Смешанные чувства

Ночь. Темная комната в доме, на улице горит фонарь. На диване лежит старая женщина. Как мертвая. Рядом в кресле неподвижная женская фигура. За окном идет дождь. Тишину резко нарушает лай собак. Звук подъезжающей машины, топот ног, взволнованные интонации. Хлопают двери, стучат каблучки, в комнату врываются люди, кто-то щелкает выключателем, и в комнате становится светло.

Типичная сельская комната. Четыре окна. Сервант. Фотографии на стенах. Вышивка. Диван, заканчивающийся телевизором. Яркий свет обостряет черты умирающей на диване женщины.

Люди, ворвавшиеся в комнату, взволнованные и мокрые от дождя. Это Таня, Валерик и Лёха-водитель.

Женщина в кресле, Валентина, пытается встать навстречу, но снова без сил падает в кресло. Ее лицо ничего не выражает. Взволнованная Таня бросается к дивану. Мужчины топчутся у двери.

— Мама! — Танин крик разрезает пространство на до и после. — Мама! Мамочка! Валя, ты что?!

— Всё… — произносит Валентина бесцветным голосом.

Таня смотрит на нее неверящими глазами. Потом на неподвижную мать. Начинает тормошить ее.

— Мама, вставай! Почему ты сидишь, Валя? Вставай! Вызвали врача? Вас что, парализовало?

Валерик рыдает и вытирается мокрым рукавом плаща.

— Вызвали… Из города… Как ты сказала. Так пока доедут… Уже всё.

Валентина беспомощно смотрит на сестру.

— Она без памяти… Два часа… Сразу перестала нас узнавать… Потом выключилась… Кончилась наша мамка, Таня…

— Не всё! Не всё! Мама! Вы что, не понимаете? Нужно что-то делать! Вставай, Валентина.

Таня мечется по комнате. Пытается звонить по мобильному телефону. Нет связи. Измеряет матери давление. Растирает ей руки. Целует. Плачет. Тормошит ее. Открывает окно. Оттуда доносится остервенелый собачий лай.

Непроизвольно все в комнате начинают двигаться. Апатия сменяется возбуждением. Совершаются бесполезные действия. Валера переставляет вещи. Валентина зачем-то открывает шкаф и достает оттуда чистое белье, платки, сорочки.

— Тут всё… Всё, что нужно…

— Нельзя было на вас оставлять! Я так и знала, знала! — Таня с ненавистью смотрит на брата с сестрой.

Валерик, не выдержав напряжения, выскакивает из комнаты. Возле единственного освещенного двора стоит машина «Нива». За рулем водитель. Толстая врачиха курит под зонтом у калитки. Боится войти во двор из-за лающих на нее отвязанных собак. Они просто сатанеют от бешенства. Водитель сигналит.

В сенях за занавеской стоит Валерик и наливает себе из бутылки из-под ликера «Бейлис» стопарь самогонки. Через сени кто-то стремительно выскакивает во двор. Хлопают двери.

Плача и трясясь, Валерик выпивает. В сени заходят врачиха и Таня. Валерик затаился за занавеской. Врачиха и Таня замешкались в сенях. Слышен какой-то шорох, шелест…

Танин голос шепчет настойчиво:

— Возьмите, я еще потом… Спа-сите…

— Таня, та не надо, Таня…

Когда они уходят в комнату, Валерик наливает себе снова.

— Пусть мамка живет… Я брошу пить… Пусть только живет…

Выпивает.

Едва светает. Кричат первые петухи. Дождь кончился. На крыльце стоит Лёха-водитель. Курит. Выходит Таня.

В дорогом и стильном платье, под мышкой сумочка дорогого бренда. Ухоженная, худая, нервная. Достает сигареты. Лёха прикуривает ей. На пороге лежат две дружелюбные дворняги, совсем не похожие на себя ночных. Лёха снисходительно треплет одну из них по голове. Таня рассматривает Лёхины руки — сильные, с грязными ногтями и серебряным перстнем на мизинце. Во рту серебряный зуб.

— Спасибо, что подвез. Не знаю, как бы добралась ночью. Сколько я должна за бензин?

— Та не надо, Таня…

Таня достает из кармана кошелек, оттуда тридцать гривен. Протягивает Лёхе.

— Хватит?

— Нормально. — Лёха нехотя берет деньги и прячет в нагрудный карман. — Ты Марченко видела? Приезжал на Пасху.

— Женился?

— Развелся. Двое детей.

Таня удивляется.

— Да ты что? А я Нинку видела.

— Третий раз замужем. А Кистра в Полтаве сейчас. Сын у него в тюрьме, знаешь?

Таня удивляется.

— Да ты что?!

— Ага. Жена такая симпатичная… Приезжала на гробки.

Таня достает мобильный, смотрит на него, досадливо морщится. Лёха с интересом смотрит на телефон.

— Не ловит тут, да? У нас тоже не ловит. На кладбище хорошо ловит.

— Мне звонить должны…

— Муж? Какой у тебя? «Нокиа»?

У моего зятя такой… С камерой. У тебя тоже с камерой?

— Ну да…

Некоторое время молча курят.

— Бляха, Танька, ты мне до сих пор снишься… Жена знает… Ревнует…

В порыве чувств Лёха сплевывает далеко. Он отталкивает ногой собаку и пронзительно смотрит на Таню. Таня невольно кокетничает.

— Как быстро летит время. Останешься с нами завтракать?

ремонт дизелей в2

Серый рассвет. Желтая веранда. Еще прохладно. Поют птицы. В дверь просовываются собачьи морды. Они жадно внюхиваются в запах жарящейся на сале картошки. На липучках трепыхаются мухи. Под лавками, на лавках, на полках и подоконниках — дары августа: помидоры, картошка, морковь, перцы, яблоки, дикие груши, кабаки и дыни. Сушатся травы и семена. Валентина ставит сковороду с картошкой на середину стола. Там уже стоят свежие овощи и зелень с грядки. Хлеб. Арбуз. Бутылка с самогоном. Валентина зевает. Вид у нее уставший, измученный. Валерик бодро разливает по рюмкам.

— Ну, за здоровье.

— Главное — это здоровье, — соглашается Валентина.

Лёха тоже соглашается и поднимает рюмку.

— Это точно. Было бы здоровье.

А где Таня?

Валентина подходит к двери и громко зовет:

— Таня! Мы без тебя не пьем!

Таня заходит на веранду и вводит под руки слабую маму. Счастливо улыбается. Валерик радостно поднимается навстречу.

— Мама!..

— Мама посидит с нами… Мама, тебе нужен воздух… Тебе ходить нужно… Налейте маме пять капель кагора.

Катя с трудом переступает, но идет. Все встают, суетятся вокруг нее, усаживают. Валерик снова шмыгает носом, плачет, наливает кагор. Катя обводит всех глазами. Останавливает свой взгляд на Тане. С трудом подбирает слова.

— А я рассказывала, как маленькая Таня косу прицепила?

Таня и Валентина в один голос:

— Рассказывала…

Катя переводит дух и продолжает слабым голосом:

— У меня коса была… В шифоньере… Моя… А Таня нашла ее и прицепила к своим волосикам резинкой…

А у самой три волосинки… А сверху надела платок и пошла по селу гулять…

А все удивляются, хвалят… Какая у тебя коса, Танечка. А я возьми та и скажи, что это она мою косу прицепила… Таня мне потом все окна на веранде побила…

Катя тихо смеется. Все с неоднозначными улыбками дослушивают историю, грея в руках полные рюмки.

— За тебя, мамочка! Дай Бог тебе здоровья! Не пугай нас так больше и живи сто лет! — громко тостует Валентина, встает и тянется к рюмке кагора, которую Валерик вставил маме в руку. За ней тянутся остальные.

— Главное — это здоровье… Все остальное такие мелочи жизни!.. Такие мелочи, если подумать!.. — искренне поддерживает Таня.

Все с удовольствием выпивают. Закусывают. Собаки стучат хвостами по полу, не осмеливаясь перейти границу между порогом и верандой. Внезапно поворачивают морды в сторону и, как по команде, радостно бегут к воротам.

— Как я скучаю по твоей картошке, Валя, — с аппетитом ест Таня.

— Так ты чаще приезжай, Таня…

— А купаться пойдем? Я так хочу в воду!..

— Щас допьем и пойдем. А Валерик на хозяйстве. Да?

Катя держит рюмку с кагором. Вертит ее в руках, как игрушку. Бессмысленно смотрит в пространство. Внезапно ее взгляд оживляется.

— Рыточка! Анголятко! — говорит она радостно.

На веранду заходит Рита. Ей шестнадцать лет. Она рослая, созревшая женщина с детским лицом. На ней короткая майка, обнажающая полный животик. Короткая юбка. Синяки на ногах. Сейчас Рита без макияжа, поэтому ее светлые брови и ресницы странно контрастируют с выкрашенными в черный цвет волосами. У нее сонный, хорошо нагулянный вид. Она удивленно оглядывает компанию, видит Таню. Бросается к ней с объятиями.

— Танюха! Ты когда приперлась?

— Пусти, задушишь! — Таня со смехом пытается освободиться от тяжелой Риты.

Лёха насмешливо оценивает Риту. Валентина устало смотрит на дочь.

— Это ты когда приперлась, блядина? Два дня шляешься. А у нас бабушка при смерти.

Рита, удивленно моргая, смотрит на бабушку, которая счастливо лепечет с рюмкой кагора в руках.

— Рыточка, анголятко!

Валерик тем временем налил еще по одной. Лёха, взглянув с грустью на часы, встает с рюмкой, чтобы сказать тост.

— Хочу выпить за женщин семьи Горбатюк. Чтоб вашему роду не было переводу!

Таня и Рита с радостным визгом вылезают из речки. Они в трусах. Тряся грудью, бегут в ивовые заросли. Полная Валентина лежит на спине на воде и не тонет. На ней раздуваются большие трусы и лифчик (не купальник). Кажется, что она спит. На ее лице тупое блаженство. Всходит солнце. Нигде ни души. На лугу стайками спят гуси. Легкий утренний туман стелется по траве.

Тихо плывет по узкой извилистой реке на лодке-долбанке мужичок-рыбак, плавно работая одним веслом. Слышит женский смех из-за ивовых зарослей на берегу. Подплывает. С любопытством прислушивается и приглядывается. Его взору предстает дивная картина.

Три пьяные почти обнаженные женщины сидят на большой подстилке, скрытые ивами от посторонних глаз, перед ними — выпивка и закуска. Они насыпают себе соль на руку.

— Ну, за нас, девочки… — предлагает Таня.

Слизывают соль с руки, выпивают самогон, закусывают лимоном.

В а л е н т и н а. Как ты говоришь?

Т а н я. Текила. Самогон из как-тусов.

Р и т а. А на вкус какое? Как наше?

Т а н я. Нет, вкус приятный. Мягкий. 38 градусов.

В а л е н т и н а (презрительно). Тю!

Р и т а. А мы с Артуром бренди пили.

Т а н я. Господи, так он еще и Артур? С ума сойти… Артур и Маргарита. Село Борщи.

Рита падает на подстилку. Мечтательно смотрит в небо.

Р и т а. Бренди воняет мышами.

Т а н я. Но он же женат, Ритка!

В а л е н т и н а. Ты скажи ей, скажи этой дуре. Позорище! С женатым мужиком.

Р и т а. Ма… Какая разница!

Т а н я. А представь, что твой так будет?

Р и т а. Так он мой! Я с ним с пятого класса гуляла! А на Любке он женился по залету.

Т а н я. Господи, у него еще и дети.

В а л е н т и н а. Да, три годика Сережке…

Валентина разливает самогон.

Пьют самогон, как текилу. Валентина смотрит на Риту с мрачной любовью.

В а л е н т и н а. Пусть гуляет.

А когда еще?

Т а н я. Не знаю, я против… Если б Костя, я бы сразу…

Р и т а. А сама — никогда?

Т а н я. Только в мыслях.

В а л е н т и н а. Лёха на тебя так смотрел…

Т а н я. Я так за маму испугалась… Понимаешь, что все не важно…

Р и т а. Что?

Т а н я. Да всё.

В а л е н т и н а. Так что у тебя там случилось?

Т а н я. Да все хорошо. С чего ты взяла?

В а л е н т и н а. Ты так сказала…

Т а н я. Да отстань, все нормально. Не каркай.

В а л е н т и н а. Лёха у нас богач. Председательшу возит. А помнишь, как тебе цветы носил?

Т а н я. Первый поцелуй с языком. Интересно…

Р и т а. Какой в постели, да?

Т а н я. Хочется на сеновале…

И запах дешевого табака.

В а л е н т и н а. И перегар…

Т а н я (мечтательно). И перегар… И простые слова, чтобы стыдно…

И примитивный секс. Чтоб как после бани. Идешь, а ноги подкашиваются.

И тело пустое и легкое.

В а л е н т и н а. Может, и не пустое.

Т а н я. Останусь у вас навсегда. Так хорошо дома! Так просто!

В а л е н т и н а. Да, и хрен с ним, с этим лейкозом. Пусть сдают, я что, крайняя?

Т а н я. У кого лейкоз?

В а л е н т и н а. У половины села.

У Синиц, у Кабанцов, у Пастухов, у Свиридовых.

Т а н я. Кошмар.

Р и т а. У коров.

Т а н я. Что?

Р и т а. У коров лейкоз.

Т а н я. О господи… Я не поняла… И что?

В а л е н т и н а. Я написала в город. Чтоб прислали проверяющего. А то выпасают в общем стаде, а потом сдают молоко государству. Я и написала. А что?!

