Толкование слов. «Полицейский, прилагательное», режиссер Корнелиу Порумбою
Автор сценария, режиссер Корнелиу Порумбою
Оператор Мариус Пандуру
Художник Михаэла Поэнару
В ролях: Драгос Букур, Влад Иванов, Ирина Саулеску,
Йон Стойка, Мариан Генеа и другие
42 Km Film, Periscop Film, Racova, Raza Studio, HBO
Румыния
2009
На улицах провинциального городка повседневная скука. Молодой человек — полицейский Кристи (Драгос Букур) — выслеживает тройку ребят в заурядном школьном дворе. Внешне он ничем не выделяется из толпы. Дело простенькое, но в нем что-то не так. Это смутно чувствует Кристи, аккуратный, дотошный простак. Одного из школьников обвиняют в курении и, возможно, распространении гашиша. В Европе никто бы и ухом не повел, но по румынским законам мальчику грозит срок. Зябкое, медитативное ожидание у дома одного из подозреваемых. Кажется, детектива увлекает сам процесс слежки, не результат.
Долгое, очень долгое время ничего в фильме не происходит. Ничего экстраординарного, кроме сосредоточенной магии достоверности в кадре. Подобно тому как Кристи наблюдает за своей жертвой, Корнелиу Порумбою скрупулезно воссоздает нейтральную на первый взгляд среду обитания полицейского — крохотную квартирку, унылый участок — и ежедневную рутину — отчеты о ходе расследования, записанные ручкой, хотя компьютер стоит на рабочем столе. Саспенс возникает не благодаря развитию фабулы, но из интимности непримет ного проживания Кристи. Каждой минуты, многих часов тягучего, безрезультатного дня.
Однако фильмам Порумбою — их конструкциям — свойственна почти математическая четкость. Безупречно выверенный сценарий представляет собой всего лишь «словесную сетку», в которой внутренний смысл повествования возникает (или может быть вербализован) между строк, «между делом».
Данная история кажется бессюжетной. Ее суть можно свести всего лишь к одному, хоть и принципиальному, обстоятельству: полицейский до последнего момента считает несправедливым обвинение подростка. Но в кульминации фильма — о чем речь впереди — переживает перерождение и готов арестовать школьника. Постепенно из скромного преступления реконструируется реальная драма не столько мальчика, сколько самого полицейского
и его окружения. Парадокс состоит в том, каким образом режиссер наполняет условную коллизию документальной «аурой». Ритм бессобытийности возникает из сопричастности реальному времени, совпадающему со временем действия, которое локализуется в паузах — длинных атмосферных планах, составляющих плоть этой притчевой конструкции. Каждая детально выстроенная и отрепетированная сцена тут пронизана воздухом, но также тривиальностью обстановки, которую, тем не менее, Порумбою неожиданно взрывает.
Следователю, детективу, «прилагательному» системы, расследовать как будто нечего. Кажется, что после эпохальных событий конца
Граница между старым и «новым, новым» миром не преодолена. Хотя свобода слова — толкования слов — налицо, а изменения грамматических правил узаконены. И все-таки годы идут, но по существу ничего не меняется.
Те же заброшенные волейбольные площадки, безликие коридоры, мутная канцелярия. Однако в этой привычной безмятежности накаляются разрывы межличностных отношений.
В фильме Порумбою «Было или не было?» («12:08 к востоку от Бухареста») в канун нового 2006 года ведущий ток-шоу ищет героев для телепрограммы, в которой намерен пообсуждать, была ли в
Переворот произошел, но, свидетельствует режиссер, уже переинтерпретирован в анекдот. Голоса участников предновогоднего шоу заглушаются (как глушились «вражеские» голоса до румынского бунта) в общественном голосовании — в пугающих яростью многочисленных звонках обывателей. Правда о времени, людях тает в подозрительно неоднозначных трактовках. Причем выясняется с гротескной подробностью, потребной для лучшего применения, точное, буквально по секундам, время выхода на площадь реальных или лжедиссидентов. В этом «прямом эфире» революция становится в историческом масштабе относительной или даже виртуальной. Жизнь после жизни в бывшей соцстране по-прежнему напоминает существование, когда ты совершенно бесправен, а твое занятие — быть историком или, например, честным полицейским — лишено всякого смысла. Дело в «Полицейском, прилагательном» важно закрыть, а не разбираться в нем — и чем скорее, тем лучше.
