Автономка. «Свободное плавание», режиссер Борис Хлебников

«Свободное плавание»

Авторы сценария Борис Хлебников, Александр Родионов

Режиссер Борис Хлебников

Оператор Шандор Беркеши

Художник Ольга Хлебникова

Звукорежиссер Максим Беловолов

В ролях: Александр Яценко, Дарья Екамасова, Евгений Сытый, Петр Зайченко, Борис Петров, Тагир Рахимов, Нина Семенова, Алексей Ошурков, Татьяна Рассказова, Адриан Ростовский, Сергей Пестриков, Сергей Наседкин, Владимир Терещенко

Кинокомпания «Коктебель» при участии Федерального агентства по культуре и кинематографии

Россия

2006

Это вам не фунт изюму — взять приз за режиссуру, о котором мечтает каждый профессионал, за первую, по сути дела, самостоятельную работу. Дело было прошлым летом на «Кинотавре». Само собой, вердикт жюри — еще не истина в последней инстанции. Однако неспроста Борис Хлебников, коронованный как лучший российский режиссер за отчетный период, немедленно был приглашен на венецианские «Горизонты», получил приз Фонда Тарковского в Выборге, а позднее взял первый приз на МКФ в Варшаве. До «Свободного плавания» Хлебников был известен как соавтор «Коктебеля», поставленного им вместе с другом детства Алексеем Попогребским. «Коктебель». Трехлетней давности картина тоже не затерялась в анналах — она попала в число лучших европейских фильмов 2003 года, номинировалась на «Феликс», шла в европейском прокате и удостоилась лестных рецензий от западных обозревателей, чье мнение влияет на рейтинг фильма.

«Свободное плавание» обласкано отечественной критикой с особой нежностью. Как елку шарами, фильм обвесили гирляндой жанровых дефиниций — от фрик-шоу и сельского комикса до комедии абсурда и провинциального анекдота. Кое-кто вычитал в картине социальный подтекст и поместил ее в парадигму неореализма. И все дружно сошлись на том, что «Свободное плавание», конечно же, артхаус.

В смысле — искусство, рассчитанное на тех, кто понимает. На узкий круг посвященных. Однако в «Свободном плавании» начисто отсутствует артхаусный снобизм. Смотрите, мол, какую арт-штучку можно сделать из российской повседневности — унылой, нищей и безнадежной. В фильме нет и намека на возможность подобной трактовки. Зато ясна его полемическая направленность против набившего оскомину гламура. Вместо того чтобы «сделать нам красиво», в чем поднаторели многие кинематографисты, режиссер поступает ровно наоборот. И в Угличе, и в Мышкине, где снималась картина, наверняка есть выгородки, где расположилась новорусская реальность с игровыми автоматами, казино и ресторанами. Но режиссеру туда не надо. И герои его в ту сторону не ходят. Разве что на дискотеку. И дискотека та без всяких примочек: обыкновенные танцы в клубе советского дизайна — дощатый, зато с колоннами.

Режиссер взял на себя непопулярную задачу — показать несколько дней из жизни парня, потерявшего работу и пытающегося ее найти. Безработный, безработица, биржа труда — абсолютная новь в родном кинематографе, в то время как окружающая действительность, уже давно не социалистическая, успела притерпеться к этим «язвам капитализма». Автор, прошу заметить, не посягает на обобщения — он конкретно портретирует пространство, в котором обитают двадцатилетний Лёня и другие персонажи. Это пространство, изуродованное руинирующими памятниками совкового урбанизма, отчего же не назвать нерусским словечком «социум», пусть оно и не в масть лексике фильма? Ведь социальные отношения во всем их уродстве присутствуют, более того, они-то и формируют смысловой уровень фильма.

Та правда о нас, сегодняшних, которая цепляет в «Свободном плавании» и поднимает его статус на уникальный в наше время уровень самопознания, вырастает вовсе не из подножных фактур и натурных экстерьеров. Эстетическая концепция картины много глубже, чем миметическое совпадение с реальностью. Последнее — онтологическое свойство кинематографа, и лишь фантастические жанры, целенаправленно деформирующие реальность, выпадают из этого правила.

Стиль «Свободного плавания», экспрессия которого позаимствована у комикса, работает как остраняющий эффект. Язык описания «объекта», вывертывающий наизнанку приснопамятную мифологию «гегемона», вкупе с реализмом «картинки» складывается в подвижную полижанровую структуру, каковую одним словом не определишь.

