Портрет Ричарда Кёртиса: Искусство рождественского пудинга
- №11, ноябрь
- Лидия Кузьмина
«Он ответствен за имидж нашего современного кино», — так пишут о Ричарде Кёртисе, вознесшем британские ромкомы в первые строчки мировых хит-парадов. Многие, однако, беспокоятся, что имидж этот смешон — в прямом и переносном смысле. Виновника очень энергично призывают к ответу, однако и состав преступления, и причина общественных волнений не очень понятны: то ли комедиям такое положение не по статусу, то ли критикам они не по зубам, то ли действительно наступила «бархатная революция» буржуазной посредственности и пора бить тревогу...
Кёртис написал сценарии к «Четырем свадьбам и одним похоронам», «Ноттинг-Хиллу» и поставил по собственному сценарию «Реальную любовь» — самые успешные британские комедии за всю их историю. «Они укутали Англию, как пуховое одеяло, затопили тоннами любви, повальной вежливостью и всеобщей красотой», — намекают журналисты на их излишнюю уютность. Пришпиливают и более определенные ярлыки. Variety так отозвался на «Реальную любовь»: «Произведение роскошного дизайна, укомплектованное всеми удобными техническими новинками, как «Роллс-Ройс». Буржуазная мечта. Последний писк комфорта. И сам он — образец буржуазности: обеспеченные родители (отец был чиновником среднего звена в крупном потребительском холдинге «Юнилевер», семья много путешествовала), прекрасное образование (выпускник Хэрроу и Оксфорда, всегда считавшийся способным), образцовая семья (крепкий союз с телеведущей Эммой Фрейд, четверо детей). В общении — воплощение приятности и легкости.
Его гладкую буржуазную шкурку все время подцепляют, чтобы обнаружить там либо преступную успокоенность, либо еще более преступный цинизм (собирает такие дивиденды, пользуясь зрительским простодушием!). Кёртис защищается не слишком изящно. Бубнит одно и то же, показаний не меняет, ничему из того, что он делает, они не противоречат: «Я действительно думаю, что в мире есть огромная доля оптимизма, тепла и любви, которые недооценивают. Я это чувствую, и я об этом пишу». Никаких трудностей с толкованием обозначенных творческих интенций у оппонентов не возникает — версии см. выше.
Свадьбы, похороны...
Когда его комедии не были так знамениты, над ними просто от души смеялись. Кёртис начал писать юмористические скетчи для ТВ в конце
К середине То был удивительно телевизионный формат. И обращение с этим форматом было невероятно легким. В центре внимания — проблемы, обычно тщательно исследуемые в «Санта-Барбаре» и прочих «мыльных операх»: жениться или не жениться, а если жениться, то на ком? Однако в таком славном ракурсе — героями была компания молодых людей, профессиональных гостей на свадьбах — бесконечные любовные метания (и «тонны любви», которые Кёртису вменяют в вину) и множество комических ситуаций на этой почве были совершенно естественными. Герои удачно разбавили круг ограниченных людей, постоянно встречающихся в романтических комедиях. Были ужасно милыми, и проистекало это от теплоты авторского взгляда, а не «обязанностей» типажа (главный «очаровашка» Хью Грант стал после фильма звездой). Неглупыми. Личный крах встречали грустной шуткой — так по-английски. Женскую преданность принимали с обреченностью нашего Бузыкина. Некий «ромкомовский», обитый картоном каркас угадывался, но толпа разгильдяев напустила туда сквозняков. В помещениях, вроде знакомых, гуляло настроение — возможно, просто потому, что сюжет навеяли ностальгические воспоминания сценариста о собственном прошлом (история главного героя Чарлза — с его неистребимой привычкой опаздывать с самого начала и вплоть до торжественной финальной сцены и просьбы «не выходить за него замуж всю оставшуюся жизнь» — без затей была списана с самого автора). На вкус большинства людей серьезных фильм был слишком сентиментален, но и они не могли не при-знать, что подозрительное простодушие, имеющиеся в наличии штампы и катастрофическое количество свадебных торжеств его обаянию не мешают. После «Четырех свадеб...» он сочинял более типичные романтические комедии, рассчитанные на звезд, большой бюджет и определенную — женскую — аудиторию. Видимо, положение обязывало. «Ноттинг-Хилл» (режиссер Роджер Мичелл) побил рекорд предыдущей картины по кассовым сборам (350 миллионов долларов против 250). Разрекламированные фильмы о Бриджет Джонс до рекордов не дотянули, но и Кёртис «виноват» лишь наполовину — он был соавтором сценария. С телеэкрана он тоже не сходит; популярный сериал «Викарий из Дибли» — еще одна из его удач. К тому же еще в середине Диверсификация комедии Между тем в 2003 году Кёртис поставил свою первую картину; противников заставляло скривиться одно название — Love