Дорообо, киинэ! — Здравствуй, кино! Якутский кинематограф: сюжеты и коллизии

Михаил Старостин. «Рыбак». Офорт. 1996

Дорообо, киинэ! — Здравствуй, кино!

Якутское кино? Оно существует? Реакция зрителей и специалистов, проживающих за пределами региона, вполне предсказуема. Все фильмы, сделанные в Республике Саха, были сняты на цифровую аппаратуру. Отсутствие пленочного варианта закрывало им путь на крупные фестивали, регламент которых признает легитимным лишь картины на традиционном носителе. Нет «выхода на люди» — вот и паблисити нет. Почти все фильмы озвучены на национальном языке, русскими субтитрами снабжен далеко не всякий опус. Что без сомнения ограничивает «ареал бытования» якутского кино. Сами киношники Саха — режиссеры и продюсеры — признают, что делают продукт скорее для внутреннего пользования. Они не слишком озабочены экспансией вовне. И все же кино в Якутии переживает бум. По данным на конец 2005 года, в работе находилось семь полнометражных фильмов. Бюджеты проектов скромные. Но недорогие картины способны окупить себя в местном прокате (люди хотят, чтобы с экрана звучала родная речь).

В республике действуют (и конкурируют между собой) государственная компания «Саха-фильм» и несколько независимых производителей. Поначалу кажется, что положение дел в якутском кинематографе может быть описано в терминах противостояния «художественного» и «продюсерского» кино. Но если вглядеться внимательнее — бинарный черно-белый расклад начинает растушевываться: в монохромной гамме глаз различает градации цвета, его перетекания, тональные переходы. Ситуация несводима к одномерной схеме — смертной борьбе хорошего и дурного (респектабельного артхауса и бесстыдного трэша).

«Журавли над Ильменем», режиссер Никита Аржаков

Так, продукция «Саха-фильма» — не в меньшей степени, чем фильмы «независимых», — является плодом продюсерской стратегии его нынешнего руководителя Степана Сивцева-Доллу. Он выбирает путь репрезентации. Делает акцент на просветительской функции кинематографа («молодежь не читает национальных классиков»). Видит в кино инструмент смягчения нравов, средство для утверждения доброго имиджа республики («Якутск не должны воспринимать как прибежище бандитов, проституток и пьянчуг»). Нет случайности в том, что большая часть картин, снятых на «Саха-фильме» — экранизации произведений маститых якутских писателей, «этнические» ретро-драмы, действие которых происходит в давно минувшие годы — в начале или в середине ХХ века.

Первый полнометражный якутский фильм1 — «Черная маска» (2002) — был снят на «Саха-фильме» режиссером Никитой Аржаковым. Сюжет — адаптация реальной истории. Потомки главного героя, сыскаря Гаврилы Десяткина, здравствуют и поныне, вошли в круг влиятельных, именитых людей. Некогда (в середине 40-х) дюжий милиционер Десяткин смог обезвредить матерого душегуба, чья кровавая гастроль нарушила покой обитателей Якутска и жителей ближних улусов. На роли героя и негодяя были выбраны мужчины крепкого, внушительного сложения — известные в республике спортсмены. Первенство эти колоссы выясняли в рукопашном бою — будто в фильмах о боевых искусствах. Но, похоже, авторы давали иную отсылку — к фабулам якутских былин-олонхо. Там добрый богатырь (из местных) побеждает злого (из пришлых) в сшибке-схватке не на жизнь, а на смерть.

«Старик», режиссер Никита Аржаков

Своеобразное понимание «политкорректности», однако, являет себя в любовном раскладе. Подругой якутского богатыря оказывается русская девушка, спутницей душегуба славянских кровей — женщина из коренных. (Любопытно, что в одном из скверов столицы Республики Саха установлен памятник первой смешанной паре — землепроходцу Семену Дежневу и Абакаяде Сючю, его якутской жене, — знак единения основных народов республики. Тандем «блондинка и якут» — излюбленные персонажи местной рекламы.) Фильм двуязычен, персонажи-саха изъясняются то по-якутски, то по-русски. Якутский — язык доверительного общения (с родными и соплеменниками), русский — «рабочий» язык, средство межнациональной коммуникации.

