Одна из самых ожидаемых картин на проходящем сейчас в Риме международном кинофестивале – «Вечное возращение» Киры Муратовой. Накануне мировой премьеры фильма специальный корреспондент ИК и автор книги о Муратовой Зара Абдуллаева делится подробностями. Полностью текст о «Вечном возращении» будет опубликован в ближайшем номере журнала.

Реплику, вынесенную в заголовок, повторяет в новом фильме Муратовой героиня, к которой является командировочный. Жанр «Вечного возращения» – кинопробы. Но об этом зрители узнают не сразу. Хотя подвох чувствуют с самого начала: одну и ту же женщину, одного и того же мужчину играют разные актеры.

Кира Муратова сняла авангардное кино, смелое и хулиганское. Причем не только потому, скажем, что Олег Табаков – один из Сергеевых, заходит к своей бывшей сокурснице (в этом эпизоде к Алле Демидовой) в длинноволосом парике, «прикалываясь» в образе хиппи, к которому никакого отношения не имеет. Хулиганство режиссера – в отношении к содержанию эпизода, который варьируется разными актрисами-актерами, зеркалится в их дуэтах и становится – при схожести ситуации, реплик – себе не равным.

Муратова демонстрирует совершенно новый для себя тип или род развития фильма. При этом не изменяет своему пристрастию к рефренам. К философии этого приема, доведенного здесь до головокружения. Гротескного, безысходного, смешливого и потому освободительного.

Сергеев приходит к давней знакомой за советом: что ему делать, если он влюбился в Людмилу, но не разлюбил свою жену Люсю. В анекдотическую ситуацию, которую наигрывают, пробуют актеры, подложена горькая пилюля. Она – лекарство от симптоматичных – зависимых отношений всякого режиссера с продюсерами, инвесторами, над которыми Муратова тоже измывается и, таким образом, с ними примиряется. Потому что видит этих продюсеров, инвесторов насквозь.

Она врезает в «Вечное возвращение» несколько сцен с продюсером (Антон Муратов), который смотрит материал кинопроб незавершенного (режиссер погиб) проекта с потенциальным инвестором-сахарозаводчиком (Леонид Кушнир). Теперь продюсеру надо разыграть этого простака и срежиссировать водевильную сцену обмишуривания сахарного лоха, в которой сыграет другой «инвестор» (Олег Кохан). Однако вся эта интрига будет закрючкована ближе к финалу. Зрителям же предстоит удовольствие наблюдать, как актерское существо или естество меняет смыслы одной и той же сцены, как возбуждается/остужается женское начало актрис и мужское – актеров.

Анекдот Муратова обостряет до фарса, убивая при этом оба этих жанра, поскольку командировочный – личность неизвестная. «Ты, собственно, кто? Олег или Юра? У тебя был брат на параллельном курсе», – повторяют актрисы в разных кинопробах одной сцены. Муратова впрыскивает в комедийную мелодраму (или мелодраматическую комедию, где каждая актриса напевает романс, путая слова) тему двойников, близнецов и вообще всякой двойственности. И запускает в черно-белый материал, снятый «другим» режиссером, то есть закадровым персонажем, собственный вирус.

Первая часть «Астенического синдрома» была «чужим» фильмом, который смотрел герой фильма муратовского. Первая часть картины «Два в одном» была спектаклем провинциального театра, который снимала Муратова, а во второй части наблюдала за актерами этого представления, ставшими персонажами ее собственного кино. Кинопробы в фильме «Вечное возвращение» «сняты» (по сюжету) не ею, но она таким образом объясняется в любви к кино, актерам, исследует единство разнообразия и различия в однообразной сцене, реплике, мизансцене.

Удивительно, как чуткость партнеров идет рука об руку с их бестактностью, замешательство с настырностью, один эгоизм с другим и т.д. Обертоны характеров представлены в каскаде ролей «не смонтированного» многожанрового балагана, из которого легко выпростать (если «деньги найдутся») совсем не похожие фильмы.

Муратова демонстрирует артиллерийскую мощь, сарказмы, трепетность, идиотизм актерского парада-алле. Провоцирует на бесшабашность или зажатость галерею чудаков, му…ков, дамочек, распустех и деловитых женщин, простушек-хохотушек, завлекательных примадонн, оригиналок и т.д.

Движение этого фильма напоминает ритм «Болеро» Равеля. Вроде Муратова настаивает на одной ноте, вроде в каждом эпизоде «трещит» одна и та же пластинка. Вариативность нот – актерских бенефисов в одном, по-разному декорированном интерьере, загаженном ремонтом, украшенном ковром с оленями или балетной пачкой, привязанной к потолку, заставленном банками с вареньем, очищенном от бытовых перегрузок, но и с неизменной картиной «Привидение в кресле», – создает внутреннее крещендо фильма. Все участники кинопроб – тоже «привидения», тени на экране, без которых жить было бы гораздо несноснее, причем не только режиссерам, продюсерам, инвесторам. Один из них захотел купить картину «Привидение в кресле». Но ему объяснили, что реквизит продается только после окончания съемок. Этот же сахарный король предложил после просмотра материала попробовать «первую женщину с третьим мужчиной или вторую – с пятым», хотя после смерти режиссера непонятно, под кого деньги давать. Одно дело – «неудача гения», она хотя бы может киноманов заинтересовать, а другое – неудача неизвестно кого. Но тут подвернулась – вошла в кинозал – сценаристка, подвернувшая ногу, сломавшая каблук, и старик, потенциальный инвестор, удалились с молоденькой писакой то ли в буфет, то ли в обувную мастерскую, то ли в обувной магазин. Не новый, хотя в нем есть «милота», прием «кино и жизнь» (о котором догадался «непрофессионал»-сахарозаводчик, увидев на экране актрису Бузько после кинопроб) оказался в фильме Муратовой не условным, не фантомным, а вызволенным ею из анекдота, из чужого материала, «пошлого или вульгарного» – так тусклый жалкий командировочный унизил песенку, которую напевали его партнерши.

Каждая роль, каждый образ огранены тут чарующей глумливостью. А если воспользоваться пушкинской речью, то муратовской артистичной гульливостью.