Берлин‒2009. Режим экономии

Афиша к фильму «Молоко скорби», режиссер Клаудиа Льоса

Ключевым словом на Берлинском кинофестивале 2009 года в критической среде было «кризис». В сущности, оно и раньше часто звучало не только здесь, но и на других международных кинофорумах, но всегда относилось к чисто художественной стороне дела. На этот раз, в полном соответствии с глобальной ситуацией, его содержание расширилось, вместив в себя в качестве основной платформы, определяющей характер всей «надстройки», экономический фактор. Как выяснилось, «материя» как базис, действительно, оказалась первичной, окрасив своей объективной скудностью всю киновертикаль. Финансовая составляющая обусловила не только отсутствие в программах Берлинале крупномасштабных дорогостоящих проектов — это как раз, может быть, его наименее характерная черта, поскольку сама тенденция вырисовывалась гораздо раньше. Фильмов-блокбастеров в Берлине в обозримом прошлом и без того становилось все меньше и меньше, покуда в 2008 году не остался всего один — «Нефть» Пола Томаса Андерсона. В этом году их не стало вообще, не считая фильма, открывавшего фестиваль, — «Интернешнл» (The International) Тома Тиквера и совсем странного включения в виде «Розовой пантеры-2» (The Pink Panther 2) — на закуску, и Берлинале по сути дела превратился в родного брата Санденса, представив публике в основном комплект независимого (в широком смысле) кино. Более определенный вид приобрела и еще одна характерная тенденция последних лет, связанная с глобализацией. Стало почти невозможно определить, какую страну представляет та или иная картина. Национальная принадлежность фильма вообще устанавливается по продюсерскому вложению, но когда продюсеров несколько и, более того, если в этом качестве выступает некая транснациональная организация, говорить о стране, то есть атрибутировать фильм по национальной принадлежности, не просто проблематично, но даже бессмысленно.

«Навеки зачарованный», режиссер Чэнь Кайгэ

Пожалуй, только у нас, в России, до сих пор такое огромное значение придается участию или неучастию родной страны в той или иной программе. Не обидели ли нас? Не пытаются ли нас вытеснить с кинокарты мира? На самом деле на этой карте границы уже стерлись, а «слишком национальное» воспринимается как экзотика, к истинному художественному качеству фильма отношения не имеющая. В этом смысле выделились творение Чэня Кайгэ «Навеки зачарованный» (Forever Enthralled) — о судьбе выдающегося китайского артиста пекинской оперы Мэй Ланьфана и золотой призер «Молоко скорби» (La teta asustada) перуанки Клаудии Льоса, пронизанное фольклорными мотивами и поставленное, кстати, при содействии Кинофонда Берлинале. Но как, к примеру, определишь национальность картины Адриана Биньеса «Гигант» (Gigante), если в его создании принимали участие Аргентина, Испания, Германия, Уругвай и Нидерланды? Поэтому в качестве особой приметы в каталогах упоминается язык, на котором снят фильм, в данном случае испанский. А в какую ячейку поместить фильм французского режиссера из Алжира Рашида Бушареба «Река Лондон» (London River), за роль в котором Сотигу Куйат, темнокожий актер родом с Мали, двадцать лет проработавший с Питером Бруком, получил «Серебряного медведя»? Мультикультурализм восторжествовал не только в плане содружества кинематографистов разных стран,

«Об Элли», режиссер Асгар Фархади

но и как сквозная тема, как антураж и «комплектующие» множества фильмов, наконец — как стилистическая образующая, как в драме Асгара Фархади («Серебряный медведь» за режиссуру) «Об Элли» (Darbareye Elly). Иранский режиссер снял свою историю о погибшей во время поездки на пикник девушке и о том, что за этим последовало, не в привычной медитативной манере, а по-европейски жестко, но, пожалуй, в своем пути на Запад создатели фильма застряли где-то на полпути, утратив национальную особенность, но не вполне освоив психологическую тонкость и глубину, присущую чужой традиции.

