Особый взгляд? Канн-2008, конкурс дебютов

Кирилл Разлогов

Особый взгляд?

 

Канн-2008

Программа «Особый взгляд» для многих наблюдателей до сих пор остается загадкой. Поэтому, когда в этом году я оказался в жюри ФИПРЕССИ и нам предложили разделиться на три группы (конкурс «Особый взгляд», параллельные программы «Двухнедельник режиссеров» и «Неделя критики»), я сознательно выбрал для себя именно «Особый взгляд», чтобы наконец понять, какова специальная функция этой программы в системе Каннского фестиваля.

Официальная версия

«Особый взгляд» вписывается в общую траекторию Каннского фестиваля, направленную на последовательное расширение эстетического диапазона произведений. Эта рубрика появилась в 1978 году по инициативе Жиля Жакоба. Думаю, что источником зарождения подобной программы было то, что руководство фестиваля, которое постоянно страдает не от сложностей, связанных с добыванием новых фильмов, а оттого, что ему предлагают практически все, что сделано на земном шаре за последний год, почувствовало недостаточность главного конкурса, коль скоро ведущее место здесь занимали любимые режиссеры Канна и все их работы попадали на Круазетт почти автоматически. Кроме того, среди этих последних были фильмы, которые либо очевидно не дотягивали до уровня основного конкурса, либо были поисково-экспериментальными и выходящими за тогда еще узкие рамки того, что отбиралось в официальную программу. Поэтому первая функция «Особого взгляда», которая не изменилась за последующие годы, — выйти за рамки обязательного отбора.

Конечно, в основной конкурс попадали и отдельные дебюты, но их почти всегда было немного. Так что вторую важную функцию «Особого взгляда» можно сравнить с функцией Чистилища: новички, как правило, проходят через сито этой программы, чтобы прорваться к главным наградам большого конкурса.

«Голод», режиссер Стив Маккуин

«Особый взгляд», как и Форум молодого кино в Берлине, открывает большие возможности для показа неожиданных, экспериментальных лент, которые порой радикально отличаются от того, что принято в фестивальном мейнстриме.

Мне могут возразить, что термин «мейнстрим» приложим исключительно к прокатному репертуару, который фестивалям противопоказан. Думается, что реальная ситуация значительно сложнее. Внутри самого фестивального движения формируется группа лидеров, которые за год-полтора объезжают десятки международных киносмотров, а за бортом нередко оказывается подлинно новаторское кино, открывающее новые пути развития культуры.

Что касается Каннского фестиваля, то прокатный мейнстрим здесь выводится в раздел официальных внеконкурсных и специальных показов, где в этом году демонстрировалась четвертая часть «Индианы Джонса» Стивена Спилберга. А вот фестивальный «основной поток» формируется именно в Канне совместными усилиями отборщиков, жюри, журналистов, продюсеров и экспортеров. Его краеугольные камни — лауреаты и основной конкурс в целом. Кто и что из «Особого взгляда» прорвется в фестивальный мейнстрим — вопрос вопросов для составителей и аналитиков программы.

Монолит или мозаика?

Меня удивило, что со стороны отборщиков и организаторов показа не было даже попытки представить нынешний «Особый взгляд» как единое целое. Не было логики в последовательности фильмов, они весьма радикально отличались один от другого и создавали своеобразное ощущение чересполосицы.

«Особый взгляд» открылся фильмом «Голод» Стива Маккуина, чернокожего тезки знаменитого голливудского актера. Лента эта полностью соответствовала моим (и, наверное, не только моим) ожиданиям. Реконструкция голодовки ирландских заключенных в английской тюрьме в 1981 году отвечает, в первую очередь, политическим предпочтениям Каннского фестиваля, а также большей части французской интеллигенции, которая сочувствует и сочувствовала бойцам Ирландской революционной армии как силе, противостоящей тоталитаризму английских властей. У картины есть и другая, значительно более существенная сторона, оказавшая воздействие на зрителей, критиков и членов международного жюри дебютов «Золотая камера». Дело в том, что «Голод» обладает ярко выраженной эстетической спецификой, он сделан на стыке разных видов искусств. Его создатель прославился как автор инсталляций с элементами видеоарта, вдохновитель разного рода экспериментов в сфере изобразительного искусства. Поэтому его документальная драма нарушает многие традиционные законы киноповествования, характерные для фильмов этой тематики, в том числе и для самых известных из них, таких как картина Кена Лоуча «Ветер, что колышет ячмень», в свое время получившая «Золотую пальмовую ветвь».