Т а н я (неуверенно). Ну правильно.

Р и т а. Ага, а потом нас всех подпалят за твою писанину.

В а л е н т и н а. А я в ООН напишу.

Р и т а. Мама, вот на хуя тебе это все надо?

Т а н я. Давайте за маму… за бабушку выпьем. За здоровье.

В а л е н т и н а. За маму — святое.

Выпивают.

Валентина и Рита волокут пакеты с бутылкой, закуской, подстилками. Самозабвенно и нестройно поют песню Димы Билана «Все невозможное возможно».

Таня в счастливом экстазе бежит впереди них по рассветному лугу и разгоняет стаи спящих гусей. Гуси шипят, красиво разлетаются в разные стороны.

— Я дома!!! — кричит Таня.

Приближаются к селу. Люди выгоняют коров. Собирается красивое, наполовину лейкозное, стадо.

Валерик выгоняет из улочки свою Чайку. Он сильно подшофе. Пристает к женщинам. Те смеются, отмахиваются.

Крупным планом — красивенная корова Чайка, черная в белых пятнах. Отмахивается от оводов. Долго полноценно мочится. Мычит прямо в камеру, что есть сил.

Мужичок-рыбак вытаскивает рыбку из реки. Нанизывает червя. Закидывает удочку снова.

Солнце в зените. Катя сидит на крыльце, увитом виноградом и красными мальвами. У ее ног спят дворняги. Катя колет орехи. Скорлупа рассыпана по всему полу. Выходит пьяно сонная Таня в сельской ночной рубашке, обувает чьи-то большие шлепанцы. Катя поднимает на нее глаза. Доверчиво, по-детски улыбается ей навстречу. Но Таня усердно набирает номер на телефоне. Связь отсутствует.

С Катиного лица сползает улыбка, она возвращается к своим орехам.

— Черт! — Таня наступает на скорлупу, едва не падает, замечает маму. — Мамочка!

В порыве чувств целует маму в обе щеки. Катины щеки розовеют, улыбка возвращается.

— Мамочка! Золотая моя! Помощница!

— А Дашинька где, Таничка?

— На сборах, мама… Тренируется.

— А Костык? Приедет?

— А, мама… — Таня безнадежно машет рукой. — Все хорошо…

Валентина и Рита пораются по хозяйству. Рита в той же одежде, что и пришла с гулек. Тащит мешок за спиной к сараю. Ее водит из стороны в сторону. За ней идет Валентина с полными ведрами огурцов. Ее тоже шатает.

— Шо ты дрочишься? Тяжело?

А как к женатому мужику бегать, так на крылах!

— Ма… — хрипло мычит Рита.

Таня с трудом влезает на чердак по приставленной лестнице, больно ударяется о косяк. На чердаке жарко и светло от двух маленьких окошек. Висят сетки со старой обувью, стоят пустые пыльные банки, разные инструменты. За ненадобностью выброшены деревянное долбаное корыто, старинные, черные от печной копоти глиняные горшки, прялка, деревянный сундук, какие-то потемневшие от времени лубочные картины…

С чердака открывается вид на двор, Таня видит Риту и Валентину. Приспосабливается, чтобы поймать сеть. Набирает номер. Старается говорить трезво.

— Алё! Егор? Алё, это я!.. Да ни фига не слышно, я в селе, у меня мама при смерти! Да!.. Не знаю, когда… За свой счет пусть будет… Что?! Ничего не слышно! Сеть плохая! Я говорю… Черт…

— Танюха!!! Иди спать! — Рита стоит с мешком, задрав голову на чердак, счастливо лыбится.

У Тани звонит телефон. Рингтон из «Криминального чтива».

Рита бросает мешок. Начинает танцевать. Валентина смеется.

Сдувшийся Валерик входит во двор с коровой. Корова застывает перед танцующей Ритой. Рита в порыве чувств целует скотину в морду.

— Чаечка! Кормилица!

Таня смотрит на номер. Неохотно отвечает.

— Алё!.. Да, Марина Львовна… Что ж теперь делать? Без меня теперь… Что? Вы пропадаете! — Таня радостно отключается. — Ни хрена не ловит…

— Включи еще музычку! — просит Рита и продолжает танцевать без музыки.

Все смотрят на Риту, снисходительно улыбаясь. Катя аккомпанирует ей, издавая губами звуки музыки.

Таня ищет нужную мелодию, включает. Рита танцует.

— Иди, Чайка, иди, девки понапивались. И мне заправиться нужно. — Валерик подстегивает корову лозиной.

Корова обходит Риту и спешит в сарай.


Комната Риты. Своеобразный девичий уют. Фотографии Димы Билана на стенах. В виде шика — стеклянный журнальный столик и искусственные плетущиеся цветы на стене. Таня разбирает кровать с горкой подушек. Рита с восхищением бесцеремонно рассматривает Танины вещи.

— Господи, какой кайф!

Таня счастливо заваливается на кровать и проваливается куда-то в сетку.

— Какое платье, Танюха! Дашь надеть?

— Щас! Знаешь, сколько оно стоит?

— Сколько?

— Не скажу.

— Ну, Танюха, я не заляпаю.

— Ложись уже… Ты ж две ночи не спала…

— Ага, ложись… Мне еще отрабатывать.

Тут же раздается настойчивый стук. Валентина строго заглядывает в открытое и завешенное марлей окно.

— Давай, дивка, свиней корми…

— Иду.

Но Рита не идет. Таня в полном блаженстве сквозь прикрытые ресницы наблюдает, как Рита разглядывает ее барахло. Нюхает, примеряет. Красится. В глазах у Тани солнечные зайчики. Таня закрывает глаза и улыбается: она видит луг, разлетающихся белых гусей в дымке утреннего тумана…


Таня в темной комнате блюет в железный таз. За окном ночь. На соседней кровати на спине спит Рита. Храпит. В светлом проеме двери стоит Валентина и испуганно бормочет:

— Чем ты могла отравиться? Все же свежее… И колбаса… И селедка…

— Иди к черту! — успевает сказать Таня между позывами к рвоте.

— Причем тут самогонка? — обижается Валентина.

Голова Тани свисает с кровати. Валентина что-то тычет ей в лицо. Таня открывает глаза и видит пол-литровую банку с прозрачной жидкостью.

— Что это?

— Попей… Святой водички… — забубенным голосом уговаривает Валентина.

Таня отталкивает руку с банкой и снова пытается блевать. Но уже нечем. Валентина, как поп с кадилом, разбрызгивает святую воду по комнате. На Таню, на стены, на спящую и не меняющую позы Риту.

— Иди к черту, — умоляет Таня, но Валентина продолжает свою благородную миссию, что-то бормоча под нос. Видимо, молитву.


Таня, как привидение, бродит по ночному дому, входит в большую комнату. Тикают часы. Неподвижно лежит на диване Катя. В соседней комнате храпит Валерик.

— Я не сплю, — оправдывается Катя.

— Спи, мама.

Таня открывает ящики, ищет что-то в аптечке. Постанывает.

В соседней комнате Валерик прерывается на полухрапе. Раздается его хриплый дурной голос.

— Нахмненадо! Нах! Ацимболты! Э-э-эх…

Скрипит железная кровать.

Таня замирает, глядя на соседнюю дверь. Там — после паузы — возобновляется храп.

Таня, лохматая, измученная, выходит на веранду, стонет… Ей вторят скрипящие двери.

Валентина моет железный таз хлоркой.

— Когда автобус в город?

— Через час.

— Я поеду…

— Нас же на свадьбу пригласили.

— Какая свадьба?! Бежать отсюда…

Таня прикладывается к банке со святой водой. Пьет.

— Ты спишь когда-нибудь? — хриплым голосом спрашивает Таня.

— Да какой спать. Уже вставать пора.

Действительно, поют первые петухи. Валентина подходит к умывальнику. Чистит зубы.

Таня устало опускается на лавку. Тупо смотрит в окно.


Откуда-то с горы видно, как по селу едет свадебный кортеж. Нарядные машины с куклами и лентами. Автобус, забитый гостями. Отдаленно звучит музыка.



Таня на кладбище. Смотрит с горы вниз. Под мышкой — ноутбук. После вчерашнего она хмурая и помятая. Кладбище находится на горе. С горы открывается вид на село, на луг, на реку. Таня подходит к могилке отца. Целует фотографию.

— Здравствуй, папа. Ну, как тут? — Смотрит на телефон. — Красота. Сеть хорошая.

Таня некоторое время стоит, любуется видом. Вокруг кресты, кресты… Свежие нарядные могилки с краю.

Таня видит издали свой двор. На огороде фигурка Валентины.


Солнце уже высоко. Взмокшая Валентина, согнувшись пополам, рвет на огороде бурьян для скота. Соседка Ольга собирает огурцы на соседнем участке.

— Как мама, Валя?! — кричит издалека.

— Плохо!

— Ничего не сделаешь! Такой возраст!

— Как огурцы, Оля?

— Горькие! Татьяну вызвали?

— Тут!

— Сама?

— Ох и печет… А муж потом приедет.

— Печет… Скорей бы дощь. Проверка опять будет из города. Коров проверять на лейкоз. Кто-то из наших написал… Знаешь?

— Чтоб их разорвало с их проверками. Вот гадство, сколько хрену в этом году, — с досадой говорит Валентина.

С трудом выдергивает хрен и кидает его в сторону.


Крутая спортивная база. Теннисный корт. Тринадцатилетняя Даша мастерски бьет ракеткой по мячу. Мяч летит, со свистом рассекая пространство. Спортсменка по ту сторону сетки пропускает этот мяч.

Где-то звонит мобильный телефон.

Тренер недовольно ворчит:

— Сколько раз?..

— Это мама, — говорит Даша. —

Я подойду?!

Даша бежит к своей сумке. Хватает телефон.

— Мамусик!


Таня стоит на кладбище и кричит в телефонную трубку:

— Дашуля… Ну как ты там?.. Тренировка? Папа звонил?.. Если позвонит, скажи, что я в Борщах… Бабушка при смерти… Да нет. Все нормально… Но ты так скажи, хорошо? Я знаю, что в командировке. Когда позвонит. Ладно. Как вас кормят?.. Напиши мне, козявка. Ты мне не пишешь.


Даша разговаривает по телефону с Таней.

— У нас тут жесткач… Пашем с утра до ночи… Напишу, мамусик… Так что с бабушкой?.. Ты там пока? Понятно. Передавай привет. И Ритке… Если позвонит — передам… (Возмущенно.) Мама, какие мальчики?!

На скамейке для зрителей сидит симпатичный парень-спортсмен, очень похожий на Диму Билана. Улыбается Даше. Даша демонстративно отворачивается от него.

— Ну, ладно, мам… Кузьмин зовет… Я же на тренировке… Целую, да…

Отключается. Не глядя на парня, направляется к тренеру. Вид решительный, брови нахмурены.

Д а ш а. Можно я уйду пораньше?

Т р е н е р. Что случилось?

Д а ш а. У меня бабушка при смерти. Мама звонила.

Тренер растерянно пожимает плечами.

— Ну иди.


Даша в раздевалке целуется с парнем со скамейки. Парень трогает Дашу за грудь. Даша дает ему пощечину. Парень удивленно отходит.

— Извини, — виновато бормочет Даша.


Таня сидит за столиком возле могилы отца. Включен ноутбук, она в Интернете, проверяет почту. Много новых непрочитанных писем. Отвечает на одно из них: «Если этот мудак Егор будет продолжать в том же духе, напомни, что меня давно ждут на Интере. А эту сраную концепцию я пришлю в течение часа. Я, как и все, имею право на проблемы в личной жизни. Т.»

Отправляет письмо. Пишет новое: «Дорогая Аллочка Петровна, с днем рождения! Хочу пожелать Вам любви и счастья…»

Таня замечает парнишку, который ходит по кладбищу и с кем-то разговаривает. Она молча наблюдает за ним. Парень подходит к ней, прервав разговор с невидимым собеседником.

— Кто у тебя тут? — деловито кивает на крест с фотографией.

— Папа… — робко отвечает Таня.

Парень поворачивается к невидимому собеседнику и терпеливо объясняет.

— Ну, я же говорил, что папа.

А ты!..

Идет дальше, о чем-то споря. Таня смотрит ему вслед. Ей моторошно. Пишет письмо: «А главное, здоровья вам и вашим близким… И долголетия».


Школьная столовая. В зале человек сто пятьдесят. Длинные столы сплошь заставлены тарелками и бутылками. Мухи низко летают и садятся на еду. Много мяса, жира, майонезных салатов. Немного дешевого вина и самогон-самогон-самогон.

Массовик-затейник, женщина в декольте и громким голосом, держит в руках трехлитровую банку, рядом с ней — жених и невеста.

Важные мужчина и женщина стоят рядом с молодыми. Женщина говорит вкусным, сочным, певучим голосом в микрофон:

«Желаем вам большого счастья,

Чтобы всегда весна была,

Чтоб никогда не знать ненастья,

Чтоб были чистыми сердца!

Чтоб все друг другу доверяли,

Прожитых не считали лет,

С годами верность не теряли

И разных не боялись бед,

Чтоб вы по жизни шли, ликуя,

И говорили бы друзья:

«Вот образцовая семья!»

От нашей семьи Хоменко триста гривен молодым».

Кидают в банку триста гривен. Целуют молодых. Свидетель преподносит им на подносе разлитый самогон. Прежде чем выпить, женщина произносит еще четверостишие:

Мы поднимем свой бокал,

Чтоб явью для обоих стал

Высокий, светлый идеал

Любви и верности святой.

Лихо выпивают, стряхивая несуществующие капли на пол.


