«Неродиська» — наше все

«Неродиська» — так называют любимый сериал многочисленные поклонники «Не родись красивой». Высокие рейтинги, оглушительная популярность актеров, небывалая стоимость рекламной минуты — все это оказалось неожиданным для телесообщества. Во всяком случае, руководители компаний «Амедиа» и СТС не скрывают, что не прогнозировали ничего подобного. Что же до критиков, то они, похоже, тоже не знают, как к этому относиться, считая русскую версию колумбийской «Страшилки Бетси» попсой и объясняя, что ее небывалая востребованность зрителями связана с особенностями «нашей сегодняшней ментальности».

Успех сериала отразился и в Интернете. Активность официального форума компании «Амедиа» уникальна — более 57 тысяч только зарегистрированных пользователей, сотни тысяч сообщений и просмотров.

Журналист Мария Розовская более года ежедневно читала и просматривала огромное количество страниц интернет-форумов и сайтов, посвященных сериалу (www.amedia.ru, www.talkcity.ru, www.moiforum.ru, www.fan-art-offorum.narod.ru, www.newhouse-palata.flyboard.ru и другие).

Ее выводы и впечатления легли в основу публикуемой статьи.

Я вышла на форум «Неродиськи» совершенно случайно. Вначале было просто интересно наблюдать жизнь зрительского сообщества. Ежедневно видеть реакции, смотреть, как люди анализируют, объясняют, домысливают, перекраивают, дописывают сериал, споря и ругаясь ночи напролет, ищут намеки и символы, наполняют банальную, казалось бы, историю глубочайшими смыслами.

В какой-то момент я вдруг осознала, что присутствую при уникальном событии. Впервые в истории благодаря Интернету обрело голос так называемое «молчащее большинство». До сих пор, сколько бы ни говорили «от имени народа», его никогда не слышали. В течение тысячелетий фиксировались лишь голоса просвещенных, интеллектуальной аристократии, и почти никогда — «профанов». У простых людей не было способа высказываться о своих чувствах, вкусах, взглядах, привязанностях. Одно из моих детских впечатлений: мама пишет диссертацию по средним векам — и переводит со старофранцузского нотариальные акты и «покаянные книги», пытаясь с помощью этих косвенных источников услышать голоса тех, кого можно считать народом. А нам так повезло!

Каково же было мое разочарование, когда обнаружилось, что создатели сериала серьезно не использовали этот подарок судьбы. Компания «Амедиа» вначале чувствовала необходимость диалога со своими эмоциональными и активными зрителями. Но позже администрация самого сайта, не скрывая своего раздражения слишком свободным и творческим обращением зрителей с сериальными образами, решила навести порядок: невнятно объяснившись с форумом, вынудила уйти многих ярких его участников. В этом конфликте проявилась неготовность создателей телепродукта к такой степени и такому качеству зрительского участия, а точнее — полный разрыв между тем, что делает современное телевидение, и тем, как его творцы интерпретируют то, что они создают.

Где зарыта @

В материалах, публикуемых в «ИК», анализ сериалов ведется обычно в двух ракурсах. Критики либо дают толкования комплекса Золушки, либо пишут про женскую долю. «Нам не очень-то и интересно, кто автор, режиссер всей этой драмеди, — раздраженно пишет уважаемый автор. — Нас даже не слишком занимает артистка, сыгравшая главную роль. Нам другое интересно: отчего эта так долго сказывавшаяся сказка про царевну-лягушку вызвала такой интерес…» И дальше идут «объяснения вдогонку», не слишком лестные для тех миллионов, которые смотрят.

Социологи анализируют телеаудиторию по стандартам своего цеха — ее демографический, возрастной состав и так далее. Впрочем, и они — несмотря на обещания сохранять безоценочность и объективность — срываются на описание этой аудитории — по гамбургскому счету — как ущербной, вынужденной компенсировать скудость личной жизни сомнительным и, в сущности, второсортным телепродуктом.

Оба подхода, безусловно, имеют право на существование. Но они рассматривают новое как давно известное. Ни тот, ни другой не ухватывают специфику предмета и даже — в предпосылке — отнимают у нас право эту специфику углядеть. Никакой феноменальности не предполагается. Нет речи о том, что перед нами именно феномен, который надо рассматривать в особой — собственной — системе понятий и представлений.

