Ни любви, ни ненависти

«Бумер. Фильм второй»

Авторы сценария Петр Буслов, Ким Белов, Денис Родимин,

Иван Вырыпаев

Режиссер Петр Буслов

Оператор Александр Симонов

Художник Ульяна Рябова

Композитор Сергей Шнуров

Звукорежиссер Дэвид Шуфутинский

В ролях: Владимир Вдовиченков, Андрей Мерзликин, Светлана Устинова, Николай Олялин и другие

Кинокомпания «СТВ», «Пигмалион Продакшн»

Россия

2006

Как ни относись к фильму «Бумер» — расценивай его как абсолютный шедевр или как очередной бандитский боевичок на четыре с плюсом, — бесспорно одно: тот фильм будоражил, заводил, вызывал восхищение или злость, но никого не оставлял равнодушным. «Бумер. Фильм второй» соотносится с первым примерно, как заглохший без бензина автомобиль с резво бегущим по шоссе. Его толкают вручную изо всех сил, он проедет метров десять под горку и останавливается. Нет драйва! Зритель разочарован. Значительная часть откликов в Интернете: «Фильм — г.. но. Не ходите. Напрасно потратите деньги». И сборы упали буквально через неделю, хотя в первый уик-энд «Бумер. Фильм второй» слыл рекордсменом проката.

Составляющие невиданного, всенародного успеха первого «Бумера», в принципе, вычисляются просто. Мужская команда, она же — банда. Четкое распределение ролей: один — умный (Кот — В. Вдовиченков), другой — добрый (Рама — С. Горобченко), третий — агрессивный и отважный до безрассудства (Килла — М. Коновалов), четвертый — трус и понтярщик, который втягивает друзей в гибельную историю, а в последний момент всех сдает (Димон — А. Мерзликин). Все они, конечно, не ангелы, но и мир вокруг них мало походит на райские кущи. Большая дорога, крутая бандитская тачка, неизбежные терки-разборки с местной братвой, алчные менты, шакалы-дальнобойщики, которые норовят напасть стаей… Закон джунглей: не ты съешь, так тебя сожрут. Выживает сильнейший. Постоянная опасность стимулирует выброс адреналина. Необходимость с боем добывать насущное повышает содержание в крови гормона агрессии — тестостерона. Эта гремучая гормональная смесь по-любому бьет в голову зрителю, заставляя безотрывно и нервно следить за происходящим. Плюс интеллектуальное удовольствие от удавшихся героям остроумных «разводок», плюс железная закономерность воздаяния, которая утоляет моральное чувство…

В принципе все эти ингредиенты можно отыскать в любом правильно сделанном боевике. Но в «Бумере» были и дополнительные бонусы. Помимо чисто художественных — афористичность реплик, нетривиальность деталей типа репродукции «Джоконды» за спинами напившихся до поросячьего визга ментов, изящный, новаторский прием «флешфорвардов», пунктирно очерчивающих печальное будущее второстепенных персонажей, констатируя тотальный характер разлитой повсюду энтропии, — был еще в этом фильме какой-то честный, радикальный цинизм — пафос освобождения от всех обесценившихся абстракций. Ну не было в сознании героев ничего такого, что бы они, положа руку на сердце, могли поставить выше собственных, сиюминутных желаний и интересов. Все твое, «настоящее», при тебе; в этой черной железной коробке на четырех колесах — ты сам, твоя жажда жизни, постоянная готовность к жестокой схватке, твоя сила, твое бесстрашие, твои друзья, твое смертельное оружие, твоя готовность любыми способами отстаивать свое «я». За пределами «бумера», летящего по шоссе, лишь невнятный хаос, иногда загадочно благосклонный, чаще враждебный. Прав ли ты, виноват ли — за тобой все равно погоня. Прав ли ты, виновен ли — впереди все равно смерть. Но можно все же проехаться без тормозов, с ветерком, до поры до времени минуя рытвины и ухабы, а когда придет момент — умереть красиво, как и подобает гордому хищнику, а не каким-нибудь травоядным лохам.

«Бумер» предлагал захватывающую модель чисто биологического, мужского самоутверждения в ситуации, когда сходила на нет раскачавшая все устои вольница 90-х и вступала в свои права «диктатура закона», власть ментов, присвоивших все традиционно бандитские функции и не терпящих конкурентов.

