Неинтересных фильмов нет. Сочи-2007

Елена Стишова. Спасибо большому жюри «Кинотавра». Благодаря ему мы имеем интригу, вокруг которой неизбежно пойдет наш разговор. Когда главные призы попадают в одни руки, в то время как самый радикальный проект фестиваля — «Груз 200» — волею жюри становится аутсайдером конкурса, за таким решением отчетливо проступает идеология, и она, конечно же, требует интерпретации. Однако начинать принято с общего впечатления от конкурса. Давай не отступать от традиции.

«Груз 200», режиссер Алексей Балабанов

Кирилл Разлогов. Общее впечатление от конкурса у меня чисто психологическое. И состоит оно в том, что арт-директор «Кинотавра» Ситора Алиева восприняла и реализовала подход, принятый при составлении конкурсов международных кинофестивалей. Она взяла картины разноплановые, разнопорядковые, относящиеся к разным категориям отечественного кинопроизводства. Стремилась, очевидно, показать его разнообразие. Ее замысел состоял, скорее всего, в том, чтобы столкнуть международный тип отбора с внутрироссийским типом оценки — однозначным. Свойственный нашей ментальности тип оценки в каком-то смысле стал своеобразным манифестом неприятия разноплановости, разнопорядковости ситуаций, когда картины настолько не похожи одна на другую, что им никак не найти консенсус в рядах какого-то бы ни было жюри, да и прессы, впрочем, тоже.

Сейчас стали делать много фильмов, и по уровню кинофестивали приблизительно одинаковы. Отбираются картины в основном дискуссионные. Некоторые дружно считаются неудачными, справедливо или нет — это спорно. И есть картины-сенсации — одна-две, максимум три.

«Кремень», режиссер Алексей Мизгирев

Е. Стишова. У тебя явная аберрация. Еще в позапрошлом году программа, состоявшая в основном из блокбастеров, производила тяжелое впечатление. Лишь с прошлого года, когда началось шевеление нашей киноиндустрии, стало больше фильмов и появилась возможность реального отбора. Поэтому конкурс качественно иной. Ты отметил новую технологию отбора, близкую к международным конкурсам. У меня общее впечатление, если его не рационализировать, скорее, чисто зрительское. Я смотрела все подряд как своего рода метафильм, и в целом у меня сложилось — как бы это сказать — многосоставное впечатление об этом конкурсе. Хотя когда начинаешь идти по конкретным фильмам, то обнаруживаешь, что есть три-четыре картины, о которых хочется говорить и спорить. А главная интрига — благодаря вердикту жюри — уместилась на оси «Простые вещи» — «Груз 200». Решение жюри, не заметившего картину Балабанова и щедро одарившего «Простые вещи», явно носило характер весьма выразительного идеологического жеста. За ним угадывается поддержка фильмов, максимально приближенных к нашей реальности и принимающих эту реальность.

К. Разлогов. Я не сказал бы так однозначно, что между «Простыми вещами» и всем остальным конкурсом сложилось поле напряженного противостояния.

«Русалка», режиссер Анна Меликян

Е. Стишова. «Кремень» тоже был отмечен. Ты это имеешь в виду?

К. Разлогов. По-моему, решение жюри «Кинотавра» было реакцией на тяжесть выпавшей им работы. Они стремились поймать светлый луч в темном царстве. Нельзя не учитывать такую подробность, как психология работы жюри. Если жюри подряд смотрит пессимистические, мрачные, тяжелые для восприятия картины, то наступает своеобразное переутомление. На Московском кинофестивале у меня был едва ли не комический эпизод, когда жюри дружно выразило протест против плохого качества конкурса. Хотя все дело было в том, что большая часть картин была мрачной и тяжелой.

Е. Стишова. Если это действительно так, тогда мне не очень понятно, почему жюристы недооценили такой яркий и витальный фильм, как «Русалка»? На мой взгляд, это талантливая, яркая картина. Она вполне бы потянула приз за режиссуру, но удовольствовалась призом за лучшую женскую роль. Мария Шалаева получила приз по справедливости, да к тому же достойных соперниц не было, с женскими ролями было не очень густо.

К. Разлогов. По поводу «Русалки» могли быть очень разные мнения.

Е. Стишова. Но как можно было не откликнуться на оригинальность жанра, разработанного с замечательным режиссерским драйвом. «Русалка» озарила конкурсный небосклон ярким светом и безусловным оптимизмом, несмотря на печальный конец, без которого российские картины почти немыслимы.

К. Разлогов. А «Простые вещи»? Чем не хэппи энд?

