Дело о голове. «Роман Поланский: разыскиваемый и желанный», режиссер Марина Зенович

Трудно сказать, как на самом деле рождается история и где ее конец. Казалось бы, события тридцатилетней давности, если они не сыграли важную роль в жизни страны, автоматически перемещаются в отсек сознания с табличкой «Прожито

и забыто». Но иногда история должна обрести новую форму, переродиться в новом времени и новых обстоятельствах, хотя бы и спустя три десятка лет. Картина «Роман Полан-ский: разыскиваемый и желанный» (в русском названии смысл игры слов wanted и desired потерян) возвращает нас в 1970-е в период разгара скандала, связанного с именем Романа Поланского, которого обвинили в растлении малолетней. В феврале 1978 года Поланский был вынужден покинуть США, где долгие годы был счастлив, знаменит, а потом раздавлен и наконец загнан в угол.

Режиссер Марина Зенович в интервью заявляет, что ее целью ни в коем случае не было оправдание Поланского: она стремилась лишь нарисовать более или менее объективную картину произошедшего. Вполне возможно, Зенович использовала такую формулировку своей задачи лишь как прикрытие, потому что при всем желании трудно воспринимать ее работу как сугубо исследовательскую, а иногда вообще забываешь, что фильм документальный. Это настоящая courtroom drama, да еще с двойным дном.

При всей якобы объективности и беспристрастности, фильм явно соскальзывает в драму, в область «слишком человеческого». Музыкальное сопровождение и кадры из фильмов Поланского, вкрапленные в повествование, придают многим сценам слегка инфернальное звучание.

Первая сцена — Поланский и журналист сидят за пышно накрытым столом, подливают друг другу вино, мягкий свет преломляется в бокалах. Тепло и роскошь. Разговор больше напоминает беседу двух старых приятелей, чем интервью. Как бы между делом Поланский говорит: «Да, я люблю красивых молодых девушек. Думаю, как и большинство мужчин». И улыбается, прищурив глаза.

Далее — под миленькую мелодию «невинности» — наезд на фотографию девочки с хвостиками: сидит на корточках и улыбается. Начало фильма как будто расставляет фигурки на шахматной доске — мерзкий совратитель, прелестная жертва. И встык — шум, возгласы, вспышки фотоаппаратов, суета. Фигурка режиссера теряется в толпе репортеров и представителей общественности. Переход: сцены в зале суда, на экране выпечатываются строчки из стенограммы судебного заседания. Начинается процесс.

Нас знакомят с прокурором Роджером Гансоном, напоминающим мальчика из церковного хора, насквозь положительного и напичканного моралью; затем с адвокатом режиссера Дугласом Далтоном, блестящим оратором и виртуозом профессии. И, наконец, с судьей Лоренсом Риттенбандом, которому в фильме уделено не меньше внимания, чем самому обвиняемому. Тщеславный, амбициозный, изворотливый, вечно ищущий общества знаменитостей, судья становится на экране воплощением коррумпированной и извращенной системы американского правосудия. Риттенбанд, ранее часто имевший дело с известными фигурами, избалованный всеобщим интересом и обласканный звездами, горел желанием расправиться с Поланским на виду у публики и тем самым повысить свой статус «непримиримого борца за справедливость». И сторона обвинения, и защитники признавали, что судьей движет в первую очередь жажда славы, а не стремление покарать виновного.

Сам Поланский отзывался о судье с неприязнью, говоря, что тот, кажется, играет с ним, как кошка с мышкой, постоянно запутывая дело, меняя решения и преследуя исключительно свои интересы.

Параллельно судебной линии идет рассказ о жизни режиссера. Переезд в Америку, первый громкий успех, всеобщее обожание, бесконечные вечеринки, беспечные 60-е. Любовь, брак с Шэрон Тейт, счастье, надежда, успех, роскошь, безумие праздника жизни.

Немного странно, но именно в этот период появился фильм, принесший режиссеру настоящую славу. «Ребенок Розмари» с его демонически раскаленным воздухом, предельным напряжением, нагнетаемым от одной сцены к другой обозначил новую фазу развития творчества. Американская публика, как выяснилось, все еще склонная к пуританскому восприятию искусства, обвинила режиссера в пропаганде насилия и чуть ли не в причастности к сатанистским практикам. В принципе, уже в ранних короткометражных работах Поланского прослеживается некая болезненность, неуравновешенность, балансирование на грани сюрреализма или абсурда.

Марина Зенович, невольно или намеренно, скорее выстраивает свой фильм как рамку для портрета режиссера, нежели пишет сам портрет. Находит параллели, вкрапляет метафоры творчества в реальность. От этого картина и сама становится почти абсурдной, настолько навязчивы оказываются параллели между искусством и жизнью. Вскоре после выхода фильма «Ребенок Розмари» Америку шокирует убийство беременной Шэрон Тейт, совершенное бандой Мэнсона. Американские СМИ, и без того склонные к искажению фактов и пустым домыслам, после «Ребенка Розмари» начинают строить дикие теории о том, что убийца — сам режиссер, этот демон во плоти.

