Дикое поле. «Перемирие», режиссер Светлана Проскурина

Кинотавр-2010

Похоже, Светлана Проскурина заключила перемирие сама с собой. Отодвинув в сторону эстетический радикализм, обуздав свой рефлексивный синдром, мастерица камерных сюжетов вышла в пространство большого нарратива и сняла картину про народную жизнь, взяв ее будничный бессобытийный срез. Крепость структуры обеспечивает жанровая «добавка»: материал нанизан на шампур роуд-муви. Главный герой — водила — гоняет крытый брезентом грузовик по бездорожью и разгильдяйству родных просторов.

Персонажи фильма — парни из глубинки, по-разному приспособившиеся к новой реальности. Которые с амбициями — стали местными «авторитетами», новыми русскими на местный манер: разукрашены наколками, как папуасы, накачаны стероидами — ну, чистый кич. Стиль жизни устоялся и отстоялся, другого уж никто не помнит, вроде так было всегда: хозяева жизни, они же власть, — качки с повадкой киллеров — контролируют всю округу и держат на коротком поводке местных красавиц.

Егор, главный герой, — человек без амбиций. Он не замечает, что от друзей детства за три версты несет криминалом.

А у Егора — кроткие глаза отрока Варфоломея. Собой хорош, простодушен и доверчив по-детски, всегда готов помочь друзьям, пусть и в дурацком деле. Выезжает Егор в очередной рейс с путевым листом и с наказом дяди: найти невесту. Фольклорный мотив — добрый молодец в поисках суженой — уже не узнается под пластами реальности, стершей с коллективной подкорки архетипы культурной памяти. И бог бы с ним, да только — на мой взгляд, — лишь дернув за эту ниточку, оказываешься на глубине авторского замысла. Тогда прозрачно ясен образ и облик главного героя (Иван Добронравов, звезда «Возвращения», получил на «Кинотавре» приз за лучшую мужскую роль). Егор одновременно принадлежит этому миру и тому, высшему, о котором он и сам не догадывается, и лишь в самом финале, после встречи с попом-рокером, что-то похожее на откровение посещает его на краю долины, один на один с небом.

Обманчивая простота «Перемирия» может исказить его истинные духовные пропорции и смыслы. Авторская ирония (сколько помню, никогда прежде Проскурина не была так иронична, это новый обертон в ее режиссерской партитуре) время от времени кренит картину в сторону идиотской комедии. И впрямь смешны эпизоды, визуализирующие сексуальную озабоченность героя. То в коридоре общежития на него, как с неба, свалится бабенка, молодая и голая. То он, будто малолетка, подсматривает в окошко женской бани, выбирая себе девушку по вкусу. В тот же вечер ему удастся с ней, как говорится, близко познакомиться и даже сделать предложение. Да только девушка, тертый калач, намекнет наивному парню, что их скоротечный роман — не повод для продолжения знакомства, для женитьбы — тем более. И вообще, она гуляет с местным «авторитетом», с самим Боярином, вот возьмет и скажет ему, что Егор к ней приставал…

С любовными приключениями героя органично уживаются куски драматического свойства. Эпизод с бандитом башкиром, которого трое мужиков (и Егор среди них) в процессе дознания пытают, обваривая связанные ноги кипятком, а потом волокут по колкой степной траве. Или эпизод с воровством годных на продажу проводов. Цветной металл нынче в цене, и нет проблем, кому продать, — у парней все схвачено. Егор, готовый помочь друзьям в любом деле, даже и в воровском, вызывается залезть на ЛЭП, обрубает провода, тут его шарахает током, на землю стаскивают бездыханное тело и откачивают малого, обмакнув в воду. Для кого-то, может, и это смешно. К тому же режиссер принципиально ничего не драматизирует. И ни в коем случае не морализирует. Проскурина дистанцируется от фильма как бесстрастный наблюдатель или, если хотите, как эпический сказитель, и эту дистанцию выдерживает строго. Нельзя не заметить, что в действиях персонажей просвечивает — как бы это сказать половчее — невменяемость, что ли, а если по-ученому — иррационализм. Фундаментальная национальная особенность остается при нас и в начале ХХI века, да и идиотизм провинциальной жизни нынче цветет махровым цветом: работы нет, а жить-то хочется, и идея «подломить» магаз не кажется чем-то из ряда вон. Дело житейское. Безотказный Егор охотно постоял бы на шухере, да занят важным делом: с ружьем на плече, будто на охоту собрался, он патрулирует сбербанк, где его дядька, Сан Саныч, снимает деньги на покупку подержанной «Нивы». Чего дядька боится, то и случится: ограбят его на обратном пути.

Криминалитет не мешает, однако, процветанию доморощенных философов типа Генки Собакина (отличная работа не сразу узнаваемого барда Сергея Шнурова). Вдохновенный сочинитель завиральных идей, помешанный на всенародной славе Емельки Пугачева, Генка обуян мировой тоской, озабочен глобальными проблемами и уж никак не добыванием хлеба насущного. Его мировую тоску оплачивает безропотная жена. Она появилась в кадре, не успев снять рыцарский нагрудник — деталь костюма Фортинбраса или Гильденстерна, а возможно, и самого Гамлета. Местный драмкружок замахнулся на «Вильяма нашего Шекспира». Ясно, что все мужские роли играют девушки.