«Изгнание», режиссер Андрей Звягинцев

Е. Стишова. Весьма неоднозначный и искусственный, мне кажется.

К. Разлогов. Абсолютно однозначный: две беременные женщины, готовые рожать на благо человечества. Никто из героев не умирает, хотя один должен был бы умереть. Его просто забывают.

Е. Стишова. Герой Леонида Броневого вытесняется режиссерской волей, а беременные на сносях утверждают торжество вечной жизни. И только потом, задним умом, вдруг начинаешь соображать, что главный герой, пусть и обладающий русской мужицкой харизмой, человек, прямо скажем, с расшатанной нравственной валентностью. Он явный неврастеник, и его очень легко потянуть в любую сторону. Он вскакивает как оглашенный и буквально среди ночи пытается решать свои житейские проблемы — лишь после того, как жена устроит ему скандал. А обычно он плывет по течению, ходит в свои сорок с гаком в куртке словно с плеча тинейджера. И то и дело попивает прямо из горла. Бутылек всегда при нем.

К. Разлогов. Чего ты хочешь, он и есть главный герой нашего времени.

У модного писателя Алексея Иванова в последнем романе, который называется очень смешно «Блудо и Мудо», герой абсолютно такой же, просто один к одному. Не буду сравнивать уровень таланта, говорить о различиях между языком литературы и языком кино, но это — герой нашего времени. Он не герой бизнеса, не герой спецслужб, не герой экономики, не герой борьбы за нравственность и не рыцарь православия. Он — вот это. Точно так же, как в свое время Рогожкин в «Особенностях национальной охоты» удивительно угадал ту интонацию, в какой только и можно было бы переживать эпоху 90-х, которую сейчас называют ельцинской, Иванов и Попогребский, на мой взгляд, вместе с актером Сергеем Пускепалисом угадали ту интонацию, в которой можно переживать нашу, путинскую, эпоху.

«Натурщица», режиссер Татьяна Воронецкая

Е. Стишова. Заметь, в нашем обществе заметно поубавилось ханжества. Появись такой герой лет двадцать назад, то его бы тут же уличили, пригвоздили и устроили моральный суд.

А сейчас мы нормально относимся к тому, что он берет и берет, что называется, по-божески гонорар за свои, как теперь говорят, медицинские услуги. И меня это не коробит, потому что я знаю: такая у нас жизнь, приходится компенсировать то, что недодает государство. Новая житейская ситуация изменила наше восприятие весьма заметно.

К. Разлогов. Я бы уточнил: социальное восприятие. Непосредственно восприятие человека не очень поменялось. А вот восприятие критика, публициста, критерии оценки фильма, конечно, изменились. У нас был «Моральный кодекс строителя коммунизма», с которым так или иначе сверялось все, что происходило на экране. Сегодня проекции идеального не работают. Я бы сказал, что столкнулись между собой две интонации. Одна интонация, на которой мы остановились на примере Алексея Попогребского, — это интонация сопереживания, сочувствия и понимания. И вторая интонация, которую мы отчетливо слышим в «Грузе 200», — интонация обличения, апокалипсиса. Она усиливается идеальной картиной, которую держит в уме режиссер Балабанов. То есть если взять нашу жизнь в бытовом масштабе, то у нас получатся «Простые вещи». Если сравнить ее с Божьим замыслом, то мы получим «Груз 200».

«Кука», режиссер Ярослав Чеважевский

Е. Стишова. Не скажи, социальное прорастает в эмоциональное. Мы не корректируем свое эмоциональное восприятие, не настраиваем его согласно принятым в обществе нравственным максимам. Вспомни вампиловского героя Зилова. Ему ведь не сочувствовали, не так ли? Хотя этот заблудший персонаж не мог все-таки стрелять в живое. А в «Простых вещах» мы симпатизируем многогрешному герою, и нет нужды, что ему незападло по-быстрому переспать с медсестричкой, что этот доктор делает инъекции, не вымыв руки, а заусенцы у него, как у слесаря.

Что касается «Груза 200», то христианский дискурс в фильме очевиден. Настолько, что фильм кажется мне странно рациональным для такого эмоционального режиссера, как Алексей Балабанов. «Груз 200» — это притча о том, что богооставленный мир неизбежно проваливается в бездну по ту сторону добра и зла. Мне жаль, что обе картины — «Простые вещи» и «Груз 200» — вышли в прокат в мертвый сезон. Их не придержали, как скажем, «Изгнание».