«Все умрут, а я останусь», режиссер Валерия Гай Германика

Маккуин использует разнородные монтажные ходы и необычные ракурсы, играет с изображением, изменяя его цвет и характер в зависимости от настроения того или иного эпизода, он не боится резких искажений экранного образа видимого мира, что на первый взгляд противопоказано самому принципу документальной реконструкции. Столкновение реальности и условности сделало эту картину выдающимся явлением, что было признано и жюри ФИПРЕССИ, и жюри конкурса «Золотая камера», которое отдало «Голоду» предпочтение перед всеми дебютами всех программ Каннского кинофестиваля (заметим, что особого упоминания этого жюри заслужила Валерия Гай Германика со своей картиной «Все умрут, а я останусь»). Таким образом, «Голод» выделялся на фоне дальнейшей программы, и у меня даже возникло ощущение, что ошибкой было начинать со столь сильной в эстетическом плане картины. Последующие ленты показались по сравнению с ней блеклыми.

Это касается и фильма-омнибуса «Токио!», которым устроители убили сразу нескольких зайцев. Он состоит из трех новелл, сделанных тремя знаменитыми режиссерами, двое из которых вполне могут претендовать на роль любимчиков Каннского фестиваля — Леос Каракс и Мишель Гондри, тоже француз, работающий преимущественно в Америке (в данном случае оба оказались в столице Японии). Появление третьего участника этого проекта — корейца Пон Чжун Хо — было призвано компенсировать отсутствие корейского фильма в основном конкурсе.

На меня ни одна из трех новелл не произвела сильного впечатления. Мишель Гондри в «Дизайне интерьера» предается свойственным ему эстетским играм, трансформируя девушку в стул и обратно. Леос Каракс, карьера которого носит довольно неритмичный характер, после длительного перерыва вернулся в кино вместе со своим любимым актером Дени Лаваном, сняв мрачную пародию под названием «Дерьмо», где вдоволь поиздевался и над зрителем, и над японской реальностью. Что касается корейского видения в новелле «Потрясая Токио», оно более органично и лишено крайностей, чем и вызывает определенную симпатию.

«Тюльпан», режиссер Сергей Дворцевой

Альтернативная японская интерпретация столичной проблематики была дана Киёcи Куросавой в ленте «Токийская соната», традиционной социальной драме с характерными для режиссера символическими обертонами. На аудиторию произвела впечатление откровенная демонстрация социального кризиса в Японии, с ростом безработицы выбросившего за борт квалифицированных специалистов. Как и герой картины, они вынуждены скрывать этот «позор» от своих семей, что европейцу сложно понять, питаться на общественной кухне бесплатно и отказаться от всех тех благ, которыми прежде обладали. На самом деле эта история, конечно же, универсальна — достаточно вспомнить картину Джоэля Шумахера «С меня хватит», где распад социальных связей приводил героя Майкла Дугласа к бунту и выходу за рамки не только закона, но и, казалось бы, незыблемых моральных принципов.

Для кино подобные ситуации чрезвычайно выигрышны, хотя мотивируются они по-разному. В знаменитой картине Анджея Вайды «Без наркоза» аналогичное отлучение от материальных благ объяснялось не социальными, а политическими причинами. Картина Киёси Куросавы прозвучала в контексте нарастающего политического кризиса в мире достаточно актуально, но ничего нового не дала. Этот плодовитый автор в каждом своем фильме в той или иной мере повторяет самого себя.

Авангард или арьергард?