Между тем телевидение давно живет в новой медиареальности. И если его продукты оцениваются по критериям, взятым из другого — дотелевизионного — пространства, из старой, привычной, во многом уже уходящей системы представлений, то лишь потому, что мы живем на перекрестке, в существенном противоречии между тем, что делается, и тем, как оцениваются продукты современной медийной культуры.

Иначе говоря, мы уже в который раз попадаем все в ту же историю, которую организует искусство, постоянно меняя коды и расставляя ловушки: «Попробуйте объяснить Ренуару, что женский торс — не бесформенный разлагающийся кусок мяса, покрытый множеством зеленых и фиолетовых пятен, не вызывающих сомнения в том, что перед вами гниющий труп!»1 Это цитата из знаменитой рецензии 1876 года. Ведущему парижскому критику, на наш взгляд, сказочно повезло: он попал на вернисаж художников-импрессионистов. А результат? Увидел лишь «мыльную пену», потому что глаз был приучен к академической живописи. Код культуры сменился, а восприятие — нет. Мы уверены, что такое нам не грозит: весь ХХ век критики только и делали что учились осторожности в обращении с художником, умению на всякий случай попридержать язык. Но тут новый казус: ведь до сих пор все новое появлялось лишь в сфере искусства, а сейчас «высокое» искусство ищет свои коды в пространстве массмедиа.

И вот две «дамы, приятные во всех отношениях», как сказано в анонсе передачи на «Эхе Москвы» (и с чем я абсолютно согласна), хвалят визуальный симулякр литературы «Доктор Живаго», построенный по понятным им меркам. Мало кто понимает, что, попадая в медийное поле, любовная интрига князя Мышкина воспринимается зрителем так же, как метания героя «Неродиськи». А учитывая специфику обыденного восприятия, не различающего актера и его персонаж (вспомним рассказ актрисы Градовой, исполнительницы роли Кэт в «Семнадцати мгновениях весны», как Брежнев расспрашивал ее, как поживают ее детки — те детки, что были в фильме), можно с уверенностью сказать, что в зрительском восприятии «Мастера и Маргариты» актер Безруков, играющий Иешуа, будет довольно часто идентифицироваться как браток из «Бригады». Распятый браток. Так работает медиапространство.

У меня нет претензий к режиссеру: поместив братка на кресте, он дал, осознанно или нет, современный российский символ, которому позавидовали бы устроители выставки «Осторожно, религия». У меня нет претензий и к критикам: видимо, общество нуждается в том, чтобы они утверждали, что ничего в мире не изменилось и мы по-прежнему находимся в доброй старой гуманистической культуре с ее бессмертными шедеврами. Жаль только, что телепродукт, сделанный по Булгакову или Пастернаку, находит заведомо высокую оценку, а хороший сериал, сделанный по законам медийной культуры, большей частью оценивается как низкопробный.

Между тем нельзя сказать, что у нас нет теоретической основы, чтобы ставить вопрос по-другому. Достаточно подробно в современной философии и искусствознании (Беньямин, Верильо… — список можете продолжать) исследована природа массмедиа, в которые вольно или невольно втягивается сегодня не только массовая культура. Валерий Подорога, один из самых авторитетных у нас знатоков философии этого направления, характеризует ситуацию так: «Массмедийное пространство, в котором существует сегодня вся культура (а часть ее полностью им поглощается), — это место, где вырабатывается сам образ культуры. Сейчас оно выступает в качестве навязываемого всем посредника… Все стягивается в это пространство со своими законами, и мы не можем ничего этому противопоставить, потому что это механизмы, которые выходят за пределы наших креативных возможностей. И если в отношении Сорокина и Пелевина еще можно говорить о какой-то массмедийной миметической активности, которая в какой-то мере ограничивает себя жанром, то Акунин просто цинично провозглашает тот вид литературы, который должен соответствовать массмедийности, и работает над этим»2.