Продолжения у такого фильма быть не могло в принципе. Чтобы вновь подарить зрителю искомый букет эмоций, стоило бы снимать не сиквел, а приквел — историю про то, как Кот, Рама, Димон и Килла лихо занимаются рэкетом, меняют тачки, гуляют в кабаках; как их крышует комитетчик Кирилл, а правильная девушка Настя тщетно пытается вытащить Кота из криминальной среды и подбивает уехать в Париж. Это был бы, конечно, очередной перепев «Бригады» или, при известной доле авторского цинизма, вариация «Жмурок». Разборчивые зрители поморщились бы, простодушные — получили нехитрое удовольствие, следя, как говорится, «за новыми похождениями любимых героев». Буслов решился делать именно продолжение. И, естественно, столкнулся с рядом неразрешимых проблем.

Если в первом «Бумере» при отсутствии любых «нематериальных» целей и ценностей источником драйва была сама борьба героев за существование, то теперь такого «горючего» нет. Все умерли. Килла и Рама давно в могиле. Димон, выкупивший Кота из тюрьмы (нам предлагают поверить, что Кот каким-то чудом уцелел в финальной перестрелке первого «Бумера»), погибает на пятнадцатой минуте картины. Сам же Кот, волюнтаристски воскрешенный авторами, человек с совершенно иными понятиями о жизни, и ему все прежнее по фигу. Ему не нужны ни бабки, ни тачки, ни бизнес, ни статус крутого, настоящего пацана. Кот во втором фильме принципиально избегает конфликтов, ничего он не хочет и не испытывает страха за свою жизнь. Соответственно, идентификация с таким персонажем, в принципе, не сулит зрителю чаемых гормональных всплесков.

Сюжет тоже как-то не тянет. Фабульная завязка, обусловленная раскаянием Димона, вызволением Кота из тюрьмы, коварством ментов, взявших деньги и пославших по следу героя киллера, от руки которого и погибает Димон, не получает развития. Кот не собирается разбираться с ментами и мстить за друга. Он просто садится в оставшийся от Димона черный «бумер» модели Х5 и пускается в путь под меланхолическую музыку Шнурова — мимо все тех же дымящих градирен, торчавших на выезде из Москвы в «Бумере» первом, мимо печальных лесов и полей, мимо пустынных обочин с горящей травой…

Цель этого путешествия — передать девочке Даше (С. Устинова) письмо от брата Коляна, с которым Кот отбывал наказание. А по почте послать нельзя было? (О том, что Колян погиб, больше того, его уморили на зоне, чтобы Кот вышел на свободу по его документам, мы узнаем только в середине картины.) В общем, Кот едет себе, едет, не очень понятно, куда и зачем. А параллельно на серенькой «Хонде» рассекает эта самая Даша — хрупкая блондинка с богатым, несмотря на юный возраст, криминальным прошлым и настоящим. Приезжают они оба на пепелище придорожной харчевни, которую содержал дядя Коляна и Даши. Даша прибывает чуть раньше. Ей не жалко ни харчевни, ни дяди: «Старый гибон!» — бросает она ему. Жаль только денег, спрятанных в огнетушителе и, понятное дело, сгоревших. Толстенькая такая была, солидная скрутка долларов, добытых нелегким путем продажи дутого компромата на местного депутата.

Не застав Дашу возле погоревшего кафе, Кот выясняет у дяди, где ее примерно искать, и дальше ищет, бродя по улицам провинциального городка и воспитывая по ходу юных гопников, положивших глаз на его машину: «Не нужна тебе такая машина, брат», — говорит он внушительно и устало. Гопники проникаются… Даша тем временем мутит новое дело — шантаж местного олигарха по наводке — о, времена, о, нравы! — его собственной дочери. Короче, Даша намеревается слупить с подругиного папаши двадцать тысяч баксов. Но на месте передачи денег — засада. Даша бежит от ментов и в самый напряженный момент нос к носу сталкивается с Котом и умоляет спасти ее. Кот спасает. Кто он, Даша не знает. Кот, в свою очередь, тоже не спешит поведать, что сидел в тюрьме с ее братом. Вместо того чтобы передать письмо и отправиться восвояси, он везет Дашу в какой-то загородный дом, держит в подвале, мучительно собираясь с духом: «Сказать? Как сказать?» В результате он просыпается однажды утром в машине с порезанными колесами и надписью на лобовом стекле: «Сука».