Если названные «токийские» ленты стали своеобразной данью традициям Каннского фестиваля не забывать любимых режиссеров, то картина «Я — ковбой», название которой парадоксально звучит в песне и пишется в титрах на испанском языке (Soi Cowboy), свидетельствует о поиске новых имен. Она поставлена британским режиссером Томасом Клеем. Это его вторая полнометражная картина, снята она в Таиланде, однако взгляд, который брошен на восточную действительность (как и в фильме «Токио!»), — взгляд иностранца, западного человека. Рассматривая то, что происходит в Таиланде, режиссер видит достаточно много любопытного и неожиданного. Еще более неожиданно формальное решение картины, радикально разделенной на две самостоятельные части. В первой, снятой в черно-белой и намеренно приглушенной гамме, в традиции интимистского нового реализма, показывается скучная совместная жизнь толстого и вялого англичанина и его маленькой тайской любовницы. Создается ощущение, что они живут в гражданском браке и беременная героиня надеется женить на себе иностранца, хотя очевидно, что никаких особых чувств она к нему не испытывает, как, впрочем, и он к ней. В финале этой первой половины герои посещают известный памятник архитектуры Таиланда, где неожиданно исчезают, и их место занимает другая пара, также тайка и иностранец, которые (почти как в знаменитом фильме Бунюэля «Этот смутный объект желания», где одну и ту же роль попеременно играли две актрисы) делают абсолютно органично то же самое, что и их предшественники. После этой метаморфозы фильм резко переходит в цветную, я бы сказал, расцвеченную гамму и в совершенно другой жанр — в черную детективную мелодраму. В центре внимания оказываются два брата, которых судьба сталкивает между собой, и мы вначале еще не очень понимаем, как вторая часть картины сочетается с первой. Младший брат отрубает голову старшему и везет ее к главному мафиозо (не знаю, как называют лидеров гангстерских групп в Таиланде, поэтому использую привычное итальянское слово). В публичном доме, где все это происходит, главный сутенер демонстрирует отрубленную голову беременной героине, но теперь она сидит в группе таких же проституток, а ее партнер, которого мы ранее принимали за сожителя и возлюбленного, выбирает себе другую клиентку.

«Бешеный пес Джонни», режиссер Жан-Стефан Совер

Иными словами, это совершенно другой жанр, другая интонация и другой тип отношений с миром, которые приобретают смысл лишь в столкновении и сочетании с сюжетными мотивами и интонацией первой части, поскольку в противоположном случае мы бы имели дело с заурядным и традиционным для тайского кино произведением. Фильм «Я — ковбой» оказался одним из самых крутых экспериментов в программе «Особый взгляд», и моя надежда на то, что здесь будет много авангардистского — в формальном плане — не оправдалась.

В тисках политкорректности

Зато политически ангажированного кино было в избытке. В центре внимания оказались горячие точки планеты, в особенности на Ближнем Востоке. Арабо-израильский конфликт показывается сквозь призму индивидуальных переживаний в фильме «Соль этого моря». Картина выдержана в хроникально-документальной стилистике. Она создана симпатичными и образованными палестинцами: режиссер Аннмари Ясир живет в США, исполнительница главной роли — известная палестинская поэтесса Сухейр Хаммад — тоже из Бруклина, актер Салех Бакри работает в израильском театре. Картина в известной мере автобиографическая не столько для режиссера-дебютантки, сколько для целого поколения. Сюжет предельно прост. Героиня едет из Америки в Израиль. Траектория сюжета противоположна привычной — героиня эмигрировала из США и мечтает получить палестинский паспорт и остаться на родине. По ходу дела выясняется, что палестинский паспорт ей никто не выдаст, счет в банке, который был открыт еще до войны ее дедом, ликвидирован и даже легально посмотреть на те места, где раньше жила ее семья, весьма затруднительно. В результате она берет в сообщники товарища по несчастью (только с противоположным знаком) — палестинца, мечтающего уехать в Канаду, но не получающего визу. Самое забавное в сюжете картины то, что вдвоем они грабят тот самый банк ровно на ту сумму, которую и должна была бы получить героиня. С этими деньгами они прорываются в Израиль, выдавая себя то за израильтян, то за иностранных туристов, и в конце концов оказываются на берегу того самого моря, в тех самых родных местах, куда так хотелось попасть девушке. Она находит дом своего деда. Его нынешней хозяйкой оказывается либеральная израильтянка, которая приглашает незнакомую пару пожить в «своем» доме и вспомнить то, чего героиня не видела, но хочет ощутить. Однако молодая палестинка нарывается на конфликт, требует возврата собственности, и героев со скандалом выталкивают за дверь. Палестинца арестовывают, а героиню высылают из страны, поскольку срок действия визы истек.

Эта достоверная и печальная история рассказана без всяких эстетических изысков, но, пожалуй, они ей и не нужны. Жаль, что авторы даже не сделали попытки применить флэшбэк — показать то прошлое, которое могло бы придать большую человечность и глубину всему происходящему сегодня. Воплощение на экране периода до 1948 года, до образования государства Израиль и высылки палестинцев с родных земель, позволило бы высветить атмосферу времени, а не просто старую мебель на свалке, как в фильме. Когда я об этом сказал режиссеру, она возразила, что не старалась углубиться в прошлое, а хотела показать собственно переживания такими, каковы они на самом деле.