Комикс аккумулирует все приемы низких жанров, акцентирует иронию, обнаруживает смешное в патетическом и даже сакральном, а психологизм выводит за скобки. Чем дальше фильм от правдоподобия, тем ближе к скрытым источникам правды. Это мы знаем по фильмам поздней Муратовой, открывшей нам психопатологию обыденной жизни в ее самых что ни на есть бытовых формах. Термин «реализм», коим мы пользуемся направо и налево, не тождествен правде, в чем мы не раз убеждались. Похоже, сегодня лучше оставить его в покое. Частокол условностей и допусков, налипших на это безбрежное понятие, в свое время сопряженное с представлениями о правде жизни в искусстве, нынче путает карты.

Нарратив «Свободного плавания» сложен из снятых по преимуществу фронтально кадров-мизансцен, стилизованных под картинки комикса. Все начинается с общего плана заводских ворот, куда подъезжает автобус с работягами, и вахтер по сложившейся здесь традиции получает с каждого входящего по сигарете. Следующий план — из серии «симфония труда». Кто-то достает завернутые в газетку детали мясорубки и погружается в думу над этим сложным механизмом. Кто-то, вооружившись ножницами, старательно выстригает бахрому на пивной жестянке — вот и пепельница готова. А наш герой Лёня (Александр Яценко, сыгравший лучшую свою роль) вдумчиво, но не очень уверенно что-то паяет. Подходит мастер, показывает, как держать паяльник. Прикуривает от него. И все дружно идут в столовку. А на другой день вслед за автобусом в заводские ворота въедут два черных лимузина, по цеху пройдет слух: мол, завод-то продали англичанам, очень он им глянулся, а мы теперь свободны. Доедая остатки банкета по случаю состоявшейся сделки, мужики и парни условятся не терять из виду друг друга и завтра ровно в восемь встретиться у биржы труда.

Лёня окажется самым дисциплинированным. Он будет железно стоять и ждать товарищей, как Коля Колокольчиков из гайдаровского «Тимура». Может, он стоял бы и дольше, если бы оказавшееся рядом лицо кавказской национальности не посулило ему работу. Прямо сейчас. Лёня становится помощником продавца и учится, как впаривать обувку идущим мимо гражданам и гражданочкам. Перед Лёней открывается будущее коммерсанта-челнока, возможны забугорные вояжи за товаром… Но на другое утро мы снова увидим его на бирже. Стоя у окошечка, он пытается привлечь внимание учительского вида тетеньки в крахмальной белой блузке, по уши погруженной в увлекательное чтение. Наконец она оторвет глаза от страницы и предложит Лёне ряд вакансий. Прозвучат какие-то обалденные предложения типа переводчика с немецкого (но в Ярославле) и немыслимые цифры зарплаты (типа семь тысяч рублей). Но скромный Лёня выберет вакансию штукатура, а вечером скажет матери, что завод накрылся, но работа у него уже есть, пусть не беспокоится, он едет в командировку.

Штукатур тоже не прошел. Когда из автобуса высадились все маляры, Лёня понял, что остался один в коллективе пожилых теток. И отвалил. А назавтра у того же окошечка он выслушал отповедь крахмальной тетеньки: мол, какого рожна тебе надо?! И едва она произнесла звучащие, как заклинание, три буквы «ЖКХ», он тут же согласился. Так начался в жизни Лёни плодотворнейший этап «дорожные работы».

Кстати, поначалу фильм так и назывался — «Дорожные работы»1, пока продюсер с режиссером не озаботились прямо-таки демонстративной некассовостью такого названия. И правильно сделали. Не знаю, сработало ли новое название на кассу, зато высветило смыслы фильма. «Свободное плавание» тянет на универсальную метафору, вполне годящуюся и как динамический образ состояния главного героя, и как формула социального статуса граждан, ищущих работу в стране, не сильно потеющей по поводу оптимального трудоустройства страждущих. Только я бы уточнила — все-таки это скорей одиночное плавание. Жаль, что название уже использовано в боевике конца 80-х. Мне кажется, что авторы «Свободного плавания» имели в виду и этот смысл, этот оттенок понятия «свобода»: одиночество как спутник индивидуации, как следствие рухнувшего коллективизма, наконец, как новое измерение жизни, с которым наша ментальность еще не освоилась. Фильм не философствует по сему поводу, однако саму ситуацию он кодирует — и в сюжете, и в характере отношений между персонажами, и в самочувствии Лёни. Режиссер не ставит никаких акцентов, не заостряется на мелочах, но именно из них образуется экзистенциальный слой фильма. Настолько отличный от того, к чему мы привыкли, что его можно просто не принять во внимание или отнести на счет стилевой экспрессии.

