Среди замечательных фильмов, отобранных в программы фестиваля «Послание к человеку»-2014 арт-директором Алексеем Медведевым и его сподвижниками, внимание Зары Абдуллаевой было привлечено российской премьерой «Гамлета в Палестине» Томаса Остермайера и Николя Клоца.

Знаменитый немецкий режиссер, худрук берлинского «Шаубюне» Томас Остермайер, автор провокативного спектакля «Гамлет», впервые показанного на Авиньонском фестивале в 2008-м, а также на московских гастролях, принимает приглашение поставить шекспировскую пьесу в палестинской Рамалле. Однако этот фильм (оператор Н.Клоц) документирует не столько театральный эксперимент в вечно горячей точке, сколько трагическую связь театра и мира-мышеловки, мира-тюрьмы. Мира, где насилие средь бела дня, когда был убит Джулиано Мер-Хамис, режиссер Freedom Theatre, есть бесчеловечный удел повседневной реальности.

Некто попросил Джулиано опустить оконное стекло (он был за рулем) и выстрелил в упор. Об этой смерти зрители узнают из новостной американской программы, вклеенной Остермайером в его расследование убийства режиссера, интеллектуала, левака, пассионарного, харизматичного (так о нем говорит израильский журналист) полукровки: отец Джулиано был арабом, мать – еврейкой. Исчерпав карьеру артиста в Израиле, он перебирается в г. Дженин, где некогда его мать организовала театр для подростков в лагере беженцев, практикуя театральную терапию, таким образом упреждая агрессию палестинцев.

Freedom Theаtre ее сына замышлялся как место, где испытывалась возможность зрителей помечтать о мирной жизни, об иных способах сопротивления насилию, а не только о смерти, как вышло в реальности, когда отчаяние пробуждает в человеке самоубийственные порывы и действия. Накануне убийства Джулиано в его театре шла «Алиса в стране чудес».

«Гамлет в Палестине»

Остермайера, проводящего с палестинскими актерами мастер-классы, разбирающего «Гамлета», расхожая цитата из которого про Данию-тюрьму приобретает в этом фильме конкретный актуальнейший смысл, волнует старинный вопрос всех идеалистов на свете: как разрешить тупиковые, казалось бы, политические конфликты с помощью искусства. Или театра. Вот он говорит о сцене Офелии с Гамлетом, рассуждает об искренности отношений между партнерами и о том, что единственным их другом является публика, что не все человеческие связи коррумпированы политикой. Но встык монтирует разрушенные дома, на обломках которых затаились две живые, замершие от испуга кошки. Снимает лица, пальбу боевиков, раздолбанные улицы, танки, дымовые завесы, монолог палестинца, у которого убиты все близкие. Похороны жертв.

Смерть как избавление от страданий. Театр военных действий и фрагменты берлинского спектакля, с вездесущей кладбищенской мизансценой.

Про универсальность шекспировской трагедии говорить неприлично. Но вместе с тем именно «Гамлет», с которым знакомит Остермайер палестинских актеров во время воркшопов, становится тем зеркалом, где отражается, двоится, вибрирует или расплывается палестинская реальность.

Есть в этом фильме еще один главный персонаж – человек по имени Закария. Его Остермайер с Клоцем интервьюируют в тюрьме. Закария сидит за непротивление злу насилием. За отказ вооруженного ответа на действия террористов. Притом, что Freedom Theatre не раз подвергался нападкам боевиков и пламенел, израненный зажигательными коктейлями. Мать Закарии, погибшая от пули снайпера, когда-то предоставила помещение для театральной студии матери Джулиано. Закария дал убежище театру ее сына. Но эти благие намерения вымостили палестинскую дорогу в ад, тюрьму, довели до гибели всерьез, не на театральных подмостках.

Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось ни Шекспиру, ни его интерпретаторам. Личный опыт Остермайера, с немецкой педантичностью задающего разным людям вопрос: «Кто убил Джулиано?», не может пройти для его театральной практики даром.