Not another film. «Еще один год», режиссер Майк Ли

1

Одна из лучших картин каннского конкурса-2010 «Еще один год» (Another Year) Майка Ли не получила никаких призов, но заработала высшие баллы в рейтинге международных критиков, разглядевших в традиционалистской работе не «еще один фильм признанного мэтра» (эта формулировка применима, скорее, к дежурным опусам его каннских конкурентов — от Алехандро Гонсалеса Иньярриту и Бертрана Тавернье до, к сожалению, Кена Лоуча и Такэси Китано), а признаки неконсервативного — в отличие от британских обычаев, рассмотренных режиссером под лупой, — искусства. В очередной раз выяснилось, что в кино есть традиции, которые сильнее и радикальнее любого, даже самого дерзкого новаторства.

Как и в своем предыдущем фильме «Беззаботная» (Happy-Go-Lucky), Майк Ли обратился к современному материалу и выбрал в главные героини стареющую незамужнюю женщину по имени Мэри (Лесли Мэнвилл), секретаршу из Южного Лондона. Впрочем, сразу стоит заметить, что современность, которая вроде бы под боком и не взывает к специальной обработке (чем и пользуются почти все сегодняшние киноавторы) воспроизводится Ли с такой же тщательностью и почти фетишистской скрупулезностью, как и викторианская эпоха в «Вверх тормашками» или послевоенное время в «Вере Дрейк». В эту современность изначально заложен привкус «ретро» — как напоминание о том, что ни времена, ни люди, ни отношения — особенно британские — не меняются никогда. А потревожить их можно лишь на каплю — да и то ценой собственного душевного спокойствия.

Поппи, героиня «Беззаботной», как раз и хотела растормошить классический британский характер, разогнать его до несвойственной ему скорости, распалить почти до южной темпераментности (не случайно самой ударной сценой того фильма был урок аргентинского танго). И все это она проворачивала без ущерба для собственного здоровья: тогда еще Майк Ли не добрался до момента, когда империя — в виде британских, да и не только британских, традиций — нанесет ответный удар. Миновать его было невозможно — и вот со всей тяжестью он обрушился на героиню новой картины.

Несчастливица Мэри — не столько антипод «беззаботной» Поппи, сколько она же двадцать лет спустя (в Канне ее тут же прозвали unhappy-go-unlucky). Сбивчивый хохот уже не может скрыть душевных разломов, рассеявшиеся иллюзии больше не вызывают ностальгии, а витальность обмелела, стала рефлексом, неврозом, «формой без содержания». Пристанище Мэри — одиночество, алкоголизм и редкие вылазки в уютный, как с картинки, дом Тома и Джерри — уже немолодой, но по-прежнему идеальной семейной пары, — которые вместе вечность и, вне всяких сомнений, не могут не умереть в один день.

Впрочем, легкие и оттого особенно тревожные сомнения все-таки возникнут. И по поводу неисправимой обреченности Мэри, уже научившейся плакаться в собственную жилетку, так как чужим слезам нигде не рады — их, как и чужое счастье, готовы терпеть до поры до времени. И по поводу «буколической» идиллии Тома и Джерри, неспроста — хотя сами они над этим смеются — носящих имена популярных мультяшных героев.

Извечная коллизия Майка Ли — испарение естественности и возникновение на ее месте тяжеловесной искусственности. Беззаботность Поппи с годами вылилась в наэлектризованную усталость Мэри. А «любовь до гроба» Тома и Джерри обязана своим существованием взаимному принуждению к любви — обоюдному договору, рожденному из страха перед одиночеством, старостью, смертью.
Если угодно, это история о том, откуда берутся традиции, как еще не расплесканная, не прожитая жизнь немеет и затвердевает в чуждой ей форме, которая, впрочем, очень быстро начинает восприниматься как единственно возможная. Но бесформенность — констатирует Ли на примере Мэри — еще страшнее. Норма с ее жесткими ограничениями — куда меньшее зло, чем неприкаянность и свобода.