Все так. Но одно дело теоретическая констатация тотального наступления массмедиа и другое — конкретная работа с его продуктами. Если при чтении Акунина образованный критик согласен сменить критерии, чтобы оценивать «по законам, им самим над собой поставленным», то к презренным сериалам, так называемым трэш-шоу и прочим новым (авангардным с точки зрения медийной культуры) жанрам, подходит исключительно с инструментами, взятыми из арсенала традиционного образа культуры: «О художественной стороне зрелища нечего сказать. На экране не образы и не характеры, и даже не маски, а фигуранты. В ролях фигурантов второго плана заняты известные артисты, в ролях фигурантов первого плана — новички. И те и другие трудятся в меру своей природной органичности. Там, где ее не хватает, начинают сильно пережимать. Собственно, об авторском начале телеполотна в принципе можно не говорить»3.

Все это звучит довольно презрительно. Но, может, в массмедийном продукте и не надо искать авторское начало и, скажем, оценивать актерскую игру по критериям, которые выработало классическое искусство. Ведь там все было иначе: мы шли в «храм» (музей, театр, кинозал), затихали, замирали, давая шедевру воздействовать на нас, проникнуть в душу и так далее. Потом уходили домой со своим впечатлением и, как говорится, преображенные. Задача критика в тех условиях — стать посредником, толмачом, медиатором между искусством и нами. Он должен был приблизить творение к зрителю, подготовить к восприятию и преображению. Как читатели или зрители мы могли только прикоснуться, приобщиться к нему, само же оно не затрагивалось нашим способом его прочтения, пребывало «на стеклах вечности». Как сказала Раневская, «Мона Лиза уже стольких видела, что может сама выбирать, кому нравиться, а кому нет».

То, что называют переходом к массмедийности, — слом именно этой установки. Книги Пелевина и Акунина не стремятся к созданию у читателей ощущения шедевра: они утверждают переход к новому виду литературы, которая существует именно в медийном пространстве. Они теперь не живут «на стеклах вечности», не держатся «на собственной тяге» (Мандельштам). Самый раскрученный рейтинговый сериал исчезает бесследно. Он не остается вне общения с аудиторией — как Толстой или Достоевский, вне актуального, скажем точнее, премьерного показа и контекста. Он умирает без сегодняшней реакции. Его жизнь осуществляется здесь и сейчас, в восприятии зрителя, который в этот контекст в это время погружен.

Скажем еще резче: его жизнь в переживании зрителя и есть его плоть и кровь. «Произведение актуального искусства существует в обсуждении», — говорит режиссер Кирилл Серебренников. В современной медийной культуре продуктом, строго говоря, является не то, что заключено в самой художественной форме, а, скорее, поток энергии, побуждающий зрителя доделывать созданное здесь произведение, продолжать его жизнь в ином пространстве. Это и есть способ бытия современного творчества.

Да, оно распадается на фрагменты, гэги, ситуации, отдельные поступки и смыслы, но ими можно обустраивать гигантское пространство повседневного общения — на кухне, в офисе, в сетевом сообществе. Их можно обдумывать, помнить, носить с собой целый день, а потом забыть навсегда. Пока эта жизнь за пределами экрана продолжается, она поражает невероятной интенсивностью. Нельзя даже сказать, что произведение этой жизнью заканчивается: скорее оно тут впервые начинается. Иначе говоря, в современной медийной реальности происходит перенос с произведения как чего-то самодовлеющего и самоценного — на зрителя, на коммуникацию, реакцию и интерпретацию по сю сторону экрана.

И такова специфика не только телевидения, а новой культуры вообще. Самые изысканные художественные инсталляции и перформансы существуют лишь здесь и теперь. Они рассчитаны на прямую реакцию: сколько бы вам ни рассказывали, ни показывали видеосъемку, вы не можете понять, в чем там было дело. Обо всем этом написано много книг, но, к сожалению, теория остается где-то сбоку, отдельно, когда мы судим о телепроизведении, она не формирует наших подходов к его оценке. Медийная культура — это переворачивание всех прежних представлений, самих механизмов производства и восприятия. Мы никогда не научимся судить о телепродукте, пока не поменяем схемы и стереотипы его осознания, не соответствующие новой реальности.

Вот почему для анализа сериала необходимо, видимо, появление нового типа эксперта, специалиста — даже не знаю, критиком ли он теперь будет называться. Он должен перенести взгляд, кроме всего прочего, также и на механизмы воздействия, на аудиторию и, вынося оценку сериалу, исходить из того, какие содержательно-переживательные потенции в нем заложены, дают ли они возможность продолжать жизнь этого медиапродукта за пределами экрана. Иначе говоря, он уже не будет думать отдельно о сериале и отдельно о зрителе. Предмет его анализа — их взаимодействие.

