Культ-просвет. «Внутренняя империя», режиссер Дэвид Линч

«Внутренняя империя» (Inland Empire)

Автор сценария, режиссер, оператор Дэвид Линч

Художники Кристи Уилсон, Войцех Вольняк

Композиторы Кшиштоф Пендерецкий, Витольд Лютославский, Дэвид Линч, Бек, Гарри Уоррен

В ролях: Лора Дерн, Джереми Айронс, Грейс Забриски, Петер Джей Лукас, Гарри Дин Стентон, Джастин Теру, Настасья Кински, Джулия Ормонд, Кшиштоф Майхшак и другие.

Studio Canal+

Франция — Польша — США

2006

«Внутренняя империя» — труд жизни Дэвида Линча. «Золотой лев» в Венеции был присужден ему по совокупности заслуг, но все-таки приурочен к премьере этого фильма. Впервые в истории фестиваля такая награда вручалась не ушедшему на покой ветерану (в 2006-м Линчу стукнуло шестьдесят), а активному, в высшей степени актуальному автору. Глава смотра Марко Мюллер почти напрямую признавался, что решил априори присудить приз не столько режиссеру, сколько его выдающемуся творению. Но и сам он, похоже, считает «Внутреннюю империю» своим magnum opus. Фильм снимался в обстановке полной секретности. Ни один из актеров не читал сценарий целиком, ни один журналист не побывал на площадке, а объявлено о проекте было тогда, когда съемочный период завершился.

«Внутренняя империя» — самый свободный фильм Линча. Он снимал его, сколько хотел — пять лет — и где хотел: в любимом Лос-Анджелесе и заснеженной Польше, куда Линч ездит ежегодно на фестиваль операторского искусства и где фотографирует индустриальные пейзажи. Снимал, как хотел: вволю пользуясь новой для себя цифровой камерой. Впервые стал оператором, монтажером и звукорежиссером своего фильма. Сам работал над звуковой дорожкой, не только подбирая фрагменты чужих мелодий (от Пендерецкого с Лютославским до американского альтернативщика Бека) и доводя до совершенства пугающие шумовые эффекты, но и включив в саундтрек блюзы собственного сочинения — он играет на гитаре и поет. Впервые с середины 1980-х в титрах фильма Линча не значится имя Анджело Бадаламенти. Длительность финальной версии (3 часа!) определялась не волей продюсеров, а решением режиссера, прибавившего к расширенным правам расширенные обязательства: Линч взял на себя прокат «Внутренней империи» на самой трудной территории — в Штатах. И в довершение всего потребовал, чтобы название фильма писалось исключительно прописными буквами.

Это итог, сумма всех предыдущих слагаемых. От «Головы-ластика» здесь бескомпромиссность, абсурдизм и «мысль семейная». От «Человека-слона» — деформация личности, внешняя и внутренняя. От «Дюны» эпика: «Внутренняя империя» — тоже целая планета, где под мнимым однообразием пустынного пейзажа скрыты подземные миры. От «Синего бархата» — вуайеризм, плюс тонкая грань между любовью и вожделением. От «Диких сердцем» — открытая Линчем потрясающая актриса Лора Дерн. Впервые явленная в «Синем бархате», она солирует в двух картинах, принесших режиссеру высшие трофеи в Канне и Венеции. От «Твин Пикс», сериала и полнометражного фильма, — ангелы и демоны одной женщины, финальное преображение мужчины, красные занавески. От «Номера в отеле» — замкнутость гостиничного ада.

От «Прямого эфира» — идиотизм телешоу. От «Шоссе в никуда» — фатализм, двойники, предсказание будущего, лента Мёбиуса в сюжете и видео как инструмент проникновения в душу. От «Простой истории» — целеустремленность героя, проходящего путь до конца. От «Малхолланд-драйв» — ревность, амнезия, Голливуд.