Возле входа в школу курят гости и прибывают опоздавшие. Некоторые подъезжают на машинах — отечественных или дешевых иномарках. Из машин выходят нарядные сельские дамы. Или дамы из ближайших районных центров. Все одеты в синтетические блузы и платья. Свежие пятна пота под мышками, на спинах. За женщинами следуют мужья — свежевыбритые и наодеколоненные, в выходных костюмах. В руках букеты.

Заходят в школьный двор, идут по длинной дорожке, вдоль которой разбиты цветочные клумбы. Гостей снимает на видеокамеру друг жениха. Одна пара становится и позирует, как для фотоаппарата. Улыбаются и выдерживают паузу.

— Всё? — спрашивает мужчина, и они с женой плывут дальше.

Жара. Мать жениха подходит к парню с видеокамерой.

— Коля, кого ты снимаешь? Иди снимай, как деньги дарят.

— Ща-ас…

Коля снимает школьный уличный туалет, из которого выходят Рита и Таня. Рита поправляет на себе Танино платье, в котором та была в первых сценах. Таня критически оглядывает Риту и свое платье.

— Порвешь — убью. Пятно поставишь — тоже убью.

— Спасибо тебе, Танюха! — Рита в порыве благодарности целует Таню.

Из мужского туалета выходит Лёха, застегивает ширинку. Видит Таню, густо краснеет.

К школьным воротам подъезжает автобус. Из него выходят двенадцать милиционеров. Сослуживцы жениха. Браво шагают по дорожке к столовой. Пропускают вперед Риту и Таню. Они заходят в столовую. Друг жениха снимает их и заходит вместе с ними.

Массовик-затейник держит в руках полунаполненную деньгами трехлитровую банку.

— А зараз молодых поздравит бабушка жениха Ганна Степановна Шелудько.

Сухонькая старушка живо выходит на сцену.

— Дорогие наши молодята, Надийка и Андрейка. Будьте здоровы, живите богато! Кладу вам тысячу гривень.

Под изумленные одобрительные возгласы кладет деньги в банку. Невеста плачет от избытка чувств.


Кухня. Потные толстые поварихи варят, парят, раскладывают по тарелкам. Девушки-подростки бегают с подносами.

Две девчушки выглядывают в зал. Одна из них расчесывается, другая красит губы.

— Вер, вон Коля твой… Ритку снимает, — говорит одна другой.

Вера смотрит на Колю, в ее глазах вспыхивает мстительный огонек.

Таня, смущаясь, стоит на сцене.

— От Тани, Кости и Даши Микульских.

Кладет сто долларов в банку. Что-то говорит не в микрофон жениху и невесте.

— Не слышно!!! — кричат из-за стола.

— Ой, я не буду…

Таня тщетно пытается отбиться от стопаря с самогоном. Выпивает, преодолевая рвотный рефлекс.

На сцену выходят сослуживцы жениха в милицейской форме. Дисциплинированно кладут по пятьдесят гривен в банку.

Крестьянские руки невесты уверенно закатывают крышкой банку с деньгами.


Валерик крупным планом стелется в танце вокруг пышной пожилой красавицы с тройным подбородком.

На импровизированной эстраде поет свадебный певец под аккомпанемент магнитофона. Аппаратура шипит и плюется. Народ танцует и пьет.

В репертуаре такие песни, как «Ах, какая женщина», «Червона рута», «Пане полковнику», «Невозможное возможно» и т.п.

Самой довольной выглядит женщина массовик-затейник.

Жених и невеста сидят, обливаясь потом, на своих почетных местах. Прыщи блестят на их усталых лицах.

Невеста под столом снимает туфли с отекших вспотевших ног. На пальцах ног — съехавшие пластыри, волдыри.

На лице невесты облегчение. Она ободряюще улыбается жениху. Жених ей устало подмигивает. Берут друг друга за руки под столом.

Под столом ползет свидетель. Крадет туфлю невесты.

Ползет обратно. Проползая мимо Таниных ног, слышит:

— Хочешь правду? Я ради тебя пришел. Помнишь, как я тебе под окна белые розы ложил? Провожал тебя после клуба, а потом рвал на клумбах в школе по ночам.

Лёха сидит возле Тани. Его рука ненавязчиво лежит на ее стуле.

— Так, а чего ты без жены пришел?

— Она в городе. У сестры. Сестра болеет. Я вас потом познакомлю.

Из круга танцующих выбегает взмыленная радостная Рита и бросается к Тане, тянет ту танцевать. Таня сопротивляется. Но Рита вытаскивает ее. И вот уже и Таня танцует, и Лёха, и Валентина, и Валерик. И много других гостей.

Валерик «жжет». Вокруг него много женщин. Валентина неожиданно танцует стыдливо, как девочка. Таня выглядит раздражающе чужой и молодой.

Рядом круг нарядных танцующих детей.


Массовик-затейник льет в туфлю

невесты самогон из бутылки. Жених пьет.

Под азартные крики гостей свидетель несет свидетельницу из одного конца столовой в другой. Его задача — сделать десять ходок десятью различными способами. Свидетельница тяжелее свидетеля. Она в длинной узкой юбке, что усложняет задачу. Гости рвут глотки, советуя, как лучше нести.

— Передком на пузо ее!!!

— Давай попоперек спины!

— Как мешок, Славик! Как мешок перекинь!

Рита сидит рядом с Тан ей за столом и размазывает по лицу слезы с тушью. Таня удивленно смотрит на Риту.

Р и т а (плачет). Так само замуж хочу. По-человечески. В белом платье с фатой. И чтобы свадьба…


Вечер. Мрачно освещенная столовая. Гремит музыка. На лицах гостей тени. Редкие гости сидят за столом. Жениха и невесты не видно. Родители жениха и невесты с окаменевшими улыбками танцуют на деревянных ногах. Танцует Валерик со своей полной дамой.

Пьяный свидетель танцует один.


К воротам школы подъезжает грузовик. Рита выбегает из школы. Садится в грузовик рядом с водителем. Уезжает.


Берег реки. Романтический лунный свет. Трещат цикады. На Лёхином пиджаке сидят Таня и Лёха.

Лёха пробует поцеловать Таню. Она отшатывается от сильного перегара.

— Лёш, не обижайся… Давай не будем портить…

— Танюха…

Он заваливает ее на песок.

— Пусти… Я не хочу.

Но Лёха не пускает, грубо наваливается на нее. Задирает платье. Оно трещит по швам. Таня закрывает глаза, отворачивается и, сцепив зубы, решительно отдается.


Коля-оператор и девушка из столовой в темном классе. Вера на фоне освещенного окна, в одной юбке и в лифчике. Коля снимает ее на камеру. Вера жмется.

— Ну, Верка… Ну, давай… У меня камеру утром заберут…

— Снимай свою Ритку. Весь вечер снимал.

— Какая Ритка? Она с Артуром уехала.

— А если б не уехала?

Коля подходит к Верке. «Оживляет» ей прическу.

— Мне в котлете сегодня точно такой волос попался, как у тебя. Это судьба, Верка. Сними лифчик.

Стягивает с нее лифчик. Снимает ее без лифчика. Вера понемногу справляется со смущением. На камере мигает красная лампочка.

— Черт, пленка кончилась.

Коля, расстроенный, нажимает на какие-то кнопки. Снова горит зеленая.

— О, есть еще. Ногу вот так поставь…

Продолжает снимать.


Лёха методично трахает Таню. Таня пытается освободиться.

— Я не могу больше, хватит…

— Подожди… Скоро… — тупо уговаривает Лёха.

— Бред какой-то… — Таня плачет от бессилия и боли.

Еще некоторое время Лёха пыхтит и старается.

— Не могу кончить… — Лёха устало заваливается на спину. — Не уходи. Я сейчас.

Моментально засыпает со спущенными штанами.

Таня, тихо и зло всхлипывая, хватает туфли и враскарячку, придерживая порванное платье, бежит вдоль берега. Трещат цикады. Светит луна.


Село спит. Только в Танином дворе крики, грохот, везде горит свет. У соседей лают собаки.

Таня заходит во двор.

Из сарая доносятся истошные вопли Валерика. Испуганные Катя и Валентина стоят под дверью.

— Дайте спокойно умереть, суки! — орет Валерик сквозь рыдания. — Бляди! Все равно я кончусь!

— Сынок… Валэрочка… что ж ты творишь? Открой двери… Прошу тебя… — плача, уговаривает Катя.

— Я выйду, когда твоя дочка из дому уйдет. А я повешусь, повешусь!..

Таня подходит ближе. Смотрит на перепуганных женщин.

— Я?

Валентина отвечает шепотом:

— Ты тут при чем? Меня выгоняет.

— За что?

— Перемкнуло. Он раз в месяц такие концерты устраивает.

— Там тихо… — испуганно говорит Катя.

Валентина и Таня прислушиваются. В сарае действительно тихо.

— Сыночек, — стонет Катя. — Открой двери, Валентины нет, она ушла…

— Ушла?! — ревет Валерик. — Не бреши! Она не уйдет, пока меня на тот свет не отправит. А я отправлюсь! Проживите без меня!

Валерик начинает бить стекла во всех окнах. Высовывает свою страшную веселую рожу с петлей на шее.

— Где ты, старая сука, прячешься? Ты же тут, я знаю! Ты же посмотреть хочешь, как твой братик Валерик на веревке телепается! Иди и смотри!

Валентина жмется к стене сарая. Таня выступает из темноты и решительно направляется к окну.

— Ты долбоеб, Валерик. Алкаш недоделанный. А ну открой дверь, что же ты творишь, мать в гроб загонишь!..

Увидев Таню, Валерик меняется в лице, оно сморщивается, приобретает жалобное выражение.

— Танечка, сестричка… — плачет, скулит Валерик… — Кроме тебя у меня никого нет… Никому я не нужен… Эта старая сука всю жизнь мне поломала… Она всех моих женщин перевела… Кто с такой мордой жить будет?.. Со всем селом перелаялась… Про лейкоз написала в город… Как мне теперь людям в глаза смотреть? Со мной сегодня Кепочка не поздоровался…

— Открой дверь.

— Не открою… Она меня бить будет…

— Не будет, открой…

— Сердце… Сердце схватило, кончусь сейчас…

Валерик стонет и заваливается. Куда-то в темноту.

— Господи, — плачет Катя, — когда меня уже Бог заберет…

— Валь, подсади, — просит Таня.

Валентина подсаживает Таню в окно.


Таня и Валя ведут стонущего-хнычущего Валерика в спальню. Укладывают в кровать. Катя капает ему корвалол. Плачет.

— Мама, иди спать, — советует Таня.

— У-у, — стонет Валерик, — уйди, Валька, умираю…

— Ты еще нас всех переживешь, конь педальный, — утешает Таня.

— Сыночек… — плачет Катя.

— Танечка, сестричка… Мама… — Валерик ложится в позу эмбриона. — Простите и прощайте…


Валентина и Таня выходят на порог. Закуривают. Кричат первые петухи. Светает.

— И часто это с ним?

— Как перепьет.

— Так что-то надо делать.

— Женить его надо.

— Да кому он нужен?

— Ага, знаешь, как он перебирает?

Таня присматривается к Валентине. На лице у той большой свежий синяк.

— Это он тебя? — ужасается Таня.

— Братик родненький.

— Вот сука.

Валентина тоже присматривается к сестре.

— А что у тебя с платьем? И синяки на шее. Как засосы.

— Почему «как»?

— Гульнула, сестра?

— Ой, гульнула… Тошно вспомнить…

— Иди спать.

— Помоюсь сначала. А ты?

— А мне доить пора.

Таня пытается изобразить сочувствие, но у нее нет сил. Молча курят, встречая райский спасительный рассвет.


Таня открывает глаза. Перед ней стоит улыбающаяся Валентина с фингалом.

В руках у нее белые розы.

— Что это? — непонимающе морщится Таня.

— Тебе. А я корову выгнала, вернулась, а они на пороге лежат. Лёха наложил. Как в детстве, помнишь?

Таня тупо смотрит на розы. Потом на разорванное смятое платье на полу. Смотрит на спящую на соседней кровати Ритку. Танино платье, в котором гуляла Рита, аккуратно висит на стуле рядом.

— Так, может, Ритке?

— Не, Ритке не носят. И она позже пришла.

Таня пытается осмыслить и не может. Видит синяки на своих запястьях.

— Бред какой… Выброси их.

— Не выдумывай. Это ж романтика.

Ставит цветы в банку с водой на табуретке рядом с кроватью.


Рита лежит на кровати. Болеет. Под мышкой — градусник. На табуретке рядом с кроватью — лекарства и питье. Рита самозабвенно смотрит «Дом-2».

Таня замазывает засос на шее тональным кремом. Тоже косится на экран. Она в платье, в котором она приехала и в котором Рита была на свадьбе.

Звучат диалоги из телешоу. Оля Бузова и Рома готовят суши и обсуждают процесс. И только когда начинается реклама, Рита делает звук тише и обращается к Тане:

— Танюха, только не говори, что твое платье… Скажи, что поносить

у меня взяла, ладно? — нудит осипшим голосом Рита.

Таня не отвечает. Рита воспринимает это как отказ.

— Ну, я же не порвала, не заляпала… А чего ты так мало шмоток с собой взяла?

— Я что, знала, что застряну?

Таня берет у нее градусник. Смотрит.

— Ну, какого черта ты заболела? — говорит с досадой. — Мне так не хочется одной идти. Водку холодную, что ли, пили со своим Артуром?

— Та у него малой в садике заболел… Заразил Артура, а тот меня…

Я ему говорю, на фига в садик отдавать? Там постоянно какие-то болячки… Я нашего в садик не отдам.