Литературные чтения

Бюджетная ограниченность определила в первую очередь не столько даже размах кинопродукции, сколько саму стилистику, лишенную возможностей дорогостоящих спецэффектов. Разумеется, это могло вылиться в экономность выразительных средств, приближающих, а точнее, возвращающих экранное искусство к его первородной синематике, не погрязшей в избыточности компьютерного всемогущества. Возможно, это дело недалекого будущего. Пока что изобретательность режиссерско-операторских тандемов застыла на некоем среднем уровне. Зато, похоже, после периода недоверия к звучащему слову и дежурных проклятий в сторону литературоцентризма слово вновь заявляет о себе, причем не как необязательный «стаффаж», а как организующее начало, движущая пружина повествования. Название «Чтец» (The Reader)

«Река Лондон», режиссер Рашид Бушареб

в этом контексте звучит, пожалуй, даже программно-декларативно. Конечно, оно следует за названием романа Бернхарда Шлинка, но в данном случае получается, что не только. Тем более что при переносе на экран фильмы зачастую приобретают новые имена, чего в данном случае не произошло. Сюжетная нить этой картины Стивена Долдри (отобранной в официальную программу, но вне конкурса) о неграмотной немке, бывшей работнице завода Siemens, поступившей в охранницы концлагеря, потому что «там платили деньги», завязывается «узелками», связанными с конкретными литературными текстами, либо звучащими из уст ее юного (а впоследствии взрослого и даже постаревшего) любовника, либо становящимися для него материалом для изучения и осмысления. «Одиссея» Гомера и «Немецкая вина» Карла Ясперса — это два столпа, между которыми натянута тонкая ткань повествования, событийная последовательность которого заставляет постоянно соотносить суждение с неким литературным феноменом.

«Чтец», режиссер Стивен Долдри

В «Одиссее» школьный учитель Михаэля Берга (роль юного Берга исполнял Дэвид Кросс, затем — Рейф Файнс) акцентирует непостижимую тайну персонажа как главную интригу литературного произведения. «Немецкая вина» — тема университетского семинара, которая вызывает смятение в среде так называемого немецкого «второго» послевоенного поколения, вынужденного морально и психологически осмыслить поведение собственных родителей в эпоху нацизма и дать им оценку в свете знания о кошмаре Холокоста. И, наконец, в фильме фигурирует «Дама с собачкой» Чехова — рассказ, по которому Ханна Шмиц (Кейт Уинслет) выучивается читать, тем самым дезавуируя свою тайну, после чего ей надлежит лишь исчезнуть, что она и делает, свершив над собой последний суд. Михаэль, уважив тайну Ханны, не решившись разрушить непостижимость, неуловимость ее как «персонажа», тем самым обрекает ее на смерть, но в полном соответствии с ее собственным желанием. Без этого литературного контекста вся история приобрела бы примитивный оттенок псевдооправдания темной женщины, соблазненной властью, которая успешно воспользовалась национальной верой в нерушимую святость «порядка». На судебном процессе рассматривается гибель трехсот узников, запертых в церкви, которым не позволили выйти наружу при бомбовом ударе. Объясняя свое поведение, Ханна ссылается на то, что ей и ее товаркам было приказано «соблюдать порядок». Товарки валят всю вину на нее одну как начальницу, якобы написавшую отчет об этом событии. Скажи Ханна, что неграмотна, ей, как и другим, дали бы несколько лет заключения, но как главная виновница она получила пожизненное. Такое отношение к «порядку» мало понятно за пределами Германии. Мне в том числе. Разве можно уравновесить эту «формальность» с жизнями сотен людей? Однако один смешной факт, случившийся на фестивале, неожиданно помог мне понять, что же творилось в голове Ханны. Сидя в зале перед одним из сеансов, я вытащила из сумки бутылку воды, чтобы сделать глоток, — и тут же ко мне подошла служительница, которая строго сказала, что пить в зале нельзя. Но если, мол, я хочу пить, то нужно выйти в фойе. Девушке, видно, сказали, что нельзя приносить в зал напитки (обычно имеется в виду что-то в стакане, кофе, например) — этого было достаточно. Я подумала, что возникни у меня острая необходимость, скажем, запить таблетку, мне бы скорее дали умереть, не спрашивая, почему это мне вдруг вздумалось сделать глоток воды: выйди вон, там и пей, порядок есть порядок. Так что если и в самом деле строить историю Ханны на этом ее благоговении перед порядком, получился бы фильм-анекдот. Но в антураже Гомера и Чехова она, ослепленная «высшими силами», предстает героиней трагедии, не чувствующей себя виновной в преступлениях, совершенных помимо ее воли, и — что важно — сохраняющей сострадание к чужим детям. Ее товарки, этот единодушный озлобленный хор, — немецкий народ, из страха перед возмездием готовый откупиться от Эриний кем угодно.