Однако «Внутренняя империя» — ни в коей мере не каталог былых достижений, не спрессованная в три часа экранного времени тридцатилетняя карьера, не компромиссная смесь былых открытий. Не среднестатистический Линч. Напротив, Линч новый, радикальный, небывалый, доведенный до крайности. Апофеоз субъективности, разрастающейся до размеров объективного мира. Центральная звезда солнечной системы, вокруг которой вращаются планеты, открытые режиссером-демиургом ранее. Ландшафт светила формируют обломки астероидов. Например, пятидесятиминутного авангардного сериала «Кролики», созданного Линчем для своего интернет-сайта, от которого во «Внутренней империи» осталось в общей сложности едва ли пять минут. Или заявленного на том же сайте интернет-фильма «AXX°NN», так и не показанного, но постоянно всплывающего во «Внутренней империи» на правах знака — указателя, стрелки, ведущей к очередному повороту сюжета.

Масштаб диктует тему. Точнее, центральную для Линча проблему понимания. Можно счесть ее решение прерогативой зрителей, которые сами должны определиться, под силу ли им постичь, что хотел сказать культовый режиссер, и следует ли вообще стремиться к постижению. Культ есть культ — можно поклоняться, а понимать вроде не обязательно. Ведь так соблазнительно сравнить кино Линча с симфонической музыкой или абстрактной живописью, изначально лишенными адекватного словесного выражения. Режиссер и сам прибегает к таким аналогиям. Последнее десятилетие ознаменовалось для него началом самостоятельной композиторско-исполнительской карьеры (он выпустил в 2001-м дебютный альбом Blue Bob, записанный совместно с соавтором — звукоинженером Джоном Неффом, давал концерты и сейчас готовит к записи второй, уже сольный, диск собственных песен), а син-хронно с французской премьерой «Внутренней империи» в парижском Фонде Картье открылась огромная ретроспективная выставка живописи Линча за последние сорок лет. Однако любой музыкальный или арт-критик скажет, что сколь угодно авангардную картину или симфонию можно проанализировать и понять. Линч, давая интервью в Венеции, парировал реплику обескураженного журналиста «Вас совершенно перестали интересовать традиционные нарративные структуры?» — ответив, что нарративная структура его нового фильма совершенно традиционна. Просто в виду имелась его собственная традиция, а не более привычные методики «рассказывания историй», применяемые повсюду — от изысканного европейского артхауса до жанрового голливудского кино. Линч, конечно, не дает простых ответов на множащиеся с каждой его картиной вопросы. Он ищет их вместе со зрителями. В ходе поиска формируется художественный фильтр, который помогает преодолеть проклятие «иллюстрированного текста», довлеющего над кинематографом с момента его изобретения.

«Внутренняя империя» — не только фильм, который трудно понять, но и фильм о понимании. Недаром первые его реплики произносятся на польском языке, незнакомом большей части аудитории, сбивающем с толку; диалоги ведутся на разных языках и чаще других повторяется фраза «Я не понимаю». Мужчина и женщина в самом начале картины ищут ключ. Он закрывает ее в гостиничном номере, где она обречена сидеть на диване, участвуя в односторонней коммуникации, смотря на экран телевизора. Плачущая девушка-пленница приравнена к зрителю, также вынужденному воспринимать череду предлагаемых образов без надежды на расшифровку.

В этом фильме замкнутых пространств нет привычных для Линча кадров шоссе, ведущего в темную неопределенность, зато хватает узких коридоров, подземных переходов, темных лестниц, тесных спален, тупиков. Чем меньше места — тем страшнее, и самые жуткие моменты героиня испытывает, оказавшись в постели с любимым человеком под одеялом (эта фобия из сна — утонуть, затеряться в собственной кровати — присутствует у Линча со времен первого фильма). Галлюцинации плодятся, будто от нехватки воздуха, любое открытое пространство оборачивается иллюзией, декорацией, будь то лес или Сансет-бульвар. В финале, однако, комната с пленницей отпирается, и это производит катарсический эффект. Так и зритель должен, по замыслу Линча, достигнуть понимания. Пусть не строго логического, а интуитивного. Для такого типа понимания в фильме есть определение: «Уметь управляться с животными» — то есть говорить с ними на одном языке, не подлежащем переводу.