Сцена с Генкой подтвердила мою догадку, что гендерный дискурс в фильме мне не померещился. Не полемичный — просто объективирующий авторские наблюдения по поводу мужского народонаселения в стране. Смыслообразующим фактором в картине являются исключительно мужчины. Жен-ских эпизодов всего-то два, плюс несколько кадров в бане, в мыльном отделении, с рубенсовскими телесами на первом плане. Молодое нежное тело под струями воды, льющейся из поднятого над головой таза, — это уже цитата из Пластова.

Обнаженной женской натуре оппонирует мужское начало в своей первичной социальной ипостаси — воинской. Егора заносит в запретную зону военных учений, в самую сердцевину боя. Водитель бросает руль и почему-то бежит, его ловят и затаскивает на броню бэтээра. И совсем загадочный эпизод открывает фильм. В фонограмме — сорванное дыхание быстро идущих мужчин, нестройные звуки шагов, во весь кадр — разноперая толпа бегущих, спешащих куда-то юношей. Новобранцы? Или это метафора движения к цели? Ложной ли, подлинной — не ясно.

Эпизоды, по видимости никак не связанные с фабулой, расширяют внутреннее пространство фильма, необъяснимого, как наша нынешняя жизнь, ничего не объясняющего, но обладающего странно притягательной аурой. Светлане Проскуриной удалось запечатлеть состояние глубинки наших дней, где царит пофигизм и давно заржавели за ненадобностью нравственные максимы. Воспаленные споры о смерти этноса могут возникнуть, но за рамками фильма, ибо режиссер не дает никакого повода уличить ее в тайном месседже такого рода. Напротив, Проскурина нейтрализует иронией возможные идеологические трактовки, к каковым она решительно не склонна. Она скорее поймет неправого, чем навесит на него приговор. Так же относился к своим героям, деревенским чудикам, Василий Шукшин, бесконечно далекий от санкционированного изображения советской деревни. У Проскуриной не деревня, а убогий городишко, возможно, даже райцентр, но принципиальной разницы лично я не вижу. Пройдешь метров сто, свернешь налево — и вот тебе деревенская изба, где живет дядька Егора, да и дикое поле, по которому волокут башкира, — рукой подать.

Фишка «Перемирия» — финал. Неожиданный для такой истории катарсис. Егор, который безбоязненно подсаживает в машину каждого, кто голосует на обочине, встречает молодого священника. Батюшка попался словоохотливый, рассказал, что его на свадьбу позвали. Не величать молодых, а просто попеть: «У меня голос сильный». И, не заставив себя упрашивать, человек в подряснике огласил просторы знаменитым хитом всех времен «Королева красоты». Спел — будто жарким днем ключевой водой окатил. Такая энергетика в этом голосе, такой темперамент — жить бы да радоваться. И тут бы в самый раз поставить точку, подарить зрителю что-то типа happy end или хотя бы открытый финал. Ну, нет. Не на такую напали. Светлана Проскурина не страдает прекраснодушием. И доведет сюжет до упора: у Егора казенную машину украдут. Не угонят, а именно украдут, подняв ее домкратом. И вот тогда-то останется он один на один с пространством. Дорога кончилась, зато открылся Путь. Всё.

В контексте последних «Кинотавров», трех по крайней мере, «Перемирие» смотрится как фильм нового поколения, аккумулирующего новый постперестроечный опыт и порывающего с традицией «народолюбия». Все чаще появляются фильмы, сопротивляющиеся классической парадигме критического разбора. У блюстителей традиции накапливается бессознательный протест против такого рода — «неподдающихся» — артефактов. Раздражение оттого, что «все не так», идеологизируется, возгоняется на уровень «диверсии против русского искусства». А проблема, на мой взгляд, в том, что крах терпит сам процесс восприятия, отполированный десятилетиями общения с традицией, каковая себя изжила, оставив нам воспоминание о мифе про народ-богоносец.

Кризис критической, да и зрительской, рецепции случался не однажды. Нечто похожее произошло в конце 60-х — начале 70-х, когда с подачи Микеланджело Антониони киномир перевернула приснопамятная «дедраматизация». Ее, помнится, у нас объявили буржуазным вывертом, и тогдашняя редколлегия «Искусства кино» была разогнана за поддержку этого направления в кинематографе, что было объявлено крупным идеологическим проколом. Однако «фильм без интриги» (формулировка Виктора Демина) с новой системой условностей прижился-таки в родных пенатах, дал замечательные плоды и в конце концов, согласно законам бытования искусства, превратился в рутину.

Сегодня в кинематографе работает новое поколение мастеров, созревшее в постперестроечную эпоху. Оно решительно обрубило устаревшую систему конвенций. Как написал однажды мой студент по поводу одного старого фильма: «сегодня так не снимают и так не смотрят». Иными словами, оптика восприятия, встроенная в нашу психику, изменилась кардинально. Есть зрители, в том числе профессиональные, которые «не догоняют», а гневаются на авторов. Это нормальный процесс адаптации нового в культуре. Не бойтесь — это не больно!

«Перемирие»
Автор сценария Дмитрий Соболев
Режиссер Светлана Проскурина
Оператор Олег Лукичев
Художник Дмитрий Онищенко
Композитор Сергей Шнуров
Звукорежиссер Владимир Персов
В ролях: Иван Добронравов, Юрий Ицков, Сергей Шнуров, Надежда Толубеева и другие
«Слон», «Мосфильм» при поддержке Министерства культуры РФ
Россия
2010