Криминальный сюжет утяжелен побочными ответвлениями. Некоторые из этих «отростков» зрителю-чужаку кажутся неуместными. К примеру, появление в кадре Платона Слепцова-Ойунского. Ретроспекции с классиком якутской литературы, репрессированным еще в довоенные годы, никак не влияют на раскрутку детективной интриги. Зато работают на «идейный» бэкграунд картины. Ойунский официально признан одним из духовных отцов народа саха. Вот почему стихи его знают наизусть многие персонажи — и разбойники, и стражи закона. Вот почему благородному Гавриле Десяткину предписано вспоминать об Ойунском с искренним благоговением. Рефлексировать по поводу ареста кумира и решить для себя наконец: порядок, за который он ратует, совсем не тождествен произволу. «Миротворческая» работа милиции противопоставляется злодейским бесчинствам НКВД.

Стоит отметить, что большинство якутских актеров в кадре куда органичнее своих славянских коллег (из местного Театра русской драмы). Они более сдержанны в проявлении эмоций, работают «по киношному», без сценических пережимов. У артистов двух трупп общая профессиональная база (якутских студентов обучают в Москве, в Училище имени Щепкина). Но срабатывает самобытная психофизика представителей народа саха, проявляют себя

«Мальчик и озеро», режиссер Прокопий Ноговицын

национальные поведенческие стереотипы. Вот что написал о мимике якутов один из маститых этнографов позапрошлого столетия В. Серошевский: «Мышцы лица совсем малоподвижны, нужен большой навык, чтобы по слабым сокращениям их научиться читать более тонкие душевные движения якутов. Особенно слабо отражают они угнетающие эмоции: испуг, гнев, страдание». Парадокс, но именно в минимализме реакций — секрет киногеничности якутских артистов и натурщиков.

Второй полнометражный фильм Никиты Аржакова «Журавли над Ильменем» (2005) был снят к 60-летию Великой Победы. Влияние даты дает о себе знать. В целом конструкция картины воспроизводит каноническую схему военных лент, выработанную еще в советские годы. Геройство окопников, самоотверженность тружеников тыла — все для фронта, все для победы. Две линии переплетаются, вторят одна другой, стыкуются, как сообщающиеся сосуды. Авторы «Журавлей» разлучают пару влюбленных Арамаана (Романа) и Варвару после первой же их брачной ночи. Муж попадает в батальную мясорубку. Молодая жена, тоскуя о нем, стоически переносит горести лихолетья.

Но условная конструкция деформируется, две составляющие сюжета утрачивают предписанное им равновесие. Само название картины указывает на конкретный эпизод войны — сражение за Старую Руссу. В 1943 году на льду озера Ильмень бились с врагом и приняли достойную погибель более четырехсот воинов, мобилизованных в Якутии. Арамаан — в их числе. Варвара оказывается среди переселенцев из Чурапчинского улуса, отправленных обживать север Якутии. Эти трагические события мало известны за пределами республики. Считается, что перемещение масс затевалось с благой целью — предотвратить последствия засухи и голода. Но операция была организована из рук вон плохо. Люди двинулись в путь лишь с наступлением морозов. Переселенцы гибли в дороге, выбивались из сил, пытаясь обустроить холодные пространства, мерзлую целину. Вот и выходит, что былине о геройских ристалищах вторит не повесть об ударном труде, а горестный рассказ о бедствиях жен и матерей бесстрашных якутских витязей. В пафосную схему военного фильма исподволь вторгается чужеродный мотив — тема безвинных страданий простого народа (во вкусе антикультового перестроечного кино).

«Мотуо», режиссер Вячеслав Семенов

По мнению Никиты Аржакова, «самое слабое место якутских фильмов — драматургия: профессиональных сценаристов в республике нет». Действительно, в «Журавлях» можно отыскать и нестыковки, и передержки. Арамаан подозрительно неуязвим. С головой окунается в стылую прорубь, сутками валяется на снегу (без видимых последствий для здоровья), усталость и боль превозмогает играючи. Как супермен из комиксов или эпический богатырь — герой одного из фантазийно-условных жанров. Баснословная удаль рядового (во всех смыслах слова) якутского мужичка диссонирует с исходным настроем на адекватность реалиям, на житейскую достоверность.

