Иван Чувиляев посмотрел «олимпийский» фильм Сергея Мирошиченко и рассказывает о том, как режиссер справился с коварным форматом, сравнивая результат с аналогичными спортивными проектами великих предшественников.

Есть такой статус — официальный фильм Олимпиады. Олимпийский комитет заказывает режиссеру из страны, где игры проходят, их хронику. Предельно, так сказать, беллетризованную — от картины не требуется сухой фиксации рекордов и побед; она должна представлять собой киноэссе об идее Олимпиады в целом, художественную рефлексию.

Идея отличная, но есть один подвох. Производство фильма все-таки требует времени, и солидного. Картина появляется, когда страсти улеглись, о медалистах позабыли, эйфория уже позади. И становится не частью «культурной программы», а попыткой осмыслить Олимпиаду как событие в истории, постфактум. В этот капкан уже попадали те, чьи олимпийские фильмы снимались в поворотные для истории моменты. Лени Риффеншталь с «Олимпией», созданной накануне самой страшной войны. Клод Лелуш с «Тринадцатью днями во Франции» 1968 года, документировавший игры за пару месяцев до «Красного мая». В тот же капкан попал автор олимпийского фильма 2014 года Сергей Мирошниченко.

Ничьей вины в этом нет. Мирошниченко — мегаломан и перфекционист, он ставит планку настолько высоко, что для реализации замысла требуются немыслимые усилия и ресурсы. Каждый, кто пойдет на «Кольца мира» в кино — а они выходят в широкий прокат — невольно будет сравнивать время, схваченное камерой, и время, окружающее зрителя. И дивиться тому, насколько они отличаются.

«Кольца мира»

Дистанция эта наверняка вызовет недоверие у «целевой аудитории» – тех, кто Мирошниченко знает, зрителей «Рожденных в СССР», великой без преувеличения саги о гибели империи. Они естественно в нынешних обстоятельствах решат, узнав о существовании «Колец» (я, во всяком случае, так решил), что это «заказуха», дешевая державная халтура, недостойная мастера.

Нет, не халтура. «Кольца» вполне сопоставимы с «Рожденными». Хотя бы по уровню той самой «планки»: Мирошниченко документирует не церемонии и «течение жизни», а как таковые соревнования. Но с ракурса, с которого их не показывают телетрансляции и репортажи: с максимальным приближением и стопроцентным погружением. Давно ясно, что одна и та же камера в руках профессионального документалиста и телеоператора работают совершенно по-разному, но в «Кольцах» простейший прием — смена ракурса — срабатывает, как шоковая терапия. Мирошниченко показывает спорт не как зрелище, а как испытание; глазами не зрителя, а участника соревнований. А также ушами — звуковая партитура тут прописана до малейших деталей, коньки скрежещут как жернова мельниц, а лыжи свистят по снегу так, что уши закладывает.

 «Кольца мира»

Мирошниченко в «Кольцах» делает примерно то же, что в свое время делал Сокуров в «Терпении труде». Там тоже была заказуха — реклама ленинградской школы фигурного катания, которую от щедрот отстегнули в качестве халтуры опальному режиссеру. В итоге рекламу спрятали подальше — она растянулась на двадцатиминутный эротизированный фильм о насилии над детским телом, из которого выплавляют какой-то универсальный инструмент. Ровно о том же «Кольца», но другими средствами. Сокуров — интроверт, он смотрит и фиксирует. Для Мирошниченко, экстраверта по натуре, куда важнее контакст с героем, из диалога с которым фильм складывается. То, что в «Терпении труде» создается только изобразительными средствами, в «Кольцах» достигается владением искусством исповеди.

Сразу надо успокоить тех, у кого все же есть сомнения в лапотности и заказушности «Колец»: среди героев почти нет наших соотечественников, за очень редкими исключениями. А те, что есть — ну, как бы помягче выразиться.... Есть Виктор Ан, не говорящий по-русски кореец, чемпион по бегу на коньках. Есть Юрий Подладчиков, русскоговорящий швейцарец, обладатель золотой медали в соревнованиях по сноуборду. Есть родившаяся в Сибири, но живущая в Белоруссии и выступающая за эту страну Дарья Домрачева. Есть, наконец, Евгений Плющенко — но он сразу выпадает из контекста, смотрится как gueststar. И ясно, зачем он нужен Мирошниченко. Главная тема фильма - физические ощущения спортсмена и, в первую очередь, боль. Каждый о ней говорит искренне. Плющенко, выходящий на лед в своем некондиционном возрасте, после травм и операции, нужен риторически — как еще одно доказательство простейшего уравнения спорт+спортсмен=боль.