Но как это анализировать, если о зрителе мы почти ничего не знаем? Как бы ни гонялись за ним с современными инструментами исследования, замеряя рейтинги, проводя социологические опросы, устраивая интерактив, неизменным остается одно: нам неизвестно, что думает массовый зритель. «Когда мне приносят эти цифры, — говорит о рейтингах создатель „ATV“ Анатолий Малкин, — я смотрю на них и говорю: а из кого состоит эта аудитория? Мне же никто не расшифровывает, каким образом снимаются эти цифры! Дайте мне эти три тысячи точек так, чтобы посмотреть: кто конкретно смотрит мои программы, каким образом эти люди думают и главное — что они думают, когда нас смотрят, вообще».

Эта фатальная разделенность производителя и потребителя, проистекающая от технологического отставания методов интерактива, тем более ущербна, что в самой логике или, лучше сказать, поэтике медийной сферы мы различаем нарастающую потребность в зрителе — его участии, отклике, соавторстве. Можно долго издеваться: зачем сидит публика в «Школе злословия».

Но ясно, что она почему-то нужна. И чем нелепее, чем смешнее эти попытки имитировать отсутствующий интерактив, тем яснее его необходимость.

Потому что не сам по себе телевизионный продукт и не сама по себе аудитория, а ее ответ на этот продукт — вот кульминация новой массмедийной поэтики.

«Что сублимируем, девочки?»

И тут, как некое чудо, на помощь приходит интернет-форум. Он дает возможность услышать народ прямо, без посредников. Ведь в социологических опросах или интерактиве самими вопросами и заданными темами мышление канализируется, услышать подлинный голос почти не удается. Он искривлен ролью и функцией. А в Интернете люди могут высказываться совершенно свободно и, главное, анонимно. Андрей с Катей поцеловались — шквал откликов. Не поцеловались — Интернет ломится от напора чувств. Лучшего набора «тестов» не придумаешь.

На сайте «Амедиа» зрители продолжают осваивать коллизии сериала, исходя из своего жизненного опыта, помещают происходящее в контекст собственных ситуаций и представлений. Нельзя сказать, что сайт находится за пределами самого произведения. Нет, он внутри него, не просто способ функционирования: в каком-то смысле сам сайт и есть конечный продукт массмедиа (вернее, один из его продуктов).

Читая зрительский форум, расстаешься со многими стереотипами. Например, все думали, что потребители «мыльных опер» невнимательны, смотрят вполглаза. Я и сама была в этом уверена, пока не погрузилась в Интернет. И обнаружила: зрители сериала, оказывается, много внимательнее, чем поклонники фильмов Германа или Сокурова. Вы только вдумайтесь: фанаты «Неродиськи» идентифицировали и выложили на сайте почти все репродукции живописи, графики и фото, висящие во всех сериальных интерьерах. Мало того, отыскали эти картины в музеях. Но и этого мало: нашли ошибку в каталоге Русского музея.

Еще стереотип. Вы, вероятно, полагаете, что зрительская реакция на сайте сводится к обсуждению взаимоотношений героев. Оказалось, не только. Люди, вдохновленные сериалом, отвечают собственным творчеством — делают клипы, сочиняют стихи и драмы, прописывают возможное развертывание сюжета.

«Сколько же у нас талантливых людей! Какое удовольствие с вами жить, учиться, постигать». «Я и подумать не могла, что сразу и в одном месте соберутся столько умов и талантов! И сколькому я научилась от всех вас! Вы все такие разные и так хороши этим!» «Прочитано огромное количество книг. Думаете, мне пришло бы в голову перечитать Замятина, если б отношения Андрея и Киры не напомнили секс по талонам?»4

На ветках форума развивались самые разные темы: «НРК и ассоциации», «Словарь НРКмана» и прочие. Был написан иронический «Труд по исследованию одежды, костюмов героев и их связь с образами», проведен виртуальный судебный процесс над одним из героев с профессиональными речами обвинения и защиты. Сериал пытаются переписать, усовершенствовать, по его поводу или под его воздействием написаны сотни страниц художественного текста. Нелогичности или провалы сценария заставляют зрителей фантазировать. «А классное у нас кино про любовь получается! Уже почти 150 серий смотрим, и все еще загадка для нас — любят ли главные герои друг друга!», «Наш сериал похож на конструктор „Собери сам“… Сначала разбери то, что наваяли наши мыловары, а потом уже собери… Причем мнения обсуждающих-собирающих постоянно расходятся. Вот такой творческий процесс. Сами себе драмоделы».

