Мифы и реальность: банк «Рублев»
- №9, сентябрь
- Анатолий Голубовский
Нам нужны новые Гоголи и Щедрины«, — так, по воспоминаниям писателя Симонова, сказал при обсуждении кандидатур на Сталинские премии в начале 1952 года Тот, Чье Имя Не Стоит Упоминать Лишний Раз. По индексу цитирования Салтыков-Щедрин до сих пор — безусловный лидер, причем вспоминают классика чаще неточно и невпопад. С Гоголем — сложнее. Хотя мегаблокбастер Владимира Бортко «Тарас Бульба» — доказательство того, что славное имя вполне приспособлено для крышевания любого пропагандистского бизнеса. Характерно, что главный афоризм о России («две российские беды — дураки и дороги») — так и функционирует без авторства, как бы обывательское сознание ни пыталось приписать его то Гоголю, то Щедрину.
По-моему, много большую нужду, чем в Гоголях и Щедриных, мы испытываем (хотя звучит это, конечно, не так благозвучно и не так чеканно) в Роланах Бартах. Его (их) как-то рано списали со счетов. Реинтерпретация мифологем и мифологий по Барту, поиск и выявление мифологических структур в нерядоположенных явлениях повседневности — более полезное и, одновременно, опасное для власти дело, чем унылые разборки с расхожими пошлостями и разоблачение цитат и афоризмов. Чем и занимается с немалым успехом единоросс Владимир Мединский в мультимедийном проекте с многообещающим названием «Мифы о России».
Актуальность работы с понятием «миф» обусловлена тем, что это необыкновенно горячая тема. Мифологизационные процессы происходят какими-то сумасшедшими темпами. Один из ярких примеров — фильм Стивена Фрирза «Королева», где вполне реальные и действующие на момент премьеры в 2006 году персонажи — королева Елизавета II и глава кабинета Тони Блэр на наших глазах не только превращаются в героев мифа, но еще и вступают в мифологическое противостояние. Именно они — премьер и королева — мифологические персонажи: к ним, как к античным героям, нельзя относиться хорошо или плохо. В то время как канонизированная мифологическая мегагероиня принцесса Диана выступает в этой истории в функции рока.
Оливер Стоун начал снимать байопик «Буш», когда W был еще у власти. Если так пойдет дело, то жизнеописание Барака Обамы получит несколько «Оскаров» до окончания первого президентского срока.
Да бог бы с ним, с кино. Сегодня мы имеем настоящего античного героя в качестве Президента Земного Шара. Человечество в целом, а не только американский народ (хотя, безусловно, мультикультурность Америки позволяет говорить об этой стране как о действующей модели всего человечества), возложили на Обаму все надежды на будущее и всю ответственность за него. Воистину — титанический груз! В том, что дела обстоят именно так, мне пришлось убедиться в январе нынешнего года в Стамбуле, на экспертной конференции International Dialogue. Обсуждались реакции на избрание Обамы в разных странах. Турецкий политолог, рафинированный восточный интеллектуал, главный редактор журнала, буквально потряс аудиторию рассказом о том, как в богом забытой глухой турецкой деревне в районе озера Ван крестьяне принесли в жертву новоизбранному
Подобную дискуссию о представителях российского политического истеблишмента можно и не открывать. Прежде всего потому, что российскому национальному лидеру приходится самому немало трудиться, чтобы предъявить людям свой символический или мифологический потенциал — покорять воздушную стихию в истребителе и водную — в мифологизированном фильмом «Титаник» глубоководном аппарате «Мир», демонстрировать свои почти античные стати во время охоты и рыбалки, пытаться вмешаться в православный миф о Борисе и Глебе во время визита к Илье Глазунову — персонажу не столько мифологическому, сколько мифическому (или виртуальному, если угодно). В данном случае символическая накачка происходит сверху. В то время как Обаме по каким-то причинам люди приносят жертвы сами. Жалкие попытки мифостроительства в виде сравнения Николая Патрушева с Николаем Угодником в документальном фильме Первого канала «Формула безопасности» не обсуждаются.
Невозможно предположить, что в обозримом будущем кто-то из последних российских лидеров — Горбачев, Ельцин, Путин — станет героем игрового фильма или сериала. И хотя очевидно, что игровое кино — один из главных и наиболее эффективных инструментов мифологизации, но в наши новейшие времена в России этот инструмент не работает. Даже страшно представить себе, что бы мы получили, если бы кто-то решился на такое — снять игровую картину о названных персонажах. И проблема здесь не только объектная, но и субъектная. Между тем лучший американский производитель качественных высокобюджетных сериалов, канал HBO, совместно с BBC только что выпустил впечатляющий четырехэпизодный мини-сериал «Дом Саддама» (House of Saddam). Кастинг ориентирован на портретное сходство актеров со всеми, даже второстепенными героями, все реалистично, местами натуралистично, но при этом творится величественный миф о Саддаме, как Сталине нашего времени, который, в отличие от своего мифологического предшественника, поплатился за преступления перед человечеством и собственным народом.
