Впечатлениями от 31-го международного кинофестиваля в Турине, прошедшего в ноябре минувшего года, делится Ася Колодижнер.

«Я устала от депрессивного кино», – сказала Эмануэла Мартини, главный идеолог и программный директор Туринского кинофестиваля. И впрямь, даже беглый взгляд на программу Турина-2013 позволял сделать однозначный вывод: эсхатологии и нестрашной евро-чернухи стало куда меньше, чем в былые годы. Похоже, маятник, чуть задержавшись в крайней точке предельного авторского субъективизма, пошел вспять, и теперь настало время чистых жанров. Надолго ли – неизвестно, но ясно то, что горизонтальному кино с его бескомпромиссным принципом «правда и ничего, кроме», придется подождать, пока начнется реверс. Отчасти причиной таких перемен стала реакция на массовый наплыв кинолюбителей с мобильными телефонами, мини-камерами и прочими карманными гаджетами. У французов вдруг проснулся интерес к мелодраме, у австрийцев – к психоделическому хоррору, а американцы взялись за старый добрый вестерн.

«Две осени, три зимы» (2 Automnes 3 Hivers) француза Себастьяна Бетбедера, может быть, не столь рафинированная мелодрама, как «Другая жизнь» его модного соотечественника Эмманюэля Муре, но и здесь режиссер с упоением плещется в волнах новейшего сентиментализма. Молодые люди из просвещенного сословия – Арман (Венсан Макейн) и Бенжамен (Бастьен Буллон) – оказываются по разным причинам на пороге смерти. Арман заступается за незнакомку в темной подворотне и получает удар ножом. Конечно же – это начало большой любви. Амели (Мод Уайлер) и Арман, как и полагается настоящим романтикам, много путешествуют, беседуют о фильме Робера Брессона «Четыре ночи мечтателя», о «Саламандре» Алана Таннера, о картинах Эдварда Мунка. Но тут с Бенжаменом случается удар раннего инсульта, и хотя он быстро восстанавливается, пытливые врачи для проверки состояния больного спрашивают имя действующего президента (Саркози), и вот незадача – Бенжамен решительно не помнит, о ком идет речь. Это единственное, что наотрез отказывается воспроизвести его память: подсознание хипстера не хранит такие «глупости», как политика. Главное, что рядом есть любимая (Полин Этьен) и настоящий друг Арман, он же рассказчик. Обаятельнейший Арман на сверхкрупном плане – прямо как ведущий CNN, пристально и томно глядя в камеру, рассказывает зрителям эту трогательную историю, поделенную на главки. Накал чувств, крутизна сюжетных поворотов, Арман-резонер – все – как в настоящем романтическом кино.

«Две осени, три зимы»

А вот американский фильм «Дитя Бога – C.O.G.» (C.O.G.) Кила Патрика Альвареса, классический роман воспитания. Сценарий написан по книге Дэвида Седариса – писателя, музыканта, телеведущего. Дэвид (Джонатан Грофф) отправляется в сельскую местность, где надеется познать себя, подрабатывая сбором яблок на ферме. По дороге читает Диккенса и учит японский язык. Случайно знакомится с проповедником (Дэнис О’Хейр) и становится членом общины, но когда тайны бытия почти разгадана, выясняется, что учитель – просто примитивный шарлатан.

«Дитя Бога – C.O.G.»

Псевдо-учитель – ключевой герой еще одной весьма симптоматичной американской картины «Сладкая водица» (Sweetwater) Логана и Ноа Миллеров. Сара (Дженюари Джонс) и Мигель (Эдуардо Норьега) пытаются осваивать пустынные земли в Нью-Мехико. Уже сама фактура этой картины моментально перемещает нас на очень долго пустовавшую территорию американского вестерна. Зло олицетворяет квазирелигиозная община проповедника-многоженца (Джейсон Айсек). Мигеля убивают, дабы сладострастец беспрепятственно овладел прекрасной Сарой. Овдовев, Сара становится на тропу войны. Она решает очистить Нью-Мехико не только от сатанинской секты, но и от всех встреченных ею прежде рабов блуда и вожделения. И, словно для того, чтобы усилить жанровое великолепие фильма, она наряжается в новое лиловое платье, шляпку в тон, а кружевной зонтик помогает ей еще эффектней совершить подвиг возмездия. Так у нас на глазах вершится победа стиля над серыми буднями. Подобная феминизация вестерна только прибавляет фильму сюжетной энергии, ангажирует дополнительное зрительское сопереживание, хотя искушенный киноман, разумеется, способен расслышать в «Сладкой водице» нотки неизбежной иронии.