— Какого вашего? — подозрительно спрашивает Таня.

— Ну, в смысле, потом, когда будет… Я девочку хочу. С девочкой легче, правда? Она помогать будет… И как подружка тоже…

Входит Катя. Одной рукой опирается о стену. В другой несет пакетик с печеньем и конфетами.

— Бабусечка… — Рита приветливо подгибает ноги, чтобы Катя села на кровать.

— На, Рыточка… Мне сладкого нельзя.

— Мама, отойди от нее, она заразная.

Но Катя садится в ногах у Риты на краешек кровати, заботливо поправляет одеяло. Рита точит конфеты.

За окном раздаются шаги, сухой кашель. Почерневший, осунувшийся виноватый Валерик раздвигает занавески и заглядывает в открытое окно. Курит сигарету без фильтра.

— Ну, что? — спрашивает тихо.

— 38 и 2, — отвечает Таня.

— Валерик, дай курнуть, — просит Рита.

— Я тебе щас так прикурю! Дым из жопы пойдет. Танюха, ты это… Если надо, я к врачихе побегу.

— Побеги. Пусть она тебя вылечит.

— Танюха, хоть ты меня…

Открывается дверь в комнату, Валерик, прервавшись на полуслове, испуганно задергивает занавеску.

Входит Валентина с горячим чаем. Ставит чай.

— Ну что, блядинка, догулялась? Теперь никуда не пущу. Будешь дома сидеть. Горло болит?

— Болит.

Рита послушно берет чай, пьет.

— Может, мне не идти? Ну что мне идти одной?

Таня нехотя обувается.

— Сходи. Развейся. А то обидятся. Я б с тобой пошла, так видишь… У нас тут лазарет. У кого сопли, а у кого белочка… — Валентина кивает в сторону окна. — Ну, ничего… Скоро женим мы нашего Валерика… Я уже и невесту ему нашла… Хорошая женщина, недавно мужа похоронила…

Валентина подмигивает Тане, Рите и Кате. Они с улыбкой переглядываются.

Валерик за окном злобно жестикулирует, передразнивает Валентину.

— А я рассказывала, как меня кобыла за лоб укусила? — слышит он голос Кати.

— Рассказывала, — в один голос отвечают Таня, Рита, Валентина.

— Мне было годиков шесть… Отец солому на кобыле привез. И пока они с братьями солому разгружали…

Реклама закончилась, звучат позывные «Дома-2».

— Тише, — шипит Рита и делает звук громче.

Валерик безнадежно машет рукой. Делает пару шагов. Вспоминает.

Оставляет на подоконнике две сигареты, спички. Уходит.


Уютный свет в окошке. Мимо проезжает мотоцикл, и тарахтение его подчеркивает вечернюю тишину.

Скрипнув калиткой, уходит Таня со двора, мелькнув в сумерках красным платьем.

Собаки гремят цепями. В курятнике волтузятся куры. Все дневное готовится ко сну.

Выключается свет в окне у Риты. Раздвигается занавеска. В окне появляется Рита. Находит сигареты, оставленные Валериком. Закуривает, кашляет. Пускает дым колечками. Мечтательно смотрит в небо.


Богатый сельский дом: ковры, обои, гарнитуры, аппаратура. Часть аппаратуры стоит в коробках. Много коробок, разноцветных лент, подарочных пакетов. Цветы в вазах в целлофане.

Накрытый стол. Недоеденная закуска, остывшее горячее. Полупустые бутылки, рюмки.

Вчерашние невеста и жених, их друзья и родственники сидят перед телевизором и смотрят видеозапись свадьбы. Молодожены сидят обнявшись.

Среди гостей и Таня. Возле нее сидит свидетельница и тихо грузит ее.

— Живут же в городе люди, денег — во! Да-а… А попробуй в селе поживи! Корову сдои… Каждое утро в четыре… А огород! Посади, прополи, убери… Сенокос, хозяйство, корова, свиньи… А люди в городе живут — во! Деньги лопатами гребут. А кем ты работаешь? Как твоя работа называется?

— Ну, типа, продюсер на телевидении, — нехотя отвечает Таня.

— Это как? Что ты делаешь? — допытывается свидетельница с пристрастием. — Я просто понять хочу, что вы там все делаете в городе, что вам так много платят?

— Ну сейчас конкретно я занимаюсь ребрендингом канала без изменения контента в отделе эфирного промоушна.

Таня с интересом следит за реакцией свидетельницы. У той вытягивается лицо, она опускает глаза.

— А-а-а… Понятно. А где твой муж? Он что сейчас делает?

Теперь вытягивается Танино лицо. А на видео показывают Таню и Риту, выходящих из туалета.

— Это Риткино платье. Я просто взяла поносить, — оправдывается Таня.

— Коля, ты б еще в туалете снимал, — мать невесты возмущенно закатывает глаза.

— Та то я случайно, — весело отвечает подвыпивший Коля.

Смотрят, как молодым дарят деньги. Теща аж прикипела к экрану, чтобы увидеть, кто сколько денег кладет в банку.

— Поедем на Азовское море, — говорит невеста.

— Вот сейчас Хоменки дарить будут… Сказали, двести гривен, а положили — сто.

— Мама, ну не выдумывай.

— Щас увидишь…

Выходят Хоменки, женщина читает стихи. Собирается достать купюру.

В этот момент запись обрывается. На экране появляется Вера в лифчике на парте. Слышен хриплый голос Коли.

— Сними лифчик.

Все в комнате застывают. Кто-то хрюкает от неожиданности и от смеха.

Вера снимает лифчик. Камера дрожит.

— Господи, кто тут? А где свадьба? — растерянно спрашивает теща.

Жених поворачивается к покрасневшему, как рак, Кольке.

— Я не понял… Я ж это переписал и стер, — лепечет Коля.

— Что ты стер, придурок? — жених встает и угрожающе надвигается на Колю.

Коля пятится к двери. Выбегает. Невеста вскрикивает.

Тесть, как зачарованный, подходит к телевизору.


Кухня. Изобилие продуктов, оставшихся после свадьбы. Мать невесты что-то собирает в кулек.

Рыдающая невеста выбегает через кухню на улицу.

— Доця, не нервничай, тебе ж нельзя нервничать! — кричит она вслед дочке. — Ты представляешь, какая скотобаза! А я говорила моим дуракам — не связывайтесь с Колькой. Лучше заплатите специалисту. Так нет же… Все делают по-своему. Осталась теперь память со свадьбы. На всю жизнь.

Мать невесты со злостью кидает кольцо домашней колбасы в пакет.

Да куда ты столько? Не надо, — отбивается Таня.

— Здрасьте! Ритке передашь. Маме, — с сердцем говорит мать невесты.


Таня выходит во двор. Идет к калитке. Видит, как невеста, плача, бьет Колю по лицу.

— Говорил, с Веркой всё! Говорил, с Веркой всё! — приговаривает она рыдающим шепотом между пощечинами.

Коля покорно сносит побои. Пораженная Таня шарахается. Незамеченная, обходит их.


Таня идет по ночному селу с кульком гостинцев. Лают собаки во дворах. Ни-где ни души. Луна спряталась в облаках. Таня идет быстро, даже спотыкается. Предметы и тени приобретают зловещие очертания. В кустах то и дело кто-то шуршит и копошится. При приближении Тани «оно» затихает и молча наблюдает за ней.

Неожиданно из улочки появляется большая мужская фигура. У Тани подгибаются колени, она делает крюк, стараясь обойти мужчину как можно дальше. Тот, покачиваясь, останавливается. Кланяется и вежливо, пьяным голосом произносит:

— Добрый вечер. А бар открытый?

— Ой… Да, открытый… — отвечает Таня.

Она уже смеется над своими страхами, идет уверенно и бодро. И даже толком не успевает испугаться, когда слышит шаги за спиной, чье-то возбужденное дыхание. На Таню набрасываются две женщины, и завязывается странная ночная молчаливая потасовка. Перевес явно на стороне нападающих. Таню валят на землю, бьют по лицу, рвут за волосы. Наконец одна из женщин с ненавистью шипит:

— Ну что, сука, будешь с чужим мужем в лес гулять?

Определенность, связанная с этой фразой, придает Тане сил. Она начинает отчаянно отбиваться. Очень скоро она чувствует, что перевес на ее стороне.

— На хер мне не нужен твой алкоголик! — кричит Таня.

Эта фраза почему-то имеет сильное действие. Нападающие как-то резко сдаются и убегают. Таня тяжело дышит. Матерится. Ползает на карачках и собирает свои вещи — сумочку и пакет с продуктами. Встает, отряхивается, бесстрашно идет домой.


Сонная Валентина в ночной рубашке, треснувшей по шву в области декольте, стоит на веранде и ошалело смотрит на сестру. Ее рука так и застыла на выключателе. Таня, с разбитым лицом, потрепанной прической, в рваном платье стоит перед Валентиной и истерически хохочет.

— Что? — спрашивает Валентина.

— Лёхина.

— Ленка?!

— А я знаю, как эту суку звать?

С подружкой.

— Вот сука! — только и говорит Валентина и продолжает рассматривать стонущую от эмоций Таню.

— Самогонки налей, не могу…

— А, щас, щас… — Валентина суетится, достает бутылку, на дне которой немного самогона, стопки, наливает. — Умойся, что ли. На тебя смотреть страшно.

Таня подходит к умывальнику, видит себя в зеркале, и у нее начинается новый приступ смеха.

— Видел бы меня сейчас… А что? Справедливо, да, Валь?

— Выпей, господи…

Валя протягивает ей рюмку. Выпивают.


Сестры, оживленные, сидят за столиком на веранде. Танино лицо в не-

скольких местах заклеено пластырем. На ней все то же порванное платье. Валентина с интересом копошится в принесенном Таней пакете с продуктами. Достает какие-то сверточки, шуршит кулечками.

— Пирог будешь?

— Давай, давай… Меня на жрачку пробило, не могу…

— Так тебя бить каждый день надо, чтоб ты нормально ела?

Таня прыскает со смеху.

— Как малолетку, ну надо же?! А знаешь, у меня будто камень с плеч…

— Да, тебя папка никогда не бил, жалел. А меня — чуть что, по шее.

— Представляешь, я их забила, серьезно!

— Что ты Костику про свою рожу скажешь, когда он приедет?

Таня возбужденно смеется.

— Так и скажу.

— Вот дура.

Валентина заражается Таниным весельем. Обе беспричинно смеются.

— О, господи, там же Ритка больная. Хоть бы не разбудить, — спохватывается Таня.

— Ага, щас!

— Что?

— Слиняла. Я зашла к ней лобик потрогать, а в ответ тишина. Уехала со своим Артуром, чтоб его разорвало.

— Как же… Я же сама градусник смотрела…

— Ой, Таня, не знаю, что с ней делать. Не справляюсь.

— Хочешь, я ее к себе возьму?

Устрою на работу… Поживет в столице.

— Ага, а я тут одна останусь?

— Ну, понятно… Ни туда ни сюда… А что, выпить больше нечего?

— Так Валерик вчера все высосал, перед тем как вешаться.

— Ой, а что же мы делать будем? — искренне расстраивается Таня.

Дверь на веранду открывается. Шаркающей походкой заходит Катя. В руках у нее початая бутылка кагора.

— Нате… Мне крепкого нельзя…

— Мамочка! Спасительница! — Таня растроганно берет у Кати бутылку. — Мы тебя разбудили?

— Я все равно не сплю… Танечка, что у тебя с лицом?

— Кошка поцарапала. У Хоменок кошка бешеная…

Валентина прыскает со смеху.

— Ну, гуляйте… Только не кричите, Рыточку разбудите.

Катя грустно улыбается, потоптавшись, уходит.

Валентина вдруг прислушивается к тишине.

— Едет.

— Кто?

Таня прислушивается, но ничего не слышит.

Валентина быстро выключает свет на веранде. Разливает кагор.

— А мы спим… — заговорщически шепчет Валентина.

Подъезжает грузовик. Лают собаки. Некоторое время машина стоит с выключенными фарами. Таня и Валя, затаившись, пьют кагор, смотрят в окно и видят, как Рита выпрыгивает из машины, крадучись, входит во двор, уговаривая собак не шуметь. Собаки затихают. Рита на цыпочках поднимается по ступенькам. Беззвучно открывает дверь на веранду. Делает несколько шагов и…

— Гав! — отчетливо произносит Таня.

Включается свет, Рита вскрикивает от испуга. Валентина со строгим видом стоит возле выключателя.

Таня катится со смеху, глядя на перепуганную Риту.

— Твою мать… — выдыхает Рита осипшим голосом.

— Вот задушу тебя собственными руками, — обещает Валентина.

— Мама, у меня температура спала… — оправдывается Рита. — Танюха, ты живая?

— А чего ты спрашиваешь? — смеется Таня.

Рита подходит к Тане и с ужасом рассматривает ее лицо, особенно порванное платье…

— Вот суки!.. — говорит Рита.

— Как тебе не стыдно?! — дудит Валентина в свою дуду. — Я ночи не сплю, тебя выглядываю.

— Твою старую тетку побили из ревности, — смеется Таня. — Красота? Да мне не больно, мне Валя анастезию сделала.

— Танька… Я в шоке… Ты прости… Я как узнала… Артур ей голову оторвет, он сказал.

— Ничего. За дело.

— А ты тут при чем?

— Да было за что. После свадьбы в лесу.

— С кем?

— С Лехой, с кем…

— При чем тут, Танька? Это ж Любка… Жена Артура. С Веркой Колькиной.

— Меня?