В первую очередь надо, конечно, отдать должное автору отчасти автобиографического романа — Бернхарду Шлинку, которому после публикации книги в 1995 году здорово и несправедливо досталось за якобы оправдание нацистской преступницы. Фильму, конечно, с ним трудно состязаться; настоящие экранные шедевры, как правило, получаются только из посредственных книг. Тем не менее на этот раз результат вполне адекватен. Продюсерами фильма были ушедшие из жизни в прошлом году Сидни Поллак и Энтони Мингелла; им картина и посвящается — не только формально; в самой стилистике ощущается печать живой классики с ее визуальной тонкостью и текучей неоднозначностью смыслов. Стивен Долдри не жмет на наши слезные железы и не показывает те ужасы, за которые несет ответственность Ханна, — о них мы узнаем из сухих показаний свидетелей. Это в полном смысле слова психологическая драма, если не сказать трагедия, в которой можно отчасти найти ответ на вопрос, прозвучавший из уст одного из персонажей: как случилось, что все это (а именно Холокост) стало возможным? Кейт Уинслет недаром получила за роль Ханны в этом фильме «Золотой глобус», премию БАФТА, а потом

«Маленький солдат», режиссер Анетта Олесен

и «Оскар». Тем не менее, как и роману, фильму тоже досталось. Журналист Рон Розенбаум, автор книги «Объясняя Гитлера», назвал его «худшим фильмом о Холокосте», якобы заставляющим поверить в то, что неграмотности следует стыдиться больше, нежели участия в массовом убийстве людей. Розенбаум потребовал от Американской киноакадемии игнорировать фильм и актрису, сыгравшую роль Ханны Шмиц. Демонстрация Розенбаума говорит о том, что и сегодня эта тема нисколько не потеряла актуальности; однако время дает возможность увидеть ее еще и, по слову Ахматовой, «как времена Веспасиана», по возможности беспристрастно, тем более что и роман, и фильм явственно утверждают: понять — не значит простить.

Не менее «литературный» фильм — «Ярость» (Rage) Салли Поттер, серия актерских монологов, где главные события, как и в «Чтеце», происходят «за сценой». На съемку эпизодов с каждым из актеров режиссер затратила всего по два дня, а бюджет не вышел за один миллион долларов — и это несмотря на участие таких звезд, как Джуд Лоу, Стив Бушеми и Джуди Денч. Поттер назвала свой проект «торжеством бедного кино», причем финансовая экономия вылилась не только в оптимизацию съемочного процесса, но и в демонстративную концентрацию на сути сюжета вне каких бы то ни было «виньеток». Сами же актеры, по словам Поттер, были счастливы вернуться к «искусству представления» в его чистейшем виде. Поттер сама снимала фильм ручной камерой на «цифру» и, как всегда, экспериментировала. Вы-брав в качестве места действия некую модельную компанию как символ глянцево-гламурной избыточности, она, однако, изъяла ее из употребления, заменив плоским фоном, нарочито отказавшись и его использовать по назначению. Студент под не случайно выбранным, обязывающим ником Микеланджело (от имени которого и действует сама Салли Поттер) делает курсовую и просит «исповедаться» перед камерой сотрудников нью-йоркской дизайнерской компании, которые из милости соглашаются. Четырнадцать человек — это четырнадцать личных историй, рассказанных на фоне синего экрана, который обычно используется как подсобное средство при съемках блокбастеров со спецэффектами.

«Ярость», режиссер Салли Поттер

Но в «Ярости» он служит для того, чтобы зритель сосредоточился на почти забытом эффекте ландшафта человеческого лица. Маски, под которыми поочередно появляются на экране персонажи, постепенно линяют под воздействием таинственных убийств, происходящих за кадром, которые не может раскрыть тоже прячущийся за выбранной им чужой ролью детектив, шпарящий цитатами из Шекспира. Среди них и слова из «Макбета», давшие название фильму:

Жизнь — только тень бродячая,

Она — актер несчастный,

Которому отмерен краткий срок

Носиться или шествовать на сцене,

Но вот уж больше не слыхать его.

