О том, как Вольфганг Мyрнбергер в «Вечной жизни» сумел облагородить, казалось бы, мейнстримный материал, и о неожиданных пересечениях австрийского кинематографа с творчеством Аки Каурисмяки – Зара Абдуллаева.

Австрийскую неделю нового кино в 2015 году решено было открыть «Вечной жизнью» Вольфганга Мyрнбергера (а не Мернбергера, как написано на некоторых русских сайтах, включая и сайт Центра документального кино) с изумительным протагонистом Йозефом Хадером – актером, который с легкостью мог бы войти в команду Аки Каурисмяки. В этом австрийце присутствует та же нейтральность, мягкость, неприкаянность, склонность к сообщительности, то же тихое безумство, что и у артистичных любимчиков Каурисмяки. Без такого актера фильм Мyрнбергера, ловкого ремесленника по смешению жанров, пропал бы с европейских афиш.

Но вот фокус: ловкость режиссера, не боящегося шарахать обычного зрителя то в криминальный, то в сентиментальный, то в комедийный или социальный сюжет, лишена пошлости. Хотя образы рядовых австрийцев, если исключить фильмы режиссеров-первачей, без пошлости (в чеховском смысле) кажутся неправдоподобным. Но у Мyрнбергера есть юмор! Это свойство облагораживает мейнстримную «Вечную жизнь», отвлекает от сюжетных перегибов отчетливым абсурдизмом повседневности, в которой австрийские маргиналы и полицейские напоминают soft версию беккетовских бедолаг.

«Вечная жизнь»

Так же, как «Форс-мажор» Рубена Остлунда экспроприирует, хотя и в мейнстримной стилистике, бергмановские мотивы семейных коллизий, Мyрнбергер неравнодушен к меланхолии и клоунаде Каурисмяки, хотя и в жанровом кино. (Недаром один из друзей австрийского главного героя, погибший в 70-е, имел финскую фамилию и добрался автостопом в те лихие года до Финляндии.)

«Вечная жизнь» могла бы называться «Человек с прошлым». Намеренно или нет, но эта картина варьирует некоторые мотивы «Человека без прошлого» все того же Каурисмяки. Мотив амнезии после выстрела Бреннера (так зовут героя Хадера, страдающего невыносимыми мигренями) себе в голову влечет за собой вспышки давних воспоминаний на больничной койке. Но и эти флэшбеки из 70-х, когда дружили четыре товарища, разделяя одну женщину, как верные сыны сексуальной революции, чрезмерной навязчивостью не отличаются.

«Вечная жизнь»

Драматический обертон этому криминальному ироничному триллеру с приправой чувствительности придает Бреннер – бывший полицейский, сбежавший из родного Граца в Вену после гибели товарища, взявшего в жены возлюбленную Бреннера, но не нашедший себе места, работы в столице. Коротенький пролог представляет опустившегося, асоциального типа, преисполненного, впрочем, природного достоинства. Внезапно вспомнив (еще до грядущей амнезии, из которой режиссер решает быстро избавить своего протагониста), что у него имеется наследственная недвижимость в Граце, Бреннер возвращается в забытое пространство, руинированный дом. Попадает в совсем другие времена, вновь переживет события прошлой жизни, доигрывает внезапности, настигшие его в текущей обыденности, во встречах с бывшими дружками. И получает от режиссера возможность будущих (сюжетообразующих) событий только отчасти проигранной жизни.

Стрельба, погони, физиологические недостачи персонажей (сердечная аритмия у одного из важных персонажей в роли «плохого полицейского», мигрень – у главного героя), мотивирующие, пусть условно, продвижение, развитие фабулы, становятся уловкой для зрителей, которых и европейский мейнстрим обязан растормошить.

«Вечная жизнь»

Однако фильм Мyрнбергера расцветает совсем в иных эпизодах. В них действуют так называемые второстепенные люди. Сосед Бреннера, одинокий обыватель, мечтающий овладеть домом наследника износившейся постройки, чьи реакции и поведение столь же комичны, идиотичны, сколь и трогательны в своей нелепой естественности. Эпизоды с бывшей бреннеровской зазнобой, дочка которой, родившаяся неизвестно от кого из давних товарищей, вышла замуж за «плохого полицейского». Возможно, он и есть ее папаша, но, скорей всего, о чем свидетельствуют мимолетные детали, дочка она все-таки главного героя. Остроумный Мyрнбергер награждает ее специальностью психотерапевта, пользующего Бреннера в больнице. Этот доктор хочет запихнуть «самоубийцу» (выстрел в голову трактуется как попытка суицида) в психоаналитическую клинику. Пациент на такое предложение отвечает твердым отказом. Так Мyрнбергер (и в других эпизодах) без лишних слов, жестов, в одно касание иронизирует над главной австрийской достопримечательностью – Фрейдом и практикой психоанализа.

Случайно или нет внимание австрийских режиссеров к мирочувствию Каурисмяки, предстоит еще узнать. Но в фильме «Супер-эго» Беньямина Хайзенберга, который покажут на этой наделе нового австрийского кино, играет Андре Вильмс, актер финского гения. Обаятельный парижанин, подтянутый писатель Марсель Маркс из «Жизни богемы», носивший разные ботинки за неимением денег на покупку одинаковой пары, зато исправно чистящий свои башмаки. Постаревший, но не утративший церемонных манер Марсель Маркс, переселившийся в Гавр, где работает чистильщиком обуви. «Гавр» сделан как будто (по сюжету) в жанре мелодрамы. Но на самом деле Каурисмяки снял душераздирающе светлый фильм об отчаянии.