Кладбище скрытых возможностей. «Однажды в провинции», режиссер Катя Шагалова

«Однажды в провинции»

Автор сценария, режиссер Катя Шагалова

Оператор Евгений Привин

Художник Денис Бауэр

Композитор Алексей Шелыгин

В ролях: Юлия Пересильд, Эльвира Болгова, Александр Голубев, Любовь Толкалина, Наталья Солдатова, Леонид Бичевин,

Алексей Полуян, Александр Скотников, Айдыс Шойгу

Студия «Пассажир»

Россия

2008

В первом кадре вечер, темно-синее небо. Лачужка, окошко желтым маячком, убежище, уют. «Однажды в провинции» — появилось название. В следующем кадре яркий осенний день. На улице перед облезлым сельпо мать ругается с дочкой. Мать — участковый милиционер, ее играет Любовь Толкалина, и милицейская форма ей очень к лицу. Дочь — размалеванная малолетка с неповоротливой, советских времен коляской, чекушку засунула под матрасик младенца, видно, что пьяна и дура дурой. Мать изымает чекушку, младенец орет, малолетка орет, милиционерша тоже орет и хлещет дочь пеленкой. Иллюзорное обаяние первого кадра разрушено. Добро пожаловать в реальность.

Хорошо, по-столичному одетая девушка сходит с поезда. Ее пихают со всех сторон, чемодан падает, выпадает журнальчик «ТВ-бульвар», на обложке улыбающееся лицо девушки, уронившей чемодан. Так мы узнаем, что ее зовут Настя (Юлия Пересильд) и что она актриса.

Настя плачет, ей противно и страшно садиться в автобус, набитый чумазыми работягами. Человек с восточным лицом и тушкой барана на плече предлагает поехать с ним. Настя отказывается, но вот уже она и восточный человек Ясир катят в «газике» по разбитой дороге. Водитель весел, болтает, Настя сдержанна, цедит слова, ей не по себе. Нехотя сообщает, что едет к сестре Вере. Вера замужем за Колей, и оба они, соседи Ясира, живут в заводском общежитии. С одной стороны — столица, телевизор, гламур, с другой — некая некрасивая правда жизни. Конфликт заявлен.

Настя стоит перед запертой дверью. «Вера там, где футбол, за домом», — сообщает жена Ясира. Тот рад услужить Насте, предлагает позвать Веру, но Настя отказывается. С этого момента (от начала фильма прошла одна минута сорок шесть секунд) отношение к тому, что происходит на экране, меняется. Через антураж современности проступает знакомый сюжет. В следующей сцене происходит встреча сестер, предположение подтверждается. Вынужденная оставить родной дом, главная героиня ищет приют у младшей сестры, которая вместе с мужем живет в тесной комнатушке на убогой окраине городишка. Позади у героини какая-то трагедия, ей некуда деться. Она с ужасом смотрит на нищенскую обстановку, в которой живет сестра, люди вокруг кажутся ей ужасными. А вот сестра приспособилась, «низкая» среда ее не пугает, она любит своего мужа «из простых», в то время как героиня считает, что сестра совершила чудовищный мезальянс. Покинула семейное гнездо и ушла с этим «плебеем». «Плебей», прошедший войну, не в восторге от свояченицы. Он тиранит жену, верховодит друзьями и бьет морду всем, кто выразит недовольство, куражится вволю, отводит душу на неодушевленных и одушевленных предметах. Хозяин, он едва терпит присутствие нежеланной гостьи, его бесят ее благородные замашки и попытки навести чистоту. Оба ненавидят друг друга, но вынуждены терпеть. Он, потому что родственница, она, потому что ей некуда идти. У «плебея» есть друг, с которым вместе служили, такой же простой, но помягче. Другу нравится героиня, а она хватается за него, как утопающий за соломинку. Некоторое время кажется, что все устаканилось, улеглось, но конфликту еще предстоит дойти до высшей точки. Сестра принимает сторону мужа, героине приходится покинуть дом в сопровождении представителей пенитенциарной власти. Персонажи, развитие событий, диалоги, противостояние разных социальных слоев фильма говорят о том, что «Однажды в провинции» — адаптация пьесы «Трамвай «Желание». Коля — Стэнли, Вера (Эльвира Болгова) — Стелла, Настя — Бланш Дюбуа. Александр Голубев, играющий Колю, даже похож на Марлона Брандо в роли Стэнли, но только более круглолицый, расплывчатый. Можно было бы и не пересказывать историю, но в титрах Теннесси Уильямс не упомянут.

Когда происходит узнавание, мы начинаем относиться к фильму как к экранизации, вариации на тему. Становится интересно, что и каким образом автор фильма переделал в знаменитой пьесе применительно к другому времени и другому месту.

Можно сказать, что детали адаптированы отлично. Аристократическая среда оказывается средой постсоветского генералитета, «учительница английского языка» (белая кость в послевоенной Америке) — актрисой сериала «Братва». Коля служил в Чечне. И если Стэнли Ковальский после войны был на всю голову здоров, Коля на всю голову болен, его нервическая агрессивность — следствие тяжелой контузии. Новый Орлеан, «город особенный», стал окраиной поселка шахтеров. Негры и мексиканцы — узбеками, таджиками, корейцами и другими «лицами кавказской национальности». Впрочем, негры и латиноамериканцы здесь тоже есть. Друга Коли, Мишу (Леонид Бичевин), все называют Че — в честь Че Гевары, папа Миши был кубинец. И если бы Эдгар Аллан По вздумал описать нашу местность, ему пришлось бы тяжеловато. Уирский лес с его нечистью — вся эта страшноватая, но поэтическая экзотика превращается здесь в удручающую банальность, в нечто совершенно обычное, а потому безысходное. Можно сказать, что персонажи и их отношения так или иначе обыграны. Есть почти один в один повторение некоторых реплик и мизансцен, и они к месту. Все, что так или иначе напоминает о пьесе, фильму на пользу. Детали точны и безыллюзорны. Ну разве что режут слух несколько запоздалые приветы советско-кубинской дружбе, выкрики про «папу-космонавта» и «Рузвельта — друга Че». Такие реплики уместны, скорее, в «папенькином кино» и в устах персонажей более пожилых, чем девчонка пятнадцати-шестнадцати лет, которая, скорее всего, не знает такой фамилии, как Рузвельт. В остальном съемка, интерьеры, натура, персонажи, игра актеров точны и натуралистичны.