Скомканный финал, сорвавшийся в комедийный стёб, зрители не простили и сочинили десятки новых финалов. «Самый главный» заключительный разговор героев можно издать как сборник вариантов довольно большого объема.

Тут мы затрагиваем еще один очень важный закон массмедиа: именно несовершенный с точки зрения традиционной критики продукт дает толчок к производству «сетературы». Редко какое произведение традиционного искусства обладает, думаю, столь мощной способностью пробуждать самодеятельное творчество масс. Сама условность, на которой строится поэтика сериала, провоцирует на его продолжение. Есть, правда, зрители, которые эту условность фиксируют и критикуют. На сайте, например, разбирают юридические неточности (как можно путать совет директоров и акционеров, проводить финансовые решения, не соответствующие нашим законам?), анализируют ляпы со временем — одна из героинь беременна уже тринадцать месяцев. Этому посвящено целое направление текстов.

Но большинству зрителей все это никак не мешает. Их интересует не фактическое соответствие сюжетных линий действительности, а реальность представленных взаимоотношений. Им важно вжиться, идентифицироваться, сравнить и — высказаться по поводу моральных и прочих проблем, спровоцированных сериалом.

Конечно, на таком форуме обговаривается прежде всего то, что касается взаимоотношений мужчины и женщины: «Пусть ради женщины (тем более некрасивой) так страдает такой мужчина!», «Пусть ни я, ни моя дочка, ни моя внучка, ни моя подруга не имеют идеального женского счастья. Пусть хоть в кино будет».

Одни переосмысливали свою жизнь, заново взрослея вместе с героиней («Если бы я себя вела, как Катя, моя жизнь сложилась бы иначе», «Катька, Катенька, любимая наша девочка! Стойкий оловянный солдатик. С тобой мы прошли этот путь — умирали от предательства, свернувшись клубком на полу, с тобой мстили, заглядывая в самый мрак своей души, с тобой прощали, извергая в диком крике боль… С тобой преданно любили. Будь счастлива!»), другие откликались на происходящее с завидной непосредственностью и самоиронией, реагируя на каждый жест, каждый мельчайший поступок героев: «Ах, Жданов, тощий, пьяный дурачок… Доканывая себя, вы доканываете нас, Андрей Палыч!», «Рома, Вы просто пробковое дерево, Вами, Ромочка, шампанское надо закупоривать!», «Кира! Уходя, уходи! Ты не Жданова любишь, а себя в своей любви»5. Однако за всем этим просвечивало нечто иное и самое главное — потребность проговорить свою позицию в мире.

Дело в том, что сериал наложился на растущий сегодня в обществе протест против гламура и гламурной реальности. Идентифицируясь с героями сериала, зритель находил оправдание своей скромной, «не-рублевской» жизни, обычной, «не-собчаковской» внешности. Он обнаружил, что имеет право быть таким, как есть. Атмосфера Катиной семьи, тепло и обыденность их жизни, в отличие, например, от отношений в семье Жданова или новорусской стерильности Киры, привлекла тем, что люди стали вновь находить смысл

и оправдание собственного уклада. Противостояние лоботомирующего телевидения, которое по-своему служит новокультурным тенденциям, и обыденного восприятия — главный градус форума. Зрители «Неродиськи», голосуя за нее, протестуют против аморализма, гламура, бандитского беспредела и прочего «мусора». Они удерживают норму и идеалы, которые расшатываются телевизионным трэшем.