Она — история, что рассказал дурак,

Наполненная яростью и шумом,

Которая не значит ничего1.

В числе персонажей — язвительная критикесса (Джуди Денч) и трансвестит (Джуд Лоу), которые много говорят, стараясь скрыть за обилием слов подлинные мысли или же придать им нужный для момента смысл. Но последнее слово принадлежит самой естественной и незамечаемой в обыденной жизни женщине из всех, кто проходит перед глазами зрителей, — иммигрантки-уборщицы, чье лицо не защищено мейк-апом: «Не бойтесь, что вас не показывают по телевизору, не переживайте, что вы не селебрити, что вас не видят. Для бога нет невидимых — он вас видит!» «Ярость» — это фильм-манифест, бросивший вызов системе ценностей, основанной на власти известности и денег, превращающей людей в «объекты», которые разучиваются жить подлинной жизнью. Явная театральность «Ярости» сближает ее с драмой Марен Аде «Все остальные» (Alle Anderen) стилистически (только в первом случае она имеет монологичный, во втором же диалогичный характер), а попытки героев вырваться за пределы навязанных норм, которых придерживается буржуазная богема, — этически. Однако энергичный и яркий фильм Поттер все же явно выигрывает в сравнении с монотонной занудливостью ленты Аде. Гитти (актриса Биргит Минихмайр получила за эту роль «Серебряного медведя») и ее бойфренд архитектор Крис уезжают от этих соблазнов на Сардинию, в дом его матери. Но и здесь их настигает привычное окружение в лице пары приятелей, заставляющих Криса почувствовать усталость от настойчивого желания Гитти докопаться до истинной сути отношений, придать им простодушную, природную ясность. Перенасыщенный диалогами и чрезмерно затянутый фильм, напоминающий направление американского кино, которое называют mumblecore (бубнеж), не добирает по части драматической напряженности, лишаясь тем самым и убедительности послания.

Шторм и штиль

«Шторм», режиссер Ханс-Кристиан Шмид

Целый ряд конкурсных фильмов так или иначе касался актуально насущной темы «переселения народов», выступающей в аспектах глобализма или мультикультурализма. Картина берлинской ветеранши датчанки Анетты Олесен «Маленький солдат» (Lille Soldat), в меру образцово артхаусная и безмерно социо-политическая, — типична для берлинского конкурса. Лотта (Трина Дюрхольм), девушка не первой молодости, из идеалистических соображений отправившаяся воевать в Ирак, возвращается домой, лишенная всяких иллюзий насчет справедливого переустройства мира. Отец пристраивает ее к своему бизнесу — сопровождать чернокожих проституток из Нигерии к клиентам и, если надо, вызволять их из трудных ситуаций. Лотта отлично справляется с обязанностями и попутно проникается сочувствием к одной из девушек — Лили. Однако в своем желании помочь несчастной Лотта совершает ошибку, которая выдает в ней неисправимую идеалистку, воспитанную классической западной цивилизацией. Выходит, что в такой помощи никто не нуждается: бедные нигерийки не желают ни свободы, ни относительного благополучия, предпочитая зашибать бабки привычным для них способом. Эта новая цивилизация, обладающая животной способностью выживать, наверняка в обозримом будущем сметет старую европейскую, заставив к тому же исконных жителей Европы мучаться виной за свои старинные колонизаторские грехи, и в этом — корень нынешних и грядущих противоречий, мешающих построить тот идеальный глобальный мир, который живет в головах чиновников Евросоюза. Фильм Олесен по всем признакам «правильный» — хорошо снятый по крепкому сценарию, несущий вполне гуманный месседж и т.п., но слишком «заданный», лишенный той непредсказуемости, которая свойственна по-настоящему художественному сочинению.

«Мамонт», режиссер Лукас Мудиссон

Этим же грешит и «Мамонт» (Mammoth) Лукаса Мудиссона, который оказался тягомотным повторением «Вавилона»: няня-филиппинка работает в американской семье, глава которой отправляется по делам в Таиланд. Тем временем сын няни, чтобы вернуть маму домой, решил заработать денег, и это закончилось трагически; американский муж пережил любовное помрачение и понял, что надо поскорее вернуться в семью. В результате все возвращаются домой, и все кончается хорошо.

