Люди как братья, пантеры как кошки. Сценарий

Склон горы, которую огибает неширокая каменистая дорога. Ниже по склону, за деревьями шумит горная река.

Выше, над дорогой, на большом валуне сидят два пацана лет по тринадцати. Это Баха (высокий, нескладный, сутулый) и его приятель Бока (маленький, вертлявый, с большими ушами).

Далеко на дороге показался прохожий. Баха и Бока внимательно за ним наблюдают. Прохожий наконец оказывается прямо под ними.

Б о к а. Эй, ты! Куда идешь?!

Прохожий, задрав голову, ищет их взглядом, находит.

П р о х о ж и й. Сопляк, ты с кем это так разговариваешь, а?

Б о к а. С тобой, придурок! Я спрашиваю, ты куда идешь?

П р о х о ж и й. Ну, щас я залезу, уши тебе оторву!

Мужик топчется на месте, но лезть не спешит.

Б а х а. А бегать ты умеешь?

П р о х о ж и й (растерянно). Ну умею, а что?

Б а х а. Ну тогда беги!

И оба толкают ногами булыжники вниз по склону. Камни летят, цепляя другие камни, превращаясь в лавину.

Мужик, матерясь, срывается с места и убегает. Пацаны хохочут.

Баха в одних трусах стоит в воде, держась за камень. Заорав, решительно окунается с головой в ледяную воду. Бока, мокрый и трясущийся от холода, сидит на берегу, начинает считать: «Раз! Два! Три!..» На «восемь» Баха выскакивает из воды.

Б а х а. Мама! Мамочка! А! Умираю! (Садится рядом с Бокой, подставив спину солнцу. Говорит, стуча зубами от холода.) Не, скажи, зашибись!

Б о к а. Классно.

Б а х а. Ну что, пора?

Бока кивает, и они начинают одеваться.

Баха и Бока, вопя, катятся на велосипедах по горной дороге. Вразнобой орут песню: «Помоги, помоги, я солдат твоей любви!»

Спрятав велосипеды в кустах, Баха и Бока лезут вверх — там, метрах в тридцати над дорогой, торчит скала, исписанная теми, кто смог туда добраться: «Здесь был...», «ДМБ...», «Витек из...»

Бока достает из рюкзака баллончик с краской и моток веревки.

Б о к а. Ну что, как договаривались? Не боишься?

Б а х а. Кто? Я? Давай веревку.

Баха обвязывает себя веревкой вокруг пояса, берет краску и вразвалочку идет к краю скалы. Бока садится на землю и наматывает другой конец веревки на руку. У края скалы Баха ложится на живот и ползет вперед.

Б о к а. Эй, ты что делаешь? Зачем вниз головой?

Б а х а. А мне так удобнее. Я зато ногами цепляться буду.

Над краем скалы торчат только ноги Бахи, которыми ему, в общем-то, и зацепиться не за что. Бока натягивает веревку.

Б а х а. Бока, отпусти чуть-чуть! Ниже!

Бока, упираясь ногами в землю, отматывает веревку. Баха опускается ниже, его ноги уже болтаются в воздухе. Бока отпускает еще, и его начинает тащить по земле к краю.

Б а х а. Бока, ты чё! Держи!

Бока упирается ногой в торчащий из земли камень. Баха зависает. Встряхивает баллончик и пишет на скале. С ужасом смотрит вниз: земля там усыпана острыми обломками. Торопливо дописывает.

Б а х а. Бока, тяни!

Бока изо всех сил тащит веревку. Нога его срывается с камня, и его снова тащит к краю.

Бока, вопя и поднимая пыль, скользит к краю. Баха, зажмурившись и вопя, опускается все ниже и ниже. Вдруг он упирается головой в землю. Одновременно Бока останавливается на самом краю. Веревки как раз хватило на высоту скалы.

Б о к а. Баха, я держу тебя!

Б а х а (сдавленным голосом). Отпусти, Бока!

Б о к а. Нет, ни за что!

Б а х а. Отпусти, дурак, я уже на земле!

Бока сматывает с руки веревку и бросает вниз. Баха падает.

Бока спускается вниз.

Б о к а. Баха, брат, ты как? Я чуть не умер за тебя!

Баха, с лицом в мелких брызгах краски, стоит и задумчиво смотрит наверх. Бока смотрит туда же.

На скале написано: «БАХА БОК», но вверх ногами.

Б о к а. Ну ты и дурак! Ты что сделал? А мне вообще букву не дописал! Ты чё, Баха, гонишь? Ты что сделал?!

Б а х а (глядя вверх, уныло). Я что-то не подумал... Бока, давай перепишем.