— Перепутали, блядь.

— То есть?

— Ну ты ж в моем платье… От Хоменок шла… А я типа с температурой… Она ж не в курсе.

— Это мое платье… — потерянно говорит Таня.

— Ну да. Но она ж не в курсе.

— Анигдот… — резюмирует Валентина после паузы.

На Таню жалко смотреть. Она закрывает лицо руками. Как будто смеется. Валентина пытается смеяться вместе с ней.

— Да нет, это Лёхина жена была, — цепляется Таня.

— Мне Артур сказал… Ему малой Сережка сказал, что мама поехала Ритку пиздить. Он сразу ко мне, забрал. Но я же не думала, что они тебя…

— Какой бред…

Таня начинает тихо плакать. Все громче и громче.

— Так ты что, не видела, что они молодые девки? — сочувственно спрашивает Валентина.

— А я что, все время помню сколько мне лет? — рыдает Таня.

Рита и Валентина испуганно переглядываются.

— Он ей голову оторвет, увидишь. А нет — так я сама… — обещает Рита.

— Шлендра, блядина ты, Ритка… — рыдает Таня.

— Обидно, я понимаю… — виновато утешает Рита.

— Ну чего ты? Чего ты? Костик приедет, все забудется…

Валентина подходит к Тане, неловко обнимает ее, но Таня с силой отталкивает ее руку. Рыдает горько и безнадежно.

— Да не приедет он! Не приедет! — кричит отчаянно сквозь рыдания… Рита кашляет. Таня плачет. Валентина чистит зубы. Кричат первые петухи. Пускается дождь.


14 августа. Медовый Спас. Базарный день на сельской площади. Торгуют продуктами, одеждой, бытовой химией, комбикормами. Несмотря на дождь, торговля оживленная. Люди в клеенчатых дождевиках или с зонтами месят грязь. У многих свой транспорт под мышкой — велосипед. Его беспощадно перегружают покупками. Многие люди с нарядными корзинками, в которых букетики из трав и маковых головок.

— Две пачки дуру. И туалетной бумаги. Обуховской. Четыре давай.

— Дюшес и рачки, полкило. И пряники почем?

— С вас восемь сорок. И за прошлую среду четыре…

— Почем ваш мед?

— Ведро малясы.

— Вам «версачу» или «валентину»? — спрашивает молодая продавщица с ярким макияжем.

— Валентино давай, — Таня показывает на розовую майку с надписью «Валентино» по-английски. — И вот эту… — показывает на джинсовую юбку.

— «Дольчу-габану»?

— Ага, давай.

— У меня тоже такая, — хвалит товар продавщица. — Так я из нее не вылажу, такая прелесть.

— Можно я у вас переоденусь?

— Залазь, — приглашает продавщица в палатку.


Таня в распахнутом дождевике и в новом прикиде и Валентина идут по улице. Валентина тянет велосипед с продуктами по грязи.

— Ну чего ты поедешь? Сегодня такой праздник. Я маку натолчу… Коржей напеку… В церковь сходим… Святое дело…

— Нет, Валя, я поеду. Мне на работу пора.

— Ты ж отпросилась. Здрасьте. С праздничком, — кивает каким-то прохожим.

Подходят к церкви.

— Пойдем зайдем. Посвятим мед, — снимает с велосипеда корзинку с букетом трав и маковых головок и банкой меда.

— Я на автобус опоздаю.

— Ну привет?! Еще полчаса.

Валентина ставит велосипед около старухи, которая просит милостыню и одновременно сторожит велосипеды.

Валентина дает ей гривну.

— Смотрите, тетя Соня… А то там всё…

Старуха жестом просит не волноваться.

Тут же неподалеку стоит милицейский «бобик». В нем скучают два милиционера.

Таня и Валентина подходят к церкви. Это старое административное здание, недавно переделанное в церковь. Раньше там были поочередно школа, амбулатория, гостиница…

Им перерезает путь женщина с несчастным, пытливым лицом.

— Здраствуй, Таня, с праздничком! — говорит она значительно, с уважением, но как старая знакомая.

— Здрасьте, и вас… — здоровается Таня и не узнает.

— Так ты надолго приехала?

— Сегодня уезжаю.

— Ой, как хорошо, что я тебя встретила. Слышь, Тань, на два слова…

Отводит растерянную Таню в сторону.

— Представь, у меня младший компьютер закомандовал. У нас этот… монитор мы купили у сестры… А нету к нему главного…

— Процессора…

— Так ты не знаешь, сколько он стоит?

— Ну, по-разному. Полторы тысячи гривен где-то новый…

— Боже… А нам бы и старый подошел.

— Старый можно дешево.

— А ты не знаешь где? У тебя же знакомых много…

— Ну, я могу, конечно, поспрашивать…

— Татьяна, выручи… Ну к кому мне еще обратиться? Малой так просит… Давай я тебе денег сейчас дам…

— Нет-нет, не надо, потом…

— Можно же и поездом передать, мы встретим… А я с тобой рассчитаюсь… У меня знаешь, какие индокуры растут? Осенью забью парочку и передам тебе… И кроли у нас есть. Любишь кролятину?

— Да не надо…

— Так ты позвонишь? У тебя ж есть наш телефон?

— Нету…

— Есть-есть… Я тебя прошу, Таня, малой так просит компьютер… А мы ж тут все темные, не разбираемся… Кого ж еще попросить, как не тебя…

Валентина странным взглядом следит за их диалогом.

— Лен, у нее автобус, а мы еще в церковь хотели… — торопит их Валентина.

— Ну, спасибо, Таня, извиняюсь, что так…

Женщина, страдальчески, но дружески улыбнувшись Тане, уходит в церковь.

Таня недоуменно пожимает плечами.

— Валь, господи, кто это такая? Первый раз вижу.

— Это ж жена Лёхина. Ленка. Ты что, не знала?

— Первый раз вижу… — отвечает Таня после паузы. — Пойдем на автобус.


Валя и Таня заходят в церковь. Там полно людей. Молодой батюшка служит молебен. Поет хор. Среди хористок — Вера, жена Артура Люба, бывшая невеста Надя, Рита, которая только открывает рот, так как все еще охрипшая после болезни. Стоят рядышком, поют с одухотворенными лицами.

Валерик в чистой рубашке, благостный, молится со слезами на глазах.

Жена Лёхи, соседка Ольга, мужичок-рыбак, мальчик с кладбища, все односельчане, которых встречала Таня…

У всех внимательные и даже одухотворенные лица.

Тане душно, она покрывается испариной, бледнеет, беспомощно озирается по сторонам…

— Валя, мне плохо… Выведи меня отсюда…

Валентина испуганно подхватывает Таню, выводит ее из церкви. Их провожают неодобрительными взглядами. 

Жена Лёхи наклоняется к своей соседке и шепчет:

— Она моего Алексея…

Договаривает уже на ухо. Соседка осуждающе охает, хмурит брови.


Таня полулежит на скамейке перед церковью, как сквозь сон, слышит голоса рядом с собой.

— Тетя, а где ты работаешь?

— Отстань, Юрка… — отвечает голос Валентины.

Валентина брызгает на Таню лимонадом. Таня вздрагивает, понемногу приходит в себя. Над ней стоит парень с кладбища и с интересом на нее смотрит.

— Тетя, а где ты работаешь?

— На телевидении, — с трудом отвечает Таня.

— Телевизоры справляешь, да?

— Юрка, иди домой, — просит Валентина.

— А тут один дядька тоже телевизоры справляет…

— Валя, мы на автобус не опоздали? — спрашивает Таня слабым голосом.

— Ну как ты поедешь?! — возмущается Валя.


Таня едет в битком набитом автобусе. Какая-то женщина собирается выходить, Таня яростно, локтями выбивает себе ее место в борьбе с другой, старше ее пассажиркой. Падает на место. Сидит в больших темных очках, сцепив зубы, смотрит в окно. За окном — серо. 


Чистый, красивый вокзал в районном центре с памятником Гоголю со стороны перрона. Цветочные клумбы. Вышло солнышко, и Таня греется после сырого дождливого утра, пьет кофе из пластикового стаканчика. Звонит по мобильному.

— Дашка, доченька! Это я… Котик мой серенький, как ты там? — звонким, истосковавшимся голосом спрашивает Таня.


Даша сидит в сверкающей больничной палате спортивного центра. С тоской смотрит из окна на море и пляж.

Парень, похожий на Диму Билана, активно отдыхает на пляже с симпатичными спортсменками.

У Даши на коленке эластичный бинт. Рядом стоит палочка. По телевизору показывают «Дом-2».

— У меня все хорошо, мамуся!.. Тренировки… Жесткач… Как всегда. А у тебя как?

— У меня все хорошо. Еду домой. У тебя точно все хорошо?

— Да, мама, да… Папа звонил.

— Да? — испуганно, с надеждой спрашивает Таня.

— Он тоже едет домой. Я ему передала, как ты просила.

— А он что? — после небольшой паузы спрашивает Таня.

— Не знаю. Он не сказал. Он какой-то зашифрованный. Вы не поругались?

— Не придумывай… Так ты что ему сказала?

В палату заходит медсестра с подносом. На подносе вкусный обед. Она ставит поднос на стол рядом с фотографией Тани и Кости и, приветливо улыбнувшись Даше, выходит.

— Ну, как ты просила. Что бабушка при смерти, а ты в Борщах. А как бабушка?

— Уже лучше…


Приближается экспресс.

— Мой поезд пришел. Я перезвоню тебе, киса. Целую.

Таня отключается.

Подходит новенький чистый экспресс. Приветливо открывает свои двери. Нарядные проводницы проверяют билеты у немногочисленных пассажиров.

Таня в смятении смотрит на поезд. Делает несколько шагов по направлению к своему вагону. Потом останавливается.

Постояв две минуты, приветливый экспресс отходит. Таня с завистью смотрит на довольных, озабоченных размещением багажа пассажиров за окнами вагонов.

Поезд ушел. На перроне никого не осталось, кроме памятника Гоголю и Тани.


Таня заходит в автобус. Интересный мужчина уступает ей место. Таня, улыбнувшись, садится. Мужчина то и дело бросает на нее заинтересованные взгляды. У Тани поднимается настроение. Она смотрит в окно на сочный однообразный украинский пейзаж. На желтые поля, разрезанные зелеными полосками леса. После дождя на солнце блестят придорожные травы.

На остановке в одном из сел выходят большинство пассажиров. Но интересный мужчина остается.

В автобус заходит полная пожилая добродушная женщина. Собирается сесть на переднее сиденье. Но взглядом сталкивается с заинтересованным взглядом Тани. Они секунду смотрят друг на друга.

— Варвара Мусиевна…

Таня встает и идет к женщине.

— Танечка Горбатюк!

Таня и Варвара Мусиевна сидят рядышком, с нежностью смотрят друг на друга.

— Худая… Как в школе была худая, так и осталась… Ну, это ничего, были б кости, сало нарастет… Как живешь, Танечка? Я тебя часто вспоминаю… Ты так училась хорошо… Такие сочинения писала про Ленина и про природу…

— Все нормально у меня… Дочке тринадцать лет… Работа хорошая.

— Не замужем?

— Замужем… Но…

— Не переживай, Танечка, все будет хорошо, вот увидишь. Было бы здоровье, мужик прилипнет. Я вот три раза чуть не умерла. Инсульт был. Потом инфаркт. Потом шейку бедра сломала, лежала полгода. Сейчас каждому дню радуюсь и Богу молюсь. А ты такая молодая и красивая. У тебя все впереди. Вон сзади Толик едет. Помнишь его?

— Нет.

— Ну он младше был… Тоже разведенный. Каждое лето тут. И все один. Такой хороший парень… Специалист по телевизорам. Я ему тоже говорю: «Все хорошо будет…» Дома вообще хорошо. Дома и стены лечат. Ты правильно сделала, что домой приехала…

— Здравствуйте, Варвара Мусиевна.

Толик проходит к выходу, бросает взгляд на Таню.

— А что, уже наша, Толик?

Варвара Мусиевна суетится, встает, автобус тормозит, Толик подхватывает свою и ее сумки, другой рукой держась за низкий поручень. Таня обращает внимание на его длинный ноготь на правом мизинце. Улыбка сходит с ее лица, сменившись брезгливым выражением.

— Танечка, ты заходи ко мне, если время будет. Ко мне Толик часто заходит. У меня наливочка. Выпиваем. Школу вспоминаем.

Толик тонко улыбается Тане.

— Зайду, Варвара Мусиевна…

Толик и Варвара Мусиевна выходят. Толик один раз оглядывается на отъезжающий автобус.

Таня остается одна в автобусе. Чему-то улыбается. Внезапно автобус останавливается. Глохнет мотор.

— Всё, поломались, — сообщает водитель. — Будешь ждать?

— Да нет, я пойду.


Таня идет по обочине, срывает цветы. Дорогу переходят гуси. Гусак шипит на Таню.

Таня проходит мимо церкви. Около нее пусто. Но дверь открыта. Таня после некоторых колебаний заходит в пустую светлую комнату, выбеленную, увешанную иконами. Иконы украшены вышитыми рушниками. Утреннего чада как не бывало. Горит несколько свечек. Выходит батюшка. У него мирный, домашний вид. Он доброжелательно, немного удивленно смотрит на Таню с букетом.

— Здрасьте, — смущается Таня

— Здравствуй. Посвятить пришла? Долго спишь, матушка…

Берет ведро с водой, достает оттуда веник и щедро поливает Таню. Она вздрагивает, смеется. Батюшка тоже улыбается.


