Невидимки. «Гудбай, Соло», режиссер Рамин Бахрани

Фильмы Рамина Бахрани у нас мало кто видел. Даже фестивальные завсегдатаи едва знакомы с картинами тридцатитрехлетнего иранца, с детства живущего в США: главную надежду американского «независимого кино» пока не выпускают из фестивального гетто.

Все фильмы Бахрани показывались на первосортных кинофестивалях, но — во второстепенных, параллельных программах. Их составляют, как правило, из картин режиссеров, еще не выбившихся в фестивальную номенклатуру или, напротив, отправленных в отставку c «передовой». Та часть «не дотягивающих» до конкурса фильмов, что не озабочена исступленными поисками «новых форм», сосредоточивается на поиске новых фактур — социальных и человеческих, на «мелкотемье» локальных житейских сюжетов и описании обыденной реальности. Такое кино не замахивается на покорение бокс-офиса и благоразумно воздерживается и от вымученной «художественности», и от предъявления глубокомысленных авторских манифестов. Хотя его программная скромность — и лучший манифест, и свидетельство режиссерского здравомыслия. Даже в меру радикальные критики давно просят фестивальных работников поменять местами основную и параллельную программы, но устоять против натиска рвущихся в конкурс «священных коров» и голливудских мейджоров решительно невозможно: затопчут. В этом году — ввиду недостатка голливудского товара — Марко Мюллер смело включил в венецианский конкурс картины, которые при обычных обстоятельствах там никогда бы не оказались. В частности, обладающий всеми качествами фестивального фильма высшей категории «Вегас» Амира Надери — еще одного иранца, живущего и работающего в США. Время его более молодого соотечественника Бахрани еще не пришло: его по-прежнему держат на расстоянии от фестивального центра, хотя и осторожно приближают к нему.

Второй по счету фильм Бахрани, открывший этого автора фестивальному миру, был показан три года назад в той же Венеции в только что созданной тогда программе Venice Days (или «Дни авторов»), ближайшей родственнице каннского «Двухнедельника режиссеров». Название его Man Push Cart лучше оставить без перевода (впрочем, это касается и последующих картин быстро снимающего режиссера) — речь о киоске на колесах, и название передает энергию физического действия, на которое обречен главный герой — пакистанский эмигрант Ахмад, толкающий и толкающий, как Сизиф свой камень, тележку с провизией по холодным предрассветным улицам Манхэттена. Сыгравший Ахмада Ахмад Разви родом из Пакистана, сам торговал пончиками и бубликами из такой же точно железной конуры на колесах. Мимо таких, как он, постоянно мозолящих глаза и потому совершенно незаметных пролетариев-эмигрантов, легко проходят выбирающие здоровый образ жизни представители среднего класса и высшего сословия, среди которых — известные режиссеры и деятели кинобизнеса, в том числе и те, кто разражается время от времени одами во славу «маленького человека». Эмигрант Бахрани не погнушался остановиться и посмотреть, на что действительно похожа жизнь человека, чей рабочий день начинается в три утра, а мир сузился почти до размеров черепашьего домика. В полном соответствии с заветами неореалистов, предпочитавших находить, а не выдумывать сюжеты, персонажей и фактуры.

Ареал обитания героев следующей картины Бахрани, показанной в прошлом году в каннском «Двухнедельнике режиссеров», — это Chop Shop, авто-слесарная мастерская, в которой разбирают на запчасти ворованные машины. Здесь живет и работает двенадцатилетний сирота-пуэрториканец Алехандро. В его крохотной, но довольно уютной выгородке-клетушке есть все необходимое молодому человеку, ведущему гиперактивный образ жизни: кровать, микроволновка и даже холодильник, под завязку набитый колой. Все это малолетний протагонист с гордостью продемонстрирует своей шестнадцатилетней сестре Исамар, приехавшей навеки поселиться с ним на нескольких квадратных метрах.