Причина появления этой картины в программе Каннского фестиваля недоумения не вызывает. Симпатии к арабам и антиизраильские настроения характеризуют большую часть западноевропейской интеллигенции. В той же программе была показана картина «Я хочу видеть» с Катрин Денёв. Звезда французского кино отправляется в Ливан, чтобы своими глазами увидеть последствия израильской агрессии. Документальная реконструкция посещения Ливана, где подлинные актеры играют самих себя, является своеобразным продолжением картины, связанной с Палестиной. В рамках фестиваля она вступает в своеобразный диалог с конкурсной израильской мультипликационной лентой «Вальс с Баширом», обращенной к воспоминаниям о ливанской войне начала 80-х.

Латинская Америка или Китай: кто прорвется?

Ощутимое эстетическое своеобразие отмечало подборку латиноамериканских фильмов. Вообще нынешний год в Канне наблюдатели характеризовали как год возвращения на первый план — после длительного перерыва — кинопродукции этого континента. Отдельные картины из Мексики, Аргентины или Бразилии в официальной программе, конечно, появлялись, но они уступали по значению десантам из Юго-Восточной Азии. Ныне все было наоборот — материковый Китай, Гонконг, Тайвань и Южная Корея были оттеснены «латинос». К конкурсным фильмам Фернандо Мерельеса, Лукресии Мартель, Пабло Траперо, Вальтера Саллеша и Даниелы Томаш «Особый взгляд» добавил самобытные работы Амата Эскаланте из Мексики и Матеуша Наштергаэли из Бразилии.

О том, что Эскаланте находится в сфере влияния Карлоса Рейгадаса, свидетельствовал уже его дебют — фильм «Кровь», показанный в «Особом взгляде» в 2005 году. Его повторное появление в той же программе с картиной, где сопродюсером выступает Франция, — закономерный пример постоянства каннских пристрастий. На сей раз Эскаланте представил ленту под названием «Ублюдки», где по своему обыкновению свел воедино социальные и психопатологические проблемы. Двум безработным заказывают убийство немолодой женщины. Когда они остаются взаперти втроем в ее доме, между ними начинают налаживаться какие-то человеческие связи и отношения. Однако судьба есть судьба: сближение неожиданно, но закономерно заканчивается потоками крови, явно стилизованными в духе автора «Битвы на небесах».

Барочные тенденции характеризуют и «Праздник мертвой девушки» — режиссерский дебют Матеуша Наштергаэли.

Как это ни странно, сходные стилистические черты присущи и китайской ленте «Пламя в океане» Лю Фэндоу. Эта работа чем-то неуловимо напоминает картину Ким Ки Дука «Плохой парень». Здесь возрождаются излюбленные мотивы культового корейского режиссера, в первую очередь садомазохистские изыски в отношениях сутенера и любящей его проститутки.

Вторая китайская картина — «Автостоянка» режиссера Монхон Чуна из Тайваня — также не отличается особыми достоинствами. Участие этих двух лент в официальной программе, как мне кажется, было призвано хоть как-то компенсировать отсутствие внимания к китайскому кино — одному из фаворитов мирового фестивального движения — в основном конкурсе, где была представлена только картина недавно взошедшей звезды китайской режиссуры Цзя Чжанкэ «24 город», которая осталась без премии, хотя произвела сильное впечатление на критиков.

Метаморфозы документа

Сенсационно звездный подход характеризовал сам факт включения в программу Каннского кинофестиваля фильмов, посвященных знаменитым спортсменам. Во внеконкурсном показе была картина Эмира Кустурицы о Марадоне, а в программе «Особый взгляд» — фильм «Тайсон» известного американского режиссера Джеймса Тобака.