Умельцы-бандиты из местного автосервиса, меняя колеса, вставляют в «бумер» хитренькое устройство, способное заклинить мотор на ходу. С помощью этой машинки они тормозят Кота на дороге, отбирают у него BMW, самого бьют битой по голове, а так и не переданное Даше письмо главарь их — звероподобный Китай — сжигает с глумливыми комментариями. Остается, правда, паспорт с фотографией Кота, выправленный на имя Коляна. Паспорт отморозки отдают Даше как доказательство, что ее заказ выполнен (интересные у них отношения!), вместе с ключами от красного «скалика» — ее доля, «подгон» за «бэху», на которую она навела.

Даша, разглядев паспорт, кидается теперь уже сама разыскивать незнакомца, так безжалостно ею подставленного. А он, ограбленный, брошенный в реку и потерявший память, отлеживается тем временем в хибарке фольклорного деда Ильи (Н. Олялин). Бесхозный мужчина тут же становится предметом корыстного интереса: местная медсестра, мать-одиночка, подумывает, не внушить ли беспамятному, что он ее муж и отец ребенка. Посему, когда Даша приходит в поликлинику узнать, не поступал ли к ним избитый гражданин лет тридцати и без документов, медсестра говорит, что нет, мол, не поступал (вот ведь, всяк в этой жизни норовит взять, что плохо лежит, не бабки, так мужика!).

Впрочем, Даша Кота все равно находит. И он в какой-то момент все вспоминает: погибших друзей, Дашу, Коляна, который умер в тюремной больнице, подарив Коту свою жизнь… Все встает на свои места; сериальная интрига с потерей памяти и затянувшимся взаимным неузнаванием исчерпана. Про шантаж, олигарха и его дочь мы больше ничего не узнаем. Даша уезжает на красном «скалике» рыдать над высоким обрывом. Кот тоже отправляется в путь: «Поеду на могилы друзей. Потом видно будет». Ну и что? Мексиканское «мыло» какое-то! Чего вообще мы тут еще делаем в кинозале?!

Фильм, однако же, продолжается. Приехав на вокзал, Кот видит Дашу на черном «бумере». Она возвращает машину: «Там у ребят пожар случился. Это все, что удалось спасти». (Интересно, что же такое она сотворила с Китаем и его бандой?) «Брат подарил тебе свою жизнь. Вот и живи», — напутствует она героя, отдавая ключи. Но какое там «живи»! Знакомство с Дашей до добра не доводит. Кот видит ее портрет на стенде «Их разыскивает милиция», находит девчонку в парке среди поломанных аттракционов и уговаривает уехать. Потом у них будет длинный разговор по душам в плацкартном вагоне, стоящем почему-то среди чистого поля. Потом они будут долго и радостно гнать на «бумере» под песню: «Я свободен! Словно птица в небесах…» Потом Кот попытается продать свой Х5, но окажется, что автомобиль в розыске. А Даша уже все выяснит в турагентстве про путешествие на Гоа (это ее заветная мечта; брат рассказал как-то, что есть такой рай на земле, и Даша ничего больше не хочет, как оказаться в раю). Но денег нет, а на Гоа тянет неудержимо. И Даша в очередной раз кидает попутчика, забирает у него черный «бумер» и едет грабить это самое турагентство. (Интересно, куда она подевала свой красный спортивный «скалик»? Тыщ пять долларов ведь точно стоит машина; до Гоа хватило бы.)

Момент ограбления не совсем ясен. Даша подкладывает под стол пакет с пиротехникой, поджигает бикфордов шнур, говорит тетеньке: «Ой, извините, я паспорт в машине забыла» и собирается выйти. Но в этот момент в агентство врываются какие-то отморозки с битой и пистолетом, все громят, орут, сгребают деньги… Тут шутихи под столом начинают взрываться; один отморозок катается по полу с обожженным лицом, другой палит почем зря… Воспользовавшись суматохой, Даша хватает пакет с бабками и убегает. То ли эти бандиты — ее подельники, но тогда она просто королева местного криминального мира, то ли так совпало — тогда фильм достоин книги рекордов Гиннесса по количеству совпадений. Но как бы то ни было — еще одно случайное совпадение: Кот, сидящий в кафе, слышит хрип ментовской рации: «БМВ», проходящий по эпизоду о нападении на турагентство, проследовал в сторону паромной переправы«. Кот бежит к парому. Тот уже отчалил. На берегу куча ментов. Паром возвращают. «Бумер» хищно мигает фарами сквозь туман.