«Сладкая водица»

Не осталась в стороне от жанровых поисков и картина «Метеостанция» (Blutgletscher) австрийца Марвина Крена, которая с удивительной для австрийского кино легкостью демонстрирует нам возможности современного экологического триллера – столь же мрачного, сколь и смешного. Ситуация почти по Булгакову – таяние льда на альпийских вершинах таит в себе опасность возникновения мутирующих клеток, проникающих в человеческий организм. «Роковые яйца», наводящие ужас на научных работников, стремительно размножаясь, угрожают всему человечеству. Крен мастерит картину по новейшим голливудским стандартам: компьютерная анимация способна оживить почти булгаковскую фантазию, которая заставляет зрителя и вжиматься в кресло от животного страха, и хохотать одновременно. Непутевым и инфантильным ученым приходит на помощь седовласая коренастая особа – министр по науке (Бригитта Крен). Она самоотверженно врывается в эпицентр разыгравшейся фантасмагории – почти как Ангела Меркель, спасающая железной хваткой Грецию от финансового кризиса. Сверло отбойного молотка в руках фрау министра впивается в глазницу самого страшного из мутантов, а мы, взирая на залитый кровью экран, радостно потираем руки.

«Метеостанция»

Эти картины выглядели в Турине особенно заметно, потому что в них накопилась энергия активно мутирующих жанров, которые вливают адреналин в чахлые авторские штудии, очень часто зацикленные на идее самосозерцания и отрицающие активное присутствие зрителя.

В итоге кажутся менее радикальными, более привычными, с точки зрения чисто фестивальной конъюнктуры, фильмы, ставшие победителями. Они, по правде говоря, главный успех (в отличие от вышеупомянутых картин) снискали чуть раньше – на фестивале в Сан-Себастьяне. Это «Плохие волосы» (Pelo Malo) и «Клаб Сэндвич» (Club Sándwich) – наитипичнейшие образцы офф-бюджетного латиноамериканского кино, то тут, то там пленяющего и по сей день жюри разных фестивалей своей бескомпромиссной, программной простотой. В обоих случаях действие даже не пытается выходить за рамки локальных семейных историй, сюжеты не стесняются своего рода «робости» – никаких особенных поступков, лишь размышления частного человека о частном.

«Плохие волосы»

Даже порой думаешь: а надо ли было вообще рассказывать всему миру о том, о чем повествует, предположим, картина венесуэльского режиссера Марианы Рондон «Плохие волосы»? Подумаешь, сюжет! – у девятилетнего мальчика вьющиеся волосы. Роскошные, на латиноамериканский манер пышные, но – вьющиеся! А вот у звезды телешоу, на которого девятилетний Эль Джефе смотрит с восторгом, – прямые. Как тут не взгрустнуть? К каким только методам ни прибегает юный страдалец, мечтающий выйти на сцену и исполнить на детском музыкальном конкурсе свой коронный номер! Нечасто Мариане Рондон удается вызвать в зале эмоции, выходящие за границы чистого умиления, но такого рода «розовый» ювенильный неореализм, как правило, эксплуатирующий бедняцкую безбытную фактуру, – еще один модный фестивальный тренд.

Милейший, наискромнейший «Клаб Сэндвич» – из того же ряда. Мексиканец Фернандо Эймбке – более опытный режиссер, сознательно не отказывающийся от своего минималистского стиля, который сделал успешным его дебют в Берлине – фильм «Озеро Тахо». Два-три дня каникул, проведенные с мамой в одном душном номере во второразрядной гостинице, кажутся юному герою этого фильма вечностью. Подростка начинают одолевать пубертатные фантазмы, не дающие спокойно спать по ночам. Бедолаге трудно безучастно наблюдать, как в бассейн картинно погружается его куда более смелая ровесница, которую ее мамаша обрекла на такие же пытки.

«Клаб Сэндвич»

Собственно, этим и исчерпываются все микродрамы фильма «Клуб Сэндвич», сплавляемые в неприхотливый камерный портрет этой семьи – психологически безупречный и, что называется, без искусственных добавок и красителей. Полный мягкой иронии, лишенный ускорителей сюжета, памятный каждой деталью, каждым сюжетным движением, хотя и деталей, и поворотов в фильме – как светофоров в захолустном мексиканском городке – один и обчелся. Но Эймбке честно соблюдает правила своего кинематографического «перехода через улицу» и пропускает на положенный ей зеленый свет одинокую машину, затерявшуюся на провинциальных перекрестках.