Рубеж обозначен. В фильме ярко показан переход от беззаботных 1960-х (теплые цветные кадры вечеринки дома у Поланского: Миа Фэрроу в цветастом платье танцует и смеется возле разрисованного хипповского фургончика, сам режиссер в компании жены и друзей пьет коктейли и веселится у бассейна) к тревожным 1970-м, мрак, безысходность и безумие которых вскоре проросли в «Макбете», «Китайском квартале» и «Жильце».

В большей части рецензий на «Разыскиваемого и желанного», опубликованных в американских изданиях, основное внимание авторы уделяют тонкостям судебного процесса; фигуры эгоистичного судьи, ангелоподобного прокурора и дерзкого адвоката привлекают их больше, чем личность Поланского, о котором им то ли нечего, то ли просто уже страшно что-то сказать. К тому же в фильме он появляется только в архивных материалах (режиссер отказался даже встретиться с Зенович, заявив, что не хочет заниматься саморекламой). Судебная система в Америке — животрепещущая тема, измусоленная и в кино, и на телевидении, и в литературе. Любое громкое дело, особенно связанное с именами знаменитостей, тянет за собой шлейф сплетен, теорий, дополнительных фактов, всяческих «ранее неизвестных доказательств».

В фильме обозначена и такая тема, как разница в отношении к подобным преступлениям в Европе и Америке. Один из друзей Поланского в интервью говорит о том, что для европейца связь с несовершеннолетней не является таким уж страшным преступлением. Но в Америке, как известно, готовы линчевать любого, кто скользнет взглядом чуть выше женского колена. И хотя размышления о «культурных различиях» звучат как совсем уж откровенное заступничество (тем более из уст близких друзей), в общем контексте дела и они не лишены здравого смысла. Тот же друг произносит и фразу, давшую фильму название: «In America he was wanted, in Europe he was desired» — «В Америке он был разыскиваемым, в Европе он был желанным».

В картине Марины Зенович соблюден баланс повествования, как во всякой добротно сделанной американской докудраме о человеке и системе, и тем не менее в ней сильна атмосфера абсурда — она превращает объективное исследование в историю о человеке, попавшем в мир, как в ловушку, пожираемый системой, о художнике, мечущемся, больном. Он не может жить иначе, чем поглощая мир и извлекая его из себя в преображенных, переработанных формах. Силится высвободиться из мира, пропитавшись им, потерять и одновременно обрести его вновь.

Суд и закон — сами по сути абсурд, как и преступление. И дело Поланского можно рассматривать не как дело о растлении малолетних, а как попытку проникнуть в голову, в сознание художника: тогда настоящими обвиняемыми становятся демоны, живущие внутри его мира, и справиться с ними не могут ни закон, ни совесть, ни мораль. Поэтому и объективность здесь не срабатывает. Интервью с адвокатами, прокурорами, журналистами и друзьями режиссера — этими свидетелями реальности и «поставщиками фактов» — теряются на фоне одной ухмылки Поланского. Сама обвинительница — теперь уже сорокалетняя женщина с круглым добродушным лицом — в интервью не говорит о самом «преступлении», не осуждает Поланского, она рассказывает о том, что с ней происходило: как она стала центром скандала, как ее достали журналисты, как вела себя ее мама... Режиссер, заключает жертва, уже достаточно настрадался. Но ее слова растворяются в воздухе, как и другие признания, свидетельства защиты или обвинения, приведенные в фильме, они забываются уже через пару минут.

Самыми сильными оказываются сцены, где реальные события рифмуются с фильмами Поланского. Запутанная история с судьей — с кадрами из ранней короткометражки режиссера «Толстый и тонкий»: посреди поля худой паренек (сам Поланский) комично пляшет и подпрыгивает в такт густым ударам огромного барабана, в который бьет толстенный лысый мужик, расплывшийся в кресле. Вдали, в тумане, угадывается Эйфелева башня, к которой в конце и убегает герой. Толпы фотографов, преследующих режиссера у здания суда, вызывают на экран злобных соседей из «Жильца», когда те подстерегают загнанного и измученного собственным бредом Трелковского, притаившегося у окна. Зверское убийство Шэрон Тейт читается как один из эпизодов в «Ребенке Розмари».

Жизнь преследует художника, а он то пытается сбежать от нее, то, наоборот, сталкивается с ней лицом к лицу и держит за шкирку, пока ей самой не сделается дурно. То прячется за ее спиной, вглядываясь в прошлое, то прыгает, пытаясь разглядеть то, что впереди и на что глядеть не положено.

Зенович явно симпатизирует Поланскому, хотя и открещивается от всякой оценочности. То, с какой точностью она чередует сцены из жизни режиссера с кадрами в зале суда, как рифмует мотивы из его фильмов с событиями его жизни, как выстраивает повествование, говорит о том, что ее фильм — не просто «попытка разобраться в этом деле» (так Зенович определяет свою задачу), но проницательное высказывание на тему, актуальность которой не вызывает сомнений. Жизнь, возможно, сама того не ведая, имитирует искусство. Разыскивается — автор.

«Роман Поланский: разыскиваемый и желанный»

Авторы сценария Джо Бини, П.Дж. Морган, Марина Зенович

Режиссер Марина Зенович

Оператор Таня Куп

Композитор Марк Де Гли Энтони

Antidote Films, BBC, Graceful Pictures

США — Великобритания

2008