Легкой походкой Таня подходит к дому, заходит во двор, красивый, зеленый, как венок. Собаки с радостным лаем бросаются к ней навстречу.

— Что случилось? — испуганно выходит Валентина с веранды.

— На поезд опоздала.

Таня заходит на веранду. За накрытым праздничным столом сидят Катя, Валерик, Рита и какая-то незнакомая симпатичная женщина.

Катя, увидев Таню, радостно плачет. Таня целует мать, Риту, Валентину, Валерика.

— А я говорила, сегодня не поедешь! — радуется Валентина.

— Нечего было и деньги на автобус тратить, — осуждающе говорит Валерик.

Валерик как-то напряжен. Сидит в несколько вызывающей позе на краю стола, правым локтем отгородившись от всех и положив ногу на ногу. На столе кроме вина, самогонки и закуски лежат свежие коржи. В большой глиняной миске толченый мак, разведенный водой с накрошенными туда коржами. Едят шулики из общей миски.

— Ну и хорошо, ну и хорошо, — Валентина ставит еще одну тарелку, рюмку, усаживает сестру. — Знакомься, это Галя. А это наша сестра Танюшка.

— Очень приятно, — отвечает Галя.

Видно, что она старается всем понравиться.

— Классная юбка, — шепчет Рита Тане, алчно разглядывает «дольчу-габану».

— Ну, с праздником мы уже пили, теперь за знакомство, что ли? — вызывающе тостует Валерик.

Галя с надеждой улыбается.

Располагающая атмосфера застолья. Разморило от жары, еды, разговоров ну и алкоголя, конечно. Галя порозовела, рассказывает:

— У меня две коровы… Пятьдесят соток огорода. Все сама… Все в руках горит… Дом хороший, дети приезжают, помогают… Пенсия тысяча двести. Не с кем вечером телевизор посмотреть… А если выпивает, то не страшно. У меня и муж выпивал, я привыкла. Положить тебе, Валерик, еще капусты? — осваивается Галя.

— Мне с морщинами не нужна, — заявляет Валерик решительно и отодвигает тарелку.

— Ну правильно, зачем тебе с морщинами? Ты у нас красавец, молодой и гладкий… — язвит Валентина.

— У меня за два последних года лицо морщинами пошло, — оправдывается Галя. — Как муж ушел, так я и сморщилась…

— Да кого ты слушаешь? Ты как девочка! У него как не толстая, так худая, а тут морщины придумал, тьфу!

— Валерик, давно на себя в зеркало смотрел? — спрашивает Таня.

— Мне с морщинами не нужна, — стукнув кулаком по столу, Валерик выходит с веранды на улицу.

Галя встает и начинает собираться. Вот-вот заплачет. Таня и Валентина смущенно переглядываются. От неловкости Галя опрокидывает на Танину новую юбку тарелку с селедкой. Ужасается своему поступку.

— Ой, ничего страшного, — пытается успокоить Таня Галю, — все от-стирается… Я все равно не собиралась ее носить…

Катя встает из-за стола и уходит в комнату.

— Господи, прости меня, Таня!

Раскаянию Гали нет предела.

— Солью, солью посыпь… — солит юбку Валентина. — Сегодня только купили обновки, — объясняет Гале.

— Какая же я калека! А чтоб у меня руки поотсыхали! — жалобно причитает Галя.

— Отстань, она и так соленая… — отбивается Таня от Валентины.

— Танюха, я застираю, а ты дашь надеть? — радуется Рита.

— Так, всё! — Таня решительно усаживает Галю и Валентину, наливает в рюмки. — Выпьем еще. День такой хороший.

— Давай я деньги отдам… — предлагает Галя.

Валентина вопросительно смотрит на Таню.

— Да вы что?! Поговорить больше не о чем? — возмущается Таня.

Выходит Катя, в руке у нее новый ситцевый халатик.

— На, Таничка, на меня он длинный…

— Мамочка, спасительница, спасибо! — растроганно говорит Таня и берет халат. Катя счастливо улыбается, садится за стол. — Вот видите, вопрос с гардеробом решен. Давайте выпьем за Галю.

— За тебя, Галя, — поддерживает Валентина.

Все выпивают, закусывают.

— Такая хорошая женщина, — оправдывает Галю Валентина. — Приехала аж из Декабристов. Мне всегда в Декабристах нравилось. Большое такое село.

— Тридцать лет прожила со своим Мишей, — вздыхает Галя. — Выпивал иногда, загуливал… Но хозяин был хороший. И добрый был. Внуки уехали после каникулов, а мы сели на веранде… Веранда у нас тоже… Тихо так… Август тоже… Только жить начинать… А он мне говорит: «Прости, но я другую полюбил».

— О-ой! — возмущается Валентина, с неподдельным сочувствием смотрит на Галю.

— Вот гад, — поддакивает Рита.

— А я его не пустила. Сказала: «Повешусь, если пойдешь к соседке». Год его не пускала. А потом не выдержала. «Иди», — говорю. Он пожил у нее, а к ней ее бывший стал наведываться… Я говорю: «Назад не приму», а сама все ждала, когда он назад… А он повесился у нее в сарае.

У нее! — с обидой подчеркивает Галя. — Но я сама похоронила, на свои, от нее ни копейки не взяла. «Не надо, — говорю, — мне твои деньги. Подавись». Всё сама.

Валерик сидит на пороге, зло курит, зло сплевывает.

— Простила его? — спрашивает после паузы Таня.

— Что?

— Простила его?

— Ой, Таня… Хожу к нему на кладбище и все высказываю, высказываю… Два года выговориться не могу… Жизнь одна. Разве простишь так сразу?

Женщины задумываются, каждая о своем.

— А я рассказывала, как мне дед мандавошек принес? — неожиданно спрашивает Катя.

— Мама, рассказывала, — категорически останавливают ее Валя и Таня.

Катя прокашливается и готовится к обстоятельному рассказу.

— Так я сразу и не поняла, что это такое… Проснулась, а оно чешется… Расчесала до крови везде… Испугалась, боже, не приведи. А свекруха мне рассказала, кто и в чем принес…

«Давай, — говорит свекруха, — разведемся с ним и выгоним его…» Это про родного сына… А я говорю: «Стыдно разводиться. И детей жалко». Поехала я в другое село за деда деньги получать. А там спрашивают молодые девки, кто я такая. Я говорю: «Жена Федина». А они посмотрели так друг на друга и спрашивают: «Так разве ж он женатый?.. Ведь он же не женатый…» Так гуляло, так гуляло, падло… — У Кати начинают дрожать губы от обиды.

— Не пойду я за вашего брата… Грубый он… — говорит вдруг Галя, и у нее появляются слезы на глазах.

— Та не очень он и грубый. Просто стесняется… А так и хозяйственный, и на гармошке играет. Знаешь, как корову любит? Валерик, — кричит Валентина. — Сдою корову — пойдешь молоко сдавать.

— Молоко сдавать больше не пойду. Сама теперь ходи, ветеринарша лейкозная, — доносится с порога решительный голос Валерика.

— Иди, хоть на посошок выпьем, — уговаривает Валентина.

— И на посошок с вами пить не буду. И не женюсь. Я лучше еще поживу.

— Ты хоть Галю на автобус проводи, колобок, — укоряет его Таня.

— На автобус провожу, — неожиданно соглашается Валерик.

Заходит на веранду, не глядя, берет ее сумку.

— Та она не тяжелая, — кокетливо улыбается Галя, с надеждой смотрит на Валерика.


Таня на кладбище. Она в ситцевом Катином халатике. Сидит за столиком перед ноутбуком. В Интернете. Набирает в поисковой системе словосочетание «лейкозные коровы». Выпадают разные ссылки. Таня недолго читает их. Скучает. Смотрит вниз с горы на село. Рядом с креста смотрит вниз с фотографии ее папа.

Она видит, как едет грузовик, как он останавливается возле кучки ждущих людей.


Народ сдает молоко возле подъехавшего грузовика. Авторитетная женщина с огромной задницей принимает его, разливает в емкости, тут же на месте рассчитывается с людьми.

Подходит Валентина с бидоном.

— Здрасьте…

Народ молча расступается, дает пройти. Авторитетная женщина игнорирует ее бидон.

— У тебя больше не принимаем.

— Не имеешь права.

— Имею.

— Ты вон у него не имеешь права принимать. И у нее. Им комиссия запретила, — показывает Валентина на кого-то в толпе. — У них молоко заразное, а у моей коровы хорошие анализы.

Встает заплаканная соседка Ольга со скамейки и «выдает номер».

— Посмотрите, раскомандовалась тут, ветеринарша! Да чтобы сдохла твоя корова, как ты мою убила! Да чтоб ты сгорела со своими письмами! Какие же люди бессовестные бывают! Пишут жалобы на своих соседей! Оставила мою семью голодать! А мою кормилицу на мясо сдали! Сучка ты проклятая! Где мне взять три тысячи, чтобы новую корову купить, если мою Квиточку за семьсот гривен на мясокомбинате забили?!

Авторитетная женщина принимает заразное молоко от мужчины, на которого указала Валентина. Валентина, молча постояв-посмотрев-послушав, уходит с полным бидоном.

Навстречу ей проходит мужичок-рыбак с бидоном.

— Здравствуй, Валечка. Как жизнь молодая?

Валентина ничего не отвечает.

С мрачным, решительным видом идет по направлению к дому.


Таня сидит в Интернете. Набирает в поисковой системе: «Как пережить развод». Выпадает куча ссылок и рекомендаций:

Как пережить развод: несколько советов.

Если у вас нет детей, почему бы не переехать в другой город? Это верный способ оставить в прошлом все проблемы, поскольку случай будет периодически сталкивать вас с бывшим мужем, если вы живете в одном (особенно небольшом) городе. Пережить развод помогает отпуск вашей мечты — морской круиз, путешествие по Европе или поездка в экзотические заморские страны. Теперь, когда вы свободны, самое время осуществить давнюю мечту.

Развод неприятен, но это еще не смертельный приговор, скорее, это путевка в новую жизнь, в которой вы будете прекрасны, свободны и счастливы. Неудивительно, что многие зрелые люди после развода больше не вступают в брак и с удовольствием ведут холостяцкую жизнь.

Займитесь волонтерской работой, станьте членом какого-либо клуба, найдите новое хобби (научитесь рисовать, играть в гольф, напишите книгу, станьте завсегдатаем караоке-бара, заведите собаку или выгуливайте соседского пса и т.п.) — т.е. найдите занятие, которому могли бы отдать все силы, занятие, которое развеселит вас и поднимет настроение. Найдите занятие, которое поднимет вашу самооценку и поможет забыть о разводе.

Постепенно забывайте о бывшем муже, как будто его никогда не было.

Повторяйте за мной: «Я самодостаточная свободная женщина».

Если одиночество вас тяготит и вы постоянно возвращаетесь в мыслях к супружеской жизни, старайтесь больше времени проводить в обществе друзей или даже незнакомых людей. Например, гулять по парку, ходить по магазинам и ярмаркам…

— А что с партией «Самсунга», Корольков? Не растаможили? А «Сонька»? Тоже застряла?

Таня вздрагивает, поспешно сворачивает окно и оглядывается. По кладбищу бродит интересный мужчина Толик и разговаривает по мобильному телефону через микрофон. Таню он пока не заметил.

— По какому закону?.. А кто должен был?.. Что вы себе думаете?.. Да я из Польши фуры с телевизорами гонял, когда тебя еще не запланировали! Вот теперь сам звони Дарагану и выкручивайся. Я на заслуженной пенсии, всё.

Таня выключает компьютер.

Толик заканчивает разговор, отключается. Замечает Таню. Останавливается как вкопанный. Смущается. Затем подходит.

— Здравствуйте… — смущенно здоровается, улыбается.

— Здравствуйте. Трудный бизнес? — отвечает Таня и тоже улыбается.

— Никто не хочет работать, — оправдывается Толик… — А кто тут у вас?

— Папа, — отвечает Таня.

Толик вежливо смотрит на фотографию, на даты жизни.

— Рано… — замечает Толик.

— Водка. Бабы. Инсульт, — объясняет Таня.

Таня бросает взгляд вниз и видит, как по дороге медленно едет серебристая «Ауди». Таня, не отрывая взгляд, следит за машиной. На лице ее смешанные чувства: страх, радость, надежда и обреченность.

«Ауди» останавливается возле их дома.

— До свидания, — шепчет она удивленному Толику, берет ноутбук и бежит вниз с горы.


Прижав руки к груди, Таня добегает до своего двора, прячется в зарослях акации, кажется, сердце вот-вот выскочит.

Радостный Валерик открывает ворота. «Ауди» сдает задом и заезжает во двор. Собаки яростно лают, бегая во-круг машины. Валерик закрывает ворота.

— Гав, — доброжелательно произносит кто-то над самым ухом.

Таня пугается и тихо всхлипывает. Слезы градом текут из ее глаз и не могут остановиться.

— Ты чего? — беспокоится Рита, одетая в Танину майку «валентино» и юбку с селедочным пятном.

Таня заходит на веранду, где суетится Валентина, накрывая на стол. Она радостно и виновато смотрит на Таню. Таня идет в дом. Ее лицо непроницаемо.

Она заходит в большую комнату. На диване сидит счастливая Катя, рядом с ней Костик. Держатся за руки. Катя плачет.

— Костык приехал, — радостно сообщает она Тане.

Костя встает. Глупо улыбается.

— Зачем приехал? — враждебно спрашивает Таня.

— Даша мне сказала…

— Совсем не нужно было…

— Я вижу.

С обидой смотрят друг другу в глаза.


Веранда. Вечер. Застолье в разгаре.