Похоже, мы успели забыть, а наш герой просто не знает, что в былые времена страна неусыпно надзирала, чтобы каждый вкалывал на своем рабочем месте от и до. Даже облавы устраивались в годы андроповского правления — уж больно много праздного народу шаталось по городу среди бела дня, когда каждый обязан был отрабатывать гарантированное Конституцией право на труд. И не приведи бог, если тебя засекут как прогульщика, — можно было схлопотать статью за тунеядство с угрозой высылки в провинцию (хотя бы в те края, где снимался фильм) и приговором к принудительным работам. Нынче же плыви себе в автономном режиме, никто в твою сторону и не глянет. На то и свобода нам дана.

Итак, в третий раз Лёня приходит на работу по указанному адресу и застает двух мужиков: тот, что пониже, — в соломенной шляпе и оранжевой робе дорожного рабочего, а высокий и сутулый — в грязной белой майке, предъявляющей на всеобщее обозрение запущенный сколиоз. Оба не спешат знакомиться с новеньким, глядят хмуро. Неловкость момента микширует остроумная режиссерская находка, точнее, гэг, который грех не придумать, имея дело с такими актерами, как кемеровский лицедей Евгений Сытый и волгоградский харизматик Петр Зайченко. Летний сквознячок играет с черным полиэтиленовым пакетом, гоняя его по раздолбанной дороге. Сутулый начинает его ловить, пакет, словно живой, бросается ему под ноги, подсекает ловца, как опытный игрок на футбольном поле, и мужик со всех копыт колодой рушится навзничь, позорно проиграв схватку. Тут в самый раз явиться бригадиру. Невысокий плотный мужичок, жовиальный такой, выскакивает из видавшего виды «уазика» и с места в карьер начинает наставлять Лёню. Речь его поэтична и образна. «Мы дятлы дороги, — нежно втолковывает он Лёне. — Чтобы ей не было больно, надо делать все с душой». Следует инструктаж методом показа — бригадир орудует ломом, выравнивая края дорожной ямы, не переставая при этом говорить и говорить. Закончив свой мастер-класс, он делает патетический жест в сторону угрюмой парочки: «А сейчас человек-пестик и человек-ведро покажут свое искусство!» И наступает «момент истины»: который в шляпе засыпает яму битым кирпичом, а сутулый от души долбит его инструментом ХХI века — битой, укрепленной на длинной палке. Доморощенный хайтек плюс бригадир — Цицерон и краснобай — производят на Лёню впечатление. Он остается, врубается в дело и вскоре ставит в тупик самого бригадира творческим подходом: «Скажите, а как лучше идти — от центра к краю или от края по кольцу?»

Заплаты цвета «терракот» славная бригада налепит по всему городку, перемещаясь с улицы на улицу. Гудроном дырки не заливают, катком не утюжат — видно, местное ЖКХ имеет свое ноу-хау дорожных работ. Лёнин рабочий день разнообразят нечаянные встречи — то приятели с пивком подгребут, чтобы позубоскалить над «дятлом дороги»: «Ну, ты попал, Лёня!» Но Лёня стойкий парень. Не обижается и на соблазны не падок. Он продолжает индифферентно вкалывать, даже когда на безлюдной улице появится хорошенькая одноклассница в шортах. Между ними произойдет многозначительный диалог: «А ты чё?» — «А ты чё?» — «На работе, чё». — «Ну чё — пока?»

Девушка, как каравелла, поплывет своей дорогой, а Лёнины напарники, потрясенные до самых глубин, обретут дар слова. «Я в жисть такой бабы не видел! — выдохнет человек-ведро. И прибавит: — Это девушка-мечта». «Это сам секс», — уточнит со знанием дела человек-пестик.

Восхищенная мужская реакция на Лёнину подружку будет иметь сюжетные последствия. Лёня закрутит роман с Хрюшей, она же Свинья, — уж такое у девушки прозвище. Роман развернется в стилистике старой частушки: «Я тебя, дуру, лопатой нежно огрел по спине, ты крикнула: „Черт полосатый!“ и улыбнулася мне». Но, естественно, с поправкой на время. Без матерка как обойтись? Сегодня на великом и могучем в его литературном варианте разве что лекции читают, а общаются по большей части на новоязе. Как правило, молодежные диалоги подпадают под формулу «непереводимая игра слов», так что режиссеру пришлось дать ссылку для нерусскоязычного зрителя. Мол, извините, переводчикам не передать всей прелести любовного лепета.

