. Здесь, в этом месте, память о войне не выветрилась, а раны не заживают. Пожилой и нашедший вроде личное счастье муж «видит», едучи в машине, себя в военной форме, улицы Сухуми 93-го года, изувеченные трупы, горящие здания. Он помнит, как ему еще тогда казалось, что «проще никогда не будет». А теперь он усвоил, что «нас задавят не войной, а просто мирной жизнью, нас мало, экономики нет, за счет русского рубля живем».

Эта мирная жизнь оборачивается войной внутрисемейной и забытьем, дарованным эффектом домино. Безопасной игрой балуются старики в газетном киоске – «границы закрыты, а домино успокаивает нервы». Для поддержки национального духа здесь устраивают чемпионат мира, упреждая (с помощью военкома) на пресс-конференции, что безопасность в городе будет обеспечена. Свет в зале, где на столиках ползают костяшки домино, конечно, гаснет, но игроков просят оставаться на местах...

Режиссерский взгляд в этом фильме нейтрален, почти бесстрастен. Он наблюдает странную, одновременно привычную повседневность, где люди играют в домино – «только обедают, а в это время разбиваются их жизни».