Политическая инсталляция. «Гоморра», режиссер Маттео Гарроне, «Диво», режиссер Паоло Соррентино
- №7, июль
- Елена Плахова
![]() |
«Гоморра» (Gomorra)
![]() |
По книге Роберто Савиано
Авторы сценария Маурицио Браучи, Уго Чити, Джанни Ди Грегорио, Маттео Гарроне, Массимо Гаудиозо, Роберто Савиано
Режиссер Маттео Гарроне
Оператор Марко Онорато
Художник Паоло Бонфини
В ролях: Сальваторе Абруцезе, Симоне Саскеттино,
Сальваторе Руокко, Винченцо Фабричино,
Винченцо Альтамура, Итало Ренда,
Тони Сервилло и другие
Fandango при участии Rai Cinema, Sky,
при поддержке Ministero per e le Attiva Culturali
Италия
2008
«Диво» (Il divo)
![]() |
Автор сценария, режиссер Паоло Соррентино
Оператор Лука Бигацци
Художник Лино Фьорито
В ролях: Тони Сервилло, Анна Бонаюто, Пьера Дегли Эспоста, Паоло Грациози, Джулио Бозетти и другие
Indigo Film, Lucky Red, Parco Film
Италия — Франция
2008
Еще до начала Каннского фестиваля в кинематографических кулуарах курсировали слухи о возрождении итальянского политического кино. Два лучших в этой стране режиссера-эстета — Маттео Гарроне и Паоло Соррентино — представили в конкурсе политические фильмы в самом прямом и радикальном смысле слова. «Гоморра» Гарроне — жесткое бескомпромиссное разоблачение неаполитанской мафии. «Диво» Соррентино — меткий гротеск на тему власти, которую воплощает один из самых искусных игроков итальянской политической сцены — Джулио Андреотти. Обе картины получили в Канне заметные награды, обе стали событиями в общественной и культурной жизни Италии: достаточно сказать, что «Гоморра» вышла сразу на 430 экранах страны и была признана главным прокатным хитом на родине.
Но если политическое кино Италии и впрямь возрождается, оно совсем другое, чем то, что заполняло экраны мира тридцать-сорок лет назад. Более холодное, рациональное, пессимистичное и без иллюзий. Вспомним побеждавшие в Канне фильмы Элио Петри («Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений») и Франческо Рози («Рабочий класс идет в рай»). Вспомним и популярную в Советском Союзе картину Дамиано Дамиани «Признание комиссара полиции прокурору республики», перенесшую жанровые традиции вестерна и триллера на актуальную почву.
Сегодняшнее итальянское кино протеста лишено открытых эмоций, его жанровые свойства ослаблены. Вот выдержки из итальянской прессы. «Фильм „Диво“ — это греческая трагедия, где каждый носит маску, под которой спрятаны логика, ритуал, театр власти... Здесь нет политологии, авторам нечего добавить к тому, что мы уже знаем об Андреотти и партии христианских демократов, перед нами чистое политическое шоу, построенное на уровне видений» (Альберто Креспи, «Унита»). «Гарроне выводит наружу вечное и неизменное страдание как свойство жизни. Почти каждый кадр „Гоморры“ обрамляет задыхающуюся природу, урбанистический монструозный пейзаж в стадии разложения. С другой стороны, авторы трезво и со смирением смотрят на реальность — словно на геологический разлом этого пейзажа» (Марио Сести, «Чинематографо»).
Оба талантливых режиссера снимали раньше камерное аутичное кино с экзистенциальным подтекстом и элементами трагифарса. Гарроне в «Таксидермисте» разыграл фантастический любовный треугольник: красавец официант, карлик-таксидермист и стоящая на пути их счастья заурядная красавица, причем зловещий карлик связан с мафией и в свободное от набивания чучел время помогает фаршировать людские трупы наркотиками. «Первая любовь» того же режиссера — притча об аннигиляции тела, построенная на истории мужчины-ловеласа, который любит экстремально худых женщин, склонных к анорексии. Как раз когда появились эти фильмы, возник скандал с немецким художником, выставлявшим препарированные мертвые тела то ли в художественных, то ли в научных целях. Очевидно, что индустрия гламура, производящая из нормальных женщин скелеты-инсталляции, близка, так сказать, эстетике мафии и идеалам Освенцима.
Самый известный фильм Соррентино «Последствия любви» тоже достаточно иронически обыгрывает «любовь», вынесенную в название: речь идет об унылой жизни посредника между сицилийской мафией и швейцарским банком, безвылазно торчащего в фешенебельном отеле в Лугано до тех пор, пока в душе этого маленького винтика системы не происходит бунт. Таким образом, оба режиссера и раньше затрагивали тему криминалитета и политической коррупции, однако скорее в форме иносказания или метафоры, косвенного свидетельства и сгущенного образа. На сей раз они впервые впрямую обратились к самым болезненным темам общества.
«Гоморра» прослеживает власть Каморры на всех уровнях и рисует почти безнадежную картину мафиозного мира, от которого человеку некуда деваться. Мафия переименована в Гоморру вовсе не из страха перед последствиями, а в целях большей суггестивности. В этой картине параллельно развиваются, практически ни разу не пересекаясь, несколько историй с героями разных поколений и разных сфер деятельности. Общее только одно: все они оказываются подчиненными интересам преступного сообщества.