Да, люди так живут, так одеваются, вот так любят, вот так расслабляются, так поют под караокэ, а вот так писают. Правда жизни. Натурализм без фальши, и он не вызывает сомнений. Сомнения и фальшь начинаются там, где начинается сюжет.

К концу первой четверти фильма, то есть буквально после завязки, история начинает как-то расклеиваться. Появляются странные сцены, больше напоминающие интерлюдии. Че поет «Я свободен» Кипелова, и за все это время практически ничего не происходит. Разве что Коля съездил по морде бомжу, которого называют Лошадь (Алексей Полуян). Затем персонажи второго плана потихоньку располагаются на первом. Внимание съедают эпизоды с милиционершей — сначала она убаюкивает внука, потом колет дрова, потом на задворках занимается сексом с Колей, а потом снова убегает к внуку. Спустя некоторое время она опять надолго вернется, чтобы поговорить о том, что женщина должна быть самодостаточной, и почитать стихи собственного сочинения. Коля и Че подглядывают за парой, трахающейся в душевой, потом мы видим пару — это друг Коли и Че, а с ним малолетка, дочь милиционерши. Их поливают душем, и малолетка что-то неразборчивое говорит и плачет. Все это тоже снято очень реалистично, жизненно, но не имеет отношения к героине. Фильм идет, люди на экране меняются, а причина, по которой Настя объявилась у сестры, так и не проясняется. Настя бормочет, что отец и ее «не пожалел», выгнал из дому, но совершенно невозможно представить, что актрисе, которую каждая собака знает («Ого, да это же Люба из „Братвы“!» — заявляет то один, то другой), до такой степени некуда деться. К тому же еще в завязке фильма узнаем, что Настя предала сестру. Она заявила отцу-генералу, что Вера «кувыркается с мусорщиком», отец выгнал Веру, а Колю отправил в Чечню. Такой поступок с такими последствиями никак не вяжется с образом интеллигентной «Бланш Дюбуа». Так что Насте трудно посочувствовать, даже когда Коля ее бьет. Да, она давала и дает сестре деньги на лечение Коли, но здоровье не купишь. Тут все одним миром мазаны, различия есть в поверхностных проявлениях характера. Конфликт не развивается.

Вместо конфликтов накручиваются эпизоды. Скинхеды бьют нацменов, Коля и Че бьют скинхедов, милиционерша бьет Колю и Че, потому что они ее подставили, ребята пьют круговую, девчонки тащат на себе наклюкавшихся ребят. По пьяной лавочке происходят игра в «дурака» на раздевание, примирение, а потом поножовщина. Коля бьет Веру, Настя ранит его ножом, Вера сдает Настю милиции, но Настю спасает Че. Да, еще есть пара эпизодов с вялотекущим инцестом. Че смотрит на фотографию своей матери и видит, что они с Настей похожи как две капли воды. Че влюбляется в Настю. Действие развивается так, будто впереди еще двести пятьдесят серий. Склонность к недоговариванию, характерному для горизонтальных телесериалов, к незавершенности темы в пределах серии обнаруживалась у Шагаловой еще в ее дебютном полнометражном фильме «Собака Павлова». Такие кадры можно щелкать, пока аккумуляторы не сядут... И не надо было ехать в провинцию, чтобы увидеть такие же дома, помойки, дороги, дворы, такие же тусовки и арбузные корки. У меня в московском дворе мужики точно так же со слезой орут те же песни и писают на стены и в подъездах. Так что никакого сугубо провинциального колорита в фильме не возникает. И почему фильм называется именно так, мне остается непонятным.

Катя Шагалова написала сценарий и сама сняла фильм, но рассказать историю о простых человеческих отношениях не получилось. Героические усилия актеров, отработавших на совесть, не очень помогли. Я готова предположить, что Шагалова хотела рассказать о полной безысходности ситуации. Но в фильмах о провинциальной безысходности, будь это «Облако-рай», «Древо желаний» или «Вечер с субботы до понедельника», которые остались в памяти, есть мечта, есть воспоминание об идеале. Убогий мир, но щемящее ощущение. Мир страшный, жестокий, но какая трогательная трагическая красота. Богатое зрение, традиция кино (национального, советского, постсоветского), национальная традиция отношений. Плюс беспощадный психологизм, «обременение» ХХ века. И все без особых изысков. «Вечер субботы...» по пьесе Розова — вообще телевизионное кино, снятое в простых советских шаблонах.

«Однажды в провинции» — фильм без любви, без тоски по любви. Что точно останется от этой картины — музыкальная тема, придающая истории глубину, выразительность и ироничность. У композитора Алексея Шелыгина музыка всегда опирается на те или иные жанровые истоки. В данном случае в основе темы то ли пассакалия, то ли чакона, то ли хорал, музыка, связанная с традицией похоронных шествий. Тема, повторю, только одна, и это правильно. Настя и Че разбиваются на машине. Коля, возможно, не жилец. Никого не жалко. На всем печать смерти, вернее, отсутствия жизни. «Сперва сядете в один трамвай — „Желание“, потом в другой — „Кладбище“. Ну вот и приехали».