Actually (которое во всем мире перевели примерно как «Просто любовь», у нас «усугубили» до невозможности — «Реальная любовь»). В этом году вышла следующая — «Рок-волна». Он умеет работать с голливудским форматом, «Ноттинг-Хилл» и Бриджет Джонс тому порукой, однако когда он начал снимать фильмы сам, выяснилось, что некое наблюдение над потоком жизни и умение замечать небольшие людские драмы явно превалируют над желанием эти людские драмы втискивать в традиционный сюжет. И оба снятых им на сегодняшний день фильма ближе к «Четырем свадьбам...» — своей подвижностью, обилием героев, каждый из которых претендует стать главным, и ощущением «вокзальности» и неприкаянности. Герои «Четырех свадеб...» все время куда-то бежали, от одного решающего события в жизни до другого такого же, в сущности, ничего в этой жизни не менявшего. Герои «Рок-волны» окажутся во власти стихии в буквальном смысле, ибо действие развернется на корабле в Северном море. А события «Реальной любви» обрамлены кадрами, снятыми в аэропорту Хитроу — решающими для стиля и содержания фильма. Он начинает фильм прямо со своего кредо, произносит краткую речь на фоне окрашенной ожиданием людской толпы: «Когда положение в мире наводит на меня грусть, я думаю о зале прилета в аэропорту Хитроу. Согласно общему мнению, мы живем в мире насилия и алчности. Но я не согласен. Мне кажется, что любовь — повсюду. Зачастую любовь не очень заметна и торжественна, но она, если присмотреться, действительно повсюду» (камера в это время скользит по лицам: рыжий джентльмен в очках, похожий на кролика, и именно пасхального кролика, как сказали бы недоброжелатели, — это сам Кёртис). И дальше режиссер-сценарист представляет несколько любовных историй, затейливо переплетающихся одна с другой: девять сюжетных линий, двадцать два главных героя. Респектабельная семейная пара, чей покой нарушен секретаршей; папа и сын, только что потерявшие жену и маму; счастливые молодожены и сраженный любовью к невесте друг семьи; дружеский тандем — рок-звезда и его менеджер... Имеют место быть также свадьба, похороны и Хью Грант (в сказочно неправдоподобной роли премьер-министра). Сюжетные линии сами собой цепляются одна за другую, подхваченные круговоротом событий и кружевами слов. С начального титра герои нерешительно забирают «аctually» и все время норовят им одним заменить все те слова, которые предназначены объекту любви. Это мерзкое чувство раздетости, страх оказаться смешным со своей горсткой чувств перед тем, кому они не нужны... — умеет Кёртис напомнить, как это бывает. И, конечно, славно пошутить по поводу «меры обнажения». Одна из самых забавных пар — порноактеры, чей робкий роман развивается во время съемок фильма, где они заменяют героев в постельных сценах. Находясь в самых завлекательных позах, они, тем не менее, как школьники, запакованные в униформу, заикаются от смущения, пытаясь договориться о первом свидании. Кёртис своего рода бытописатель, «тонны любви» он накапливает нюансами, которые замечает в простом и со всеми случающемся. Его манера как бы предполагает лишь доброжелательную наблюдательность. Он часто говорит, что не написал ничего смешнее того, что видит вокруг, и никогда в своих пьесах не был так же забавен, как всякий человек в конце хорошей вечеринки, когда он окружен друзьями и слегка пьян. Мир его комедий покоится на довольно простых основаниях его человеческих свойств: друзья, с его точки зрения, всегда надежны и умеют чудесно украсить твою жизнь, а вот любови всегда зыбки и трудны. И героев он сразу придумывает большими славными компаниями, от собственной обыденности не удаляясь, — будто продолжая ежедневную, приятную круговерть общения. Это тоже его осмысленное кредо: он защищает права повседневности принципиально; в область артхауса он не вторгается, но был бы не прочь просто подвинуть с экрана маньяков, сыщиков, марсиан и преувеличенные страсти. В конце концов, возможно, убийц там больше, чем людей, просто потому, что интересничать за их счет гораздо легче. Что касается компании, то в «Реальной любви» по случаю Рождества состоялся просто праздничный сбор гостей. Плотность звезд на отдельно взятый фильм зашкаливает (кажется, согласились поучаствовать все британские знаменитости от Алана Рикмана, Лайэма Нисона, Колина Фёрта до Кейры Найтли), никто никому не мешает, каждый образ отделан любовно, и не поймешь, кто по кому сшит — образ по исполнителю или наоборот. Давний приятель Роуэн Аткинсон выступил в роли вдохновенного упаковщика рождественских подарков, маленькой и символической. В каком-то смысле тут все этим заняты, потому что фильм — букет рождественских историй. И подарки приготовлены всем и каждому: одиноким офисным