«Для Жданова, живущего среди золотых оберток и дорогой мишуры, Катя была словно не от мира сего. Она резко отличалась от всех людей, с которыми он раньше имел дело, и не только внешне. Поэтому отношение к ней изначально было другое… Сначала преданная секретарша вызвала в нем благодарность, потом уважение, потом уже появилась нежность… Она не играла, не врала, была сама собой… Она была искренней, по-детски простодушной и в то же время чувственной…»

В «Неродиське» есть все реалии современной жизни — измены, «голубые», аморальный бизнес. Но она срезонировала с потребностью зрителя именно потому, что в ней это уравновешено возможностью во всех ситуациях сохранять жизнь, построенную на нормальных основаниях. Сериал сыграл роль ориентационного механизма как средства возвращения к неким незыблемым устоям. Это невозможно на тех ценностных основаниях, которые предлагает, условно говоря, ведущий программы «Максимум» Глеб Пьяных (как и весь авангард современной массмедийной культуры, направленной на деконструкцию). Невозможно продолжать жизнь на телевизионной апологии лжи, предательств, убийств, извращений.

Вот почему так важны, особенно в периоды кризисов и разломов, затертые и вроде бы забытые, кажущиеся сегодня пафосными понятия «любовь», «дружба», «верность», «вера», «доверие», «долг», «честь», «тепло человеческих отношений», «сострадание». Это, попросту говоря, человеческие априори, такие же неотменяемые, как время и пространство. Неотменяемые, несмотря ни на что. И хотя зрители «Неродиськи» — вполне современные, продвинутые, рефлексирующие люди, способные оценить игру с культурным контекстом (ведь сериал полон киноцитат, литературных аллюзий и самоиронии), их суждения поражают какой-то идеалистической устойчивостью: это все та же мечта об утерянном рае, об идеальных отношениях, о вечной любви, о доверии, о душевной красоте.

Сколь бы ни были продвинуты зрители подобной массмедийной продукции, в их представлениях, по большому счету, мало что меняется: происходят революции, сменяются режимы, а они все осуждают ложь и предательство, стяжательство и жадность. Разумеется, не исключено, что завтра кто-то вновь, как когда-то, будет рушить церкви, а послезавтра снова молиться, мгновенно меняя богов и кумиров (во всяком случае, главную героиню легко представить чистосердечной комсомолкой 20-х годов). Важно другое: при всех метаморфозах люди всегда будут искать способы терпеть труд жизни и нести его достойно в новых, часто непонятных им системах координат.

Разумеется, зрители сериала — вполне современные, укорененные в нынешней реальности люди. Нет сомнения, что они умеют «встраиваться». В своем бытовом поведении (как и все мы), возможно, и лгут, изменяют и носят взятки, а то и берут при случае. Но тем поразительнее, как из всей этой пены и грязи, которые предлагает окружающая жизнь, они вычленяют вечные нравственные ценности и именно с такой позиции выносят на форум свои оценки и суждения. Среди всей жестокости нынешней жизни сохраняют благородство помыслов и устремлений, которые просто поражают в текстах.

Видимо, тут мы сталкиваемся с главной особенностью так называемого «обыденного сознания»: его носители легко справляются с двоемыслием. При неколебимости базовых сверхценностей готовность к адаптации тут поразительна. То, что классического интеллектуала могло бы поставить в тупик и привести к духовному или психическому кризису, незаметно снимается в обыденном восприятии. Что трудно мыслителю, который каждый раз вынужден приводить свою картину мира в согласие с новыми реалиями, носители обыденного сознания, сталкиваясь с явлениями, которые должны были бы затормозить жизнь, разрушить человеческий космос, каким-то неведомым способом приводят все в непротиворечивое состояние, легко возвращают жизнь к тем устоям, без которых невозможно ее продолжение. В данном случае — с помощью сериала.

Иначе говоря, они держат норму, снимая крайности, с одной стороны, нравственного и духовного распада, а с другой — агрессивной молодежной реакции. Это какая-то бессознательная, утробная задача — сохранить норму, помогающую нести труд жизни. Просто чтобы она могла продолжаться при этом. В поиске и утверждении тех вечных опор, которые, как матрица, включены в обыденное сознание.