Есть еще одна проблема, связанная с наплевательским, по-российски легкомысленным отношением к функционированию мифологем. Ее можно обозначить как контекстуальное хамство. Это когда символическая ценность размещается в таком контексте или в такой среде, которая сама по себе нейтральна, а в сочетании они порождают деструктивный эффект, профанируют и ценность, и среду. Попросту говоря, у некоторых особо рефлексивных граждан подобные операции вызывают ощущение того, что хамство побеждает на самых неожиданных территориях. Хотя, конечно, это весьма субъективно. Не очень рефлексивные индивидуумы спокойно проходят мимо, не моргнув глазом.
Приведу в связи с этим один пример. В Москве, в Елоховском проезде, в пятидесяти метрах от Богоявленского собора, являющегося кафедральным для Московской патриархии, на одном из особняков красуется вывеска, из которой следует, что в данном здании расположен коммерческий банк «Рублев». При этом на вывеске, как и на сайте, название банка кокетливо выведено шрифтом, напоминающим древнерусскую вязь. На меня, например, шоковое впечатление произвела не только вполне кощунственная игра слов, контекст, профанирующий имя святого, канонизированного в лике преподобного, но и среда, в которой размещен этот странный артефакт. Ясно, что и православные прихожане одного из самых знаменитых храмов Москвы, и священно-служители постоянно проходят мимо и скользят взорами по вывеске. Подозреваю (это, конечно, только домыслы), что по такому адресу может быть прописана структура, имеющая институциональное отношение к Патриархии. Тем более под таким именем. Как же так? Неужели название коммерческого банка, находящегося по адресу, в котором звучит знакомое каждому православному имя Елоховская, никому не режет слух? Единственным оправданием всему этому может быть только сакрализация рубля как национального культурного достояния, сомасштабного Рублеву. Реальность дает мало оснований для подобного отношения к национальной валюте.
Представляется, что равнодушие к дискредитации символических ценностей, насилию над мифами обусловлено такими характеристиками современного обыденного сознания, как неразвитость ассоциативного мышления и воображения, недостаточная разработанность эмоциональной сферы, привычка к восприятию большинства сообщений как информационного шума. Причины, по которым общественное сознание дошло до такого состояния, — тема отдельного разговора. Отметим только, что здесь коренится и массовое равнодушие к возвращению в 2000 году Государственного гимна авторства Александрова — Михалкова. Эта музыка и эти обновленные слова не вызывают у большинства ни эмоций, ни ассоциаций. Они воспринимаются как привычный информационный шум. Конечно, миф или символическая ценность заслуживают большего.
Эмоциональная и моральная глухота, непонимание разрушительных последствий размещения старых ритуалов, символических действий и камланий в новом контексте ведет к его разрушению и воспроизводству старого контекста существования. Так, представляется невозможным преодоление «советскости» до тех пор, пока существуют такие профессиональные праздники, как День милиции и бывший День чекиста, а ныне, с 1995 года, — День работника органов госбезопасности. В данном случае речь идет даже не о праздниках как таковых, которые вполне могли бы быть узкокорпоративными мероприятиями, а об их существовании в привлекательном для миллионов медийном пространстве — в виде «концертов мастеров искусств», которые десятилетиями транслируются 10 ноября и 20 декабря главными федеральными телеканалами. Очевидно, что практика богатых концертов самых знаменитых отечественных, а применительно к Дню чекиста и зарубежных артистов, отмечающих подобные знаменательные дни, выглядит по меньшей мере странно в современном европейском культурном контексте. Представьте, возможно ли празднование Дня «бобби» в Ройял Альберт Холле или концерт в «Олимпии», посвященный Дню «ажана». Не говоря уже о Дне спецагента (ФБР) с соответствующим концертом в Линкольн-центре.
Очевидно, что мало изменилась с советских времен и мотивация участия в концертах тех, кто больше всего нравится начальству силового блока, — это сервильность, страх или нежелание портить отношение с теми, у кого в стране реальная власть. Понятно и то, что в самом содержании концертов символически утверждается преемственность в деятельности правоохранительных и карательных органов, а также спецслужб — от 1917 года до наших дней. Неясно, как будет выглядеть и как будет воспринят первый концерт, посвященный Дню милиции, после преступления майора Евсюкова. Возможно, нерефлексивные граждане воспримут его, как еще один малозначимый всплеск информационного шума. За полушутливым, почти ёрническим — «Концерт ко Дню советской милиции — это святое!» — большое содержание и глубокий смысл.
В 1953 году в журнале «Крокодил» (№ 12) появилась смелая по тем временам отповедь бюрократам поэта-сатирика Юрия Благова:
Мы — за смех! Но нам нужны
Подобрее Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.
С Щедриными и Гоголями, действительно, можно договориться, чтобы не трогали. С Бартами — никогда. Ученые, даже если захотят, добрее не станут, им научная методология не позволяет. Они ведь не бичуют, не разоблачают, не критикуют. Они просто фиксируют, констатируют и заставляют взглянуть на привычное по-новому.