На экраны вышла фантастическая мелодрама Спайка Джонза «Она» о писателе, влюбившемся в компьютерную программу с функционалом «идеальной женщины». О сюжете, разыгранном Хоакином Фениксом и Скарлетт Йоханссон, – Нина Цыркун.

Скандал вокруг новой картины Спайка Джонза не закрутился бы, если «Она» (Her) не получила бы пять номинаций на «Оскар» и звание лучшего фильма 2013 года, выданного Национальным советом критиков США. Спайку Джонзу вчинили иск за кражу сценария к этому фильму – будто бы он воспользовался текстом, представленным в агентство, с которым он сотрудничает, как и истцы. Суд, конечно, разберется, но на мой взгляд, Джонза можно было бы с таким же успехом обвинить в том, что он украл идею у разработчиков операционной системы Siri– специального приложения для гаджетов, понимающего речь пользователя и отвечающего советами на его вопросы. Еще можно упрекнуть Джонза-сценариста в том, что идею он заимствовал из фильма Эндрю Никкола «Симона» – про то, как кинорежиссер создал для своих нужд оцифрованную кинозвезду по программе «Симуляция 1». В общем, эта логика заведет нас далеко. К примеру, не превратись за давностью лет «Сирано де Бержерак» в public domain, можно было бы обвинить Джонза в плагиате на том основании, что его главный герой, Теодор Тумбли, зарабатывает на жизнь сочинением писем от лица других людей. А еще, как в «Ромео и Джульетте», он сначала любил одну, а потом другую. Найти повод прищучить Джонза так же просто, как и любого другого автора в эпоху, когда все уже сказано. Главное – то, как Джонз утилизировал затравочное зернышко, что из него вырастил. А он написал сценарий и снял кино о любви и сопутствующих обстоятельствах, взяв идею из воздуха.

«Она»

Перемещать действие в будущее, хоть и недалекое, было необязательно. Футуристичны здесь, пожалуй, лишь странноватый покрой брюк Теодора (Хоакин Феникс) да Лос-Анджелес, снятый в основном в Шанхае; все прочее выглядит как самая что ни на есть сегодняшняя действительность, разве что снятая в некоем розоватом флере. Мужчина получает подарок, о котором можно только мечтать – идеальную женщину, рожденную операционной системой OS1. Эта женщина по имени Саманта чрезвычайно умна (способна прочитать умную книгу за две сотых секунды); хозяйственна (первым делом наводит порядок в его электронной почте); прагматична (устраивает его карьеру); внимательна (подбирает секс-партнершу) и к тому же не мелькает перед глазами. Настоящая современная Ева, созданная не только из интеллекта несметного числа разработчиков, но и из «ребра» (индивидуальности) пользователя – самого Теодора. С ней можно гулять (сунув в ухо микрофон), ложиться в постель и, что существенно, в любой момент отключить. Беда лишь в том, что она и сама может отключиться.

«Она»

В российской дублированной версии эта история любви с типичными наполнителями эйфории-подозрительности-ревности-отчаяния неожиданно усложнилась. Дело в том, что в оригинале за невидимую Саманту говорит легко представимая соблазнительная Скарлетт Йоханссон, и англо-американскому зрителю легко понять Теодора, влюбившегося в эту мнимую невидимку. А у нас с экрана вещает анонимный персонаж. Но если голос источника незнаком, а сам этот источник мы не видим, то включается тонкий механизм акузматики. Акузматиками назывались члены пифагорейской секты, у которых был обычай слушать учителя из-за скрывающей его занавеси. Объяснялся этот ритуал тем, что вид говорящего якобы извращает смысл произносимых им слов. Слыша голос незримого, мы вольны представлять его каким угодно (в зависимости, конечно, от тембра, модуляций и прочих нюансов) – великим и ужасным или дружелюбным и прекрасным. Акузметр обладает (или наделяется) магической силой, способен всюду быть, все видеть, все знать, все мочь. Иначе говоря, это воплощение вездесущности, всевидения, всезнания, всемогущества. Главное (особенно в случае с Теодором) – это возможность вообразить себе именно то (ту), что хочешь. Вообще-то считается, что акузметр – источник дисгармонии, напряжения; но его можно дезактивировать-дезакуматизировать; чаще всего такое происходит в столкновении этого персонафицированного всемогущества с наивной простотой. Такую, в общем-то святую простоту (как говорится, против амплуа) и играет Хоакин Феникс с наивным открытым взглядом и заторможенной походкой.

«Она»

Его Теодор также неразличим, невидим в городской толпе, как и виртуальная Саманта. Но она, в отличие от него, ни в ком не нуждается, парит свободно, мир чаруя. А он, вочеловеченное дитя неизжитого прошлого, дозарезу желает притулиться к кому-то, кто умнее, сильнее, могущественней, слиться с ним, раствориться в нем, придав некий образ и подобие собственному бытию. И слышать, как возлюбленный некто шепчет в ухо: «Можно, я буду наблюдать за тобой, пока ты спишь?»