Персонажи «Еще одного года» — британцы до мозга костей в том, как они исполняют рудиментарные ритуалы, спустя десятилетия выродившиеся в матрицу какого-нибудь рядового английского телемыла. В том, как элементарно не допускают даже мысли, что этим ритуалам может быть какая-то альтернатива (пускай и в реальности ее, альтернативы, действительно нет). И — главное — в том, как они не способны, при всем сочувствии, принять тех, кто в силу обстоятельств живет не по правилам, не вписывается в повороты, нарушает раз и навсегда установленный кодекс поведения.

Поппи из «Беззаботной» с удовольствием нарушала правила дорожного движения, безуспешно пытаясь научиться водить и выводя из себя своего инструктора. Мэри из «Еще одного года», эта повзрослевшая Поппи, уже отлично управляет автомобилем, даже не будучи трезвой, но вот вписаться в какое-либо иное пространство, кроме размеченного маршрута из Лондона

новости образования россии

в Кройдон и обратно, ей никак не удается. И даже где-либо за пределами Лондона — Кройдона она не была — эта подробность, как удар под дых, действует в финале, когда, собравшись на очередной семейный ужин, Том и Джерри обсуждают с Кейти, невестой своего сына, свои бывшие и будущие путешествия. Мэри в их кругу — легальный изгой, человек, имевший все шансы, но по каким-то причинам не сумевший встроиться (а это куда тяжелее, чем добровольное нежелание встраиваться), для которого нет места даже на обочине, потому что Кройдон, существующий на обочине Лондона, уже никакой другой обочины не предусматривает.
Дихотомия искусственного и естественного, сверхусловного и ускользающего от какой-либо условности характеризует и искусство Майка Ли. Особенно это проявилось в минималистской структуре «Еще одного года» — скупой на эмоции, но щедрой на драмы пьесы, чья отстраненность и серьезность контрастируют с легкостью и комедийностью «Беззаботной». Трагедия вышколенных, застегнутых на все пуговицы и имеющих каждый свой ярлык характеров медленно и незаметно истлевает в кинотеатральной работе Ли до драматургической паутины, скрывающей такие драмы, что ни одна условность с ними не справится. Именно в момент, когда паутина рвется, приоткрывая эту бездонную пропасть, Майк Ли заканчивает фильм.

«Еще один год» построен как четырехактная пьеса, в которой рутина повседневности — рождение младенца, встреча с другом, начало любви, смерть родственника — сопряжена со сменой времен года и соразмерена с природным циклом. Английская осень сменяет английское лето, и на огороде у Тома и Джерри поспевают экологически чистые помидоры, которыми они потчуют Кейти. Эта подчеркнуто искусственная конструкция изобличает у Майка Ли не столько саму себя, сколько неизбежную искусственность нашей жизни, через которую тщетно пытается пробиться каждый из его героев. Даже если этого не сознает, довольствуясь предложенной ему ролью. Ниже — комментарии к этим ролям, сделанные с учетом их «чисто английской» — не случайной для Майка Ли — выправки.

2

Дорогие мама и папа.

Как обещал, высылаю вам расписание, успешно использованное нами при подготовке к прошлогоднему рождественскому обеду. Расписание предусматривает завершение работы к часу дня, а рассаживание гостей и подачу еды на стол — к 13.30.

11.45. Переложить клюквенный соус и масло с бренди в вазочки для подачи на стол.

— Положить мороженый жареный картофель и пастернак на противни.

— Налить воду для варки овощей в кастрюли.

12.00. Удалить фольгу с индейки (индейка помещается в духовку в 6 утра)

и удалить излишки жидкости.

— Начать приготовление колбасок-чиполат.

— Начать приготовление ромового соуса.

— Начать приготовление хлебного соуса.

12.15. Поместить мороженый жареный картофель в духовку.

12.20. Приготовить начинку.

12.25. Поместить овощной пирог (для Мэри-Джейн) в духовку (NB! Мэри-Джейн вегетарианка).

12.30. Поставить на огонь кастрюльки с водой для моркови и брюссельской капусты.

— Включить раздаточную тележку с электрическим подогревом.