Для характеристики авторской манеры Никиты Аржакова разные критики отыщут несходные определения: кому-то она покажется «классической», кому-то — «ретроградной» (в зависимости от того, как рецензенты относятся к совокупному наследию советского кинематографа 60-70-х годов, которое якутский режиссер выбрал для себя творческим ориентиром). Я предпочел бы назвать его стиль «архаизирующим» (если не вкладывать в термин оценочных подтекстов). Выпускник Высших курсов, ученик Эмиля Лотяну, Никита Аржаков обозначает линии преемственности кинематографа Саха, воссоздавая «пропущенное звено» — якутский советский фильм (каким он мог бы быть, если бы лет тридцать назад в республике решились снимать игровые картины). Режиссер предпочитает работать с графичной картинкой, с аскетичным черно-белым изображением. Очищает кадр от мелочных подробностей, от бытовых излишеств. Стремится мыслить метафорами, поэтическим слогом. «Журавли над Ильменем» закольцованы почти стихотворно. В зачине картины Арамаан, отправляющийся на фронт, бросает в волны Лены берестяной туесок с прощальным письмом супруге. Финал: вскрывая для зимней рыбалки лед, Варвара находит в проруби это послание. При изложении фабул режиссер (и сценарист) Аржаков выбирает обычно принцип параллелизма («а в это время»). Расщепляет рассказ на два потока синхронных событий: быт милицейский — быт разбойничий («Черная маска»), жертвенный подвиг солдат — самоотверженность гражданского люда («Журавли над Ильменем»).

«Двоится» и короткометражка «Старик» (2003), которую автор считает лучшей своей работой. Начало 70-х. Жителей малого якутского села собирают на сход. В убогом промерзлом клубе звучат дежурные речи в защиту Луиса Корвалана (отбывающего заключение за тридевять земель, в незнакомой стране Чили). После митинга — факельное шествие. Пока соседи отбывают идеологическую повинность, одинокий старик готовит себя в последний путь. Чинит рыболовную снасть — приводит в порядок нехитрое наследство. Затачивает лопату, чтоб кому-то сподручнее было копать. Несуетно, неторопливо расстается с посюсторонним, земным. Когда же над крышей избушки вознесется сияющий шар, прагматичные односельчане решат, что наблюдали то ли огни спутника, то ли промельк шального метеорита.

«Рыбак», режиссер Вячеслав Семенов

Никита Аржаков выстраивает систему оппозиций: спиритуальное соотносит с бытовым, общинное — с частным. Интимное противопоставляет показному. Словоблудие — умиротворяющей тишине (когда любые речи излишни). Режиссер акцентирует внимание на невербальных способах самораскрытия персонажа. Вглядываясь в заурядные вроде бы действия старика, он находит в них магию «переходного» ритуала. Любопытно, что в основе этой почти бессловесной картины — театральная пьеса, написанная Семеном Ермолаевым, одним из ведущих драматургов современной Якутии.

Совсем без слов обходится короткометражка «Мальчик и озеро» (2003) режиссера Прокопия Ноговицына. Фильм о мальчугане-сироте, который тяжким, недетским трудом добывает себе пропитание, — экранизация короткого рассказа (или стихотворения в прозе) Платона Ойунского. Паренек приходит на дальнее озеро, расчищает от снега маленький пятачок, прорубает толстенную ледяную корку, выгребает из лунки скудный улов. Только-то и всего. Фабула сводится к поэтапной «документации» национального способа зимней рыбалки. Этнографы описывают его так: «Во льду (над омутом) делают прорубь. Поперек нее кладется продырявленная доска. В отверстие просовывают длинную жердь, которая оканчивается сачком. Рыбак совершает вращательные движения, баламутя снастью придонный ил. Водоворот увлекает полусонную рыбу, выталкивая ее на поверхность воды. И вот тогда сачком рыболов подхватывает добычу».

Воспроизведение реального трудового акта, последовательная фиксация стадий подледного промысла привносят в картину ощущение документальности. И вместе с тем — неподдельного драматизма. Минимализм перерастает в мистериальность. Кажется, что пространства Средней земли сконцентрировались в единой точке, вся созидательная энергия — в проворных ребячьих руках. Убыстряется темп физического труда, увеличивается интенсивность мышечных усилий героя. В момент наивысшей самоотдачи подросток лишается чувств. Величественные всадники, духи былинных предков, пестрой толпой окружают его. Подбадривают наследника-бедолагу. Эффектный план снят оператором с верхней точки: небо и поверхность льда, перекувыркнувшись, меняются местами. Одинокая лунка видится лазом в таинственный Верхний мир, обиталище благих божеств. Стираются границы между «поэзией» и «документом», между метафорическим и реконструктивным кино.