И чтобы дать Даше возможность выбраться из капкана, Кот в первый и последний раз за весь фильм берет в руки оружие. Выхватив у мента автомат, он кричит: «Бросить оружие! Всем на землю! Дашка! Уезжай!» — и гибнет, понятное дело, прошитый очередью из «калаша». Гибнет, надо сказать, совершенно на-прасно, поскольку ушлая Даша, заметив суматоху на берегу, давно уже сбежала с парома на снятой с какой-то машины надувной лодке. Она слышит выстрелы, орет: «Костя! Костя!», но он уже мертв. Мертв окончательно и бесповоротно.

В общем, выходит, что Кота воскресили, заставили со скорбным лицом колесить по дорогам и всяко маяться два часа экранного времени ради заведомо безнадежной попытки спасти от кривой дорожки безмозглую маленькую соплячку, которая его же и погубила.

И это сюжет боевика? Ну уж нет! Деньги обратно!

Похоже, в «Бумере» под номером два Буслов сделал все возможное, чтобы разочаровать зрителя, очарованного «Бумером» первым. Он снял даже не продолжение, а своего рода искаженное, как в кривом зеркале, повторение дебютного фильма. Тут тоже есть черный «бумер», большая дорога, дешевые забегаловки, провинциальный городок, насквозь пронизанный криминалом, есть матерые, отмороженные бандиты и юные гопники, напомнившие Коту его самого с друзьями в начале карьеры, есть фольклорные старики, возвращающие раненого Кота с того света, и тоскующая без мужика мать-одиночка, есть ограбление и роковая финальная перестрелка… Только все это в каком-то странном, смещенном порядке, словно во сне — «гамлетовском», смертном («Какие сны приснятся в смертном сне?»).

Последнее предположение, кстати, начисто снимает все претензии и вопросы к сценарию. Действие мгновенно обретает единство, стоит вообразить, что Кот умер еще тогда, в конце первого фильма. А во втором душа его претерпевает мытарства, орудием наказания служит для него привлекательное юное существо, сполна наделенное всеми пороками и грехами, за которые он расплачивается. Даша — симпатичная, маленькая зверюшка, не различающая добра и зла, не ведающая благодарности, эгоистичная, агрессивная, отчаянная, невинно жестокая, готовая на все ради воплощения своих инфантильных фантазий. В ней есть наивная доверчивость Рамы, безоглядная отвага Киллы, она — «слабое звено», как и Димон. Однако в «девичьем» варианте черты и свойства героев первого «Бумера» вызывают не сочувствие, а скорее оторопь и бессильную жалость. Криминальные подвиги начисто лишаются героического, мужественного ореола. И для Кота, и для зрителей глядеть на то, как Даша несется без тормозов навстречу бессмысленной гибели, — чистая мука.

Впрочем, в отличие от простых, земных Киллы, Димона и Рамы, Даша — существо, не вполне понятное. Полдюжины гримасок, которые сменяются на ее лице: грубость, равнодушие, агрессивная злоба, доверчивая улыбка, беспомощность, панический страх — худо-бедно соответствуют предлагаемым об-стоятельствам, но никак не складываются в психологически достоверный характер. Ее сверхъестественная криминальная опытность в сочетании со столь же сверхъестественной, нетронутой девственностью сознания (в голове две идеи: «Гоа — это рай на земле»; и еще: «В эсэмэсках можно передать всю красоту природы», — этому ее научили случайно встреченные путешествующие автостопом туристы) — заставляют предполагать, что Даша — не совсем человек. Скорее — механический инструмент Возмездия (каковыми в первом «Бумере» были бита, капкан, кабина грузовика, перебившая хребет дальнобойщику Сиплому, да и сам черный «бумер»), — наспех загримированный под хрупкое, вызывающее жалость человеческое существо. Недаром Даша входит в жизнь Кота как механический, фотографический отпечаток и остается с ним до конца в облике забавной, серенькой заводной игрушки. А девичья ее ипостась, выполнив свою задачу — морочить, терзать и мучить героя, — как бы растворяется в тумане вместе с надувной лодкой.