К. Разлогов. Посмотрим, что будет с «Изгнанием». Я думаю, и «Изгнанию» красная цена в пределах полумиллиона, как и «Грузу 200». Рад был бы ошибиться, но думаю, что будет именно так.

Е. Стишова. Ты обратил внимание на мощную женскую экспансию в конкурсе? Было семь фильмов женщин-режиссеров — Киры Муратовой, Марины Разбежкиной, Светланы Проскуриной, Татьяны Воронецкой, Анны Меликян, Марины Любаковой, Валерии Гай-Германики. Ну и что? Женщины являют нам женскую или даже феминистскую точку зрения на мир?

«Глянец», режиссер Андрей Кончаловский

К. Разлогов. Хочешь не хочешь, они являют женскую точку зрения имплицитно, часто помимо своей воли. Я думаю, что это опять-таки результат деятельности Ситоры Алиевой и специфики женского отбора. Представлены разные поколения, представлены картины, с одной стороны, сугубо локальные и маргинальные (типа Гай-Германики и Разбежкиной), с другой — эстетские (как «Два в одном» Киры Муратовой, хотя, на мой взгляд, это не лучшая ее картина). Но все равно, то были достойные, интересные фильмы.

Е. Стишова. Муратова вообще неинтересных фильмов не делает. Мощный, ни на кого не похожий художник. Рост доли женского творчества в кинопроцессе — индикатор возрастающей внутренней свободы. Критика, однако, не догоняет. Мы никак не овладеем гендерным анализом. Посему многие артефакты остаются непрочитанными, «вещью в себе».

К. Разлогов. В конкурсе не было ни одной ленты, посмотрев которую я мог бы сказать, что это зря потерянное время. Каждая была по-своему интересна, даже своими неудачами. «Кремень», где полно недостатков, очень любопытен. Как все заметили, это «Плюмбум» двадцать лет спустя. Там есть некоторые интонации, которые совпали с картиной Миндадзе — Абдрашитова, технологически и идеологически куда более совершенной. Даже «Отрыв» Миндадзе, который показал, что и классному сценаристу нужен все-таки режиссер, была небезынтересна, хотя, на мой взгляд, немного запутана. Если бы изложить сюжет проще, то фильм получился не только более доступным, но и более удачным.

Но недаром Венецианский фестиваль заинтересовался именно этим проектом.

«Два в одном», режиссер Кира Муратова

Садомазохистские игры Гай-Германики в международном контексте — не бог весть что, но в нашем, домашнем, контексте довольно любопытно, что новое поколение делает такое вот кино.

Познавательно программа была очень насыщенной. Если же конкретно оценивать картины, то я не вижу ни супер-открытий, ни супер-провалов. Но — благодаря вердикту жюри — столкнулись два представления о том, каким должно быть наше современное кино: должна ли быть особая мерка для нашей жизни или нет. Жюри однозначно отдало предпочтение тому, в чем есть довольно значительная доза розовой водички. В то время как режиссеры и отборщица явно тяготели к пресловутой ложке дегтя.

Е. Стишова. Подобное противостояние, на мой взгляд, очень важный симптом. В 90-е чернухе невозможно было противостоять. То была не мода, а следствие иррационального выброса, стихийного бунта, который взорвал застоявшееся болото нашей действительности. И было ясно, что пытаться управлять разбушевавшейся стихией бесполезно — пар и пузыри должны были выйти наружу. А сейчас, когда пар наконец иссяк, жюри тут же почувствовало и использовало возможность посредством оценок воздействовать на кинопроцесс, пытаться управлять им. Сегодня все-таки можно сказать, что кинопроцесс существует.

К. Разлогов. Да, кинопроцесс опять появился, потому что появились кинотеатры, зрители, активно работают критики. Сложилась творческая среда, пусть не единая, а двойственная, но все же среда, в чем тоже убедил «Кинотавр». Была чрезвычайно ярко продемонстрирована разнонаправленность усилий той телевизионной компании, которая кинофестиваль организует, и той программы, которая была представлена. Честь и хвала Александру Роднянскому, который на своем фестивале показывает то, что ему глубоко чуждо как медиамагнату…

«Александра», режиссер Александр Сокуров

Е. Стишова. При том, что канал СТС сотворяет перформанс на тему «жизнь прекрасна» каждое воскресенье, в конкурсе «Кинотавра» подобное мироощущение не доминировало. Разве что в вердикте жюри.

К. Разлогов. Роднянский творит кинопроцесс, построенный по логике Голливуда, — с большими конгломератами, которые контролируют все звенья бытования кино. Что выращивается на телевидении, переводится в Интернет, причем это жесткая глобальная, не американизированная даже, а как раз глобалистская концепция кинопроцесса. И, с другой стороны, телефильмы канала сделаны на локальном уровне, с локальными представлениями, с локальными идеалами.