«Куот!» («Беги!»), режиссер Константин Барашков

Об авторах картины удалось узнать немногое: «Режиссер Прокопий Ноговицын — завуч Немюгюнской школы. В этой же школе учится и Слава Титов, сыгравший единственную роль. Снял фильм оператор „Саха-фильма“ Юрий Бережнев» (из публикаций якутской прессы).

Слава Титов умеет выразительно молчать в кадре. Этот дар использован и в короткометражке Эдуарда Новикова «Свет во тьме» (2004), действие которой так же происходит в досоветские годы. Похоже, за даровитым подростком закрепилась положительная маска «староякутского» отрока, который с достоинством переносит нищету, лишения и невзгоды. Сельский мальчик мечтает о школе. Отец-бедняк не видит пользы в книжных премудростях. Используя передышку в крестьянском труде, герой самостоятельно осваивает грамоту. Фильм начинается с секвенции оживающих фотографий — введением в «якутскую этнографию», в повседневный обиход обитателей наслега. Качество «картинки» относится к достоинствам фильма (у постановщика — операторский диплом). Впечатление портят предсказуемость развязки, навязчивый дидактизм. Отец, конечно же, принимает сторону своего чада. А политический ссыльный — на радость обоим — открывает бесплатную школу для бедняков. Якутское кино? Оно существует? Реакция зрителей и специалистов, прожиСамое звучное имя в титрах этого фильма — Андрей Борисов, худрук творческой команды, а «по совместительству» — министр культуры республики, руководитель национального Саха-театра имени П. Ойунского, прославленный драматический режиссер. Создается впечатление, что «Мальчик и озеро» — «теневой» проект мэтра. Проба сил перед стартом амбициозного начинания (известно, что Борисов ставит сейчас полнометражный фильм, костюмную драму о буйных временах Чингисхана). Хоровод былинных предков явно переместился в кадр со сценических подмостков, из спектаклей театра Саха. Наряды древних воителей заимствованы из тамошних костюмерных, имиджи — из репертуарных пьес.

Местные доки обращают внимание на неточности в изображении зимней натуры: такого «лежалого» снега не бывает в разгар холодов. Их претензии по-своему справедливы — картина снималась весной (когда открылось финансирование проекта). Наверное, какие-то ляпы можно найти и в передаче этнографических частностей. Но они не заметны взгляду зрителя-чужака. Тому важнее общий эффект, цельность экранной иллюзии. Конфликт установок? Он очевиден…

С нестыковкой ценностных ориентиров (местечковое — универсальное, эндемичное — глобальное) приходится сталкиваться всякой национальной/региональной школе. От того, какая тенденция — на замкнутость или от-крытость — возобладает, зависит многое. Останется ли местное кино забавой «для своих», продуктом для внутреннего потребления или найдет спрос за пределами родовых территорий.

«По велению Чингисхана», режиссер Андрей Борисов

Якутские кинематографисты — на распутье. Что считать «общим», а что «самобытным», «своим»? Одни к категории «общее» причисляют наследие советского кинематографа, другие — голливудский мейнстрим (или его российскую разновидность). Где искать квинтэссенцию «якутскости» — в стародавних преданиях, в былинах-олонхо, в сочинениях почтенных классиков, в повседневном быту? На чьи запросы настраиваться, чьи ожидания воплощать? У обитателей сельской глубинки и у столичных жителей несхожие приоритеты. А есть еще вкусы чиновников от культуры, в чьей компетенции — давать добро на финансирование проектов. (В республике, кстати, существует особая институция: общественный совет по формированию благоприятного имиджа Якутии. Номенклатура настроена на «позитив». Для тех, кто мыслит иначе, патриотический фильтр может оказаться серьезной преградой.)

Главным, а порой и единственным индикатором «самобытности» остается пока язык. В якутском кино предпочитают изъясняться по-якутски. Зрителей привлекает родная речь — и уроженцев улусов, и жителей Якутска. Прокат единственной русскоязычной комедии местного производства «Дневник начинающего предпринимателя» завершился финансовым фиаско. Адресная аудитория (включающая этнических саха, горожан, подзабывших уже наречие предков) не удостоила вниманием эту картину, предпочтя ей общероссийские хиты или спектакли своего драмтеатра.

Творческий штат независимых кинопроизводителей пополняется за счет выпускников Санкт-Петербургского университета кино и телевидения (филиал которого имеется в Якутске) или выходцев с «Саха-фильма», тех, кто не сумел поладить с начальством. «Мы должны быть благодарны главе госкомпании „Саха-фильм“ за то, что он разогнал чересчур строптивых. Сам того не желая, он способствовал становлению независимого якутского кино!» — говорит драматург Семен Ермолаев, ныне один из руководителей частной продюсерской фирмы «Алмазфильм».

