Ян Шванкмайер: «Без моего детства я был бы глух и нем»
- №9, сентябрь
- Антон Долин
Беседу ведет Антон Долин
Антон Долин. Снимая фильмы, вы не думаете о зрителях, ничего не ждете от публики?
Ян Шванкмайер. Любое подлинное произведение искусства должно возникать без каких-либо скидок на ожидания, пол, возраст, духовный или материальный уровень зрителя. Только так произведение обретает силу подлинного свидетельства. Абсолютная свобода творчества — главное условие его подлинности.
Антон Долин. Как творческая свобода связана со свободой в социальном, политическом смысле слова?
Ян Шванкмайер. Есть только одна свобода. Я считаю тему свободы или освобождения единственными достойными темами для художника.
Антон Долин. Ваши фильмы можно назвать универсальными: их способны воспринимать образованные и неподготовленные зрители, дети и взрослые...
Ян Шванкмайер. Именно потому, что мои фильмы неподкупно субъективны, им присуща определенная настойчивость и они находят отклик у самых разных — но сходным образом настроенных — людей. Я называю это «интерсубъективной коммуникацией», которая является бесспорной привилегией творчества, связанного с воображением и фантазией.
Антон Долин. Шванкмайер-режиссер и Шванкмайер-художник — разные люди?
Ян Шванкмайер. Я не делаю различия между моими фильмами и другими творческими проявлениями, картинами или скульптурами. Их источник — одни и те же переживания и впечатления. Я — поборник сюрреалистической универсальности выражения.
Антон Долин. Как к вам пришла идея тактильной техники, создания скульптур в виде «тактильных объектов»?
Ян Шванкмайер. К экспериментам с тактильными ощущениями я приступил в середине
Антон Долин. Ваш основной метод — совмещение анимации и игрового кино — имеет для вас чисто прикладной смысл, или здесь скрыта философия?
Ян Шванкмайер. Форму осуществления фильма определяет его тема, никакой философии в этом нет. Однако в сочетании анимации обыденных предметов, живых актеров и реальной среды, безусловно, есть что-то подрывное. Если вы позволяете ожить предметам повседневного обихода, лишая их утилитарного назначения, вырывая из привычного контекста, и при этом заставляете их существовать в знакомой зрителю среде, совмещаете с живыми людьми, то вы вызываете у публики специфическую реакцию. Она начинает ощущать ограниченность прагматического мироощущения. Вы спровоцируете зрителя на сопротивление — или разбудите в нем затаенную фантазию, жажду волшебного. В любом случае, это позволяет оспорить, поставить под сомнение материальный мир как единственно возможный.
Антон Долин. Насколько важно для вас иметь личные отсылки к темам и сюжетам фильмов, осознавать параллели с личным опытом?
Ян Шванкмайер. Необходимо.
Антон Долин. Скажем, за неприязненным отношением к процессу поглощения пищи скрываются какие-то ваши фобии?
Ян Шванкмайер. В детстве у меня были проблемы с едой. Точнее сказать, проблемы были у моих родителей. Я не хотел есть, был болезненно тощим, костлявым. Меня посылали в специальные оздоровительные учреждения, где заставляли есть полезную пищу: насильно кормили железосодержащими продуктами, вливали в меня рыбий жир. Испытанные тогда детские чувства переходят из одного моего фильма в другой. Изменить это не способен даже тот факт, что теперь у меня нет никаких проблем с аппетитом.
Антон Долин. А к мясу у вас какое-то особенное отношение? Вы, случайно, не вегетарианец?
Ян Шванкмайер. Нет, не вегетарианец. Мясо в моих фильмах представляет мясо как таковое, но также является многозначным символом. И, конечно, мой детский опыт наполняет его особенным содержанием, добавляет к символике жестко субъективное переживание.
Антон Долин. Вы настойчиво цитируете в своих фильмах и других работах маркиза де Сада. Вы разделяете его взгляды на вопросы религии и сексуальности?
Ян Шванкмайер. Можно сказать, что мои взгляды на религию и сексуальность, в сущности, устойчивы и в самом деле определены сочинениями Фрейда и де Сада.
Антон Долин. Какие другие писатели и художники особенно сильно повлияли на вас в жизни и творчестве?
Ян Шванкмайер. В моих фильмах и прочих произведениях вы найдете ссылки на целый ряд сочинений сюрреалистов — Макса Эрнста, Витеслава Незвала, Рене Магритта, Карела Тейге, Йиндржиха Штырского. В моем последнем сценарии «Пережить свою жизнь» я ссылаюсь на книгу Андре Бретона «Сообщающиеся сосуды». Но также я ссылаюсь и на предшественников сюрреализма — Джузеппе Арчимбольдо, Иеронимуса Босха, графа де Лотреамона, Льюиса Кэрролла, Эдгара Алана По.
Антон Долин. А как же Франц Кафка?
Ян Шванкмайер. Мой ранний фильм «Квартира» очень похож на его прозу.
Антон Долин. С русскими писателями вы тоже наверняка знакомы. Никогда не думали об экранизации Даниила Хармса? Или Гоголя, или Достоевского?
Ян Шванкмайер. Книги Хармса я знаю, но никогда не думал о них в связи с моим творчеством. Зато одно время я размышлял над экранизацией Гоголя — думал сделать фильм по «Вию» или «Носу». Достоевского экранизировать не думал, хотя являюсь его страстным читателем.
Антон Долин. Мир в ваших фильмах предстает как огромный кукольный театр. А вы себя считаете куклой или кукловодом?
Ян Шванкмайер. Всю мою жизнь я стремлюсь к тому, чтобы не быть ни кукловодом, ни куклой. То есть ни манипулятором, ни манипулируемым.
Антон Долин. Насколько для вас важно место проживания — Прага? Могли бы вы создавать те же фильмы в другом городе?
Ян Шванкмайер. Нет. Прага необходима мне для творчества, в этом городе зашифрована моя ментальная морфология. Без моего детства я был бы глух и нем.
Антон Долин. Существуют ли в вашей жизни и сознании те интимные зоны, в которые вашим зрителям допуска нет?
Ян Шванкмайер. У меня нет никакой личной жизни — я обнародовал ее в моих произведениях.
Антон Долин. Тогда краткий вопрос о том, как вы и ваша жена Эва Шванкмайерова жили и работали вместе: принято считать, что двум творческим личностям трудно ужиться, а вы провели бок о бок сорок пять лет...
Ян Шванкмайер. Нас объединяли свобода, любовь и поэзия. Считайте это цитатой из Андре Бретона.
Антон Долин. О чем будет ваш новый фильм «Пережить свою жизнь»?
Ян Шванкмайер. Это психоаналитическая комедия. Основой для сценария стал один мой сон, который стихийно развернулся в самостоятельный сюжет — он существует на грани сна и действительности, в переходах из одной стихии в другую. Точно в духе Георга Кристофа Лихтенберга — создавая таким образом единую неделимую жизнь.