Б о к а. Перепишем! Да пошел ты!

Бока вскакивает на велосипед и, остервенело давя на педали, едет по склону к асфальтовой дороге. Чуть не сталкивается с человеком, стоящим там в ожидании автобуса. Им оказывается тот самый мужик, который убегал от камнепада. Мужик сразу узнает его и хватает за ухо, пригибает к земле.

М у ж и к (радостно). А-а, сопляк! Я же говорил, уши поотрываю! Я же говорил!

Б о к а. Ой, дяденька, пустите, это не я! Меня там не было! Больно!

Мужик продолжает радостно крутить Бокино ухо.

К дороге съезжает Баха. Увидев происходящее, подлетает к мужику и направляет ему в лицо баллон с краской.

Б а х а. Пусти, пусти! Щас покрашу! А ну! Пусти!

Мужик, оторопев, отпускает Боку. Пацаны вскакивают на велосипеды и несутся вниз. Мужик какое-то время бежит за ними, что-то крича.

Б о к а. Баха, молоток! Здорово ты его!

Б а х а. Надо было его покрасить! Прикинь, какой бы он стал белый!

Хохоча и крича, они катятся вниз, туда, где синеет в дымке город. Орут: «Помоги, помоги, я солдат твоей любви!»

Баха и Бока несутся по дороге — мимо деревьев, холмов и домиков на окраине города. Пролетают мимо машин, людей, витрин в центре города, вдоль каскадов, по улицам старого района около парка, по аллеям старого парка — мимо аттракционов, детских площадок, мимо озера.

Семнадцатилетний Тимур (среднего роста, худощавый, интроверт) и его друг Борис (светловолосый, голубоглазый, общительный) гуляют в парке у озера. Борис время от времени бросает палку своему псу Капитану.

Т и м у р. Представь себе, ты никогда не бываешь один. Всегда на тебя смотрят, тебя слушают. Ты чувствовал это когда-нибудь?

Б о р и с. Капитан, апорт! (Тимуру.) В смысле?

Т и м у р. Ну, все вокруг живое. Вот ты смотришь на дерево, а оно смотрит на тебя. Или вот — ты говоришь, а стены слушают тебя, и ты для них, как шум ветра, понимаешь?

Б о р и с (смеется). Ну, это фантастика. Ты теперь не только стихи пишешь?

Т и м у р. Нет, ты не понимаешь... я это вдруг стал чувствовать... поэтому смерти нет, просто уходишь в листья, в воду или в ветер.

Б о р и с. Капитан, ко мне! (Тимуру.) Или вот становишься собакой, да?

Т и м у р. И собакой. (Останавливается и внимательно смотрит на Бориса.) Боря, ты иди, я еще здесь...

Б о р и с. Да ладно, ты что, обиделся?

Тимур смотрит на озеро. В лодках визжат люди, машут руками. Борис уходит.

Неожиданно все стихает. Тимур стоит и смотрит на беззвучно шумящих людей, на тихую воду. Стая собак неслышно пробегает куда-то.

Тимур хочет вернуться домой, и вдруг кто-то почти невидимый неслышно проходит мимо. Тимур оборачивается и видит только шевеление веток на берегу и расходящуюся дорожку на поверхности озера.

Коридор и единственная комната заставлены коробками и узлами. Мать Саши (молодая подвижная женщина) завязывает узел. Жанка, старшая сестра Саши (десять лет, рыжая, задиристая) на маленьком, свободном от вещей пятачке пытается прыгать на скакалке.

М а т ь. Жанка, перестань. Не здесь. Если хочешь прыгать, иди во двор. Только будь у подъезда, вот-вот машина приедет.

Ж а н к а. Не хочу. Я лучше петь буду. (Садится на стол и, болтая ногами, поет.)

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий на берег крутой!

Саша (шесть лет, полный застенчивый мальчик) тихо сидит на табуретке, зажав под мышкой шахматы.

Звенит дверной звонок. Саша и Жанка срываются с места и наперегонки бегут в коридор, крича: «Папа, папа приехал!»

М а т ь. Ну наконец.

Она бежит в коридор.

Дверь уже открыта. На пороге стоит молодой парень, рядом — рыжая собака.

М а т ь. Миша? А где Володя? Что случилось?

М и ш а. Здравствуйте, Вера Васильевна, вы не волнуйтесь, все в порядке. Владимир Алексеевич не смог приехать, срочная работа. Вот меня прислал помогать. И вот еще подарок детям передал.

Миша кивает на собаку. Собака, вывесив язык набок, дружелюбно виляет хвостом.

М а т ь. Господи...