— По последней, по последней…

Пьяный Валерик нежно и крепко обнимает Костю, не отпускает.

— Всё, всё, мне завтра на работу… — отнекивается подвыпивший Костик.

— По последней, ты ж мужик, — умиляется Валерик.

Из комнаты выходит Рита в ночной рубашке со свернутой постелью под мышкой.

— Я в летней кухне. Кровати можете сдвинуть. — подмигивает Тане.

— Непременно, — отвечает Таня.

— Попробуй только завеяться!

Я проверю! — грозит Валентина.

— Ой, ма! У тебя одно на уме, — Рита деланно зевает и выходит.

— Неудобно, — говорит Костя.

— Здрасьте! — отвечает Валентина.

Катя, что-то вспомнив, настраивается на длинный рассказ.

— А я рассказывала, как со мной один немец поиграл?

— Расска… — начинает Валентина и осекается.

— Не рассказывала, — удивленно говорит Таня.

— Не рассказывали, — подтверждает Костя.

Все смотрят с ожиданием на Катю. Та тоже удивленно замолкает.

— Ну? — спрашивает Валентина.

— Забыла… — расстраивается

Катя.

Валерик берет гармошку, растягивает мехи. Но музыка что-то не получается. Валерик по-цыплячьи свесил голову на грудь.


Рита в летней кухне-сарае. Везде стоят мешки с мукой, крупами. Потрескавшаяся печь. Корыто с кукурузой. Черный чан с крупно тертыми овощами. Сушится лук на земляном полу на покрывале. Ворох нечищенной фасоли. Самогонный аппарат. По углам нарядная паутина.

Ритина постель небрежно брошена на широкую лавку. В цветастый комплект кроме подушки и одеяла входят Танина юбка и майка, купленные на базаре. Рита сидит возле окна и курит, мечтательно глядя на звезды.

Костя сидит в Ритиной комнате перед телевизором. Таня стелит ему постель на Ритиной кровати.

Костя, ссутулившись, смотрит новости. Щурится, чтобы лучше видеть. Одновременно тщательно чистит ваткой со спиртом пульт управления от телевизора. На нем чистый спортивный костюм со складками после глажки. Рядом лежат бритвенные принадлежности и зубная щетка в прозрачной косметичке. Блюдце с яблоком и грушей. Почистив пульт, Костя принимается есть яблоко, аккуратно отрезая ножом по тоненькому ломтику.

Таня останавливается и смотрит на него странным взглядом, в котором смесь отвращения, жалости, чего-то еще. Костик, почувствовав этот взгляд, нервно поворачивается. Они утыкаются друг в друга затравленными глазами, как два несчастных зверька.


Валерик в сарае достает из нычки чекушку (нычка — в коровьем корыте). Наливает себе, выпивает. Закуривает. Гладит корову, целует. Та втягивает ноздрями привычный запах Валерика, шумно дышит.

Открытая дверь смотрит прямо на звездную лунную ночь.

Валерик надевает гармошку, встает, шатается, запевает что-то без слов. Делает шаг в ночь. Удаляется вместе с песней-мычанием.


Катя сидит с опущенными в таз с теплой водой ногами. Слушает радио, переставляет в одной ей известном порядке пузырьки с лекарствами. Капает себе какие-то капли.

Таня и Костя укладываются спать. Костя ложится на Ритиной кровати. Таня выключает свет. Ложится на свою. Молчат.

— Поговорим? — неуверенно спрашивает Костя.

— Не о чем, — отвечает Таня.

Костя не спорит. Долго ворочается и вздыхает. Таня смотрит перед собой в темноту.


Валентина сидит на веранде за убранным столом. Перед ней бумага, ручка, конверты. Валентина пишет письмо.

«Дорогая Юлия Владимировна! Обращаюсь к Вам в первую очередь как к женщине, у которой взрослая дочка… У меня тоже дочка, но вырастила я ее одна. Но пишу я Вам не поэтому.

В нашем селе Борщи творится настоящий беспредел.

Односельчане грозят подпалить мой дом вместе с семьей и хозяйством.

А все потому, что я написала правду в район про то, что многие односельчане сдают лейкозное молоко государству. И что характерно: приемщики про это знают, но им выгодно делать вид, что не знают.

После того как они узнали, что письмо написала я, перестали принимать мое молоко. А моя корова Чайка — здоровая, мы сдавали анализы на лейкоз. А меня теперь все проклинают. И теперь я лишилась копейки, на которые нужно жить и кормить дочку.

Разве ж я не правильно поступила?..

Я поддерживаю все Ваши программы, поддержите и Вы меня, прошу Вас… Раньше, когда я спала, Вы мне часто снились, Юлия Владимировна… Мы с Вами разговаривали на любые темы, и я чувствую в Вас родную душу… Приезжайте к нам в гости, у нас очень красивые гоголевские места… А воздух, как бальзам на рану… А то Вы нюхаете там что попало…

Почерк Валентины становится все более размытым и косым, рука замедляется…


Утро. Таня открывает глаза, что-то вспоминает и сразу смотрит на соседнюю кровать. Там спит Костя. Таня с облегчением вздыхает. Заходит Валентина с двумя дымящимися чашками кофе. Таня удивленно смотрит на нее. Валентина ставит одну чашку возле Кости, другую возле Тани.

— Ты его еще в попу поцелуй, — громким шепотом комментирует ее действия Таня.

— Доброе утро, — привстает Костя. — Ой, спасибо… Я бы сам…

В знак благодарности и от чувства вины он хватает чашку и отхлебывает кипяток, обжигается.

— А Ритка, коза, дома не ночевала… — бодро рассказывает Валентина. — Сил моих больше нет. Я вроде и не спала всю ночь, а как грузовик Артуркин подъехал — не слышала. Валентина хочет ненавязчиво убрать от изголовья Таниной кровати увядшие белые розы. Но Таня демонстративно останавливает ее.

— Пусть стоят, — говорит таким тоном, что Костик должен понять, что это что-то значит.

— Собираться пора. Ты со мной едешь? — спрашивает безразличным тоном Костя.

— Нет, еще побуду, — так же безразлично отвечает Таня.


Валентина загружает в багажник «Ауди» продукты: мешок с картошкой, огурцы, помидоры и т.д. Костя ей помогает, но понятно, что ему это все совершенно не нужно.

Валерик радостно несет непотрошеную тушку только что забитого кролика. Его руки в крови.

— Валер, да некогда уже… — с отвращением отворачивается Костик.

— Пять минут, и разделаю. Приедете и сразу свежатинку зажарите. А лучше стушить со сметаной и лучком. Такая прелесть!

— Я не поеду, — тихо говорит Таня.

— На балкон поставить? — спрашивает Костя у Тани нейтральным голосом.

— На мой балкон, — подчеркивает Таня.

— Естественно, — презрительно отвечает Костя.

Ему невтерпеж, хочется скорее уехать и забыть все эти поневоле родные лица, эти мешки, убитого кроля, Танины глаза…


Костя сидит за рулем. Едва сдерживает свое раздражение. Его по очереди в который раз целуют Валерик, Валентина, Катя, наклоняясь в окошко. Таня театрально шлет воздушный поцелуй чуть издали.

Костя трогается, отъезжает. Видит в стекло заднего вида четыре фигурки, терпеливо дожидающиеся на дороге, когда он скроется за поворотом. Машут вслед руками. Костя сигналит на прощание. С облегчением скрывается за поворотом.

Все с таким же облегчением идут во двор. Таня идет в дом впереди всех, скрестив руки, пустая и легкая, как пластиковая бутылка.

Таня заходит на веранду, берет свою косметичку. Достает оттуда ватку, смывку для ногтей. Начинает деловито стирать лак с ногтей. Потом достает пилочку, ножницы, делает маникюр. Кровь капает ей на ситцевый халат. Валерик, Валентина и Катя поглядывают на нее с беспокойством.

— Ой, — вскрикивает Валентина при виде крови, — что ты делаешь?

— Что, блядь, смотришь? — жалобно вскрикивает Таня. — Порезалась. За Риткой своей следи, чтоб не шлялась.

— Таничка, я тебе сейчас тройной одеколон… — говорит Катя, идет к себе в комнату…

— Не надо, мама! — нервно взвизгивает Таня вслед Кате. — У меня тут за несколько дней уже не кровь, а спирт течет по венам. На, понюхай, — тычет пальцем в лицо Валентине. — Чем пахнет?

— У него что, баба другая? — тихо спрашивает Валентина.

— У кого? При чем тут баба? Других вариантов нет? Только баба? По-другому люди не расходятся, да? Господи, куда я попала?! А если не сошлись характерами? А если кризис среднего возраста? А если любовь прошла, мало ли что? Может, он ориентацию поменял? И такое бывает, Валечка… Понимаю, что в голове один лейкоз и ничего, кроме бабы, придумать не можешь… В кого ты тут превратилась? Посмотри на себя! Ты когда кремом лицо мазала?! Ты вместо стакана самогонки перед сном лучше масочку бы себе сделала дрожжевую! В слона превратилась! Ты же еще не старуха!

— Ты Валю не обижай. — дрожащим от обиды голосом говорит Валерик. — Я тебе за Валю не знаю, что сделаю. Приехала тут, центровая… А ну вон отсюда!

— Другая баба… — отчетливо произносит Таня и с жалостью смотрит на порезанный палец.

Валентина с жалостью смотрит на Таню. Ко двору подъезжает Костина «Ауди». Из машины выходит Костя, торопливым шагом идет на веранду. Таня поднимается с места. Решительно идет навстречу. Они сталкиваются на пороге. Костя испуганно и виновато смотрит на Таню. Таня дает ему пощечину.

Костя берется за щеку. Переводит взгляд на Валентину, Катю, Валерика…

— Риту сбили мотоциклом… В районе сейчас… В реанимации…

Таня отступает от Кости. Валентина вскрикивает.

Из комнаты выходит Катя с тройным одеколоном. Обводит всех испуганным взглядом.

— Рыточка! — догадывается.

На нее страшно смотреть.


Районная больница. Палата в реанимации. Чисто и бедно.

На кровати лежит Рита. В бинтах голова, туловище, рука. Она без сознания. Подключена к какому-то древнему аппарату.

Над ней сидит и рыдает щуплый, невзрачный юноша с жидкими усиками над верхней губой, Артур.

— Рыточка… — повторяет он и безутешно плачет.

Валентина полулежит на кушетке. Одна санитарка придерживает ее, другая дает нюхать нашатырь. По лестнице поднимается запыхавшийся Валерик с пакетом лекарств.

— Купил… — крутит пакетом в разные стороны, не зная, кому отдать.

Таня плачет в Костиных объятиях.

— Какой ужас, Костя… Я домой хочу… Забери меня домой… — умоляет она сквозь рыдания.

— Поедем, Таня… Поедем… — обнимает Костя жену.


Катя идет по селу, трудно дышит, опирается на палку. Ни с кем не здоровается. С ней здороваются односельчане и провожают удивленными взглядами.

Артур умоляющими плачущими глазами смотрит на Таню и Костю.

— Не заявляйте на нее, умоляю вас! Это брат ее подбил! У нее брат из армии пришел…

— Да если я не засажу эту тварь, я убью ее и брата ее, — с ненавистью шипит Таня.

— Не заявляйте, не надо! — плачет Артур. — Она ж беременная! Я сам ее убью! Я уже… Она вся синяя лежит, дура ревнивая…

Артур закрывает лицо руками и плачет.

Таня беспомощно смотрит на Костю, он только крепче прижимает ее к себе.


Детская площадка в Борщевском детском саду. Веранда разрисована сказочными персонажами: Красная Шапочка, Волк, Золушка, Котигорошко, Баба Яга с клюкой.

Двое мальчиков и одна девочка ковыряются в песочнице. Трехлетний Сережка стоит спиной к детям, лицом к веранде и писает на сказочных героев, раскручивая пипиську так, чтобы охватить как можно больше сказочного пространства.

— Я длочу-длочу-длочу… — приговаривает он.

За воротами сада стоит Катя, в руке у нее пирожок. Она терпеливо дожидается, когда Сережка закончит.

— Иди, Сережка, иди… — зовет его Катя. — К маме сейчас пойдем.

Сережка радостно подбегает к воротам.

— Пойдем, баба, — доверчиво протягивает ручку Кате.

Она берет его за руку, в другую дает пирожок. Они мирно идут по селу. Девочка из песочницы провожает их завистливым взглядом.


Таня сует деньги молодому врачу с испитым лицом. Он отталкивает ее руки.

— Вы никуда ее не можете забрать, вы что, не понимаете? Она никуда не доедет! Нужно ждать… — кричит он на нее.

— Там оборудование… Врачи…

У меня знакомые… Спасите… Вы же ничего не делаете! — истерит Таня.

Врач таращит на Таню воспаленные глаза, преодолевая желание самому закатить истерику. Обводит взглядом помещение.

— Так, все покинули реанимацию. Что вы тут устроили цыганский табор?

— Я останусь на ночь, — вяло говорит Валентина. Настолько вяло, что всем ясно — спорить бесполезно.

— Кто тут самый вменяемый? — врач смотрит на Костю. — Мать пусть останется, остальные уходите.

— Но что нам делать? Вы скажите, мы купим любое лекарство… У нас есть деньги, — говорит Костя.

— У нас тут часовня при больнице, пригласите батюшку, помолитесь, — серьезно советует врач.

Заходит Валерик. Беспомощно смотрит на присутствующих.

— Мама ушла… И малого забрала…

— Какого малого? — непонимающе спрашивает Таня.


Катя и Сережка выходят из попутной машины возле леса. Идут в лес. Видно, что Кате тяжело идти. Сережка безмятежно топает рядом.