Е. Стишова. Я все-таки хочу вернуться к «Кремню», который мы слишком поспешно, на мой взгляд, пролистали. То, что дебютант Алексей Мизгирев учился у Вадима Абдрашитова, чувствуется. Вольные или невольные заимствования у мастера, выдающегося социального диагноста к тому же, вполне нормальны и даже органичны. Но все-таки, если вернуться к герою «Простых вещей», которого мы с тобой оценили как персонажа, с которым бок о бок живем в этой жизни, то молодой герой «Кремня», на мой взгляд, гораздо более симптоматичная фигура в нашем сегодняшнем социуме. Потому что он являет тип конформиста новой формации. Молодой герой не просто приспосабливается к власти и силе — он с упоением отдается ее представителям в милицейской форме. Потому что сам хочет стать тем и другим. Его несопротивление физическому унижению и средства, которыми он пользуется, чтобы выиграть в схватке с обстоятельствами, — это выглядит, в общем, устрашающе. Паренек для меня в пределе сближается с такой фигурой, как капитан Журов, герой Балабанова. Страшный паренек-то.

К. Разлогов. Ничего страшного. И Плюмбум был страшный. «Простые вещи» показывают реальность существования людей, грубо говоря, нашего круга. А «Кремень» показывает реальность существования совершенно других людей. Это великая сила кино — вытащить на поверхность то, о чем многие даже не догадываются.

Е. Стишова. Молодой актер Евгений Антропов в этой роли очень хорош и очень точен с его присказкой «Твердость — не тупость».

К. Разлогов. Безусловно. Хотя картина несовершенна во многом.

Е. Стишова. Не в этом дело. Важно, что она совершает открытие реального человеческого типа.

К. Разлогов. В некотором роде — да.

Е. Стишова. Вряд ли эта картина будет успешна у зрителя.

К. Разлогов. Забудь о зрителях. Своего зрителя она найдет либо через DVD, либо через телевидение. «Кремень», как и все остальные фильмы программы не имеет особого шанса на какие-то победы в бокс-офисе. Но он займет свое место, режиссер заставит заговорить о себе. А что касается бокс-офиса, то на телевизионном уровне его получит сентиментальная мелодрама «Кука», диаметрально противоположная и «Кремню», и «Грузу 200», и вызывающая нарекания критики.

Е. Стишова. Согласна, публика проголосует ногами.

К. Разлогов. И будет права.

Е. Стишова. Ее, публику, совершенно не смутит то обстоятельство, что шестилетняя девочка жила под одной крышей с мертвой бабушкой на протяжении четырех месяцев. «Кука» — одна из самых слабых картин конкурса, но хорошо, что она была. Тем самым мы увидели в конкурсе все регистры кинопроцесса — от нижней до высшей точки. От мейнстрима до маргиналий.

К. Разлогов. Кроме очевидных блокбастеров, которые были вытеснены на периферию внеконкурсной программы и были выпущены в кинотеатрах раньше, независимо от фестиваля, ибо в фестивале не нуждаются. Когда «Кинотавр» наберет силу, блокбастеры будут предпочитать в нем появляться — вне конкурса, конечно. Для так называемых блокбастеров, картин, ориентированных на коммерческий успех, конкурс фестиваля — вторичная программа.

Их место — «кино на площади».

В тот момент, когда «Кинотавр» станет существенным для коммерческого успеха такого рода картин, которые будут демонстрироваться вне конкурса, тогда можно будет сказать, что фестиваль сделал еще один шаг для самоутверждения. То есть он будет не только артхаусные картины поддерживать, но начнет играть роль в кинопроцессе и на ином уровне. Кстати говоря, в прошлом году был «Остров» Павла Лунгина, но в карьере фильма «Кинотавр» не сыграл никакой значительной роли, он прошел как-то незаметно.

Е. Стишова. А потом вспыхнул ярче тысячи звезд.

К. Разлогов. Никто не ожидал, что это будет чуть ли не главная сенсация года, но принципиально важно, что отборщики фестиваля картину заметили и поставили ее туда, где ей место: не в конкурс, а за рамки конкурса. А дальше «Остров» получил множество призов, общественное признание, но это уже другой сюжет. В принципе у «Кинотавра» есть потенциал, и этот потенциал может оказаться весьма существенным и, возможно, сблизит позиции телевизионных магнатов и кинопромышленников, в фестивале участвующих.

