Сказка про Колобка. «Прогулка в Карабах», режиссер Леван Тутберидзе

Авторы сценария Ака Морчиладзе,

Ираклий Соломонашвили

Режиссер Леван Тутберидзе

Оператор Горан Павичевич

Композитор Нукри Абашидзе

Звукорежиссер Михаил Хоудек

В ролях: Леван Добороджинидзе, Миша Месхи, Нуца Кухианидзе, Давид Иашвили, Георгий Гачечиладзе, Нино Касрадзе, Роберт Стуруа, Дарья Дроздовская, Физули Мамедов, Ильгар Джахангиров, Аветик Саносян, Гагик Мелкумов, Артавазд Палоян, Левон Сидилян

Аиси

Грузия

2005

Пытаясь в новых условиях сохранить тлеющий огонек былой общности — культурного пространства бывшего Союза, — «Киношок» много лет был смотром фильмов «для архива». Старые студии разваливались и годами занимались долгостроем, который при показе оставлял впечатление чудом сохранившихся стратегических запасов советского многонационального искусства. Новых студий, производящих кино на независимые от госзаказа деньги, в независимых государствах еще не было. Поэтому торжествовал поэтический кинематограф Средней Азии, который понемногу подпитывался заказами международных фестивалей. Казалось, что казахи с киргизами и их герои, вольные друзья степей, а также узбеки со своими комедийными чудаками — это и есть безальтернативные победители странного международного фестиваля, поддерживающего миф о былой империи. Однако на этот раз в лидерах большого конкурса оказались другие фильмы и другие авторы — Азия в этом году утратила пальму первенства. Недаром много лет ведущая пресс-конференции фестиваля Ирина Шилова чувствовала себя немного в растерянности. Раньше она представляла работы своих старых товарищей, зная о них всю подноготную. А на этот раз появилось много незнакомых имен.

Леван Тутберидзе, чей фильм «Прогулка в Карабах» получил Гран-при «Золотая лоза», в отличие от постоянных гостей «Киношока», не учился в Москве. Данных о нем немного. Родился в 1959 году, учился в Тбилиси, снял всего три фильма («Последняя молитва Назаре», 1988; «Тени прошлого», 1995, «Прогулка в Карабах», 2005). Осторожные намеки на то, что он участвовал в боевых действиях, никто не уточняет, где и когда это происходило неизвестно, хотя можно вообразить, как партизанил режиссер. Пышную фразу в пресс-релизе о том, что он призер многих международных фестивалей, стоит отнести на счет гостеприимства устроителей «Киношока» и отсутствия точной информации. Зато, судя по высказываниям грузинских товарищей, Тутберидзе, действительно, очень заметная фигура нового грузинского бизнеса и кинобизнеса, в частности. Кино он снимает на свои деньги («Прогулка в Карабах» обошлась в 900 тысяч долларов, что для грузинского кино почти сопоставимо с бюджетами Питера Джексона), и, кроме прочего, владеет собственной киностудией и кинотеатром в центре Тбилиси. Однако, увы, поговорить с режиссером не удалось, потому что в Анапу он не приехал, поскольку делал английские субтитры к своему фильму для представления на Европейскую кинопремию.

То, что у «Прогулки в Карабах» были весомые шансы попасть в число призеров «Киношока», казалось ясным с самого начала. В Анапе никто не следует негласному фестивальному правилу приберегать фаворита на финал.

И «Прогулку» показали в один из первых дней. Уже само название привлекало внимание — соединение взрывоопасного Карабаха и легкомысленной прогулки.

К тому же поездки вокруг да около — самый распространенный сюжет интернационального фестивального кино, жанр благодатный, вольно дышащий и дающий автору практически безграничные возможности по части неожиданных поворотов и возникновения новых персонажей буквально из воздуха.

Тутберидзе полностью использовал выигрышный сюжет-экскурсию, поэтому на первый взгляд «Прогулка в Карабах» — не политическое повествование, а рассказ о приключенческиделовой поездке за наркотиками двух молодых тбилисцев из «потерянного поколения» начала бурных 90-х. Фильм снят с отчетливой отсылкой к стилю Эмира Кустурицы периода «Подполья», что вполне уместно, поскольку бурлящий «кавказский котел» как геополитическое место действия ничем не хуже, чем «балканский котел» — такой веселенький адский кошмар. Сходство стиля можно посчитать и результатом определенной поэтической близости людей, рожденных в горных районах, где издавна смешиваются народы, культуры и языки. В данном случае речь о работе сербского оператора Горана Павичевича, который, впрочем, никакого отношения к Кустурице не имеет, а принадлежит к тому племени кинематографистов-космополитов, которые путешествуют с камерой по миру и с равным энтузиазмом снимают дешевый британский трэш-хоррор (вроде «Острова проклятых») и российский телевизионный мусор (вроде сериала «Бальзаковский возраст»). Скорее всего, именно работа с Тутберидзе даст возможность Павичевичу обратить на себя внимание и поучаствовать в серьезных кинопроектах, потому что его камера — явный соавтор фильма, создающий его нервную ткань. Половина картины виртуозно снята на крупных планах в трясущихся по ухабам и пыли машинах. Оператору удалось показать оба типа движения — и то, как автомобиль «трется» о пейзажи за окном, и то, как бурно меняются настроения внутри кабины. Честно говоря, этот эффект остался самым ярким воспоминанием от фильма, и лично мне очень обидно, что операторский приз фестиваля получил не Павичевич.