дамам — романтичный бразилец Родриго Санторо, жаждущим секса рыжим подросткам — группа длинноногих блондинок, каждому боссу — секретарша (и наоборот) и всем обманутым женам — сочувственный взгляд. Взявшись всех одарить, он заодно перемешал и форматы — от «мыльной оперы» до тонкой драмы, — чтоб были на любой вкус. На одном полюсе — поцелуй премьер-министра с секретаршей под рождественские блестки и аплодисменты публики, на другом — тихие слезы Эммы Томпсон, чья семейная жизнь расползается по швам. Очень удобно и остроумно — любой действительно найдет, чем заняться. Диверсифицированная комедия, идеальный хит. А потом, не сбавляя темпа, все эти двадцать два героя (или около того) и еще много людей оказываются в аэропорту Хитроу. Градус положительных эмоций повышен, радость ожидания наполняет воздух озоном. Британские звезды, седовласые старушки, дети, лысеющие джентльмены и цветущие дамы — все кого-то ждут, скучают, шагают навстречу... Осталось лишь взглянуть на лица и ощутить, что воздух реальности — океан эмоций. Таких иногда... как рождественский снег. «Реальная любовь» — и самый популярный, и самый «кёртисовский» фильм, квинтэссенция стиля: странное сочетание ума и простодушия, необъяснимой привязанности к штампам и умения в эти штампы втиснуть содержание, острой наблюдательности и мягкосердечия... Его обычно сдержанный, интеллигентный гуманистический пафос обернулся здесь поэтической красотой, вытолкнувшей фильм за пределы жанра. Но даже в этом случае внятно отделить высокое от низкого не удается. И если уж такой клубок неясных ценностей и создает имидж британского кино, то такова сегодня его особенность. Мера раздетости Добившись в своем первом фильме сочувствия в старинном и буквальном смысле, «царь и бог комедии» искал способ снова разбудить такое волнение. Решение пришло, когда Кёртис делал очередное шоу для Comic Relief, — он пригласил в студию любимцев В Характеры фирменные, кёртисовские — деликатны и полны нюансов; неудивительно, что популярный и регулярно награждаемый за актерское мастерство Филипп Сеймур Хоффман там смотрится тяжеловато и неповоротливо, уж очень мало полутонов у него в обороте. Но остальные персонажи — не отлакированные фитнес-залом, по-интеллигентски сутулые, немножечко разрыхлившиеся на сухом лодочном пайке — замечательны (Ник Фрост и Крис О’Дауд, исполнители ролей доктора Дейва и Саймона, так и останутся в памяти диджеями рок-н-ролльных времен). Равно как и их наивное доверие к таким очаровательным, таким с виду невинным дамам, которые оказываются в чужой постели, едва герой отлучается на минутку за презервативом. В «Реальной любви» не к месту было развивать эту тему, а это мелкое несчастье — встреча с женским вероломством — одна из любимых интермедий, такие сцены у Кёртиса всегда так остроумны, и прочувствованы, и грустны. Тут даже свадьба на этом замешена — видимо, самая грустно-смешная свадьба из всех. Из приятных подарков — ослепительная, беззаботная, как никогда, Эмма Томпсон в роли взбалмошной блондинки в очках. Образ запечатлен в подкорке — кто же это? Модель с обложки старого журнала? Звезда «Рок-волну» дружно потопили — за сцены типа «Спартак» (так Кёртис называет собственные штампы, где друзья героя по очереди встают, произнося краткую речь в его поддержку), за финал типа «Титаник», за такую неразборчивую любовь ко всему, что «поп», и торжествующую сентиментальность. Но любопытно, что буржуазным умельцем его никто не назвал (а когда называли, между прочим, забывали сравнить с голливудскими коллегами, чей однотонный реквизит он, в общем-то, так интеллигентно отправил на склад). Просто подивились его наивности и простодушию. Зачли не-сколько замечательных сцен, но, в общем, лишь пожали плечами. Очень непредусмотрительно в «Рок-волне» он остался без спасительных подпорок, приятно и умно организованных штампов (которыми он отлично умеет пользоваться), разумной отстраненности, помогавшими ему обустраивать свое творческое «я». Он подставился, как простак. Как герои его собственных фильмов, которые так и сяк пытаются объясниться в своих чувствах, но не находят ответа: взаимная любовь — это ж так зыбко... Вот так вот у некоторых простаков сердце сжимается от нежности к нам, таким разнообразным и уязвимым, они носятся со своей искренностью, предлагают сочувствие и понимание, ищут нужные слова, занавешиваются иронией, придумывают образы и приспосабливаются к культурному фону. Многие, многие так топтались-скреблись, пока что-нибудь не отшлифуется. У кого — божий дар, у кого — обаяние. Как говаривал герой Хью Гранта в «Четырех свадьбах...», когда кто-нибудь намекал на его чертовскую привлекательность: «Ничто не дается без этой маеты»...