Отцы и деньги. Сериал «Барвиха»

Сериал «Барвиха», который перед началом учебного года в очередной раз продемонстрировало телевидение, видится ренессансом жанра «школьного фильма», который так расцвел на закате существования СССР, а затем горько увял, выродившись в «перестроечную чернуху». (Эта увядшая ветвь молодежного кино эффективно реанимирована инфернальным сериалом Валерии Гай Германики «Школа».)

Что же касается «светлой» стороны школьного жанра, то о его новом рождении имеет смысл говорить, если вспомнить, каков был посыл сорокалетней давности, иначе говоря, как выглядели на экране те школьники 60—80-х годов, которых мы увидели в «Барвихе» в качестве старшего поколения — учителей и родителей современных подростков. В этом смысле «Барвиха» является не продолжением и не подражанием, а эпилогом дерзновенного замысла предшествующей эпохи — заглянуть вперед и предугадать в юном поколении вершителей судеб завтрашнего дня.

Фильмы из жизни старшеклассников в послевоенную эпоху выросли в особый жанр не сразу. Первоначально беспокойные комсомольцы вкупе с отдельными несознательными элементами, противопоставляющими себя коллективу, всего лишь копировали подобные же образы из «взрослой» драматургии. Сюжет развивался вокруг одномерных характеров, словно сошедших со стенгазеты, и напоминал басню с краткой моралью в конце. Различие состояло разве в том, что роль deus ex machina в финале нехитрого сюжета выполнял не партком, как во «взрослом» кино, а учитель или директор школы. Получается, что процесс смены поколений должен был напоминать смену караула. На место выбывающих по возрасту или иной уважительной причине строителей коммунизма становилась подросшая смена. «То, что отцы не достроили…» и т.д.

У этих фильмов был свой аромат, свое обаяние. И, конечно, свои нерушимые каноны. Их герои, словно в шекспировских пьесах, слова в простоте не скажут. Их диалоги достойны античных трагедий, с изобилием восклицательных предложений, похожих на девизы и лозунги. Директор школы и учитель могли и даже должны были говорить между собою «высоким штилем», почти эпическим языком:

«— Листовский — одаренный человек, а такие люди в большинстве своем ведут себя несколько необычно, но мы умеем прощать их личные недостатки!

— Советские люди, одаренные или неодаренные, прежде всего должны быть настоящими людьми!» («Аттестат зрелости», 1954).

Каждое время не только порождает своих героев. Оно низводит с пьеде-стала предыдущих. Пламенные комсорги рухнули с авансцены, как ветхозаветные поверженные идолы, на переломе 60-х. События Пражской весны 1968 года раскололи общество. Новое поколение советских людей становится настоящими людьми не в идейно-политическом значении этого слова,

а в самом обыденном. В тот год старшеклассник Володя Путин явился в Ленинградское управление КГБ, чтобы предложить свои скромные услуги. Другие старшеклассники тоже стали определять свой путь в жизни, несколько расходящийся с задачами строительства коммунизма в отдельно взятой стране. Между подростками на экране и их сверстниками из реальной жизни возникла пропасть. Высокий штиль соцреализма вышел из моды и производил впечатление, по С. Довлатову, «тошнотворной елейной халтуры».

Театральность поведения «средь новых поколений» 70-х стала уже выглядеть нелепым позерством, приобрела форму гротеска. Когда на школьном собрании некий юный оратор пафосно объявил: «Помнится, еще Экклезиаст говорил…» — то оказался прерван конкретным вопросом участкового Анискина: «Кто из них «екклезиаст»?» и приговором одноклассника: «Друг Аркадий, не говори красиво» («Анискин и Фантомас», 1974). Пафосные реплики о советском образе жизни сценаристы молодежного кино оставили глумливым хулиганам, не имеющим ничего святого («Ваши права?»,1974).

Перелом произвела кинодрама Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника», которая, выйдя на экран в конце октября богатого событиями 1968 года, успела не только стать лучшим фильмом этого года по опросу журнала «Советский экран» и золотым лауреатом Московского кинофестиваля следующего года, но и культовым фильмом нескольких поколений, интерес к которому не снижается вот уже пятое десятилетие. Сейчас кажется, будто он «всегда был» на пьедестале, хотя изначально он не являлся любимым детищем советской киноиндустрии и даже в какой-то степени захватил не предназначавшееся ему место. Для кассы в тот год в одной из элитных арбатских школ снималась цветная кинокомедия «Урок литературы» с участием Стеблова, Леонова, Миронова, Малявиной, Куравлева, Парфенова, Ронинсона и других звезд отечественного кино. Конечно, черно-белый «Доживем до понедельника», сделанный за три месяца в окраинной школе Медведкова, готовившей в тот год свой первый выпуск, с непривычным, «не победительным» Тихоновым, с взятыми со студенческой скамьи никому тогда не известными дебютантами (Остроумова, Старыгин, Чернов), актерами-любителями (Архарова, Зубарев) и обычными школьниками, вряд ли мог иметь шансы на успех. Но успех получился оглушительным.