Так же точно, как Даша мало напоминает реальную девочку-подростка из провинциального городка, все происходящее в фильме слабо походит на до-стоверные житейские обстоятельства. Это все небрежная «декорация», наведенный морок. Отсюда — пропадающие нивесть куда персонажи, оборванные сюжетные линии, бесчисленные случайности — весь тот сценарный «мусор», который не объяснить лишь пофигизмом или же непрофессионализмом авторов. Первый «Бумер» держался на железных причинно-следственных связях. Второй — весь на воздушных метафорах, иносказаниях, символических лейтмотивах.

К примеру, мотив символической смерти героя повторяется в картине как минимум трижды. Первый раз он умирает в процитированном в самом начале эпизоде из первого «Бумера», второй раз — когда выходит из тюрьмы и ему говорят: «Считай, что ты умер. Теперь ты другой человек, с другим именем и фамилией», третий — когда он получает битой по голове. И это не считая уже окончательной смерти в финале.

Река, которую то и дело пересекают на пароме герои, не что иное, как Лета, текущая в Царстве мертвых. Мотив амнезии, смены имен, нестойкой самоидентификации, когда герой за пять минут экранного времени умудряется побыть и Альфредом, и Николаем, и братом какой-то Светы, и многодетным отцом, и лишь по случайности избегает участи стать мужем медсестры и отцом ее дочки, символизирует этакую размытость земной памяти, земного «я».

Действие первого фильма развивалось линейно. Герои двигались из пункта А в пункт Б, от жизни — к смерти. Во втором происходит бесконечное кружение в пространстве с не очень ясной топографией, езда по дорогам, где на развилке в чистом поле вечно мигает желтым бессмысленный светофор. Движение здесь призрачно, оно равно статике. Движущиеся объекты режиссер искусственно тормозит, неподвижные столь же искусственно приводит в движение, как в эпизоде, где Кот катает Дашу на аттракционном электромобильчике с отключенным мотором, напевая: «Тра-та-та, мы везем с собой кота» и толкая машинку руками, — неожиданно точная метафора внутреннего устройства картины. И даже в клипе на песню «Я свободен!», построенном вроде бы на чистом движении («бумер» летит по дороге, волосы Даши развеваются в открытом окне и т. д.), контрапунктом, на уровне текста, идет мотив неподвижности: ведь речь в песне — о тюрьме, а центральный образ — «сидячий марафон» зэков.

В общем, что бы там ни происходило в работе над сценарием, который вымучивали три года четверо сценаристов, Буслов в результате снял то, что хотел, и совершенно не то, чего ждали от него продюсеры и зрители. Он умудрился совершенно растворить в медитации, аннигилировать эмоциональный драйв первого «Бумера», замешанный на соблазнах «свободы от…». Во втором фильме ему почему-то важно дать понять, что человеческое бытие, сведенное к игре животных инстинктов («Когда собаки молятся, с неба падают кости», — поет Шнур на финальных титрах), — это не кайф и свобода, но мука и морок, тупик и смерть. И хотя Кот, добровольно, пусть и напрасно, погибший ради спасения Даши, в конце вроде бы освобождается от вины и обретает рай, похожий на фотообои (в последних кадрах — пальмы в закатных лучах и голос Кота: «Привет, Дашка. Здесь очень спокойно»), это все равно — покой смерти. А для человеческой жизни нужно иное: «свобода для…». Чего-то, уже ясно, делать не стоит. Но вот что стоит делать? Ради чего стоит жить? На эти вопросы ответа в картине нет. Их нет и в сознании социума. Страна Россия, какой она предстает на экране, — лишь бесконечное пространство, до боли прекрасное, но если, как шутит Кот, уезжая, прихватить с собой Байкал и Алтай, и Мурманск, то здесь останутся «только менты». Менты же, понятно, ни с какой свободой не дружат.

Такая вот получается безысходная, меланхолическая картина. Итог ее — финальная песня Шнурова с безнадежной концовкой:

В этих словах нет ни любви, ни ненависти.

И не спастись уже самому, и никого не спасти.