Пожилой держатель общака, который выплачивает субсидии родственникам отбывших на отсидку. Два великовозрастных оболтуса, видящих себя героями фильма Брайана де Пальмы и окончательно теряющих голову, когда им удается разворошить тайник с оружием. Тринадцатилетний разносчик продуктов: ему приходится навсегда распрощаться с совестью, наведя бандитов на свою клиентку, с которой его связывает дружба и симпатия (этот эпизод — единственное исключение из правила: здесь возникает не предусмотренная эстетикой фильма простая человеческая эмоция). Выпускник университета, которого втягивают в бизнес по захоронению токсичных отходов под крышей мафии. Талантливый портной, которого перекупают китайские конкуренты и который чуть не гибнет от мести клана. Уже потом, чудом спасшись, он с профессиональной завистью смотрит на наряд Скарлетт Йоханссон в телерепортаже с Венецианского фестиваля: еще одна неплохая шутка на тему о том, где жизнь, а где кино.
«Гоморра» поставлена по книге молодого журналиста Роберто Савиано, который после ее выхода миллионным тиражом в Италии и продажи в три-дцать три страны живет под постоянным надзором и защитой полиции. То же самое, вполне возможно, ждет Маттео Гарроне. При этом фильм во многом противоположен книге, по которой снят и которая ставила целью конкретное разоблачение. На экране же — антропологическое исследование, анализ преступности как модуса поведения и способа жизни.
Для Гарроне, уроженца Рима, всегда огромную роль играет «гений места», где происходит действие. Его холодные индустриальные пейзажи, снятые оператором Марко Онорато, несут на себе печать влияния Антониони, а в сценах, разыгрывающихся на природе, в провинции Казерта, странным образом преломляются традиции деревенского неореализма, отрефлексированного острым интеллектом жителя современного мегаполиса. Первоклассный музыкальный ряд включает известные шлягеры, которые звучат шокирующе в контексте фильма, и специально написанную для него песню Роберта Дель Наджа и Нила Давиде.
В финальных титрах идут скупые цифры, иллюстрирующие «подвиги» Каморры. Рекорды по числу убитых (больше, чем в палестино-израильской войне с начала Интифады), по обороту средств наркотрафика, по росту онкологических заболеваний в районах захоронения отходов. Список подконтрольных отраслей — от мусоросборки до фэшн-дизайна и кинопроизводства (последнее важно, Гарроне не забывает о том, что кино связано с жизнью).
В отличие от романно-эпической «Гоморры», «Диво» — экспрессионистский портрет известного политика Джулио Андреотти — выполнено в форме гротескного спектакля масок, почти оперы, в традиции Брехта или эйзенштейновского монтажа аттракционов. Эффектный изобразительный ряд, блестящий монтаж и агрессивное музыкальное сопровождение создают сильный эффект, хотя иногда он оборачивается своей противоположностью, и от этого шквала образов начинаешь уставать.
Действие разыгрывается на итальянской политической сцене недавнего прошлого и тоже сопровождается коррупцией, сговорами и убийствами.
В фильме много монологических цитат самого Андреотти, например: «Нашу страну нелегко понять иностранцам. В Италии самые медленные поезда называются „скорыми“, а газета Corriere della sera („Вечерние новости“) поступает утром». Или: «Когда Иисуса спросили, где кроется правда, он не ответил». Или: «Улики всегда находятся в детективных фильмах. Но не всегда в реальной жизни». Или: «Самый страшный диктатор — это ты сам». Или: «Знаю, что я посредственный человек. Но, глядя вокруг, не вижу гигантов».
Андреотти — воплощение геронтократии, застоя власти и мистической связи с ней, образ неприкасаемого, не подверженного переменам, практически бессмертного, энигматичного человека без свойств. Паоло Соррентино назвал его Il divo — мужским аналогом «дивы», оперной или кинематографической звезды, которая существует вне реальной связи с жизнью. И в то же время этот человек семь раз назначался премьер-министром Италии, обвинялся в связях с Cosa nostra и в убийстве журналиста Мино Пекорелли, собравшего на него компромат. Андреотти выплыл невредимым из всех опасных вод, он до сих пор жив и недавно в телешоу к недоумению ведущего и телезрителей утверждал, что лично присутствовал на похоронах Путина.
Одна из самых впечатляющих сцен фильма — когда Андреотти исповедуется в церкви и на вопрос священника, почему он не говорит о Боге, отвечает, что Бог не входит в состав электората. Семикратного премьера играет Тони Сервилло, актер, который по своему значению может быть приравнен к Джану Марии Волонте — харизматичному герою политического кино 70-х годов. Волонте играл и героев, и извращенных стражей порядка. Сервилло в основном сосредоточен на гротескных ролях в фильмах Соррентино, имеющих, впрочем, нечто общее с сатирами Элио Петри. Играет Сервилло и одну из важных ролей в «Гоморре».
В новых фильмах итальянских режиссеров нет ни одного штампа итальянского боевика про мафию. Нет социальной риторики и мифологии «крестных отцов» с обязательной историей их восхождения и падения. Здесь никого не замуровывают в бетон, не пытают горячим утюгом, здесь даже редко повышают голос и никогда не матерятся. Если показано убийство, то как рутинный, без всякого пафоса бизнес. При этом авторам удается пойти глубже классических схем, характерных для этого типа кино, и затронуть процесс базового разрушения морали.
Проблема сегодняшнего политического кино в одном: его форма резко контрастирует с содержанием. Оно лишено той страсти и демократической коммуникативности, которая делала фильмы тридцати-сорокалетней давности событиями, способными по-настоящему всколыхнуть общество да и собрать кассу. Особенно это касается «Дива», которое воспринимается уже сегодня как исторический фильм. Ведь даже Андреотти кажется образчиком высокой культуры по сравнению с теми, кто пришел ему на смену. Современные игры в политике идут совсем на другом уровне. Кроме того, задает вопрос Альберто Креспи из газеты «Унита»: «Поймут ли картину уже в двух шагах от Италии, в Лугано?» Ведь новое итальянское политическое кино своей изощренной структурой и отчужденной фактурой напоминает инсталляции для музея современного искусства.