На XII фестивале военно-патриотического кино «Волоколамский рубеж», открывшемся наутро после исламистских терактов в Париже, царило понимание высшей ценности человеческой жизни и мирного сосуществования народов. Евгений Майзель написал о трех фильмах-лауреатах: «Небесном кочевье» Мирлана Абдыкалыкова, «Непобежденном гарнизоне» Игоря Калядина и «Последнем походе барона» Дарьи Хреновой.

Для человека сугубо гражданского и скорее пацифистских, чем милитаристских, взглядов посещение военно-патриотических собраний сродни экстремальному туризму или развед-десанту глубоко в тыл врага. То и другое суть нешуточная игра с огнем, поскольку быть вычисленным и разоблаченным на чужом празднике жизни – не самое желанное из ощущений. Тем не менее, еще год назад, когда автору этих строк впервые довелось побывать в этом старинном русском городе (чтобы представить, по просьбе ее автора, картину «Ленинград»), он, то есть я, с приятным удивлением обнаружил, что суровость названия и тематика местного фестиваля вовсе не передалась его атмосфере – мирной, домашней, гостеприимной, с участниками, не заряженными на поиск врагов или профессиональную ненависть ко всему живому. Еще более удивительно и радостно было обнаружить, что и в этом году «Волоколамский рубеж» невозмутимо сохранил свой человеколюбивый настрой и неказарменную интонацию, несмотря на, казалось бы, многочисленные «объективные» и конъюнктурные поводы побряцать оружием и поразмахивать флагами.

Словно подыграв этому настроению – или объективно отразив его – жюри под руководством Кирилла Разлогова присудило Гран-при, пожалуй, самой мирной и «гражданской» картине игрового конкурса – «Небесному кочевью» кыргызстанского режиссера Мирлана Абдыкалыкова, объединившему зарисовку из жизни семьи горных кочевников с мелодраматической любовной историей между двумя одинокими взрослыми людьми, молчаливыми и деликатными. Литературным аналогом этой ленты служит, пожалуй, лирическая повесть советского писателя-почвенника (аналогию следует понимать как безоценочную), а ее тихий и задумчивый настрой с участием вежливых героев-интровертов составил разительный контраст большинству остальных номинантов с их грохочущими орудиями и солдатами, навсегда уходящими в атаку.

«Небесное кочевье», трейлер

В документальной секции тоже бушевали страсти военного времени, но – в успокаивающей дымке архивно-розыскных и общеобразовательных мероприятий. К этим двум направлениям, в первую очередь – образовательному, следует отнести взявший главный приз тщательный, дотошный российско-польский «Непобежденный гарнизон» документалиста Игоря Калядина (телеканал «Культура») о легендарной крепости Осовец.

«Непобежденный гарнизон»

Ставший местом ожесточеннейших боев между Германией и Россией в годы Первой мировой, памятником героизма русской армии и тем самым местом, откуда была совершена знаменитая «атака мертвецов» (полуживых солдат, отравленных газом), Осовец действительно заслуживает внимания и сценаристов, и вообще кинематографистов, поскольку представляет собой готовый источник огромного числа неизвестных и самых захватывающих исторических и метафизических сюжетов любого жанра.

«Непобежденный гарнизон»

Если Осовец был крайней западной точкой и стратегическим пунктом, через который в Российскую империю можно было попасть из Европы, то картина, получившая на фестивале приз прессы – «Последний поход барона» Дарьи Хреновой, – сосредоточена на загадочных маневрах генерал-лейтенанта фон Унгерна и его войск в противоположной части континента – в Монголии, Бурятии, Китае. Подобно блуждающему Унгерну, презревшему все уставы и запреты, за границы традиционной документалистики выходит и этот фильм о нем, поскольку, помимо ученых комментариев, исторических локаций и закадровой музыки, содержит сцены с участием актера (Евгений Кулагин) в роли черного барона.

«Последний поход барона»

Когда имеешь дело со столь скользкими в этическом и интеллектуальном смысле фигурами, как Штернберг-Унгерн, особенно важно сохранять голову холодной. Рассказ же Хреновой о последних годах жизни Унгерна, сперва освободившего Монголию от Китая, затем подчинившего ряд областей собственному авторитарному режиму, и после пойманного и казненного большевиками, сохраняет определенный нейтралитет, который при ближайшем рассмотрении оказывается завуалированной (или незавуалированной) симпатией к герою. Комментаторы скорее благодушны или деликатно молчаливы, когда приходится упоминать его выходки. Один казак-эксперт пристает к местным, мол, расскажите, поделитесь, выплачьте скорбь свою, те отмалчиваются, вырываются, убегают, а он недоумевает, руками разводит, и глаза от удивления такие круглые-круглые. Этот же эксперт, если не ошибаюсь, ставит выглядящий принципиальным, но по существу ошибочный вопрос (пример ложной дихотомии): «Каратель, у которого руки по локоть в крови, или есть в нем что-то человеческое?» Чудеса дипломатии демонстрирует бурятский лама, рассуждающий об Унгерне как о настоящем бесе войны и гнева, но облекающем свою мысль в слова, совершенно необидные для стоящих рядом военных экспертов. 

Причина такой режиссерской нежности, судя по всему, даже не в естественной эмпатии биографа, сколько в том, что личность барона режиссеру биографически и, в строгом смысле слова, этически близка: прадед Дарьи Хреновой был офицером царской армии, а дед в 30-е годы снимал «Сына Монголии». Иными словами, события Гражданской войны, пусть это и может показаться кому-то необычным, сохраняют для автора не только историческое значение, но и живое экзистенциальное напряжение. Таким образом, «Поход» – это не просто картина о Гражданской войне, но редкий пример политической картины о Гражданской войне. 

«Последний поход барона», трейлер

Ближе к финалу у «Унгерна» спрашивают, убежден ли он в правильности своих действий (после, напомню, рек пролитой крови, самоуправства своего и своих подчиненных), тот отвечает: «Ошибка на ошибке. Главное проглядел. Красные – это Азия. Жестокая, коварная, исполнительная». Здесь юмор в том, что большевики, безусловно, превзошли в бесчеловечности своего противника, но это совсем не оправдывает бесчинств самого Унгерна (какими б разумными он сам ни считал эти меры).

Лояльнейший автор книги об Унгерне, где рассматривается концепция барона как «последнего крестоносца», А.В.Жуков пишет, что даже симпатизирующие Унгерну современники – В.И Шайдицкий, К.И. Лаврентьев, H.H. Князев – признавали: «на территориях, находившихся под контролем частей генерал-лейтенанта Унгерна, всегда устанавливался чрезвычайно жесткий, вернее сказать, жестокий режим». В детали здесь позвольте не вникать, да и приятного в них мало. Но даже если на секунду допустить, что все это не было следствием воспаленного империалистического мессианства, даже если доказать грандиозную эффективность Романа Федоровича Штернберга-Унгерна как управленца, энергиями, из которых он состоял, а именно персонализмом, автократизмом, волюнтаризмом, империализмом, милитаризмом, мистицизмом современная Россия уже успела, к несчастью, зарядиться до отравления, в результате чего сейчас отчаянно нуждается совсем в других процедурах и совсем в другой диете. Возможно, в указании на чрезвычайную вредоносность для России такого рода фигур – безотносительно к их личным геополитическим прозрениям и личной порядочности – парадоксальная актуальность «Последнего похода барона».