Е. Стишова. Ну так что? Есть у тебя еще какая-нибудь заветная мысль по поводу «Кинотавра»?

К. Разлогов. «Глянец». Или ты не хочешь говорить о «Глянце»? Об «Александре»? Об «Изгнании»?

Е. Стишова. Почему нет? «Глянец» Андрея Кончаловского был мне интересен возвращением дискурса Золушки, совсем было исчезнувшего из нашего кино. Самое любопытное, что новая Золушка рвется и прорывается в гламурные выси, к каковым автор, нежно любящий свою героиню, относится со злой иронией. Мир глянца и гламура ему, мягко говоря, не близок.

К. Разлогов. Здесь идеология явно двойственная. С одной стороны, все это ужасно, с другой стороны — все это прекрасно.

Е. Стишова. Для меня все-таки это ужасно, но режиссер расставляет манки для зрителя именно что гламурные, и ему, зрителю, глядишь, и впрямь покажется, что все прекрасно…

К. Разлогов. Кстати, в фильме много забавных актерских работ. И Алексей Серебряков, и Юлия Высоцкая.

Е. Стишова. И Ефим Шифрин.

К. Разлогов. Да, и Шифрин. Однако я не упомянул главную, на мой взгляд, актрису современности — Викторию Толстоганову, сыгравшую в очень своеобразной картине «Натурщица», которая была скорее обругана. Режиссер Татьяна Воронецкая сделала попытку реконструировать стилистику грузинского примитива начала XX века на фоне вымышленных поэтических конфликтов. Замысел чрезвычайно интересен. Из этой роли Толстоганова могла бы выжать больше, чем она выжала. Но здесь требовалась…

Е. Стишова. …режиссура.

К. Разлогов. Да, несколько более тонкий подход к деталям. Но, во всяком случае, когда я говорю, что нет неинтересных картин, их действительно нет. Каждая интересна чем-то своим, особенным. И здесь опять-таки Ситора Алиева молодец, потому что она чувствует, какие фильмы могут сыграть не только на внутреннем рынке, но и на международном фестивальном рынке.

Е. Стишова. Бывают такие случаи, когда о картине интереснее говорить постфактум, чем ее смотреть. Мне было довольно уныло смотреть «Натурщицу», а сейчас, когда мы о ней говорим, я чувствую, как хорошо я ее запомнила.

В процессе же просмотра я не оценила уровень стилизации.

К. Разлогов. Она очень хорошо и утонченно стилизована, но затянута, и это существенный недостаток. Но недостатки есть не только в ней, а в «Изгнании».

Е. Стишова. И на солнце есть пятна. Андрей Звягинцев в этой картине структурировал универсум, ориентированный исключительно на культурные аллюзии, накопленные человечеством за всю его историю. Амбициозный замысел временами, увы, зияет пустотами. А вот что касается «Александры» Сокурова, то я смотрела ее неангажированным взглядом, и поначалу она меня не интриговала и не увлекала. До последней трети, пожалуй. Ближе к финалу она меня так захватила, что я пережила что-то близкое к катарсису.

К. Разлогов. У меня было предвзятое мнение по отношению к этой картине, я не верил, что может получиться что-то с Чечней, с Вишневской и т.д. И я был изумлен результатом. А потом понял секрет режиссера. Он воспринимает исполнительницу главной роли на физиологическом уровне — как старую женщину, с трудом передвигающуюся, несущую тяжесть всей своей жизни. Галина Вишневская абсолютно не играет. Но огромное значение имеет то, каким образом она подвинула ногу, как она ощущает себя рядом с молодым мужчиной, своим внуком. Вся проблематика раскрывается на физиологическом и бытовом, а не на политическом уровне — в разговоре женщин между собой, в разговоре старушек на завалинке. Это очень неожиданный и очень действенный ход, своеобразный антигламур.

Е. Стишова. Да, физиология, и она, кстати говоря, чистая и целомудренная. Солдаты так заботливо относятся к старой женщине, для каждого из них она и мать, и бабушка. Причем это сделано абсолютно не слащаво, с каким-то огромным достоинством. И то, что Сокуров резко отодвинулся от политики, — это его огромная удача, результат художнической и человеческой убежденности, что соль не в политике, а в человеке. Частное, человеческое выходит здесь на первый план.

К. Разлогов. Картина достойная вполне. Я не верил, что она может получиться, а она получилась.

Е. Стишова. Итак, на дистанции «Кинотавра»-2007 жизнь удалась?

К. Разлогов. В принципе да.