— Перевернуть картофель.

12.35. Поместить пастернак и начинку в духовку.

12.45. Включить воду в кастрюльке для зеленого горошка.

— Поместить морковь и брюссельскую капусту в (кипящую к этому моменту) воду в кастрюльке.

— Перевернуть картофель и пастернак.

— Поместить тарелки и блюда для овощей в (разогретую к этому моменту) раздаточную тележку с электрическим подогревом.

12.55. Поместить зеленый горошек в (кипящую к этому моменту) воду в кастрюльке.

13.00. Поставить на огонь соус.

— Поместить овощи на блюда для овощей в раздаточной тележке.

— Разогреть рождественские пирожки.

— Приступить к разрезанию индейки.

Если у вас возникнут дополнительные вопросы, пожалуйста, обращайтесь.

Всего наилучшего,

Тим

Предположим, что это письмо написано тридцативосьмилетним уроженцем южного Лондона, выходцем из предместья Кройдон. Холостым, бездетным, проживающим ныне в Гилфорде в графстве Суррей, работающим менеджером среднего звена в крупной компании, выплачивающим ссуду за двухэтажный кирпичный дом типовой застройки начала 90-х, посещающим бассейн два раза в неделю, ресторан «Бомбейские специи» раз в неделю, церковь по воскресеньям и родителей — по праздникам.

Теперь предположим, что родителям Тима где-то за шестьдесят. Года три назад, после того как его отец ушел на пенсию с поста директора сети прачечных, они перебрались из скромного трехспального жилища в просторный дом с большим садом в лучшей части Кройдона. Каждый день они отправляются за покупками в супермаркет TESCO, смотрят сериал «Коронейшн стрит» с 1960 года по понедельникам, четвергам и пятницам, голосуют за консерваторов и проводят последнюю неделю августа в пансионе «Фалмут» в Корнуолле. Младшая сестра Тима, Лиззи, проработав семь лет в отделении банка «Барклайс», что напротив TESCO, поехала с приятельницами отдохнуть на Коста-Брава, встретила там официанта Хорхе, женатого и многодетного, бросила ради него работу в банке и устроилась посудомойкой в пляжный бар, где он работает.

«Подумать только, — говорит мать Тима, — к Рождеству мы послали Лиззи ваучер на 25 фунтов из продовольственного отдела TESCO, чтобы она могла купить себе индейку и пудинг, а она отправила подарок обратно! Пишет, что не признает супермаркетов и ест только натуральные продукты, выращенные в Каталонии». Мать Тима поджимает губы. «Оставь ее в покое», — говорит отец Тима и жмет кнопку на телевизионном пульте. «О боже!» — вздыхает Мэри-Джейн (вегетарианка), девушка сорока двух лет, и смотрит на Тима. Тим спит, сидя на диване, фиолетовая бумажная корона из рождественской хлопушки съехала на глаза. Мать Тима замечает взгляд Мэри-Джейн и думает, что покойная Пегги была бы счастлива, если бы ее Мэри вышла за их Тимми. Эта мысль посещает ее раз в году на протяжении последних семи лет — в рождественский вечер, когда хлопоты по приготовлению индейки позади, телеобращение королевы просмотрено, порт выпит, подарки распакованы и посуда перемыта, но Мэри-Джейн не прощается, а усаживается со всем семейством у телевизора и, нервно хихикая, сообщает, что принесла с собой настольную игру: специальное рождественское предложение от TESCO «Тайна убийства в семейном замке» всего за 9 фунтов 99.

Теперь предположим, что Тим и его семейство — персонажи фильма Майка Ли. Распределим роли. Мэри-Джейн пусть будет Салли Хокинс («Беззаботная»), а еще лучше — Карина Фернандес (учительница фламенко в «Беззаботной» и Кэйти в «Еще один год»). Кэйти как раз родом из Кройдона. Милая, странненькая немного, в меру закомплексованная, в меру эмансипированная, политически корректная — обычная южная англичанка нижнесреднего класса, смесь постглобалистской эксцентрики и патриархального великодержавного викторианства. Чуть поскрести ее ногтем, и из-под «Я в полном порядке: у меня интересная работа, прекрасные друзья и любимая кошка!» вылезет патетическое джейнэйровское: «Reader, I married him!»