«О! Дивный новый мир…»

«Все, что составляет нашу жизнь, есть в сериале». Он помогает находить смыслы в обессмысленном и безлюбовном мире. На форуме, где все это происходит, наблюдается нечто чудодейственное: возникает коммуникационная эйфория, каждый приобщается к бытийному центру, за каковой принимается сериал. Мы присутствуем при создании некоего нового типа сообщества, где мысли и эмоции не контролируются и не направляются, где человек свободен — от своего статуса, от возраста и даже от своего пола и имени. И если, как в данном случае, сообщество это возникает по поводу фиктивной массмедийной реальности — оно все равно загружается всей полнотой смыслов, поскольку за всем этим стоят живые люди со своими переживаниями, — люди, которые в реальности не могут проявиться так полно и свободно, о чем свидетельствуют их собственные слова: «Спасибо! Всем, всем, всем, кто подарил мне это счастье! Минуты смеха и улыбок давно перетекли в часы, недели, месяцы и на тарелках невидимых весов перетянули эти состояния во всей прожитой жизни. Я не просто рада, я горда собой, что встретила всех вас, что на минутку задержалась и осталась за невозможностью уйти. И это — счастье». «И что это за мир такой, в котором каждый чувствует себя прекрасно? Рай? Но разве он бывает на Земле, наполненной проблемами, печалями, болезнями, разочарованиями, горем? Бывает. Теперь я это знаю. Там, где актеры в масках, где строки и междустрочья, где бессонные ночи, неприготовленные вовремя обеды, немытые до лета окна, работа наспех. Где обсуждают цвет рубашки и анализируют поступки, где пишут гениальные рассказы и иногда произносят просто: „Всем привет!“ Где рисуют, фотографируют и „снимают“ собственные фильмы. Где плачут и смеются, где восхищаются и ругают, где млеют от чужой любви… Здесь — живут. Это тот театр, в котором не играют роли. И каждый — главный персонаж. И это всё не сказка».

Здесь царит демократия. Ежедневное общение совсем разных людей, из разных слоев общества, из Липецка и Петропавловска, Москвы и Воронежа, Сахалина и Калифорнии. В жизни — точнее, в образе жизни — между ними пропасть. Но тут, на форуме, они прекрасно понимают друг друга. Различие если и наблюдается, то по житейским и нравственным установкам.

Тут отваживаются говорить люди разного социального статуса, успешные и не очень, молодые и не очень, красивые и не очень. Их выслушают, поддержат или, наоборот, поспорят. «Здесь ощущаешь себя частью того, что можно назвать «сестринством Неродиськи», — говорит одна. «Это моя лучшая зима», — вторит другая. «Мы узнали друг друга на каком-то замечательном уровне, не имеющем ничего общего с внешностью, обязательствами, жизненными обстоятельствами… Как-то так изнутри, что ли?»

На фоне окружающего всеобщего уныния, цинизма, жизненной пошлости здесь, на форуме, мы встречаем прекрасных людей, замечательные взаимоотношения, отличные от тех, что складываются в реальности. Отношения доверия, взаимопомощи, комплиментарности, взаимопонимания, то есть именно такие, о каких они мечтают.

Мне скажут: но человек всегда в своем обыденном повседневном существовании ищет смыслы и основы, пытаясь максимально эффективно и пластично встроиться в предлагаемые условия жизни и коды культуры. Правильно, но теперь отношения между жизнью и ее осмыслением уже не протекают независимо от массмедийного пространства. Медийная среда дает сетку координат, задает горизонт видения мира, модели объяснения жизни. А значит, пора бы уже обозначить это явление без негативной установки, опираясь на новые инструменты его анализа, которые появились с распространением Интернета.

Надо признать: мы, с точки зрения прежних критериев, живем в не совсем правильном мире — проводим время у телевизора, за компьютером, часами пребываем в виртуальном пространстве. Вместо Толстого у нас Сорокин, а вместо Шагала — Кулик или… Но это ведь не чей-то заговор или злой умысел, это — дух и движение новой культуры, это и есть нынешний мейнстрим. С таким вот типом человека, с его языком, осанкой, повадками, которые так отличаются от давно знакомых идеалов. Образ — «человек — это звучит гордо» — вроде остался, но он спародирован, заменен разного рода имитациями. И все же, как всегда, вместе с ядом приходит противоядие: именно сериал дает массу возможностей, чтобы не только симулировать, но и стимулировать реальную жизнь. Он дает хрупкий баланс между «так жить нельзя» и «тем не менее, все-таки». Реагируя на него, люди совершенно искренне и серьезно обсуждают базовые основы своего понимания мира, причем толчком к этому явился самый натуральный, иронический и притворяющийся реальностью симулякр.