Среди «независимых» выделяется Вячеслав Семенов — режиссер, сценарист, оператор и монтажер своих фильмов. Дипломом он обзавелся недавно (окончив мастерскую Владимира Наумова на Высших курсах в Москве).

Но в профессии не новичок. В 70-е снимал любительские ленты. В 90-е проявил себя в якутском неигровом. Фильм «Предсказание Чохотуй» (1996), запечатлевший камлание столетней эвенкийской шаманки, получал призы на фестивалях «визуальной антропологии». В настоящий момент Семенов — худрук творческой лаборатории Национального хранилища кинодокументов2. Снял две игровые картины — «Мотуо» (2004) и «Рыбак» (2005). Хронометраж обеих зашкаливает за пятьдесят минут, но не дотягивает до часовой отметки: «Я не стал раздувать их до полного метра — успел рассказать все, что хотел».

«Мотуо» — фильм о юношеской влюбленности. О чувстве, которому не суждено достичь зрелости, полноты, и, может быть, оттого — незамутненном, незабываемом. В названии — имя девушки. Так, на собственный лад, якуты величают Матрён (обращенные в православие еще в ХVII веке, саха сохраняют стойкое пристрастие к старорусским именам). Повествование собрано из череды ретроспекций. Из городской квартиры, из позднесоветских дней седовласый герой переносится мысленно в свое крестьянское детство. В те дни, когда он, карапуз Ньукуус, впервые увидел соседскую кроху Мотуо. Склейка: отроческие забавы, мальчик и девочка — не разлей вода. Начало 50-х. Встречи с подругой ребяческих лет волнуют парня уже не по-детски. Ньукуус отгоняет нескромные мысли, стесняется собственных чувств. Уезжает на учебу в город, так и не открывшись Мотуо. Проходит время, молодой человек возвращается в родные места. Хочет проведать подругу. Но находит только могильный крест. Скоротечная хворь сгубила его Матрену. Из письма, оставленного Мотуо, Ньукуус узнает: их влюбленность была взаимной.

(Замечу, что сходный мотив — «записка из прошлого» — встречается и в картине «Журавли над Ильменем».)

Возможно, дробная структура повествования обусловлена особенностями литературного первоисточника. Экранизирован рассказ народного писателя республики, классика местного соцреализма Николая Мординова (псевдоним — Амма Аччыгыйа). Стремясь вместить в «неполный метр» сразу несколько временных пластов, режиссер сбивается порой на торопливый конспект событий. Но Вячеславу Семенову удается главное — воссоздать элегический строй сокровенных воспоминаний героя, обойти ловушки сентиментальности, избежать поверхностных игр в «эротизм». Тон рассказа о первой любви целомудрен и поэтичен. Вот — в пору сенокоса — молодые люди переправляются через реку вдвоем. Гребец Николай любуется статью Матрены. Красавица, чтоб не нарушить предписаний дере-венского этикета, повернулась к парню спиной. Оба не смеют сказать ни слова. Но между героями развивается значимый безмолвный диалог: восхищенным взглядам Ньукууса, взмахам его весла вторят умиротворенная поза девушки, скольженье опущенной в воду руки. Коды влюбленности — невербальны3.

«Рыбак» — адаптация (с трансфером во времени) новеллы пионера якутской словесности Николая Неустроева, написанной лет восемьдесят назад. Оригинальное название — «Балыксыт» — поддается двойному толкованию. Может интерпретироваться как профессиональная и как социальная характеристика. В досоветские времена рыбный промысел считался у якутов уделом бедняков, не имевших ни земли, ни скота, ремеслом обделенных удачей изгоев.

Действие переносится в наши дни. Герой картины, вдовый старик Платон, ушел от людей, осел у лесного озера. Живет бирюком, сам добывает нехитрое пропитание. Травы, деревья, водная живность, духи стихий — вот круг его ближних знакомцев. Уединение балыксыта нарушает появление чужака, неудачливого самоубийцы. Старик выхаживает пришельца, излечивает телесные недуги, врачует смятенный дух, изгоняет уныние. Его знахар-ские приемы близки шаманским манипуляциям. Платон вырезает из дерева идольца, окропляет личину кровью больного (передает истукану хворь) и отсылает на дощечке-челне прочь от обжитого берега. Устраивает нечто вроде сеанса психотерапии: нежданно, как фокусник, выпускает из старенькой шляпы стайку трепетных мотыльков, заполняет пространство жилья сонмищем легкокрылых тварей. Провоцируя катарсический выплеск эмоций, он помогает своему пациенту побороть депрессию и хандру.