Дискуссия в фильме «12:08 к востоку от Бухареста» разворачивается на фоне фотографии той самой площади перед городской ратушей, на которой то ли свершилась, то ли нет революция. Участники шоу расходятся. Гаснет свет. Ученики господина Манеску взрывают петарды по замершему — в ожидании календарного обновления природы — городу. Накануне Рождества учитель одалживает деньги, чтобы напиться до потери памяти, заглушить тоску и безмерное одиночество. Пенсионер Пишкочи покупает в китайской лавке новый, дешевый, недолговечный костюм Санта-Клауса. Заснеженные улицы. Сумерки. Один за другим загораются уличные фонари. Загораются в такт бесшумному дыханию обитателей сонной провинции.
В «Полицейском, прилагательном» все действующие лица и фоновые персонажи передают друг другу информацию. Необязательные или, напротив, важные фразы, вытянутые из контекста, потихоньку, не сразу, составляются в формулы, которые определяют и эту румынскую, а может быть, всякую жизнь после недавних восстаний. Однако толкование этих формул — затверженных давно истин — постепенно ведет к неожиданному пониманию человека и полицейского. Его судьбы, предназначения.
Изменения в обществе отражаются здесь в первую очередь в языке, в переменах грамматических правил. А значит, смыслов слов, закрепленных в статьях толковых словарей. И даже во введении бестолковых, но действенных толкований этих, теперь еще и «обвинительных», статей, «необходимых для общества». Для его порядка, за которым обязаны следить именно полицейские.
Порумбою ставит следственный эксперимент: он проблематизирует принципиальный зазор между реальностью и ее интерпретацией. Документом и притчей. Законом и жизнью. Умение привести к заблуждению — способ структурирования аморфной повседневности в условиях жесткой, безапелляционной системы. Апеллировать можно только к себе. Цена — какое-никакое благополучие.
Кульминационную сцену с толковым словарем в «Полицейском, прилагательном» предваряет эпизод покороче, в нем разбираются слова песни, которую жена Кристи, учительница, слушает за компьютером. Ужин героя в реальном времени сопровождается непрерывным звучанием сладкоголосой мелодии. Гимном банальности. И — след в след — ироническим устным эссе о природе обыденного сознания в толковании слов песни. Для жены это стихи о любви —"абсолюте«, выраженной в поэтических образах. Жена-учительница философствует о риторическом приеме — анафоре: «Каким было бы море без солнца, а поле без цветов? Цветок — красивый, значит, он есть символ красоты». Муж-полицейский раздражен. Он недоумевает, почему все то же самое нельзя сформулировать, спеть, сказать по-простому: «Ведь цветы бывают красивые, а бывают уродливые».
«Совесть — это что-то внутри меня, она останавливает от совершения чего-то плохого. Того, о чем потом будешь жалеть». Таков мотив отказа Кристи от ареста мальчика, записанный по настоянию начальника участка напарником полицейского на доске. Начальник вызывает секретаршу с толковым словарем. И устраивает «концерт», играя в слова. Он манипулирует дефинициями, допрашивая секретаршу, обращаясь к собственному опыту и, наконец, к словарю, добивая детектива и лишая его инстинктивной потребности понять человека, может быть, преступившего, встать на его позицию. А в итоге заставляя отказаться от позиции как таковой. Словарная статья звучит так, а могла быть написана по-другому. Закон, как и словарь, ясен, но реальность сложнее, запутаннее. Интерпретация — дело витиеватое. В роли изворотливого босса — Влад Иванов, игравший предприимчивого доктора в фильме «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджу. На сей раз он представляет изощренного провинциального «диалектика», румынскую тень Порфирия Петровича из «Преступления и наказания».