Чтобы войти в этот дискурс, нужен определенный навык, но Линч не дает подготовиться. Сразу следом за польской гостиницей на экране является еще одна закрытая комната, где обитают таинственные кролики. За видимостью человеческого быта (они гладят белье, отдыхают на диване, беседуют) скрываются нечеловеческие знания. Прямой передаче они не подлежат. Трудно найти явный смысл в тех фразах, которыми, как в театре абсурда, обмениваются кролики. Первая реплика: «Однажды я узнаю…» не случайно относит момент узнавания в неопределенное будущее — в настоящем смысл слов непостижим. Как в телешоу (а пленница видит кроликов на телеэкране), где периодически в ответ на слова, даже отдаленно не напоминающие шутку, возникает закадровый смех зала, Линч иронизирует над рефлексами аудитории, ждущей и требующей немедленного объяснения (и попадает в точку: на российской премьере зрители встречали хохотом появление кроликов). Между тем каждое слово длинноухих оракулов — ключ к другим сегментам фильма. Воспользоваться им нельзя лишь в силу недоразумения, временной нестыковки: не случайно кролики спрашивают друг друга, который час. «Внутренняя империя» многослойна, все ее уровни связаны один с другим, но отсутствие синхронизации не сразу позволяет увидеть эту связь. Так, кульминационное событие сюжета отнесено на конкретный момент, но на одном уровне он будет соответствовать полуночи, а на другом стрелки часов покажут 9.45. Возникает эффект разницы временных поясов, эдакий jet lag, вызывающий головокружение при просмотре. Еще один обман рефлексов.

Обитатели «Внутренней империи» постоянно путаются в воспоминаниях — забывают о настоящем, не подозревают о прошлом, прекрасно помнят будущее. Линч деспотично требует досмотреть свой фильм до конца, а потом, возможно, повторить просмотр — иначе времена никогда не смогут согласоваться одно с другим. «Внутренняя империя» тестирует зрителя не на эмоциональную восприимчивость (без которой Линча вообще бессмысленно смотреть), а на внимание и память. Но как бы щедро ты ни был одарен этими качествами, с каждым разом «Внутренняя империя» будет открывать новые грани. Это редкий в истории фильм, гарантированно дающий радость многократного понимания: будто детектив с множеством развязок, который можно перечитывать бесконечно. Как и в случае с детективом, пересказ развязки лишает удовольствия от чтения (то есть просмотра). Именно поэтому, а отнюдь не по причине «принципиальной необъяснимости» фильма, хочется воздержаться от трактовок.

Динамика постижения схожа с принципом избирательного освещения, применяемым Линчем. Даже название картины начинает выделяться на черном фоне не сразу и не целиком, а частями, под слабым лучом прожектора. Экран сумрачен, и во тьме нетрудно запутаться, принять одного человека за другого, не разглядеть лица. Изредка появляются источники света, большей частью искусственные. Например, лампы, дизайн которых разработан самим Линчем: их тусклый, искаженный цветным абажуром свет всегда указывает на что-то важное (в ящике комода под одной из ламп в форме лестницы лишь к развязке героиня находит пистолет). Свет по ходу действия не становится ярче, напротив, меркнет, и вот лампу заменяет нарисованный огонь:в одном из эпизодов камера схватывает картину, на которой две худощавые руки несут в ночи свечу. Противник героини, пришедший в ее мир из иной реальности, в первый раз является перед ней с лампочкой во рту — будто проглотив свет возможного осознания. В момент решающего противостояния героиня стреляет в своего врага, и его лицо начинает плавиться, пропадать в слепящем свете софита. Свет все-таки развеивает тьму, и ничего нет важнее освещения: отсюда комически затянутая сцена, где режиссер бесконечно долго ругается с рабочим, у которого не получается подвесить прожектор на нужной высоте. Закадровый голос рабочего принадлежит Линчу. Кому, как не ему, убежденному буддисту, практикующему двухразовую ежедневную медитацию на протяжении нескольких десятилетий, исследовать методику просветления.