Гость, подлечившись, отправляется восвояси — туда, откуда пришел.

А когда приезжает на озеро через несколько лет, то находит лишь остов людского жилья да фигурку идольца, увязшую в прибрежной тине. «Вроде жил здесь какой-то нелюдимый старик. А зачем прожил свой век — кто его знает?» — так на вопрос о судьбе балыксыта отвечает встреченный путником молодой рыболов. И добавляет в сердцах: «В этом озере не ловятся даже лягушки». Концовка картины отличается от финала рассказа, который, по утверждению местных литературоведов, был проникнут жизнеутверждающим пафосом: «Спустя несколько лет после смерти старика на берегу озера кто-то раскорчевал небольшой участок земли и засеял его ячменем.

Буйно зазеленевшая пашня, озеро, расцвеченное яркими лучами летнего солнца, — свидетельство продолжения жизни«(цитирую заметку из краеведческого журнала «Илин»).

Киношный балыксыт не нуждается в дополнительных оправданиях.

Не зря коптил небо. Спас от погибели ближнего. Вернул отчаявшемуся человеку желание жить. Поделился с гостем витальными силами. Но главное даже не это — старик завершал свой век в благодатном согласии с одушевленной природой. Стал охранителем озера, вхожим одновременно в мир духов и в мир людей. Нет случайности в том, что после кончины балыксыта рыба в «ничейном» водоеме перевелась.

Режиссерская манера Вячеслава Семенова близка к репортажной. В его картинах нет «праздных» сцен. Диалоги скупы, исполнители заняты обиходным трудом: тянут снасть, чистят рыбу, что-нибудь мастерят. Автор умеет органично вписывать в пейзаж человеческое лицо, актерские силуэты. Добиваться эффекта нерасчленимости двух начал — природного и людского.

Но будем честны, весомый кассовый сбор приносят совсем другие картины. В 2005 году наибольший куш (из фильмов местного производства) достался криминальной комедии «Куот!» («Беги!») дебютанта Константина Барашкова. Продюсировавшая ее компания «Алмазфильм» — любопытный пример сращения производственной и прокатной структур.

Первым проектом «Алмаза» был видеофильм известного в республике театрального постановщика Сергея Потапова «Любовь моя» (2004). Как отмечали местные журналисты: «Потапов облапошил всех: ожидали-то сентиментальную историю любви, а увидели реалити-фильм «Психбольные с садистскими наклонностями». Признаюсь честно: я смотрел картину без перевода, многословные диалоги утекали мимо ушей. Некий брутальный детина развлекается тем, что приводит в свое жилище уличных шлюх. Избив и унизив девицу, выставляет ее из дому. В потайном закутке он, будто зверюшку, содержит кроткого дурачка. Однажды смирный дебил выходит из подчинения. Вступившись за очередную прелестницу, убивает мучителя. Сбывается вещий кошмар непутевого мачо (снилось, что витязь в средневековых доспехах сносит ему башку). Экзистенциальный гиньоль, абсурдистская мелодрама. Сергей Потапов — мастер условного, карнавального зрелища, он виртуозно владеет эпатажными средствами, черным юмором, трагигротеском. Потапов — лауреат «Золотой маски» за энергичное шоу по «Макбету» Ионеско. Но театральность портит его кино: утомляет несменяемый интерьер, зацикленность на актерских трюках, на самодовлеющем лицедействе. Картину сняли всего за два дня. Вышло подобие телеспектакля.

Успешной попыткой коммерческого прорыва стал для компании проект «Куот!». Фильм рекламировался как «первый якутский блокбастер». Газеты с завидной, порой назойливой регулярностью публиковали отчеты о ходе съемок. У продюсера Александра Данилова и режиссера Константина Барашкова хватило чутья отыскать пробелы в ассортименте местной кинопродукции и выйти на рынок именно с тем, чего потребителю недоставало. В Якутии еще не снимали молодежных картин. Временная привязка — здесь и сейчас, локус — крупный город Якутск также были в новинку. Хронотоп большей части якутских фильмов — сельский быт, подзабытое прошлое. Жанр криминальной комедии оказался безотказным манком для местных тинейджеров, чей вкус сформирован вездесущим голливудским ширпотребом.