Майк Ли заметил как-то в интервью, что его школа в северном графстве Ланкашир по духу была викторианской. В течение последних ста лет викторианство на Британских островах мутирует, успешно адаптируясь к современности. Наказание розгами в государственных школах Соединенного Королевства было отменено в 1987 году, а в частных — только в 2003. Современные британцы продолжают измерять длину в дюймах, а вес в фунтах, называют улицы и площади новых спальных районов в честь королевы Виктории, судят о людях по их классовой принадлежности и считают чашку чая с молоком панацеей от всех бед. И хотя Майк Ли сказал все, что хотел сказать о викторианской Англии в «Вверх тормашками», в других его картинах — «Вера Дрейк», «Все или ничего», «Дурные времена» и «Еще один год» — можно разглядеть гримасы викторианского наследия.

Тима сыграет Дэниел Мейз (Сид Дрейк, сын Веры Дрейк из одноименного фильма), хотя, возможно, Оливер Молтмен (Джо в «Еще одном году» и Джейми, муж-подкаблучник сестрицы Хелен в «Беззаботной») больше подходит. Собственно, на эту роль подойдет практически любой англосаксонский мужчина средних лет без особых примет и вредных привычек, застрявший у телевизора в постпубертатном состоянии, в самых бурных своих фантазиях представляющий тот день, когда кройдонский «Кристал Палас» победит и «Челси», и «Мэн Юнайтед», и «Арсенал» и станет-таки чемпионом Англии. Тимоти Сполл, увы, уже слишком стар для этой роли. Ему придется довольствоваться ролью отца Тима — человека пролетарского происхождения, прошедшего путь от конторского клерка до директора сети прачечных.

На мать Тима можно попробовать Элисон Стедмен. Бывшая жена Майка Ли и актриса, вошедшая в анналы британского ТВ в роли Беверли из «Дня рождения Абигайл». Свое место в истории английской массовой культуры Майк Ли заслужил ведь не «Пальмовыми ветвями» и венецианскими «Львами» и даже не полудюжиной оскаровских номинаций, а телеспектаклем «День рождения Абигайл», поставленным в 1977 году по пьесе собственного сочинения. Карикатура на мещан (lower middle class) из спальных районов (suburbia) беспощадна, как полотно Хогарта, и произвела на телезрителей, зараженных консьюмеризмом 70-х, такой же эффект, как хогартовский «Модный брак» на просвещенную аудиторию середины XVIII века.

Майк Ли посадил в герметичное пространство — гостиную семейства Мосс — две супружеские пары плюс одинокую женщину (мать девушки Абигайл, празднующей день рождения по соседству) и предложил им разыграть вечеринку. Хозяйка вечеринки, Беверли Мосс, продавщица косметики в большом универмаге, глупа, нелепа и вульгарна. Беверли — королева пошлости.

В этом персонаже нет ничего, кроме «самодовольного величественного мещанства», которое, как учил Набоков, русским словом «пошлость» выражается точнее, чем английской «вульгарностью» и означает «поддельную значительность, поддельную красоту, поддельный ум, поддельную привлекательность». Вечеринка пошляков и пошлячек в гостиной Беверли Мосс — оргия «поддельности», участники которой корчат из себя что-то и не попадают в роль, проговаривая бессмысленные тексты, — заканчивается смертью мужа хозяйки.

Это мучительное напряжение фальшивого социального контакта — «день рождение Абигайл» различной степени тяжести — разыгрывается актерами Майка Ли как обязательное упражнение во всех фильмах. Фальшь необходима, потому что через нее проступает правда. Скетч летнего барбекю из «Еще одного года», когда безнадежно опоздавшая Мэри нервно здоровается с каждым участником застолья по очереди, не замечает новорожденного младенца, а потом закуривает сигарету, отпугивая от стола всю честную компанию, — классический образец «психодраматической» режиссуры Майка Ли.