Для того чтобы понять, зачем такие акции нужны фестивалю, достаточно взглянуть на поднявшийся в восторге зал, когда Джеймс Тобак и Майк Тайсон вышли на сцену. Сам принцип массовой культуры, где звезды спорта оказываются более крупными фигурами, нежели звезды экрана, побуждает организаторов устраивать такого рода шоу. Что касается самой картины, то она построена на чередовании фрагментов знаменитых боев Майка Тайсона, как победных, так и проигранных, и исповеди самого героя, который излагает историю своей жизни. Он откровенно рассказывает о том, как он выбился из полууголовной среды в большой спорт, как, уйдя с ринга, вновь находил себя и каким-то образом справлялся с теми перегрузками и стрессами, которые сопровождали его карьеру. Тайсон признается, что все последние бои он проводил без всякого драйва, а исключительно ради денег. Фильм сделан с большой симпатией к герою, с человечной интонацией, но, на мой взгляд, он уступает российской телевизионной версии карьеры Кости Цзю, где образ главного героя предстает перед нами более разноплановым, хотя, быть может, и приукрашенным.

В совершенно ином плане выдержана картина известного фотографа и документалиста Раймона Депардона, который в течение долгого времени наблюдал за жизнью крестьянских семей в сельской местности во Франции. Мы зачастую забываем, что родина кинематографа — страна не городская, а сельская и что национальная специфика и характер во многом определяются этим обстоятельством. Не случайно одним из самых уважаемых занятий во Франции считается виноделие, которое позволяет человеку сохранять связь с землей, природой. Депардон следит за своими героями в самых разных ситуациях, нередко ставит их в неловкое положение, хотя, безусловно, им симпатизирует.

Если рассматривать появление этих картин в программе как симптом, то это симптом повышенного внимания к документальному кино, которое именно в «Особом взгляде» занимает, как правило, более значительное место, нежели в конкурсе.

От первого класса к «третьему возрасту»

Школьная тематика играла существенную роль в Канне-2008, о чем свидетельствует «Золотая пальмовая ветвь» фильму Лорана Канте «Между стен» («Класс»). В «Особом взгляде» школьники выглядят по-другому, я бы сказал, более экстремально. Порнография в Интернете и наркотики в повседневности доводят до преступления тихого и застенчивого подростка из дебютной ленты бразильско-американского режиссера Антонью Кампуша «После школы». Картина интересна игрой с разными носителями информации. Помимо изображений из Сети в фильме есть эпизоды, снятые любительской камерой, — учеников обучают владению видеотехникой, и есть кадры, снятые с помощью мобильного телефона как бы со стороны и непонятно кем. И, наконец, основной поток изображений снимается профессиональной камерой, я бы сказал, в базеновской стилистике бытового правдоподобия. Эта картина чем-то напоминает ленты Гаса Ван Сента и картины о кризисе американских школ вообще.

Детская проблематика в геополитическом ключе вернулась на первый план в картине «Бешеный пес Джонни» французского режиссера Жан-Стефана Совера. Эта остросоциальная картина про Африку (что само по себе расширяет географические рамки официальной программы кинофестиваля) рассказывает о детях, непосредственно участвовавших в военных действиях, детях-солдатах, детях-убийцах. Она носит характер публицистического заявления и в кинематографическом плане интереса не представляет.

Разрыв связей между поколениями оказывается в центре внимания в шведской картине «Невольно». Пассажиры, ставшие заложниками застрявшего автобуса, вспоминают различные эпизоды из своей жизни. Этот коллаж — второй фильм Рубена Остлунда после его дебюта «Гитара-монголоид», показанного в свое время на Московском международном кинофестивале, — прозвучал стилистическим диссонансом на фоне достаточно конформистского тона программы в целом. Картина, снятая как эксперимент в ироничном скандинавском ключе (не случайно любимый режиссер Рубена Остлунда — Рой Андерсон), — находка для «Особого взгляда».

Еще более сильное впечатление на моих коллег-критиков произвела картина Бента Хамера «О’Хортон», сделанная на пересечении жанров психологической драмы и сатирической комедии. Режиссер следит за судьбой железнодорожника по имени О’Хортон, которого отправляют на пенсию. Фильм этот демонстрирует характерный для «Особого взгляда» нынешнего года интерес к пожилым людям, которые обычно вытесняются не только за рамки прокатного мейнстрима, но и за рамки фестивальных отборов.