В общем, по части изображения в картине все в порядке. С сюжетной схемой — тоже. А вот с героями и с той самой геополитикой, от которой все же никуда не спрячешься, бедновато. В конце концов речь в фильме действительно идет о карабахском конфликте, вернее, о его последствиях. И показаны они глазами чужого — залетного грузина, не участника, но невольного соучастника. Герой картины Гио — совсем молодой парень, который, судя по туманным намекам, успел повоевать в Абхазии, разочароваться в войне, в которой «брат идет на брата», поссориться с богатым и влиятельным отцом, противодействующим желанию сына жениться на девушке «не их круга», и по слабости характера попасть в компанию наркоманов и картежников. Его мучит собственное безволие, которое дало любимой Яне повод сделать аборт. Ему неприятны тбилисские порядки, которые при войне или при мире традиционно строятся на кумовстве, коррупции и нелепых в своей провинциальной чванливости сословных предрассудках. А главное — у него есть настоятельная потребность уехать, вырваться из этого круга, в котором он вертится как белка в колесе. Сам Гио не наркоман. Он просто соглашается повезти друга Гоглико — наркомана-растамана, прохвоста-прихвостня мелкопоместной мафии, довольно мерзкого типа, как бы актер ни старался превратить его в симпатягу бездельника, — на своей машине куда-то на границу с Азербайджаном, где расположены торговые точки кавказской наркомафии. Задача вполне легкомысленная — «успеть к «Клубу путешественников». Плюс потребность Гоглико — «десять баб сменял бы на метадон». Однако парни, стартовав под бодрую музычку, быстро сбиваются с пути, натыкаются на блокпосты всех воюющих сторон и оказываются в плену. (После просмотра фильма некоторые гости фестиваля рассказывали о таких «прогулках», когда, к примеру, выехав со своей дачи на бэтээре за пивом, они приезжали прямо на линию фронта и оказывались участниками очередной революции.)

Сначала друзья попадают к мусульманам азербайджанцам, которые отбирают у них машину и избивают их обоих. Потом Гио бежит с пленным армянином, оставив Гоглико в заложниках, и попадает в ласковый плен братьев по вере, один из которых — вылитый Че Гевара. Гио тоже начинает чегеварить с этими партизанами, хотя отдает себе отчет в том, что «братья» попросту не собираются его отпускать домой.

Туда же приезжает группа стрингеров из России, что наконец добавляет в кипящий «кавказский котел» спорящих народов примиряющую краску — образ общего врага, с которого начались все беды. Что характерно, языком межнационального общения тем не менее является русский, особенно зажигательно звуча в тех сценах, когда все сражающиеся стороны дружно клянут Россию. Однако еще одну этническую краску вносит журналистка, сообщая, что она еврейка. От большого ума русско-еврейская стрингерша принимает Гио за настоящего легионера-наемника и видит его супергероем своего репортажа, какие отлично улетают, как горячие пирожки, на европейские телеканалы. Гио же от полной безысходности делает с ней любовь, а не войну, поскольку к последней у него таланта нет. После этого ему вместе с телевизионщиками удается убежать и от армян, на этот раз прихватив с собой пленного азербайджанца, который становится выкупом за друга, оставшегося в плену на той стороне. Тут уже выясняется, что при таком раскладе грузины и азербайджанцы тоже братья навек. После очередного братания парни возвращаются в Тбилиси к «своим баранам». Один — к властному отцу, который, расплатившись с местной милицией, перехватившей «прогульщиков», встречает сына крепкой оплеухой. Другой — к собственным наркокурьерским проблемам, которые и придали всему путешествию острый привкус Кустурицы.

А что Карабах? Да так, к слову пришелся. Да и «Прогулку в Абхазию» снимать было бы не так весело. Несмотря на жаркие межнациональные споры, которыми наполнен фильм, грузинский колорит, полный некоторого самолюбования и чувства непричастности хотя бы к этому конфликту, все полирует. Режиссер периодически переходит на пафосные тосты, интонация которых нивелирует дискуссионный накал сюжета. Тем не менее ему не удается скрыть тот очевидный факт, что бездумное употребление объятий, поцелуев и слова «брат», столь любимых народами Кавказа, ничего здесь не обозначает. Все равно остаются свои и чужие, и свои всегда правы. Если бы фильм снимали в Азербайджане, то прогулка хороших парней за наркотой объясняла бы, что Нагорный Карабах находится внутри государственных границ этой страны.

Если бы снимали в Армении, то парни, прогуливаясь, доказывали бы, что Нагорный Карабах в большинстве своем населяют армяне христиане. Ну а у Грузии есть возможность сделать самую хорошую мину при этой плохой игре: это не наша война. Конечно. Война всегда ничья. Только людей она засасывает, как пылесос. Один из персонажей рассказывает, как бросил одну жену в Москве, другую в Киеве, третью в Ереване и, приехав в Карабах, чтобы бабушку похоронить, уже семь лет партизанит с летальным исходом для других людей.

Попытка сделать пацифистскую картину с героем, для которого «мое дело — сторона», полностью провалилась. В пресс-релизе говорится, что герой пережил испытания, чтобы ощутить внутреннюю свободу. Но тогда получается, что внутренняя свобода — это радость колобка, который и от дедушки ушел, и от бабушки ушел. Но мы-то знаем, что на всякого колобка своя лиса найдется и что внутренняя свобода — это и есть главное испытание для любого мыслящего человека, существование которого ни в каких условиях свободным быть не может. Лучше бы автор, сделавший, в общем, хорошо придуманную картину, снятую вольной камерой, органично соединяющую изображение «под документ» и аттракционно-постановочные сцены, полностью отказался от идеологии, чем ставить на ее место такую хлипкую и инфантильную идею «революции колобков». В конце концов Кустурица, который на этой теме собаку съел, давно пришел именно к этому выводу.