Но важно здесь, конечно, не само уравнение, а то, как оно развивается. В драматургии «Колец» весь перфекционизм Мирошниченко как раз на виду. Он метит прямиком в жанр визуальной симфонии, то ли Годфри Реджио, то ли Вертова. Усердно конструирует образы, играет с ними. Начинаются «Кольца» с полета — спортсмены, соревнующиеся в прыжках с трамплина, упиваются чувством свободы, которое им дарит спорт. Но с каждым следующим эпизодом образы свободы — бега, скорости, полета, победы — вытесняются образами боли, страдания, проигрыша.

Визуальная партитура «Колец» складывается из предельно жесткого инструментария. Эротизм, которого тут очень много — для фильма с меткой 6+, конечно: ляжки, бедра, напряженные мышцы, обтянутые трусами зады; эффектно выданная уже на титрах обнаженная натура спортсмена, отсылающая к той же Риффеншталь и «Олимпии». Физиологизм — камера старательно фиксирует пот на лбу бегуна; слюну, капающую у него изо рта; тошноту, накрывающую, когда марафон окончен (короткий, но невероятно емкий план фигуры олимпийца, склоняющегося над поднесенным вовремя ведром).

Ритм, даже интонацию фильма создает музыка Ильи Демуцкого, обладателя недавней «Золотой маски» за балет «Герой нашего времени». Жирно оркестрованная, порой даже попсовая и слащавая музыка ревет здесь непрестанно. Но чем дальше, тем меньше в ней красот и мелодизмов, тем больше жути и атмосферы. Демуцкий и музыку строит вполне по монтажному принципу — на цитатах, параллелях, отсылках, рифмах. Мирошниченко кинематографичность музыки только подчеркивает — все существование на экране Виктора Ана сопровождается вариациями на тему вальса «На сопках Манчжурии», главного произведения о России и Востоке вообще. Виды гор, «кавказские» склейки озвучены ясно читающейся темой из главной же «кавказской» песни, «Ойся ты ойся, ты меня не бойся» («Ойся», если что, это чеченец). Мирошниченко и сам упивается рифмами и сопоставлениями: монтирует ноги пляшущих ряженых из Олимпийской деревни со скользящими по льду коньками. Разговор о женщине и спорте — видами кухонь в олимпийских столовках: китайский турист опасливо нюхает котлету по-киевски, бородатый хипстер инстаграмит коробку сока «Добрый», пока за кадром биатлонист-аксакал Бьорндаллен разглагольствует о возможностях мужского и женского тел.

«Кольца мира»

Если искать какое-то одно, самое выразительное качество «Колец», то, наверное, это будет структурированность. Конструкции фильма, партитуре подчинено все. Естественно, и герои тоже. Говорят они не только ведь о боли. Примерно обо всем: о спорте как политике — категорично, отрицательно (уф, точно не заказуха). О феминизме — взвешенно, чтобы не обидеть европейских интеллектуалов. О прессе и ее роли в судьбах спортсменов — как ломает их жизни, как выставляет напоказ то, что должно быть скрыто. Из всего наговоренного на камеру можно составить многотомную энциклопедию «Мир глазами спортсменов».

Примерно такой энциклопедией — только «Спорт глазами Мирошниченко» — становятся в итоге «Кольца мира». Вроде бы сравнивать хоть какие-то движущиеся картинки с «Человеком с киноаппаратом» давно уже стало моветоном, но никуда не денешься. Мегаломан, как и было сказано: фантастическим образом, в совсем не резиновую структуру «олимпийского фильма», нужного для галочки и отчетности, Мирошниченко вмещает вообще все, что он может сказать и показать о боли и зрелищах, о спорте вообще. Объяснить, как у него это удается, наверняка не получится ни мастерством, ни чувством формы, ни перфекционизмом. Просто так вышло, что талант режиссера проявился вот здесь, в заказухе от МОК и телеканалов. Бывает.