Французским старикам Депардона и норвежскому старику О’Хортону вторят немецкие старики из фильма Андреаса Дрезена «Облако 9». На первый взгляд это вполне традиционная мелодрама. Классический любовный треугольник ничем бы не удивил зрителей, если бы не возраст персонажей. Героиня, которая неожиданно поддается сексуальному влечению, уже давно на пенсии. Ее новому возлюбленному, как он сам признается, семьдесят шесть лет, и мужу, который, страдая от этого неистового романа, в отчаянии кончает с собой, — не меньше. Картина сделана с пафосом, хотя и с иронией. Самое главное — это признание за так называемым «третьим возрастом» права на личную жизнь, любовные переживания и реальный секс, который показан весьма откровенно. Эстетика при этом сугубо бытовая и поэтому тем более убедительная и полностью соответствующая материалу.

Эра соцреализма

В этом же ключе непретенциозной достоверности выстроена и работа Келли Рейхардт «Венди и Люси». Венди, героиня картины, — юная девушка, которая оказывается заброшенной в глубокую американскую провинцию, а Люси — ее собака, которую она теряет, а затем разыскивает. Простейшая бытовая история. Актриса Мишель Вильямс, восходящая звезда американского кино, создает чрезвычайно привлекательный образ, но картина производит впечатление дешевого телевизионного фильма и в эстетическом плане не выходит за эти пределы. Ее появление в официальной программе Каннского кинофестиваля меня несколько озадачило, пока я не увидел в списке продюсеров имя знаменитого Тодда Хейнса — одного из любимых режиссеров Жиля Жакоба.

Подбор французских лент объяснить легче. Здесь идет безжалостная закулисная и подковерная борьба за право представить «свою» ленту, где побеждает либо самый талантливый, либо наиболее актуальный проект. Режиссерский дебют Пьера Шелера «Версаль» талантлив и актуален. В документальной манере фильм рассказывает о простых людях с трудной судьбой: о бомже, о безработной молодой женщине с ребенком и о ее мальчике, который оказывается без присмотра, и всё — на фоне роскоши Версальского дворца.

Финал картины, сделанной в модной ныне эстетике бытового правдоподобия, позитивный и вполне в духе исторического оптимизма: много лет спустя мать находит сына. Вера в преодоление социальных невзгод в перспективе их будущего разрешения, следование классической формуле соцреализма — показ настоящего с точки зрения грядущего — оказываются осуществленными далеко за пределами нашей страны.

Победители

Победителем в программе «Особый взгляд» стала лента Сергея Дворцевого «Тюльпан», сделанная в Казахстане (совместное производство Швейцарии, Казахстана, России, Польши и Германии). Известный документалист впервые обратился к игровому кино, рассказав историю казаха, который возвращается на родину в казахские степи и ищет себе жену. Девушек тут совсем не осталось, но одну он все же находит и искренне в нее влюбляется, однако ни родители Тюльпан, ни она сама не видят в герое ничего привлекательного. Без жены он не может рассчитывать на то, чтобы получить стадо и добиться нормального для этого региона образа жизни.

Сначала мне показалось, что картина несколько замедленная и что режиссер не выйдет за рамки свойственного ему документалистского подхода, но во второй половине возникает неожиданный драматизм, причем не столько в отношениях между людьми, сколько в отношениях между людьми и природой. Поэтому не случайно самый сенсационный в этом фильме эпизод, когда герой принимает роды у овцы. Именно после этого он отказывается уехать обратно в город и решает остаться здесь, не взирая ни на что, хотя его возлюбленная уже покинула эти места. Картина, безусловно, талантливая, подтверждает то особое место, которое казахское кино занимает на современной фестивальной карте мира.

Помимо этого главного приза жюри «Особого взгляда», под чутким руководством Фатиха Акина достаточно остроумное, добавило еще несколько наград: приз фильму «Облако 9» под символическим французским названием «Coup de Coeur», что можно перевести как «Сердечное влечение», приз «Нокаут» фильму «Тайсон», приз «Надежда» фильму «Бешеный пес Джонни», приз жюри «Особый взгляд» фильму «Токийская соната».

В известной мере набор премий отражает характер программы как своеобразного лоскутного одеяла, сшитого из самых разных кусков самой разной фактуры и разного уровня интереса. За каждым из фильмов, как мы видели, стояли различные причины его включения в программу. Поэтому, как мне показалось, «Особый взгляд» — это скорее совокупность многих взглядов, нежели один особый взгляд отборщика на то, что происходит в мировом кино. Программа — это маленький островок многообразия на фоне известной усредненности того, что ожидает зрителя в новых работах признанных мастеров, почти монополизировавших своими опусами главный конкурс как этого, так и других ведущих фестивалей мира.

/p