Костиган и Салливан мертвы. «Отступники», режиссер Мартин Скорсезе

«Отступники» (The Departed)

Авторы сценария Уильям Монаган, Сью Фай Мак, Феликс Чон

Режиссер Мартин Скорсезе

Оператор Михаэль Балльхаус

Художник Кристи Зи

Композитор Хоуард Шор

В ролях: Леонардо Ди Каприо, Мэтт Деймон, Джек Николсон, Марк Уолберг, Мартин Шин, Вера Фармига, Алек Болдуин, Рей Уинстоун, Кевин Корриган, Кристен Далтон и другие

Warner Bros. Pictures, Vertigo Entertainment, Initial Entertainment Group

США

2006

Г а м л е т (обнажая шпагу). Ах, так? Тут крысы? На пари — готово. (Протыкает ковер.)

Вильям Шекспир. «Гамлет»

Размытая, полулюбительская съемка злых улиц. По ним хозяином разгуливает человек с дефективным профилем. С экрана звучат банальности, произносимые самодовольным, чуть гнусавым голосом: «Я не хочу, чтобы меня создавала окружающая среда. Я хочу сам определять окружающую меня среду. Раньше всем этим заправляла церковь. Но она сделала ошибку, поставив все в зависимость от самого человека». Это крестный отец южного пригорода Бостона Фрэнк Костелло (Джек Николсон), рассказывая вкратце свое житие, вышибает деньги с тех заведений, которые крышует, одним взглядом растлевает юных девчонок и заботится о будущем, покупая душу нищего ирландского мальчонки за три батона хлеба, колбасу, сыр, консервы, майонез и комиксы. Колин Салливан (Мэтт Деймон) живет с бабушкой, а умерший отец его был дворником. Хотя он и работает по воскресеньям служкой в церкви, но нечистое любопытство к поведению Костелло написано на его неоформившемся лице. Он уже знает, что слова «каждый сам выбирает себе дорогу» означают, что так или иначе придется взять в руки оружие.

И Фрэнк подтверждает эту догадку: «Когда на тебя наставлен пистолет, все равно, кто ты такой — полицейский или преступник». И предлагает Салливану не делать из этого проблемы. Поэтому первый герой фильма поступает в полицейскую академию, чтобы стать фальшивым копом, преступником, работающим под прикрытием, верной «крысой» Фрэнка Костелло, которого он зовет папой.

Мэтт Деймон в роли Салливана ничем не обманывает своих поклонников. Сам по себе он актер средненький, но уже не в первый раз играет актера сильного, способного превратить чужую маску в свое лицо. Играет человека, который в своей душе, как жерновами, перемалывает груз предлагаемых обстоятельств, легко делая их своей натурой по простой причине — у него совсем не развито воображение. Он с одинаково равнодушным интересом разглядывает очередной труп жертвы бандитских разборок и жутковатые пособия на уроке по баллистике, тщательно записывая при этом подробности разрушений, которые причиняют человеческому телу разрывные пули. И только сцена покупки квартиры подсказывает его слабое место — он амбициозный карьерист, для которого вид из окна на Капитолий является персональным магнитом, символом самого желанного будущего. Создав удачный сплав из несгибаемого Джейсона Борна и талантливого мистера Рипли, Деймон до последних кадров морочит зрителям голову иллюзией своей непотопляемости. За что актер и получил в награду ударную финальную реплику: «Ну и ладно», которую с облегчением и как-то совсем по-детски произносит Салливан, увидев направленный ему в лоб пистолет. Принять его трактовку образа как единственно верную мешает только тот факт, что изначально роль предназначалась Брэду Питту, актеру куда более гибкому и обаятельному, способному изобразить порок не как гулкую пустоту души, а как патологическую форму душевной лености.

Второму герою о его детстве рассказывает будущий начальник, циник и матерщинник из отдела спецопераций Дигнем (Марк Уолберг). По его версии уже с юности Билли Костиган был изощренно двуличным мальчишкой. Один его дядя торговал оружием и дожил до почтенных седин. Другой был нечистым на руку букмекером, и его хоронили в закрытом гробу. Отец пытался сохранить лицо порядочного человека, принадлежа по кровным связям к клану Костелло. И ему повезло — он рано умер. С утра Билли ходил в чистеньком костюмчике в престижную школу на севере Бостона, где жила его мать, а вечером отправлялся в южные кварталы, где жил отец и царила ирландская мафия. Что было маской, а что лицом этого парня, не мог понять даже он сам. Однако Билли изо всех сил стремился стать порядочным человеком. Он пошел учиться в полицейскую академию, но за дикий ирландский нрав его вышибли с последнего курса, когда он стулом отдубасил физрука. Теперь перед ним была открыта одна дорога — отсидеть в тюрьме несколько месяцев, выйти на волю с клеймом изгоя, поторговать на улице коксом со своим долбанутым кузеном и найти пути к сердцу старого Фрэнка Костелло. Так Билли Костиган становится фальшивым гангстером, полицейским, работающим под прикрытием, верной «крысой» офицеров спецотдела Дигнема и Куинана (Мартин Шин).