«Шторм» (Storm) Ханса-Кристиана Шмида о том, как реально работает трибунал по раскрытию преступлений против человечности в бывшей Югославии, создан по типичному для европейской идеологии шаблону о преступлениях, совершенных сербами в Боснии. Ханна Майнард (Керри Фокс) — прокурор гаагского трибунала, которая поддерживает обвинение против генерала Горана Дурича, обвиняемого в массовом уничтожении мирного населения в городке под Сараевом. Выстроенная по канонам традиционной судебной драмы, эта история вскрывает трудности в установлении истины, связанные с нежеланием свидетелей давать показания из боязни мести со стороны виновных и с личными интересами чиновников, которые для них важнее этой истины. Честная прокурорша, естественно, не сдается и доводит дело до конца. С тем, что происходит на экране, о чем свидетельствует фильм, невозможно спорить. У меня лишь один вопрос вертелся в голове: почему мы до сих не увидели ни одной ленты, снятой с точки зрения противоположной стороны? Неужто в братоубийственной войне виновны были одни боснийские сербы и окончательная истина давно и безоговорочно установлена?

Как уже было сказано, лучшим актером жюри справедливо назвало пожилого темнокожего с дредами Сотигу Куйата из фильма «Река Лондон». Он лаконичными красками изобразил глубокое горе отца, которому предстоит узнать о судьбе своего сына, погибшего в результате теракта. Отец-мусульманин, не видевший своего сына с шести лет, мучается мыслью, что тот может оказаться одним из террористов. Кроме того, ему приходится налаживать трудные отношения с белой женщиной, матерью девушки, с которой сын жил, в которую был влюблен. (Кстати, все прочили «Медведя» за лучшую женскую роль партнерше Куйата — Бренде Блетин, но это, видимо, показалось жюри слишком предсказуемым.) Этим двоим приходится преодолевать языковые, культурные, религиозные барьеры, чтобы понять друг друга благодаря объединившей их трагедии. Неужели только такого рода общие драматичные переживания способны образумить людей, раздираемых враждой из-за непонимания и вековых предрассудков, — вот о чем размышляет в своем фильме Рашид Бушареб, взывающий к толерантности ради выживания.

Окраина

Характерно, что в Берлине российское кино было представлено лентами, резко выделяющимися из репертуарного набора наших кинотеатров, которые чураются реальных социальных проблем и жестокой правды в пользу гламурной небывальщины или блокбастерной эффектности. Зато «Сумасшедшая помощь» Бориса Хлебникова в программе Форума и «Россия 88» Павла Бардина в «Панораме» вызвали большой интерес фестивальной публики. Трагикомедия Хлебникова по сценарию Александра Родионова одновременно наследница советской «грустной комедии» 70-х и парадоксальной эксцентрики Киры Муратовой с явными приметами нынешнего российского быта, с одной стороны, и современного европейского кино с его вниманием к маргиналам, столь брезгливо вытесненным с поля наблюдения наших режиссеров, — с другой. Фильм, место действия которого — один из спальных районов Москвы, снимался в Ярославле, неотличимо схожем с любым другим безликим и враждебным городским ландшафтом, выходящим за пределы «золотых миль». Хлебников называет свою картину «сказкой», но тогда она напоминает дремучие дебри страшных сказок братьев Гримм, не адаптированных для детского чтения, с их жестокими сюжетами и печальными финалами. Действие погружено в атмосферу тотального безумия, в коммунальную палату № 6, куда без разбору спихнула жизнь людей с разным опытом, с разными характерами и разными симптомами душевного расстройства. Безумия принимают разную окраску, сталкиваются и разлетаются, одного оставляя с ощущением потерянности, другого доводя до гибели. История увидена глазами приехавшего на заработки простака Жени из Белоруссии (Евгений Сытый), впервые покинувшего свою деревню, сохранившего непосредственность Кандида и отнюдь не собирающегося агрессивно покорять мегаполис, а покорно готового всего лишь выживать. Москва встретила его, как водится, «ударом с носка» — простодушного увальня избили, ограбили, не погнушавшись стоптанными ботинками, но Женя оборачивает ноги полиэтиленовыми пакетами и устраивается соснуть на скамейке в чужом дворе. Сочувствие к нему проявляет лишь такой же изгой — бывший инженер, а ныне пенсионер (Сергей Дрейден), городской сумасшедший, одержимый нелепыми, бредовыми фантазиями и настырным стремлением помогать людям — качество само по себе «безумное» в мире всеобщей ожесточенности и циничного равнодушия. Да и «помощь» тоже сумасшедшая — ненужная, скорее вредная. Он — явно лишний человек в этой сегодняшней жизни, а такие, по старой литературной традиции, в финале непременно должныумереть, что и случается.