«У нас в „Неродиське“ параллельная реальность. О!.. Дивный, новый мир. А грань — экран телевизора!», «За то и люблю НРК, что, как в жизни, — только что плакал от горя и вот уже от смеха…», «Не могу вспомнить сцен в кино, которые воспринимались бы с таким трепетом и дрожью в душе. Ощущение горя и счастья одновременно…», «…Зритель не чувствует себя «четвертой стеной», а предельно вовлечен в волшебное и завораживающее своей близостью действо… Глубина, объемность героев, которые на моих глазах превращались из картонных типажных персонажей в живых людей с очень не-простой, не всегда понятной с первого взгляда внутренней организацией… Они — загадка, ответы на которую постоянно ищет не только зритель, но и сами герои в себе разобраться не могут… «Неродиська» — коктейль, в нем важен каждый ингредиент: и абсолютно трагический излом в характерах главных героев, и феерическая искрометность в «подаче материала», и идеальный дуэт актеров… Вот эта смесь и породила удивительное явление среди зрителей — НРКманию, то есть жизнь на предельно возможном уровне сопереживания героям сериала «Не родись красивой».

Теперь вопрос, для меня трудный: что же все-таки я искала на форуме? Неужели ради того, что мы прочли в вышеприведенных цитатах, стоило тратить столько времени? Попробую объясниться.

В руках специалиста форум может стать новым (и, думаю, весьма перспективным) инструментом анализа создаваемых телепродуктов. Другое дело, что использовать Интернет в этом качестве, значит, «сменить оптику», отказаться от стандартного критического взгляда извне и, вооружившись чем-то вроде сильного микроскопа, погрузиться в зрительскую среду и в саму атмосферу форума. Тут, как в психонализе, — только методом погружения, частичной идентификации с участниками можно раскрутить тайну воздействия телесобытия. Здесь нет мелочей. Важны все реакции — на жесты, фразы, мельчайшие детали сюжета, костюма, интерьера. И совершенно не важно, в каких литературных оборотах выражены на форуме эти реакции — в виде ли серьезного культурологического анализа или дамской благоглупости, даже пошлости (и то, и другое, и третье есть на форумах). Никто заранее не скажет, из какого сора удастся вытащить самые ценные наблюдения и закономерности.

После беспрецедентного успеха «Не родись красивой» руководители СТС запустили в привычный час сериал «Петя Великолепный», а затем «Все смешалось в доме». Не секрет, что они ожидали тех же бешеных рейтингов, ждали у экранов прежнюю аудиторию. А получили провал. И это, на мой взгляд, напрямую связано с той проблемой, о которой мы здесь ведем речь. Не проявив глубокого интереса и должного уважения к зрителю, авторы сериала так и не узнали, что именно составляет саму суть, квинтэссенцию их творчества, которое (повторим еще раз) разворачивается не в рамке экрана, а по эту его сторону — на кухне, на лавочке, на интернет-сайте.

Знать эту продолжающуюся жизнь режиссер не может, да и не должен. Даже продюсер не обязан быть профессионалом в области зрительской интерпретации. В компаниях, производящих подобные сериалы, работают немалые группы аналитиков — ведь успех продукта в конечном счете страхуют они. И если наши теледеятели, потакая собственному высокомерию в отношении к зрителю, будут и дальше запаздывать в освоении новой, нарождающейся специальности, им придется, к сожалению, ошибаться в своих прогнозах. Заповедь Пастернака «Но пораженье от победы ты сам не должен отличать» тут слабое утешение. Как ни крути, а она написана не для создателей массовых телепродуктов.

1 В кн.: Р е й т е р с ф е р д О. Импрессионисты перед публикой и критикой. М., 1974, с. 83.

2 П о д о р о г а В. Философия и литература. Лекция в клубе «Билингва»: www.polit.ru/lectures/2006/07/28/podoroga.html

3 Б о г о м о л о в Ю. Код триумфа Кати Пушкаревой. — «Искусство кино», 2006, № 8.

4 Здесь и далее цит. По: www.amedia.ru, www.fan-art-offorum.narod.ru, форумы и темы «Обсуждение серий», «Фанарт», «Создаем сериал вместе» и другие.

5 Там же.