Отец Тима — Тимоти Сполл. Или Питер Райт. Предположим, Майк Ли сделает его северянином. Родом из Ньюкасла. Родители Тима познакомились в 1970 году в пабе «Королевская голова». Его мать, выпускница школы медсестер, приехала в Кройдон навестить тетю Джойс. Его отец пришел в «Королевскую голову» отмечать первую зарплату: он получил диплом сантехника и поступил на работу в небольшую, но процветающую фирму. Они встречались две недели, потом она уехала обратно в Лондон. Ему казалось, что он никогда больше не увидит эту крутую девчонку в мини-юбке, которая могла усидеть пять бутылок коричневого эля за раз, и не валилась потом под стол, как местные девушки, и курила ароматные сигареты, и разговаривала так необычно, по-южному, и называла его Darling. Но она вернулась — через год — хоронить тетушку Джойс. А после похорон они вместе поселились в Кройдоне. Устроиться сантехником в южном Лондоне ему не удалось, но его свекр помог ему получить должность в компании индустриальных прачечных. Через полгода они поженились, а через два месяца после свадьбы родился Тимми.

Возможно, похороны тетушки Джойс, алкоголички и заядлой кошатницы, и случайную встречу в церкви разлученных любовников Ли снимет отдельным ретроспективным эпизодом. Потребуются дополнительные второстепенные персонажи: викарий (Джим Бродбент), соседка (Имелда Стонтон) и т.д. Возможно, гроб не впишется в узенькую лестничную площадку эдвардианского домика и скорбящим придется вызывать плотника. Возможно, во время этого психодраматического упражнения Майк Ли расскажет актерам вот такую историю из собственного детства: «В двенадцать лет я стоял в коридоре дома моего только что умершего дедушки. Шел снег, гроб с трудом спускали по лестнице, и я подумал про себя: «Из этого получится прекрасный фильм».

Ли работает с актерами как психотерапевт, достигая не просто «вхождения в образ», а полного перевоплощения, срастания участников игры с предложенными образами. В процессе этих психодраматических сеансов возникает фильм. Вернее, условно правдоподобное пространство слов, жестов, ситуаций и персонажей, из которого потом режиссер отбирает материал для съемки. Ли любит повторять, что его метод близок к работе писателя или художника: начиная картину со скупых мазков (актеры и несколько строчек истории), он запускает игровой процесс, результат которого ему неизвестен. Камера появляется тогда, когда фильм уже создан: чтобы зафиксировать уже сконструированное трехмерное пространство и с минимальными потерями перенести его на плоскость экрана.

Он всю жизнь снимает один фильм. О драме повседневности, она же — драма жизни. О людях, закованных в стереотипы и рутину, о боли и страдании, спрятанных под масками «отцов», «детей», «жен», «мужей», «братьев», «сестер». О жизни заурядных, эксцентричных, закомплексованных, одиноких, странных и очень симпатичных островитян, как о частном случае жизни рода человеческого.

Дорогие мама и папа!
Я пишу вам, чтобы поблагодарить вас за прекрасный рождественский подарок, который вы подарили мне в этом году.
Сумма, которую вы перечислили мне, ушла на покупку левого ботинка для горного туризма. Я добавил к этой сумме деньги, полученные мною от коллег по работе и от тетушки Кэрол, и купил пару отличных ботинок.
В ближайший уикэнд я отправляюсь в Озерный край вместе с группой друзей из Церкви и смогу опробовать новые ботинки. Я попрошу Дэвида сфотографировать меня в ботинках и пришлю вам фотокарточку.
Всего наилучшего,
Тим

«Еще один год»
Another Year
Автор сценария, режиссер Майк Ли
Оператор Дик Поуп
Художник Саймон Бересфорд
Композитор Гэри Йершон
В ролях: Джим Бродбент, Лесли Мэнвилл, Рут Шин,
Питер Уайт, Оливер Молтмен, Дэвид Брэдли,
Карина Фернандес, Имелда Стонтон
Thin Man Films, Focus Features International, UK Film Council, Film4
Великобритания
2010