Как следует из самого названия — «Беги!» — в основе — «игра в догонялки». Парочке подростков-саха — замухрышке и простаку — привалило негаданное богатство. Ребятам достается пухлый портфель с «кассой» главаря криминальной группировки. Задача: улизнуть от оравы громил. И оттянуться по полной программе. Забавно, что речевым маркером для бандюков становится русский мат, густо вкрапленный в якутские диалоги.

Экшн чередуются со сценами «сладкой жизни»: шопингом, ужином в дорогом ресторане, ночевкой в шикарном отеле, поездкой к теплому морю (в Китай). Продакт-плейсмент в этом кино не стремится прикинуться скрытой рекламой. Вывески «престижных» заведений (боулинг, модная лавка, турагентство, салон красоты) постоянно вторгаются в кадр. Продвигаются представления о потребительской «крутизне» — где и как шиковать в Якутске.

Посетив парикмахеров и бутик, неказистые прежде тины радикально меняют облик. Парень — наряден, как топ-модель, дева — пригожа, будто поп-дива. Существенно то, что бонус судьбы достался ребятам, приехавшим из сельских районов. Тем, кто в городской суматохе чувствует себя одиноко и неприкаянно. Тем, кто лишился поддержки родных (оба героя — сироты). Шальное богатство — по логике авторов — своеобразная компенсация за тяготы и невзгоды. Забавляет, но вовсе не радует тот иждивенческий пафос, что формирует сюжеты нынешних молодежных картин (у якутского фильма найдутся московские аналоги, хотя бы обе части «Даже не думай!»). Растратят ведь ребятишки свой дармовой капитал и снова окажутся на задворках. Easy come, easy go, Бог дал, он же отнял. Придется идти ва-банк, делать новые ставки.

Известно, что затевается сиквел кассового хита.

Успех фильма «Куот!» стал вехой в развитии якутского кинобизнеса.

Освоена урбанистическая тематика. Судя по синопсисам картин, находящихся сейчас в производстве, у многих — городская «прописка». «Куот!» проторил колею фильмам коммерческих жанров. На «Алмазфильме» запущен новый проект — «Тропа смерти» (режиссер Анатолий Сергеев). Шаманская этнострашилка о мщении, настигающем тех, кто потревожил дух почившего чародея. В ней — на принципах паритета — задействованы и русские, и саха.

Знаки якутской своеобычности можно отыскивать не только в старинных преданиях или же текстах национальных классиков. Достаточно полистать местное криминальное чтиво. Вот два сюжета из книжицы, случайно попавшей мне на глаза (беллетрист утверждает: оба дела реальны). Проводник полярной экспедиции не понимает по-русски. Геологи беззлобно подтрунивают над ним. Местный житель расценивает их поведение как недвусмысленную угрозу. И убивает всех, чтоб, как он думает, спастись самому. Вторая история. После смерти жены пожилой якут делит постель с собственной дочерью. Братья убивают сестру, ведь она опозорила доброе имя семейства. Сходные инциденты могут случиться в любой точке планеты. Но мотивировки поступков будут иными. Уже не якутскими…4

Бюджеты местных картин до последнего времени были более чем скромны. Если верить озвученным цифрам, съемки независимой короткометражки обходились в 150 тысяч рублей, а полнометражный проект «Саха-фильма» тянул всего на три миллиона (не долларов). В отдаленных наслегах Якутии умудряются делать и вовсе «безбюджетное» кино. Мне показали «самодельный» мист/fontСтоит отметить, что большинство якутских актеров в кадре куда органичнее своих славянских коллег (из местного Театра русской драмы). Они более сдержанны в проявлении эмоций, работают «по киношному», без сценических пережимов. У артистов двух трупп общая профессиональная база (якутских студентов обучают в Москве, в Училище имени Щепкина). Но срабатывает самобытная психофизика представителей народа саха, проявляют себяический триллер, изготовленный работниками сельской телестудии при содействии подростков-односельчан.

Вот почему настоящей сенсацией стало известие о том, что правительство Якутии выделило восемь миллионов долларов на финансирование масштабного проекта «По велению Чингисхана». Мэтр якутской сцены Андрей Борисов взялся перенести на экран «костюмный» роман Николая Лугинова5. По версии якутского прозаика мать покорителя Азии происходила из племени урангхайцев (урянхаев), предков народа саха. Теория о южной прародине якутов (или их этнического ядра) считается общепринятой, но о стартовой точке «исхода» историки продолжают спорить. Одни находят ее в Прибайкалье, другие — в степях Монголии.