Роман не зашел дальше поцелуя в щечку и приглашения на огород. Любовный сюжет был потеснен производственным. Бригадир, трезвый, но сильно возбужденный, явился на участок и приказал срочно переезжать в другое место. Очередной приступ логореи спровоцировала близость халявы, каковая сулила заработок — быстрый и «наликом». Бригадир подрядился нарастить фундамент какому-то небедному частнику. Сложить четыре столбика из кирпича — как нечего делать! Если бы не выступил Лёня…

По мере развития сюжета нашего героя просто сносит в сторону положительного героя с задатками лидера — к тому же он способный парень, схватывает все буквально на лету. Накануне бригада посетила школу, где Лёня учился. Он слышал, как бригадир выяснял отношения с директором школы по поводу восхитительного в своем уродстве образчика «русской работы» — кособокого строения, возведенного творческим гением бригады. Тут Лёня и намотал на ус про ленточный фундамент и как надо с ним обращаться. Возник повод, и он не промолчал, а солидно объяснил работодателю, что надо еще два столбика поставить, иначе дом просядет. Работодатель понял, что имеет дело с профессионалами. Лёня же получил по шее от бригадира: не лезь поперед батьки.

Лёня снова в одиночном плавании, снова ищет работу. Встречает тех самых ребят, которых так и не дождался у биржи. Свой бывший «коллектив».

У коллектива эйфорически-маниакальные планы (как вскорости обнаружится, совершенно на пустом месте) заколачивать бабки на грузоперевозках, гонять на «газелях» в Ярославль. Утопический русский дискурс неявно, но присутствует в фильме туманным намеком на то, что в постсоветском обществе все еще жива надежда на «сбычу мечт».

Первая же автопрогулка с приятелями и с неким Саней, отрекомендованным как «лучший водитель», едва не закончилась лобовым столкновением при выезде на трассу. (Русь, блин, куда несешься ты!) Повезло, что встречный оказался опытным водилой и увернулся от прущего на него транспортного средства. Вообще-то эта сцена вполне могла бы стать финалом производственного сюжета, буквальным и символическим образом гибельного тупика, куда экономический подъем державы задвинул «гегемона». Однако поэтика фильма противится «русскому финалу». Внутренняя логика Лёниного образа, выстроенная режиссером с прицелом на то, чтобы мы его полюбили, диктует хэппи энд. И мы его получим, пусть и в форме откровенно романтического финала.

Финал проработан неспешно, детально, развернут в цепочку эпизодов. Начало конца — планы пьяненького Лёни, оказавшегося в темной воде поздним вечером. Понятно, что перебрал, выпивая с заводскими. И что название фильма в конце концов обязывало автора реализовать номинальный уровень метафоры — тоже понятно. Лёня плывет, бормоча вслух что-то бредовое, но выплывает. И наутро очухивается на плоском берегу реки. В глубине кадра таится, отражаясь в тихой воде, красота неописуемая, прямо райские кущи. А у берега разворачивается и становится на прикол баржа-самострок, собранная с миру по нитке. Пик фантазии конструктора — кузов цвета «коррида» то ли от «Запорожца», то ли от самого первого, реликтового «Москвича», венчающий это сооружение наподобие капитанского мостика. И все сойдется-пересечется: ясно же, что чудо-баржа-драндулет приплыла за Лёней, оказавшимся в нужное время в нужном месте, чтобы осуществить — в ее буквальном варианте — идею свободного плавания. В отличие от одиночного. Герою понравятся и молчаливый капитан, и разговорчивый помощник. Когда они неспешно уйдут на борт, Лёня еще постоит, подумает и решительно двинется за ними, как будто его позвали. И — повиснет пауза. Достаточно долгая для того, чтобы вздрогнуть от неожиданности, когда стеганет по глазам последний план. Такой жизнерадостный, будто мы только что смотрели «Волгу-Волгу». Лёня на фоне поленницы свежесрезанных стволов будет счастливо орать кому-то, кто на берегу: «Нет, если в Костроме, то „Ромеро“ самый лучший клуб. Только фиг ты туда пройдешь!»

1 Сценарий «Дорожные работы» см. в «Искусстве кино», 2004, № 12. — Прим. ред.