В «12:08 к востоку от Бухареста» Порумбою с помощью цитат из мифологического словаря, озвученных ведущим ток-шоу, структурировал гротескный студийный разговор. Однако толкование притч тут же забалтывалось в репликах — звонках — телезрителей. В «Полицейском...» начальник Кристи использует толковый словарь для того, чтобы заболтать, мифологизировать здравые доводы своего подчиненного, интерпретированные им как абсурдные.
Притча о полицейском — существительном или прилагательном — формализуется режиссером в социальном и антропологическом документе. Собственно расследование, как и правда о нем, становится более эфемерным, чем сами «слова». Но парадокс: вербальная чехарда, устроенная боссом полиции с привлечением толкового словаря, для того чтобы втолковать честному полицейскому то, что понять он не может, но должен, определяет формулу невербальных — недосказанных — отношений между хозяином положения в участке (или стране) и его подчиненным (или согражданами).
Последняя страница словарной статьи увеличена во весь экран. Режиссер противопоставляет казенный печатный текст рукописным отчетам Кристи. Странички, исписанные тонким почерком, тоже заполнили кадр. Сухое
изложение происшествий, гипотез слагается в интимный дневник главного героя. Ведь летопись пустякового дела имеет для Кристи не только профессиональное значение. Поэтому внезапно прерванное расследование ведет к личной трагедии оступившегося — уступившего полицейского.
Пока Кристи занимается следствием, он есть, но в тот момент, когда подчиняется интерпретационному натиску босса, — перестает существовать. И превращается в «прилагательное». Иезуитский урок начальника полиции, привлекшего толковый словарь, чтобы объяснить значение таких понятий, как «совесть и мораль», сломал, как на известных в истории допросах, то есть «убил» словом незамысловатого человека, полицейского Кристи.
Жена-учительница случайно читает забытый дома отчет мужа и находит в нем одну грамматическую ошибку. На первый взгляд совсем незначительную. Уже два года слово «никакой» в румынском языке — отрицательное местоимение и пишется слитно. Раньше оно было прилагательным и писалось с отрицательной частицей раздельно. Детектив поражен: «Кто отвечает за правописание?» «Академия Румынии», — улыбается жена. Для Порумбою понятие «ошибка» равнозначно подмене смысла. Сбой на уровне языка оборачивается «грамматической» инверсией правильной/ложной жизни. Неисправленная ошибка в отчете Кристи, которую замечает его филологически чуткий начальник, соотнесена с капитуляцией полицейского во время подготовки операции по задержанию «преступника».
Стертая киногения этого фильма — в пристальном бытописании, в изучении на просвет новой и старой румынской «вещественности» (вещественных доказательств). В архетипичности социалистических интерьеров и экстерьеров. В отсутствии дистанции по отношению к героям, которые в «реальном времени» проживают то или иное событие. И, наконец, в постановке вопроса для единственно верного, а потому не существующего ответа, на который нужна внутренняя мотивация. Ведь реальность — это, в сущности, то, во что мы верим или чему доверяем. Вне доверия ее нет. Среди множества интерпретаций следов этой реальности, предпринятых героями фильма, одну выбрать трудно. Режиссер это понимает. Ошибка неизбежна.
Для финала Порумбою выбирает крупный план некоего молодого человека. Он стоит спиной к зрителям и чертит мелом на доске план захвата ребят. На той самой — злополучной — доске из кабинета полицейского чиновника. Только по голосу мы узнаем в незнакомце Кристи. И все же чуть-чуть сомневаемся. Обыкновенная доска, на которой можно все что угодно написать и стереть, становится метафорой пространства, в котором можно только что быть и вдруг исчезнуть. Стертая надпись как стертая графа биографии. Прошлой жизни.
Гаснет свет. Существительное по правилам новой игры (и не только в слова) стало прилагательным. Попсовая мелодия на титрах рассеивает румынскую «докудраму», иронически и философски подтверждая глубинную связь ее с фарсом.
