В четвертом и заключительном венецианском репортаже Зары Абдуллаевой – «Женщина, которая ушла» Лава Диаса, «Рай» Андрея Кончаловского, «Последний из нас» Ала Эддина Слима и другие лауреаты главного конкурсной программы и не только ее.

Унылый конкурс, захваченный безрадостным мейнстримом, не помешал жюри оценить венецианское предложение более или менее разумно. «Золотой лев», выданный фильму Лав Диаса «Женщина, которая ушла», – решение бесспорное. На сей раз кумир киноманов снял кино покороче: вместо обычных шести-семи часов оно длится три с половиной. Как положено кинороману, вдохновленному рассказом Толстого «Бог правду видит, да не скоро скажет». Первое удивление – никакого экзотизма и фестивального занудства, вообще-то свойственных, если честно, Диасу. Второе – благородная, почти минималистская режиссура. Третье – утонченность. Она касается киногении, мизансцен, способа рассказа о героине, отсидевшей в тюрьме за несовершенное убийство тридцать лет, решающий на воле отомстить обидчику, но избежавшей возмездия. Для этого нашелся другой, более эксцентричный персонаж. Кажется, что Диас успокоился и не стремится больше во что бы то ни стало приручить к арту зрителей, ослепленных эффектами рыночной продукции. Сюжет о преступлении и наказании он внедряет в реальность 90-х, когда, по словам режиссера, Филиппины стали чемпионами в похищении детей. Блуждания героини его фильма в поисках пропавшего сына и глухой ужас повседневности – вот что более волнует режиссера, по ходу дела расправляющегося и с фабульными перипетиями. Лав Диас повзрослел, жил в Венеции в коммуналке, предпочтя ее гостинице, и заставил подумать, что его влечение к Толстому не исчерпывается кинематографическими сюжетами.

Приз «за лучшую мужскую роль» заслужил Оскар Мартинес, сыгравший мягко и дерзко писателя-нобелиата в аргентинском «Почетном гражданине» (о нем я писала), достойный и награды за сценарий. В нем язвительно представлены провинциальные нравы местечка, где вырос и откуда черпает сюжеты протагонист-космополит, проживающий в Европе. Однако жюри предпочло сценарий Ноа Оппенхайма, разобравшегося в «Джеки» Пабло Ларрайна с разработкой легендарного образа Жаклин Кеннеди, сформировавшегося после смерти ее мужа. Прежде чилийский селебрити в основном препарировал последствия диктаторского режима Пиночета. Но Аронофски, посмотрев на Берлинале его «Клуб» о педофилах-католиках, пригласил чилийца в англоязычный проект. В нем воскрешаются несколько дней овдовевшей Джеки, за которые она, сгруппировавшись, придумала себе и своим детям грядущие образы, стиль, маневры поведения с журналистами, военными, родственниками.

Приз Мастроянни получают на Мостре молодые обещающие актеры. В этом году жюри выбрало Паулу Беер в фильме Франсуа Озона «Франц», подтвердив приоритет немецкой актерской школы в нынешнем драматическом театре и кино. Беер сыграла вдову убитого на Первой мировой солдата, смиренно живущую с его безутешными родителями и каждодневно ухаживающую за могилой милого Франца. Тщательная мелодрама Озона вступает в диалог с ее первоисточниками (пьесой Ростана, фильмом Любича «Недопетая колыбельная»). Так что Беер имела все возможности раскрыть свой талант в диапазоне от сдержанности, скорбной чувствительности до пробуждения женских порывов и нежданных унижений.

«Франц», режиссер Франсуа Озон

Кубок Вольпи «За режиссуру» поделили Амат Эскаланте с Андреем Кончаловским. Про мексиканский «Дикий район» (в английском переводе «Неукрощенная») я уже рассказывала: фильм эпатажный, но малоинтересный, привлек, видимо, жюри своей одиозностью. Подобных попыток, пусть псевдооригинальных, в конкурсе вовсе не ночевало.

Андрей Кончаловский задумал «Рай» как оммаж русским женщинам из первой волны эмиграции, спасавших еврейских детей во время Второй мировой. Как воздаяние их жертвенности, о которой подзабыли, а кто-то в Европе, возможно, вовсе не знал. Этот международный проект – фильм идет на трех языках – включает российское кино в европейский контекст и (в отличие от сложносочиненного фильма Александра Миндадзе) находит отклик у жюри и публики. При этом Кончаловский заинтересован и в эксперименте. Он снимает трех главных героев (после жизни) – французского коллаборациониста, романтика-нациста, русскую праведницу – на допросе, который разрывается их воспоминаниями. На самом деле этот допрос, инициированный закадровым голосом режиссером/демиургом, является кинопробами. А главное – признанием в любви к кино, к его «новоязу» и мифологии, свету и тени (оператора Александра Симонова отметила едва ли не вся иностранная пресса). Пропуск в «рай» – это допуск в фильмическую канцелярию. Но в нее не попасть, не разобравшись с киноклише и национальными культурными кодами.

«Рай», режиссер Андрей Кончаловский

Едва ли не главный приз Мостры – «Лев будущего» – присуждается за дебют. Этот «лев» достался игровому фильму «Последний из нас» (из лучшей, самой продуманной программы фестиваля «Неделя критики») тунисского режиссера, видеоартиста, документалиста Ала Эддина Слима. Его немой, непретенциозный опус с безупречным саундтреком интерпретирует зачастую конъюнктурную тему беженцев. Но теперь на экране не эксплуатация, а медитация, от которой трудно оторвать глаз и слух.

«Последний из нас», режиссер Ал Эддин Слим. Трейлер

Герой, обозначенный в титрах буквой N, – назовем его Никто, Некто или Неизвестный – отправляется по весям, городам, пустыне к морю, надеясь, надо полагать, добраться до Европы. Побыв бомжем, украв лодку, он тонет и оказывается в отнюдь не сумрачном, а загадочном лесу. Там его приключение обретает иной стилистический поэтический эстетический режим, разрешая «вопрос о беженцах» растворением «последнего из них, из нас» в природе. Кинематографическая и социальная полноценность этого дебюта отменяет (или закрывает) заезженные трактовки странников поневоле.