Смеркается. Катя с Сережкой идут по лесу, Катя взвешивает каждый свой шаг. Он дается ей с большим трудом. Наконец она падает на какой-то пень…

— Щас… Отдохну и пойдем…

Сережка с беспокойством смотрит на Катю.

— Вставай, баба…

Катя пытается, но не может встать с места. Смеется.

— Всё, баба пришла.

Сидит на пеньке, смеется. Сережке становится страшно от ее смеха и ее вида. Растрепанная Баба Яга с клюкой — как будто бы ожила обоссанная картинка, только в реальности намного страшнее.


Возле детского сада стоит милицейский «бобик», толпится народ. Несколько милиционеров, Артур, воспитатели…

Ревущую девочку из песочницы лупит мать и приговаривает:

— Только попробуй с кем-нибудь пойти! Только попробуй!

Подъезжают на «Ауди» Костя, Таня и Валерик.


Вечер. Катя сидит на пеньке и плачет от обиды на свое бессилие. Сережка пытается к ней подойти, но она тычет в него палкой, не подпускает к себе.

— Баба, не плачь, — плача, просит мальчик и пытается схватиться за палку.

Но Катя словно чертит палкой круг вокруг себя, беспощадно отталкивая ребенка.

— Иди в лес, пусть тебя там волки съедят, — с ненавистью говорит Катя и все намеревается стукнуть мальчика.

Сережка испуганно косится на темный лес, полный загадочных, страшных звуков, хватается за конец палки, бросается в ноги Кате, обнимает ее за ноги, прижимается, плачет от страха. Но Катя упрямо отталкивает ребенка.

— Сейчас-сейчас, я встану и пойдем волка кормить… — мстительно бормочет Катя сквозь слезы.


На обочине возле леса останавливается несколько машин, в том числе «Ауди» Кости, милицейская машина, еще несколько. Выходят люди с фонарями, идут прочесывать лес. Мужской голос раздает команды:

— Разбиваемся на три группы… Образуем петлю…


Ночь. Валентина сидит у Ритиного изголовья и внимательно смотрит на нее. Рита по-прежнему лежит без сознания. Валентина с интересом оглядывается по сторонам. Рядом еще две пустые койки. В углу на койке лежит какой-то старик. Кажется, что он мертвый.

Валентина подходит и с интересом наблюдает за ним. Дотрагивается до его лица, возбужденно и радостно вскрикивает, отдергивая руку.

Заходит дежурная медсестра. С подозрением смотрит на Валентину.

— Здесь же все мертвые, девушка! — делится своим наблюдением Валентина.

Медсестра выходит. Возвращается с санитаркой и с наполненным шприцом. Усаживают Валентину на одну из коек. Делают укол в вену.

— Нет, я хочу лежать рядом с Риточкой, — капризно говорит Валентина и пересаживается на кровать возле Риты. — А тут Валерика положите.

А вместо деда положите мою маму. Нам этот дед чужой. А Таньку куда? Нужно и Таньке место. Как мы все поместимся? А где папа? Папа тут лежал, — беспокоится Валентина.

— Господи, — шепчет санитарка, — ложись, женщина…

Валентина послушно ложится на спину, складывает руки на груди, закрывает глаза.

Медсестра и санитарка выходят. Все лежат, как мертвые. Вдруг Рита открывает глаза. Шевелит губами, но не может ничего сказать. Закрывает глаза.


Темный лес тут и там освещается фонариками.

— Сережка! Мама! — слышатся голоса.

Чей-то фонарик освещает Катину фигуру на пеньке. Катя закрывает лицо рукой. У нее на коленях спит Сережка.

— Нашел! — кричит кто-то…

На мгновение наступает тишина, а потом со всех сторон раздаются при-ближающиеся быстрые шаги.


Раннее утро. Больница. Вокруг Риты сидят Таня, Костя и Валерик. У Риты осмысленный взгляд. На койке рядом в прежней позе со скрещенными руками спит Валентина. Деда в палате уже нет. На его месте лежит какая-то неподвижная бабка.

— У тебя ничего не болит, Риточка? — сквозь слезы спрашивает Валерик.

— Только голова… — чуть слышно отвечает Рита.

— А ножки? А ручки? — допытывается Валерик.

— Не слышно, — отвечает Рита.

— Ты полежишь тут несколько дней, а потом мы с Костей заберем тебя в Киев. Там тебя быстро вылечат, и будешь жить с нами… С Дашей… — говорит Таня, гладя Риту по бесчувственной руке.

— А суши попробую? — спрашивает Рита неразборчиво.

— Что? — не понимает Таня.

Но Рите трудно повторить.

— Суши… — переводит Костя.

— Ну, конечно…

Подходит санитарка с постиранной одеждой, в которой привезли Риту. Это Танины «дольча-габана» и «валентино» с базара. Кровь так и не отстиралась. Санитарка отдает вещи Тане.

— Заляпала, — виновато говорит Рита.

Таня не выдерживает и плачет.


Яркое солнечное утро. Костя и Таня едут в машине. Таня говорит по телефону.

— Федор Гаврилыч… Так когда будет можно ее привезти?.. Местный ничего конкретно не говорит… Да, в сознании, но позвоночник… Чудо, конечно… Он тоже так говорит… Я сегодня выезжаю в Киев, смогу завтра к вам подъехать?.. Спасибо огромное, Федор Гаврилыч… До завтра…

Отключается. Костя с сочувствием поглядывает на нее.

— Если бы ты знал… — выдыхает Таня после паузы.

— Что?

— Да нет, просто бред какой-то… — говорит Таня.


Едут вдоль желтых полей. Кое-где работают комбайны. Проезжают заброшенную ферму, маленькое опустошенное государство. За фермой виден густой лес, под лесом белеет маленький домик.

— Я знаю… Все будет хорошо, — после паузы отвечает Костя. — Смотри, как хорошо, наверное, в том домике.

— Это пасека, там мой папа после инсульта сторожем работал… Заедем?

Костя сворачивает на заросшую проселочную дорогу.


Заброшенная пасека, огороженная штакетником. Яблоневый сад, высокая трава. Красные полосатые яблоки висят на ветках, лежат в траве. Улья стоят в одном углу двора. Маленькая, когда-то выбеленная сторожка косит одним окошком под фонарным столбом. На двери висит замок.

Таня и Костя завороженно оглядываются вокруг. Таня поднимает яблоко, нюхает его, кусает.

— Здесь папа оставлял ключи.

Таня привычным жестом протягивает руку под крышу сторожки и достает ключи.

— Вот они, — удивленно смеется.


В сторожке лавка, столик, печка. На лавке одежда Кости и Тани. В открытую дверь осторожно заглядывает дикий кот.

— Кис-кис-кис, — зовет Таня.

Кот исчезает. И только полоска солнца остается в дверном проеме.

— А я рассказывала, как в первый раз поезд увидела?

— Рассказывала… Расскажи еще, — ласково просит Костя.


На кровати полулежат, обнявшись и закутавшись в спальные мешки, Костя и Таня. Пьют вино из пластиковых стаканчиков.

— Валентина со своим мужем в районе жили и привезли меня на вокзал. Валентине было очень стыдно, что я была в зимних ботинках, хотя уже было лето… Стоим мы на вокзале под памятником Гоголю, я пью ситро, и так хорошо и радостно мне, вдруг слышу страшный звук и вижу, как прямо на меня несется что-то страшное… — рассказывает Таня.


Кот переступает через высокую траву. Видны его хвост и уши.

Таня выходит из сторожки. Счастливо жмурится на солнце. Звонит по телефону. Из сторожки выходит Костя со спальными мешками.

Закрывает на ключ сторожку. Ключ кладет под крышу.

— Дашуля, доченька!.. Это мама! Как твои дела, котик? На тренировке? Точно все в порядке? Почему такой голос?.. Ой, а у нас горе… Риту сбили на мотоцикле… В очень тяжелом состоянии… Мы с папой тут… Костя…

Передает Косте трубку.

— Даша, кот мой серый, как ты там?.. Да, мы с мамой тут… Сегодня домой поедем… Ты не расстраивайся… Там могло быть и хуже. Так что готовься к соревнованиям… Какого числа у тебя? Мы будем болеть.


Спортивная база. Соревнования по большому теннису. Даша с перебинтованной ногой сидит на трибуне. Разговаривает в трубку, прикрыв рот рукой.

— Да, готовлюсь… Скоро… Передайте Рите… Я в шоке… Большой привет! Держитесь все там! Целую…

Даша отключается. Рядом с ней сидит парень, похожий на Диму Билана. Заботливо заглядывает ей в глаза.

— Дома проблемы?

— Угу… Я в шоке… Сестра в аварию попала, — отвечает Даша.

«Дима Билан» обнимает Дашу, просунув сзади руку ей под футболку. Даша не сопротивляется. Напряженно следит за игрой.


Костя и Таня выходят из машины. Заходят во двор. Перед ними предстает следующая картина.

Корова Чайка гарцует по двору, никого и близко к себе не подпуская. Рогами срывает белье с веревок. Смешно на первый взгляд.

Четверо мужиков с петлями, веревками и палками окружают корову.

В окно, отодвинув занавеску, напряженно смотрит Катя. Валентина стоит на пороге с опущенными руками.

Чайка с пододеяльником на рогах, который закрывает ей обзор, сносит все, что попадается на пути.

Мужики наконец скручивают корову, набросив ей на шею петлю. Мычащую, хрипящую и брыкающуюся Чайку палками загоняют в сарай. Оттуда доносится ее отчаянное мычание.

— Чайка взбесилась. Сглазили. Завтра на бойню повезем, — убитым тусклым голосом сообщает Валентина Тане и Косте. — Валерик не переживет.


Вечереет. Таня и Костя в Ритиной комнате складывают вещи. Заходит Валентина. Устало опускается на Танину кровать.

— Я привезу Федора Гавриловича как только он сможет… Мы заберем ее… Это лучшая больница… — обещает Таня.

Валентина смотрит на Таню полными отчаяния глазами.

— Надо было мне в больнице остаться. Валерик спирту выпьет и заснет. А Риточка звать будет…

— Не будет он пить, не выдумывай. А ты сама уже, как с креста снятая. Выспись. Вот тебе хорошее снотворное. По одной таблетке перед сном.

Дает Валентине таблетку, та послушно выпивает.

— И деньги вот… — Костя дает Валентине деньги. Та послушно берет. — Всем давай. И медсестрам, и врачам, и санитаркам.

В комнату заходит Катя. Она сильно сдала за последние сутки. Тычет Тане какие-то бумажки. Таня не сразу понимает, что это деньги.

— Таничка, передашь профессору… Пусть приедет…

— Мамочка, забери ради бога…

— Возьми! — голос Кати дрожит, она вот-вот заплачет.

— Хорошо, давай… — Таня берет деньги. Незаметно отдает их Валентине. — Костя, ну что?

— Я готов.

Таня подходит к Косте. Что-то убирает с лица.

— Что?

— Крошка…

Костя начинает тереть все лицо. Таня улыбается.

— Да всё…

Неожиданно звонит Костин телефон. Валентина удивленно смотрит на него. Костя напрягается. Таня — тоже.

— Я думал, тут не ловит… — лепечет Костя.

— А тут и не ловит, — отвечает Таня.

Костя берет телефон.

— Да, алё… Привет…

Воровато оглянувшись, он выходит из комнаты.

Таня замирает на месте. Потом подходит к двери, открывает ее. До нее доносятся обрывки разговора.

— Хорошо… Завтра… Конечно… Да ты что?! Да тут такое горе… Потом расскажу… И я тебя… И я тебя…

Таня медленно закрывает дверь. Ее лицо каменеет. Она садится на Ритину кровать.

— На дорожку? — тупо спрашивает сонная Валентина.

Рядом с ней садится Катя.

Костя отключается. Стоит, ссутулившись, некоторое время на веранде. Обреченно смотрит по сторонам. Потом разворачивается, идет в комнату.

Костя появляется в дверном проеме. Не смотрит на Таню.

— Ну? Я готов, поехали? — спрашивает Костя, чуть поперхнувшись на последнем слове.


Костя и Таня отъезжают на машине от двора. За окном темно. Напряженное молчание нарушает Костя.

— У нее неприятности… Там сделка сорвалась… А у нее сердце больное… Кредит… — оправдывается Костя.

— Что это за вонь? — раздраженно спрашивает Таня.

— Кролик завонялся, наверное… Вторые сутки в багажнике…

— Завезешь меня домой… — говорит Таня.

— Конечно.

— И Даше сам объяснишь…

Костя вздыхает.

Машина поднимается в гору.

— Это невозможно, — задыхается Таня, открывает окно.

Костя послушно останавливает машину около кладбища. Лезет в багажник. Достает оттуда кролика, несет куда-то в кусты. Таня смотрит в зеркало заднего вида. Видит какое-то красное зарево.

Таня выходит из машины. Смотрит вниз. В районе ее дома полыхает пожар.

— Костя! — страшным голосом кричит Таня.

Костя выскакивает из кустов. Смотрит вниз.

— Горит!.. У вас?! — вскрикивает Костя.

Таня с ужасом завороженно смотрит на пожар.

— Нет, это не у нас… Это не у нас… — как заклинание, повторяет Таня.

— Разве?! Но где-то рядом… У соседей?

— Нет-нет… Это далеко… Это не у нас… Поехали…

— Ты с ума сошла? Едем назад!

Костя бросается к машине. Заводит ее. Выглядывает в окно, кричит:

— Садись быстрее, Таня!!

Таня стоит, глядя вниз на пожар. Не двигается с места.