Ларс фон Триер: «Я решил бросить вызов логике»

Ларс фон Триер

Замысел моих фильмов возникает как ответ на те или иные волнующие меня вопросы. «Антихрист» был спровоцирован, в отличие от других моих картин — таких, как «Рассекая волны» или «Догвиль», — размышлениями на моральные темы. Я был не во всем согласен с героями — с их мыслями, идеями, поступками. Речь в «Антихристе» идет о переживаниях супружеской пары, связанных со смертью ребенка, но в основе — размышления о добре и зле, вопросы, на которые мне самому трудно дать ответ. Затем надо было совместить сюжет с техническими амбициями: я не знал, как увязать эстетику моих ранних фильмов, в которых каждое движение камеры было строго продуманным, со спонтанным характером съемки, присущим моим последним картинам.

Однако главное испытание во время съемок «Антихриста» заключалось в необходимости преодолеть депрессию, несколько лет настолько мешавшую мне работать, что я даже стал думать, что больше не смогу снимать кино. Понадобилась немалая сила воли в борьбе с недугом. Мои актеры на картине Шарлотта Генсбур и Уиллем Дефо были очень добры ко мне. Они помогли мне справиться с моими наваждениями. Я заставил себя работать каждый день, и все же должен признать, что на этой картине я использовал лишь сорок процентов своих возможностей. Некоторые вещи просто ускользнули от моего внимания. Определенные трудности объяснялись тем обстоятельством, что я снимал незнакомой мне камерой: я не мог, как обычно, снимать и одновременно руководить актерами. Новая цифровая камера Red позволяет добиваться прекрасного изображения, но не дает возможности сразу перемещаться с натуры в студию, ибо то освещение, которое вы видите на мониторе, не окончательное, оно какое-то туманное — в дальнейшем оно будет отфильтровано, очищено. Работа с такой камерой не позволяет все время экспериментировать с изображением, чего я неизменно добивался, работая по старинке с маленькой камерой HD. Я хотел, чтобы «Антихрист» обладал величественным стилем и одновременно — реалистическим, близким к документальному. Новая камера вполне отвечала моим намерениям и к тому же позволила освоить новую технику. Вечно я говорю о трудностях, с которыми приходится бороться. (Смеется.) Хотя они стимулируют, ничего не поделаешь. Если я нахожу способ, как осуществить тот или иной замысел, я полностью меняю свой метод работы. Мне нужно потерять контроль над собой, иначе я превращаюсь в робота.

Самым счастливым периодом было время, когда я писал сценарий. Впервые я отказался от классических драматургических эффектов, ради того чтобы продвигаться вперед инстинктивно, давая волю воображению. Не так давно я увлекся шаманством. Теперь, случается, меня одолевают невероятные видения, в которых подчас действуют животные, которые общаются со мной. Некоторых я ввел в «Антихриста». Но они не похожи на диснеевских. (Смеется.)

В отличие от статичной структуры «Догвиля» или «Мандерлая», «Антихрист» в чем-то хаотичен: я решил бросить вызов логике. Фильм рассказывает о столкновении двух личностей, которые отвергают рай в шалаше, затерянном в глухом лесу. Это конфликт вне времени, и история провакативно напоминает драматургию шведа Стриндберга. Призрак матери в образе демона навязчиво преследует героев фильма. Многие станут нас за это упрекать, но, повторяю: фильм не отражает мои взгляды. Не доверяя собственным моральным устоям, я прибег к вымыслу. Грейс в «Догвиле» намерена в конце уничтожить все население деревни. Я не одобряю это ее намерение. Но я не учитель, который объясняет ученикам, что хорошо, а что плохо. Больше того, скажу вам, что я вполне способен сделать фильм, в основе которого лежала бы нацистская идеология. Многие из тех, кто смотрел «Рассекая волны», были шокированы жертвой главного героя и — в целом — тем образом христианства, который возникал в результате. Я же стремился лишь загнать в угол мелодраму, а не читать лекцию по теологии. Общим в моих фильмах является их эмоциональный накал, напряжение. Поступки большинства героев объясняются их желанием творить добро. Я не режиссер feel good movie — утешительного кино.