Свет — по-французски lumiere, фамилия братьев, с которых начался кинематограф. В 1995-м Линч взялся за их камеру, чтобы принять участие в коллективном юбилейном проекте «Люмьер и компания»: у него, как и у остальных, было примерно пятьдесят секунд. Другие мэтры сняли зарисовки, видеоартовые мини-полотна, рекламные или социальные ролики, и лишь один Линч сделал полноценный фильм — с героями, с завязкой, кульминацией, с детальным названием «Предупреждение после злого деяния». Тот фильм был самым маленьким в карьере Линча, «Внутренняя империя» — самый большой, и оба — паззлы, которые невозможно сложить в цельную картину. «Предупреждение…» — из-за нехватки деталей головоломки, «Внутреннюю империю» — из-за их избытка.

Линч стремится абстрагироваться от топонима, калифорнийской области под названием Inland Empire (Внутренняя империя), говорит, что до съемок фильма он о ней и не слышал (на самом деле там живет его отец). Режиссеров, особенно великих, принято считать тиранами: Линч не деспотичен по отношению к актерам или к публике, но свои имперские амбиции он реализует в управлении гигантскими пространствами. Разумеется, вымышленными. Он, властелин хронотопа, любит телевизионную форму, так как объемы сериала позволяют ему выстроить целый город (пусть даже маленький, как Твин Пикс), выйти за границы кинофильма в реальность более ощутимую и конкретную. ТВ, однако, требует иных повелителей. Потому после фиаско телепроекта «Малхолланд-драйв» Линч «заперся» в Интернете — на своем платном сайте, для которого и снимал новые сериалы, уже для ограниченного круга гарантированно верных подписчиков. «Внутренняя империя» абсорбировала опыт, приобретенный режиссером во Всемирной сети, превращаясь из фильма в более масштабную конструкцию, для которой еще не придумано названия.

Фиксируемый фильмом и стимулируемый им процесс — познание. Метод — погружение во «внутреннюю империю» человека, ее просвечивание, рентгеновский луч. Явно не нарциссический психоанализ, хотя пресса с удовольствием смаковала подробности развода режиссера с его многолетней спутницей, матерью его взрослого сына, монтажером его фильмов и продюсером «Внутренней империи» Мэри Суини. Картина-то как раз об изменах и супружеской неверности, а Линч с Суини решили пожениться за пару месяцев до премьеры, после чего тут же подали на развод! Но этот режиссер никогда не выплескивал на экран собственные фрустрации. В частном он ищет универсальное — и потому ставит в центр фильма не мужчину, в котором можно при желании усмотреть автопроекцию, а женщину.

Женщина — тайна («Синий бархат»), объект страха («Голова-ластик»), вожделения («Дикие сердцем») или все сразу («Твин Пикс»). В своих песнях Линч сравнивает женщину с монстром и предлагает при виде девушки набирать 911, а рядом помещает заклинание, весь текст которого сводится к повторяемым незамысловатым строкам: «Marilyn Monroe, Marilyn Monroe, I love you, I love you so». В живописи он концентрируется на мужчине, everyman?е, том самом Бобе — лирическом герое песен, зато в фотоработах Линча не покидают образы женщин. Они то жуткие разъятые лица и тела, извлеченные при помощи фотошопа из реальных ретропорноснимков, то идеальные объекты желания — полускрытые тьмой и дымкой обнаженные красавицы модельного вида. Однако такого гимна женщине, всем ее безднам и взлетам, как «Внутренняя империя», Линч до сих пор не создавал.