М и ш а. Да она хорошая, воспитанная. Откуда-то к нашей базе прибилась, но явно домашняя, ухоженная, непонятно, как в горы попала. Наверное, потерялась.

Мать растерянно смотрит то на Мишу, то на собаку. Жанка, присев на корточки, разговаривает с собакой.

Ж а н к а. Дай лапу! Ну дай лапу! (Мише.) Дядь Миша, а как ее зовут?

М и ш а. Мы назвали Радой. Откликается. И вот еще Владимир Алексеевич передал подарок имениннику. Держи.

Миша достает из кармана полевой бинокль и протягивает Саше. Саша берет бинокль. Жанка тут же переключается с собаки на бинокль.

Ж а н к а. Ух, ты! А ну, дай, дай!

Она хватает бинокль, подносит к глазам.

С а ш а. Папа не приедет?

Миша виновато пожимает плечами

М и ш а. Пока нет, старик. Дела.

Мать молча разворачивается и уходит в квартиру. Уже оттуда доносится ее голос: «Ладно, зайдите все. Миша, иди помоги, скоро машина придет». Все заходят в квартиру. Только собака остается сидеть на площадке. Она с интересом смотрит в коридор квартиры и шлепает хвостом о пол.

Баха, два его младших брата сидят за столом, обедают. Тут же сидит бабка (казашка семидесяти лет; одета по-аульному: мягкие сапоги, длинная юбка, безрукавка, платок на голове).

Б а б к а (с сильным казахским акцентом). Баке, сними фуражку. (Баха не реагирует.) Я кому говорю — сними фуражку!

Баха нехотя снимает бейсболку.

Б а х а. Это бейсболка, а не фуражка.

Б а б к а. Не спорь со мной! (Обращаясь к одному из младших.) Маке, грызи косточку, почему не ешь мясо?

М а к е. Не хочу.

Б а б к а. Почему не хочу? Ешь мясо, ешь. (Обращаясь ко второму из младших.) Нурик, бери хлеб, бери, с хлебом ешь, без хлеба нельзя. (Бахе.) Что ты так руки расставил, другим мешаешь! Убери руки со стола!

Б а х а. А как я тогда есть буду?

Б а б к а. Совсем запутал меня! Фуражку убери! (Нурику.) Корки тоже ешь! Ишь, почему корки не ешь? Корки вкусные. (Маке.) Не копайся, всё ешь.

Баха тем временем сквозь непрекращающуюся речь прислушивается к голосу из радиоприемника на кухне: «...Несмотря на всю его одаренность, жизнь казалась мальчику серой и скучной. И вот однажды он отправился побродить. Уоллес совсем забыл, как ему удалось улизнуть из дому и по каким улицам Восточного Кенсингтона он проходил. Все это безнадежно стерлось у него из памяти. Но белая стена и зеленая дверь вставали перед ним совершенно отчетливо...»

Баха замирает, неестественно изогнувшись, прислушиваясь к голосу.

Б а б к а. Эй, что ты сидишь?

Б а х а. Не хочу больше.

Баха вскакивает, берет тарелку, быстро идет на кухню.

Продолжается радиопередача: «Внезапно его охватило необъяснимое волнение. Боясь, как бы на него снова не напали колебания, он решительно побежал, протянув руку, толкнул зеленую дверь, вошел в нее, и она захлопнулась за ним. Таким образом, в один миг он очутился в саду, и видение этого сада потом преследовало его всю жизнь».

Баха стоит у приемника, смотрит в окно, видит, как по двору идет Салтанат (восемнадцать лет, невысокая, коренастая, круглолицая), родственница отчима, которая недавно приехала из аула. Она входит в дом, неся в руках тазик с яблоками. Проходит мимо Бахи. Ласково говорит.

С а л т а н а т. Баха, хочешь яблоко?

Баха отрицательно мотает головой.

Голос из приемника продолжает: «...В самом воздухе было что-то пьянящее, что давало ощущение легкости, довольства и счастья. Все кругом блистало чистыми, чудесными, нежно светящимися красками. Очутившись в саду, испытываешь острую радость, какая бывает у человека только в редкие минуты, когда он молод, весел и счастлив в этом мире. Там все было прекрасно...»

Салтанат возится у стола, моет яблоки, что-то негромко напевает.

Бабка за обеденным столом продолжает воспитывать младших. Баха почти прижимается ухом к приемнику. Слушает: «Одна из пантер не без любопытства поглядела на меня и направилась ко мне: подошла, ласково потерлась своим мягким круглым ухом о мою протянутую вперед ручонку и замурлыкала. Говорю тебе, то был зачарованный сад. Я это знаю... А его размеры? О, он далеко простирался во все стороны, и, казалось, ему нет конца».