Работа над фильмом еще не закончена, но пиар-кампания уже набрала обороты. Страницы местных газет полнятся репортажами о свершениях съемочной группы. Нередко тон публикаций подобострастен (не возьмусь утверждать, что мастер «неприкасаем», но отрицательных отзывов о его постановках мне обнаружить не довелось). Фактурный тувинский актер Эдуард Ондар, отобранный на роль легендарного хана, обречен сделаться первой якутской кинозвездой. Вне зависимости от успеха (или же неуспеха) самой картины. Портреты его — на обложках модных изданий. Облик Ондара уже задает эталоны «ханской» удали и красоты.

От якутского кинематографа стоит ожидать новых сюрпризов. Хочется надеяться на качественный скачок. На серию фестивальных прорывов. Если, конечно, местные авторы переборют огрехи «кустарщины». Если смогут отразить на экране ментальную самобытность народа саха.

Уверен, что якутским кинематографистам стоит повнимательнее приглядеться к наработкам азиатских коллег. Корейские (или тайские) производители не создали доморощенных жанров (вроде американских вестернов, гонконгских фильмов кунфу), сюжетные формулы позаимствовали на Западе или у ближайших соседей. Но картины режиссеров из этих стран достаточно самобытны — национальный «способ мышления», смещая смысловые акценты, трансформирует заемный канон.

В лучших якутских картинах ощутим языческий, шаманский субстрат — «анимистическое» миропонимание, одушевляющее обжитую вселенную. Мысль о «родственном» единстве всех составляющих универсума, о неразрывных связях между человеческим существом, живыми тварями, стихиями, ландшафтными доминантами ненавязчива. Но неотступна…

1 Вообще-то, самым первым якутским фильмом считается короткометражка Алексея Романова «Жизнь» (1983), курсовая работа, снятая во ВГИКе. «Саха-фильм» существует с начала 90-х годов, но полновесные игровые картины производятся здесь лишь в последние годы.

2 Государственное национальное хранилище кинодокументов о Республике Саха (Якутия) — уникальное учреждение. Архив, где собирают, хранят и обрабатывают аудиовизуальные документы — видеофильмы, телепрограммы местных студий, собственные репортажные съемки, работы любителей и иные хроникальные материалы. Летопись республики — в «цифре».

3 Якутский домострой предписывал девушке дичиться мужчин. Но, как отмечали этнографы, добрачные связи были не так уж редки. А порицание блудных дочерей — не слишком суровым. В подтверждение вспоминают пословицу: «Бывает ли дерево, на котором не сидела бы пташка?» Выходит, степень сексуальной раскрепощенности у девушек народа саха — результат персонального выбора. Одна предпочтет оставаться недотрогой, другая — не усмирять плоть.

4 Вот образец этнической саморефлексии (из статьи Н. Романова «Русские и мы», опубликованной в журнале «Илин».«Всегда возникает некий обобщенный «портрет» народа, хотя и пере-

груженный стереотипами, и на долю якутов в этом отношении выпало их достаточно. Маленький рост, обидчивость, агрессивность, медлительность, стеснительность. Нужно всегда помнить, что у всякого самооценка происходит из отношения других к нему. Например, русские в большей степени подвержены коллективизму, общинности. Им привычнее чувствовать себя, свое «я» в обществе, и если русского не смущает его поведение в окружении других людей, то для якута это самое серьезное испытание. Мы, якуты, в коллективе стараемся сохранить нечто личное, не выставляя свое внутреннее на общее обозрение, и наше «я» направлено в большей степени в себя. Мы очень щепетильны в оценке обществом себя. Очень часто в толпе мы сразу ищем реакции других, стесняемся высказываться откровенно… в общественных местах. Мы порой можем смущаться даже мыслям вслух, прислушиваясь к своему внутреннему голосу и как бы определяя реакцию на это со стороны других«.

5 Параллельно с работой над кинопроектом Андрей Борисов готовил одноименный спектакль. В представлении, идущем более трех часов, занята вся труппа Саха-театра. Она же — актерский костяк фильма. Отдельные сцены снимались в Бурятии во время театрального фестиваля «Желанный берег» («Лики Чингисхана»). Запланирован также выезд группы в Монголию.