Наблюдая фантастическую работу Лоры Дерн во «Внутренней империи», поражаешься тому, как редко она снимается. Но, пройдя школу Линча, она ушла так далеко, что не каждый режиссер это оценит. Линч научил ее не просто актерскому перевоплощению, а технике перманентной, непрекращающейся трансформации. Форма тесно смыкается с содержанием: вся суть интриги — в череде трансформаций героини. Во «Внутренней империи» всего два события: съемки фильма, где главную роль исполняет актриса Ники Грейс (Дерн), и адюльтер (следуя за сюжетом мелодрамы, где она снимается, Ники влюбляется в своего экранного партнера и изменяет мужу). Оба — лишь рычаги: теряя баланс и покой, героиня начинает свое путешествие по параллельным мирам. Мужчины по ходу действия отодвигаются даже не на второй, а на десятый план. Режиссер (корректный рационалист в исполнении Джереми Айронса) и его ассистент (помалкивающий скромняга — любимый Линчем восьмидесятилетний Гарри Дин Стентон), любовник (Джастин Теру, играющий в циничного плейбоя) и муж (американский поляк Петер Джей Лукас) никак не способны повлиять на происходящее, да и не видят его, поскольку место действия — внутренняя империя Ники. Женщины, напротив, множатся, их все больше с того самого момента, когда в саду, а затем и доме героини появляется новая соседка — малопривлекательная пророчица, которая за чашкой кофе в нескольких словах предсказывает актрисе, что ее ждет: новая роль и измена мужу, немного магии, «жестокое гребаное убийство» и расплата за «действия, у которых бывают последствия». Даже восточноевропейский акцент Посетительницы номер один (так она обозначена в титрах) намекает на второй пласт повествования — польский; как выясняется позднее, фильм, где снимается Ники, — римейк сказки польских цыган, который не был завершен из-за убийства исполнителей главных ролей.

В роли соседки — Грейс Забриски, игравшая в «Твин Пикс» мать Лоры Палмер, тезки Дерн, архетипа и прообраза женщины во всех фильмах Линча. Кто эта посетительница? Потерянная и забытая мать Ники? Может, она сама в будущем? Ведь соседка знает о событиях, которым еще предстоит произойти, и показывает Ники будущий день, когда ее известят о полученной роли. В этот момент героиня впервые видит саму себя со стороны, и тут стартует действие «Внутренней империи». Шагнув в зазеркалье, актриса проходит сквозь зеркала, сменяющие одно другое. Сперва она превращается из исполнительницы в героиню фильма, затем из гламурной красотки образца 1960-х — в забитую домохозяйку, «залетевшую» от любовника, а следом — в битую жизнью шлюху, блуждающую по бульварам ночного Лос-Анджелеса и погибающую от удара отверткой в живот, нанесенного рукой чьей-то ревнивой жены (в этой мелкой роли — трудноузнаваемая Джулия Ормонд). Начавшись как абсурдистская комедия, фильм с каждым эпизодом становится все больше похож на хоррор. По Линчу, ничто не может быть ужаснее, чем неожиданное столкновение с искаженным образом самого себя.

Что же сказать в итоге? Цель этого странного, ни на секунду не реалистического фильма — прорыв сквозь иллюзии к реальности, сколь бы субъективной она ни казалась. А как же иначе? Ведь для Линча единственная подлинная реальность — внутренняя. Здесь легко усмотреть сатиру на Голливуд, но режиссер не борется с царством грез, к которому никогда по-настоящему не принадлежал. Он лишь констатирует: создание ложных внешних образов, замутняющих настоящее «я», — грех больший, чем супружеская измена. Опыт проводится на женщине, ибо она — первородный сосуд греха и она же способна пройти трудный путь самоотречения к катарсису, невозможному в истории о мужчине (например, «Шоссе в никуда»). Знак очищения — одна улыбка Лоры Дерн. Она соберет в доме с лепниной — узнаваемом «Белом вигваме», поименованном, но так и не показанном в «Твин Пикс», — всех «заэкранных» персонажей фильма — от ручной обезьянки до одноногой блондинки в парике, от безвестного лесоруба до неведомо откуда взявшейся Настасьи Кински. Приводя фильм к неожиданному хэппи энду, Линч не видит причин, почему бы на нем не задержаться, коль скоро демоны уничтожены, а спасение души так близко? Экстатический праздник после формального завершения картины длится еще долго, добрые минут семь. Все пускаются в пляс под песню Нины Симон с говорящим названием «Грешник».

Вслушайтесь в слова: «Life is a bitch and then I die. \\ So I strive to stay alive and stay high»1. Этим, в общем, все сказано. Грех искуплен. Кино разрушено. Героиня спасена: нет смерти для нее. Истина пока не найдена, но Линч идет искать.

1 «Жизнь — сука, а потом я умру. А потому пытаюсь выжить и не упасть».