Когда сценарий был написан, надо было добиться от актеров согласия сниматься в фильме. Ведь в сценарии много сцен насилия, откровенных сексуальных сцен. Я знал, что Уиллем Дефо будет идти со мной до конца. Проблема возникла с актрисой Эвой Грин, которой ее импресарио отсоветовал сниматься у меня. Жаль. К счастью, я познакомился с Шарлоттой Генсбур, которая проявила интерес и понимание моего замысла. После нашей встречи она произнесла то, что любой режиссер мечтает услышать от актера: «Я готова умереть ради этой роли». Без такого понимания актером своей задачи руководить им невозможно. На съемке я видел, что она посылает эсэмэски матери и рассказывает ей, что приходится делать. А приходилось, поверьте мне, делать вещи, похожие на трэш. Джейн Биркин отвечала ей: «Я рада за тебя». Шарлотту увлекла возможность сняться в сильной и опасной роли, роли «на грани». Сегодня в кино редко встретишь актрис, готовых играть bad guys.

Работа с исполнителем может превратиться в конфронтацию, в борьбу, как было с Бьёрк на «Танцующей в темноте». Актер должен с самого начала понять, что режиссер — это человек, который все знает. Тогда все получится: это вопрос доверия. Если доверие отсутствует, ни один самый великий режиссер ничего толком не добьется. Успех работы с актерами зависит от человеческих взаимоотношений с ними. Мы всегда влюбляемся в них. И актеры должны получить возможность выразить свои чувства.

На съемке я стараюсь приспособить свой ритм работы к ритму моих артистов. У каждого он свой. С Шарлоттой Генсбур или Эмили Уотсон (на картине «Рассекая волны») мы делали мало дублей. Уже первые два были лучшими. Им обеим присущ инстинктивный метод работы. У них потрясающая интуиция. Как ни странно, с мужчинами всегда сложнее. Прежде чем найти верную интонацию, они задают много вопросов. Важное значение имеет, стало быть, репетиция. Во время репетиции я решаю, куда поместить камеру. Позволив актерам сначала обжить декорацию, я только после этого решаю, где будет камера. Это очень естественный метод работы. Поэтому я так часто использую маленькие цифровые камеры: их маневренность позволяет легче снимать с движения. На «Антихристе» я был в затруднении, ибо хотел сохранить живость действия и одновременно, с помощью освещения, — классический стиль. Достигнуть этой двойственности было не просто. Ответственность за все, что не получилось, несу я один.

Постоянный поиск продолжался и на стадии монтажа. В начале своей карьеры я точно следовал раскадровке, и мои картины напоминали фабричное изделие. Я был тогда целиком сосредоточен на сюжете. С тех пор как я стал позволять актерам импровизировать, я снимаю с камерой на плече, и это придает кадру известную хаотичность. У меня теперь больше снятого материала, чем прежде. К тому же я смешиваю разные психологические состояния героев. Точно так же я поступаю со звуком, не обращая внимания на то, насколько это органично, и с освещением. Подчас у меня в одном плане светит яркое солнце, а следом в кадре идет дождь. Главное для меня — создание атмосферы, а не воспроизведение ее в том виде, в каком ее уже видели тысячу раз. Для того чтобы сохранить эту свободу, я построил на месте армейских казарм в окрестностях Копенгагена свою студию Zentropa. На студии созданы все условия для работы — монтажная, павильоны, офисы. Я горжусь тем, что снял «Догвиль» целиком там, в спокойной обстановке. Съемки «Антихриста» представляли большие трудности. Пришлось искать натуру в Германии. Некоторые технические и художественные замыслы требуют для своего воплощения значительных средств. Стало быть, можно всегда ожидать возражений со стороны продюсеров. А это предполагает необходимость выбора.

Мой фильм сделан. Жду, как его примут. Надеюсь, что он займет какое-то место в сердцах людей.

Записал Тома Борез

Studio Cine live, 2009, N 5

Перевод с французского А.Брагинского