«Россия 88», режиссер Павел Бардин

Черно-белая докудрама «Россия 88» Павла Бардина, снятая всего за 86 тысяч долларов (то есть на голом энтузиазме), — тоже московская история, тоже без тех глянцевых красок, в которых предстает столица в телерепортажах или фильмах последних лет. Действие разворачивается на тех же унылых окраинах, что и у Хлебникова, да и герои фильма — дети этих самых анонимных окраин, пасынки города эпохи «кредитного бума», которых этот бум обошел стороной, заставив чувствовать зависть к более удачливым землякам, стыд за «лузеров»-предков и отрикошетившую в сторону чужаков ненависть. Символичный кадр, когда на фоне неба, освещенного праздничным салютом (это день 9 Мая), трое ребят на высоком обрыве мочатся в сторону мегаполиса, суммирует потерянность поколения внуков и правнуков тех, кто победил фашизм, поколения, исповедующего шовинизм и повесившего у себя в подвале портрет Гитлера. Цифры 88 в названии — это обозначение букв латинского алфавита, кодирующих приветствие скинхедов Heil Hitler! Снятый на пленку, фильм инсценирован как любительская видеосъемка для Интернета, хроника группировки, собирающейся в подвале; съемку ведет один из ее членов, щуплый полукровка Эдик, пытающийся притулиться к этим крепким парням, которые презрительно кличут его «Абраша». Фильм нашпигован реальными интервью, взятыми на улицах, в вагоне электрички, создающими жутковатую картину общества, в большинстве своем консолидирующегося с лозунгом скинов «Россия для русских».

По мере того как мы слышим откровения этих подпольных жителей, становится ясно, что, в сущности, этот лозунг для героев фильма не выстрадан, он не оформился в стройную доктрину. В другие времена эти парни участвовали бы в игре «Зарница», а в нынешние, попади они в другие условия, могли бы разыгрывать на подмосковных полях Куликовскую битву или какую-нибудь «войну клонов». На мой взгляд, самая трагическая фигура в фильме — человек со шрамом, ветеран чеченской войны, а ныне учитель ОБЖ, считающий, что его с товарищами предали в Хасавюрте. На вопрос о том, почему он пошел в фашисты, отвечает, что из-за обиды: всем людям можно гордиться своей нацией и только утверждать «я русский» — это почти что криминал.

Чтобы подчеркнуть убийственность, самоубийственность выбранного героями фильма пути, авторы неожиданно меняют репортажность повествования на драматургическую love story в духе «Ромео и Джульетты». Однако, оплакав судьбу учителя, честного и упрямого главного героя — Штыка, его сестры, ее возлюбленного и верной собаки, зритель может и не вспомнить о тех корневых моментах, которые содержат подлинно страшную правду о том, что несет с собой движение, исподволь приобретающее черты организованной структуры. Попытка взять руководство над группой, соблазнив ребят всяческими благами, исходящая от некоего функционера, не удалась благодаря понятиям о чести учителя. Но вот его не стало, а его место по-хозяйски занимает милиционер, уже подмявший под себя рынок. Чтобы расширить и укрепить свои владения, ему нужны крепкие ребята, и «идейная» группировка под тем же самым флагом вскоре переродится в заурядную банду, действующую «под крышей» государства.

Думаю, вряд ли фильмам Хлебникова и Бардина откроется широкая дорога на наш экран. Стоило ехать в Берлин, чтобы их увидеть.

1 Перевод В. Рапопорта.