Леонардо Ди Каприо с ролью в «Отступниках» перешел на новую ступень своей актерской карьеры. Его герою, в отличие от героя Мэтта Деймона, маска жмет, она его пугает. Он держится только на таблетках, ради которых ходит к назначенному судом психологу. В приступе паники, после того как Фрэнк Костелло во время беседы равнодушно снял обручальное кольцо с отрубленной кисти руки и велел отослать вдове, срывает с себя микрофоны. Похоже, Ди Каприо поставил перед собой задачу продемонстрировать, что не хуже своего кумира Роберта Де Ниро может плотно сжимать рот, опустив края губ подковкой, морщить лоб так, будто в мозгу у него летает докучливая муха, ходить стремительной угловатой походкой и моментально закипать бешеной, до пены у рта, злобой, быстрым и резким движением уличного драчуна выбивая зубы противнику. Получилась, что называется, полновесная заявка на смену амплуа. То, что Ди Каприо актер серьезный, известно давно. Но в этой картине он преодолел последний недостаток и впервые не тянет по инерции одеяло на себя, играя в команде и работая не только на образ своего героя, а на общую идею фильма.

В принципе римейк гонконгского боевика «Двойная рокировка» (Infernal Affairs, 2002) довольно точно следует недавнему оригиналу, где главные роли играли соответственно Энди Лау и Тони Люн. Встреча двух парней с прямо противоположными легендами — вопрос времени. Причем не очень длительного. Особенно если учесть, что у них общий психотерапевт и по совместительству смутный объект желания — одна на двоих прекрасная Мэдолин (Вера Фармига). В полиции не дураки сидят, и они догадываются, что в их ряды затесался предатель, из-за которого срывается одна операция за другой. Костелло тоже в курсе, что рядом с ним ходит стукач, дающий наводки полиции. «Крысам» остается одно — найти и обезвредить друг друга, проверив, кому больше повезет. Что они и делают. В разгар схватки случается настоящий коллапс: «крыс» становится гораздо больше, чем две, все палят друг в друга, растет шекспировская гора трупов, увенчанная в итоге тем, кого купили за хлеб и колбасу. Бостонский колорит, герои-ирландцы и некоторые детали, дописанные в сценарии, мало что изменили в сюжете. Осталась главная идея зеркального двойничества. Остались бесплодные надежды героев вернуть себе подлинные лица. Остался мотив судьбы, которая сама тебя выбирает. Остался трюк, который Никита Михалков удачно назвал «свой среди чужих, чужой среди своих». Осталась отрешенная холодная жестокость, с которой рассказана история. И если бы фильм снимал не Мартин Скорсезе, то стоило бы только пожать плечами, как в случае, например, с американо-японскими «Звонками».

Все-таки насколько кардинально одно имя в титрах может изменить вос-приятие и заставить напряженно вглядываться в блестящий, эффектный, но во многом формальный жанровый экзерсис, на который камера Михаэля Балльхауса навела экзистенциальный глянец? Зачем Скорсезе повторять чужую, пусть и удачную, игру в двойников? Зачем доводить ее до гиперболы, добавляя разнокалиберных отражений главной паре? Такое впечатление, что разбили кривое зеркало. Как deus ex machina появляются и множатся новые засланные в стан врага казачки. То утопленный в болоте труп убитого Костиганом гангстера выдадут за полицейского информатора. То лоховатый помощник Салливана окажется еще одним оборотнем в погонах, купленным Костелло. То выяснится, что даже сам Фрэнк Костелло давно работает осведомителем ФБР, сдавая потихоньку своих людей, чтобы его самого не трогали. Кажется, что тут все предатели, которые не могут жить не по лжи. Поэтому им ничего другого не остается, как умереть не по лжи. Костелло погибнет от пули Салливана, признавшись в связях с ФБР и импотенции. Костигана застрелит бывший сокурсник по полицейской академии, тоже работавший на Костелло. Его, в свою очередь, хладнокровно убьет Салливан. А Салливану, настоявшему на том, чтобы Костигана наградили посмертно, загонит пулю в лоб запоздавший крысолов Дигнем. В финале фильма ему не останется ничего другого, как тоном Фортинбраса посетовать на то, что Розенкранц и Гильденстерн, вернее, Костиган и Салливан, мертвы, велеть прибрать трупы и сыграть траурный марш. Но это уже будет за кадром. Последние слова картины совсем не пафосные: «Ну и ладно».

В «Двойной рокировке» все было проникнуто поствонгкарваевской огламуренной романтикой, героизмом и печалью по неверно прожитым жизням. Все эти отблески стекла, смазанные дождем неоновые огни, аквариумно-зеленые фильтры и томно-влажные глаза Тони Люна приподнимали боевик до поэтических высот. «Отступники» — кино совсем другого плана, ригорическое, проникнутое скепсисом, отказывающееся в городе грехов искать добродетель. Режиссер поступил совсем как Фрэнк Костелло, который собирался, почуяв запах предательства в своей банде, убить всех, и верных, и неверных, а уж господь бог пусть сам сортирует кого куда. Из всех перипетий сюжета его интересовала только смерть. Как основная движущая сила человеческого существования. Как страх, который сопровождает нас всю жизнь. Как запах, постоянно разлитый в воздухе. Смерть как освобождение. Смерть как обретение себя. Костиган и Салливан по версии Скорсезе не отступники, как захотелось нашим прокатчикам, а упокоившиеся. Они мертвы. Английское слово dеparted, вынесенное в название, — это эвфемизм, применяемый в католической литургии для обозначения горсти праха, в которую превращается человек, оставив все свои желания, страхи и надежды. Выходит, что по какой-то одному ему известной причине под видом римейка гонконгского хита Скорсезе снял заупокойную молитву, начав ее с Gimme Shelter Мика Джаггера и закончив пинкфлойдовской композицией Comfortably Numb.