Автомастерская, принадлежащая видному мужчине и собаководу по имени Роб Совульски (он сыграл самого себя в фильме, где все герои носят имена своих исполнителей), — одно из множества мелких ремонтных предприятий, дислоцированных на площади в тридцать гектаров в районе, который жители Квинса называют «Железным треугольником». А Скотт Фитцджералд в «Великом Гэтсби» назвал его «долиной праха». Сейчас это район-невидимка, о существовании которого не ведают ни гости Нью-Йорка, прилетающие в аэропорт Ла Гвардия, ни посетители стадиона Shea, хотя между этими достопримечательностями он и расположился. Бермудский «железный треугольник» обнаружил оператор Майкл Симмондз, замечательно сочно, а при этом скромно, без примочек и прикрас, в традициях лучшего независимого американского кино 70-х годов снявший все картины молодого иранского эмигранта. Обнаружил совершенно случайно, когда у него самого сломалась машина.

Нью-йоркские места необщего пользования Симмондз и Бахрани показывают таким образом, что американцы отказываются узнавать в них Америку. Обозреватель Variety даже обвинил Chop Shop в поверхностности: «Фильм не содержит никаких следов проникновения в жизнь современной Америки; то, через что проходит герой в попытке подняться со дна общества, могло произойти и в любой другой стране». В закоулках главного города Америки (и всей современной западной цивилизации) Бахрани обнаруживает черты страны «третьего мира» — полукриминального, замусоренного, но полного природной витальности и животного энтузиазма. Населяющие его люди с трудом сводят концы с концами, вырывая у судьбы крохи, как голуби, которых гоняет Алехандро. Но при этом решительно не ощущают своей второсортности и живут надеждами на лучшую жизнь, какой она им видится из-под капота разбираемого на запчасти ворованного автомобиля. Вся жизнь, все усилия Алехандро, одинаково деловито промышляющего и продажей порно на DVD, и откручиванием колес у припаркованных автомобилей, направлены на достижение его персональной «американской мечты»: мальчик собирает четыре с половиной тысячи долларов на приобретение подержанной точки общественного питания на колесах. Близкой родственницы той, что владела жизнью героя Man Push Cart. Нью-йоркская дилогия Бахрани обрывалась на высокой и пронзительной ноте надежды, питающей несознательных юношей. Затаенная, недосказанная, но легко читаемая меланхолия автора существовала в этой «минимальной истории» на правах деликатного контрапункта.

У героя новейшей картины Бахрани «Гудбай, Соло» (премьера состоялась в этом году в параллельном венецианском конкурсе «Горизонты», в котором фильм удостоился приза ФИПРЕССИ), тоже есть мечта, столь же приземленная и недоступная, как «такомобиль» Алехандро. Обаятельный таксист-сенегалец по имени Сулейман мечтает стать бортпроводником и бороздить на чартере просторы вселенной. Действие фильма разворачивается уже не в городских джунглях Нью-Йорка, а на открытых пространствах рассеченной горами Северной Каролины — в городке Уинстон-Салем, где производят легендарные сигареты, в районе Блоуинг Рок — cкалы, стоящей над пропастью, откуда всегда дует ветер, зимой создавая удивительную иллюзию падающего вверх снега. По преданию, этот ветер вернул дочери вождя индейского племени ее возлюбленного, бросившегося в пропасть по причине конфликта между чувством и долгом.