Звук подъехавшего мотоцикла, хлопает калитка. Громко стуча сапогами, в дом входит Рахим, отчим Бахи (милиционер, жилистый, нервный, с жесткими чертами лица). Несет в руке тяжелый сверток. Ни с кем не здороваясь, бросает сверток на стул.

Р а х и м. Салтанат, мясо поруби, сложи в холодильник.

Ополаскивает руки под краном, проходит в комнату.

Голос из приемника: «И когда на дорожке появилась высокая прекрасная девушка, с улыбкой пошла ко мне навстречу и сказала: „Вот и ты!“ — потом подняла меня, расцеловала, опустила на землю и повела за руку, — это не вызвало во мне ни малейшего удивления, но лишь чудесное сознание, что иначе и не могло быть, напоминая о чем-то счастливом, что странным образом выпало из памяти».

Рахим у стола. Бабка, привстав, пододвигает ему стул.

Б а б к а. Устал? Садись, отдохни.

Р а х и м (обращаясь к детям). Ну, как дела? Вкусно? Что такие серьезные? Бабушка строгая, да?

Дети молча жуют.

Салтанат вытаскивает из ящика стола топор, берет сверток и идет во двор.

Во дворе у сарая стоит плаха. Салтанат разворачивает мясо, начинает рубить. В широкой щели в заборе появляется рыжая собачья морда. Собака Рада молча наблюдает за девушкой. Салтанат, продолжая рубить, косится на собаку.

С а л т а н а т. Ты кто? Раньше я тебя здесь не видела. Новенькая? (Собака внимательно смотрит на нее.) Есть хочешь? Подожди, закончу, кусочек останется, я тебе дам.

Баха по-прежнему торчит у приемника и внимательно слушает: «Мне запомнились милые черты ее нежного, доброго лица с тонко очерченным подбородком. Тихим, задушевным голосом она задавала мне вопросы и рассказывала что-то, без сомнения, очень приятное, но что именно, я начисто забыл...»

Рахим входит на кухню, вдруг громко, не оборачиваясь, кричит бабке.

Р а х и м. А где Айша?

Баха от неожиданности вздрагивает.

Б а б к а. На базар пошла. За луком.

Рахим замечает Баху.

Р а х и м. Что стоишь? Иди помоги Салтанат. Давай.

Баха медленно идет к выходу, останавливается в дверях, прислушиваясь, надевает кепку. Выходит из дома.

Салтанат продолжает разговаривать с собакой.

С а л т а н а т. Я тоже не здешняя. Не нравится мне тут. Домой хочу. Но нужно учиться, вот будут каникулы, домой поеду.

Баха выходит во двор и останавливается под окном кухни — так, чтобы не видел Рахим.

Голос из приемника: «Там я заметил много людей — некоторых я помню очень ясно, других смутно, но все они были прекрасны и ласковы. И каким-то непостижимым образом я сразу почувствовал, что я им дорог и они рады меня видеть. Их движения, прикосновения рук, приветливый, сияющий любовью взгляд — все наполняло меня неизъяснимым восторгом. Вот так-то...»

Рахим в раскрытое окно видит Салтанат, которая разговаривает с собакой. Рахим недовольно ворчит. Уходит в глубь дома.

Баха выскальзывает в калитку, тихо прикрывает ее за собой.

Вдоль белой каменной стены идет Баха, иногда оглядывается, задумчиво водит рукой по известке. На белой стене есть зеленая дверь. Из-за стены свисают листья яблонь. Пыльной кроссовкой Баха пинает перед собой старый ободранный мяч. Белая стена высокая и крепкая.

Сначала над горами, потом над городом образуются темные тучи. Сразу наступают сумерки, все затихает. И вдруг молния, гром, дождь стеной. С криком и смехом маленькие прохожие в ярких рубашках бегут по ставшему рекой тротуару — под деревья, под козырьки домов и автобусных остановок. Ветер мотает ветки, глянцево мерцают листья.

Тимур сидит за столом на кухне и смотрит в окно. Перед ним лист бумаги и ручка. Он то бормочет, то почти декламирует:

Т и м у р. Пришла и встала у окна Царица-ночь... Но лишь взглянула и прошла Царица-ночь... нет... крылом... пам-пам... мм... не посмотрела на меня Царица-ночь...

За окном сверкают молнии, гремит гром.

ПОЛНОСТЬЮ сценарий читайте в бумажной версии журнала. Файл .doc (275 Кбайт) можно получить по запросу на

Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. (web-редакция)