Малоприятного одинокого семидесятилетнего старика Уильяма, желающего свести счеты с жизнью в упомянутой пропасти, по принципу бумеранга будет настойчиво возвращать к жизни стремительный, как ветер, дружелюбный и ужасно словоохотливый таксист Соло. (Так называет себя Сулейман; надо ли говорить, что играет его — причем изумительно — дебютант в кинематографе по имени Сулейман Сай Саване?) Замеченный в мелких странностях, неразговорчивый и недружелюбный клиент попросит доставить его через пару недель к подножию Блоуинг Рок. Держащий нос по ветру Соло сразу сообразит, что старик собирается в горы не для того, чтобы полюбоваться завораживающим красно-желтым осенним пейзажем. И примется изо всех сил переубеждать его словом и делом — в том числе и потому, что не желает быть частью стариковского плана смерти. Противный и краснорожий (в Америке таких зовут redneck — красношеий) Уильям, едва ли сделавший в своей жизни много добра, будет всячески демонстрировать Соло свое полное нежелание нормального человеческого общения, для пущей убедительности иногда пуская в ход кулаки. Компания временами, возможно, чуть более навязчивого, чем это нужно для дела, сенегальца (один рецензент даже сравнил его с вызывающей активное раздражение героиней Салли Хокинс из «Беспечной» Майка Ли) тяготит Уильяма в той же степени, что и жизнь. Слишком долгое прощание с Соло равнозначно для него прощанию с жизнью, которое все никак не наступит. В ожидании разрешения этого затянувшегося дела несносный африканец — в отличие от вечно радостной идиотки Майка Ли — постепенно утрачивает свою беспечность. Мягкий осенний минор, растворенный в чистом горном воздухе, комментирует очередной незаметный крах очередной незамысловатой «американской» мечты: в стюарды Соло не взяли и крутить баранку ему, по всей видимости, придется до конца дней...

Уильяма играет опытный «рэдимейд» Ред Уэст. Чудеса кастинга, которые демонстрирует Бахрани в каждой своей картине, на этот раз увенчались выбором на эту роль бывшего телохранителя Элвиса Пресли, статиста и дублера — человека, профессионально игравшего не свои роли. Его погасшие глаза не в силах зажечь даже Соло, словно бы представителя третьего (нового) мира, способного забить своей энергией уходящую натуру белой цивилизации.

Кино Бахрани, ранее отчуждавшее зрителя (даже американского) недоступной инопланетностью среды, впервые ступило на дружелюбную территорию жанра — в данном случае известного как buddy movie, «мужской фильм». Но «Гудбай, Соло» оказался в большей степени «фильмом об Америке», чем его предыдущие ригористские «неонеореалистические» упражнения в человеколюбии, избегавшие обращения к корневым американским мифологемам и уловок условного кино, в том числе закадровой музыки. Впрочем, традиционность сюжета, знакомого по плохим и хорошим американским (и не только) «мужским фильмам» с брошенными в одну тачку полярно заряженными «партнерами», режиссер разрушает полным разоблачением штампов зрительских ожиданий. Вместе с Соло мы выясним, что желающий свести счеты с жизнью старик не страдает неизлечимой болезнью. Что молодой кассир кинотеатра, каждое телодвижение которого Уильям описывает в своей записной книжке, не приходится ему брошенным некогда сыном или внуком. Причин, толкающих Уильяма на самоубийство, может быть, вообще нет. Разумеется, помимо экзистенциальных.

Бахрани, посещавший в детстве Блоуинг Рок вместе с отцом, лично знает и своих героев, и среду их обитания. Он был знаком с молодым сенегальцем-таксистом и каждое утро обменивался приветствиями со стариком, доживавшим дни в богадельне. Близких ему людей режиссер просто не в состоянии оскорбить натужными мотивациями и примитивными комфортными развязками отношений друг с другом — и с жизнью. Внутреннюю жизнь «второстепенных людей» Бахрани открывает заново, как открыл «невидимый» железный треугольник в центре Квинса.

«Разве неореализм не является, прежде всего, гуманизмом, а потом уже режиссерским стилем, который определяется главным образом своим самоустранением перед лицом изображаемой реальности?» Уверенность, которая сквозит в риторическом вопросе Андре Базена, подтверждает в своих фильмах Рамин Бахрани.

«Гудбай, Соло»
Googbye Solo
Авторы сценария Бахарех Азими, Рамин Бахрани
Режиссер Рамин Бахрани
Оператор Майкл Симмондз
Художник Чед Кейт
Композитор М. Ло
Звукорежиссер Том Эфинджер
В ролях: Сулейман Сай Саване, Ред Уэст, Дайана Франко Галиндо
Gigantic Pictures, Noruz Films
США
2008