Чем-то совершенно выходящим из ряда вон его назвать, конечно, нельзя. Некоторые характеры, а также многие сюжетные ходы были уже показаны в ныне подзабытом фильме «Мимо окон идут поезда» Э.Гаврилова и В.Кремнева 1965 года (известная по фильму 1976 года «Розыгрыш» фраза «Смотри, тебе жить!» — оттуда же). Исполнявший роль директора школы в этом фильме Лев Круглый впоследствии эмигрировал и работал диктором на радио «Свобода», а в картине был эпизод, где директор организовал школьное радиовещание, так что во избежание аллюзий фильм упрятали от зрителя подальше.

И все же новый фильм «Доживем до понедельника» безжалостно и резко ломал устоявшиеся каноны жанра. Самый драматический его излом не в конце фильма, а в самом начале, где показан разрыв между двумя любимыми учениками учителя Мельникова (Вячеслав Тихонов) — Наташей Гореловой и Борей Рудницким. Наташа бросила прагматика Рудницкого на пороге загса, оставшись верна своему романтическому увлечению учителем Мельниковым. Посрамленный Боря, брошенный заодно и учителем, отправился во взрослую жизнь в одиночестве.

Кроме того, надо было показать, что и в школьной среде такое явление, как Боря Рудницкий, еще до конца не изжито. Самодовольный прагматик Костя Батищев, мягко высмеянный тем же учителем Мельниковым за слабое знание героического пути лейтенанта Шмидта, брошен первой красавицей (героиней Ольги Остроумовой), которая предпочла романтика Шестопала. «Дураки остались в дураках».

Но батищевы не сдавались. Длинной галереей прошли они по «школьным фильмам» 70-х годов. И уже далеко не всегда терпели фиаско. В фильме «Переступи порог» (1970) будущий создатель космических кинопутешествий Ричард Викторов поставил выпускницу школы на пороге загса примерно перед таким же выбором, какой был у Наташи Гореловой: сбежать с нонконформистом-одноклассником или выйти замуж за возрастного обладателя кооперативной квартиры, к тому же выездного в капстрану. Выбор сделан в пользу члена кооператива, да и сам нонконформист по меркам «Доживем до понедельника» уже слабоват: завалив вступительное сочинение, он не прочь поискать обходные пути для зачисления в институт. Причем помогает ему в этом разочарованный в жизненных идеалах школьный завуч (Ю.Визбор).

В стране наступал, как теперь принято говорить, застой (сам Брежнев избрал девизом своего правления «интенсификацию», но в нашей стране принята восточная традиция: после смерти правителя переименовывать и его эпоху, подыскивая более подходящее ей название). Школьные (и не только школьные) советские фильмы становятся все грустнее, все минорнее. Ричард Викторов поступал, возможно, оптимистичнее других, отвлекая подрастающее поколение мечтами о космосе («Отроки во Вселенной», «Москва — Кассиопея», «Через тернии к звездам»), ибо безвоздушное пространство стало выглядеть привлекательнее затхлой атмосферы развитого социализма.

Заслуживает упоминания и футуристическая кинолента П.Арсенова «Гостья из будущего» (1984). Фильм не о старшеклассниках. Он, в частности, о том, что ожидает современных школьников в будущем. Судя по красному знамени на Большом Кремлевском дворце в первой серии, вектор развития был задан сугубо советский (альтернативой было бы вообще не показывать Кремль, сделав будущее более аполитичным). Несмотря на это, многое в фильме оказалось предугадано: школьники общаются между собой с помощью спутниковой связи (в установке которой поучаствовала будущая топ-модель Инна Гомес), человекообразный робот Вертер имеет такую гламурную внешность в стиле «унисекс», что сегодня запросто стал бы «лицом» глянца (хотя актеру Е. Герасимову данное амплуа в принципе не свойственно). Интересно в этом смысле и дефиле главного героя по Москве будущего — с целой сумкой пустой стеклотары (когда снимался фильм, собирание пустых бутылок еще не являлось распространенным заработком и считалось привилегией проводников дальнего следования). Предсказания замечательные, но все по мелочам. А вот главное, что нам показали создатели фильма, — это удивительное безлюдье Москвы. По городу, где все бесплатно (коммунизм?), праздно прохаживаются редкие фигуры вальяжных молодых людей и девушек, большинство летательных аппаратов простаивает без пассажиров (один из них достался герою Алеши Фомкина, который влез туда из любопытства, поскольку прибыл из ХХ века, во втором разместилась героиня Тани Полосухиной с ласковой улыбкой чопорной принцессы; взрослые же этим баловством явно пресыщены). Кто эти аристократы (некоторые из них неспешно разъезжают верхом) и почему их так мало?

Ларчик открывается просто. Перед нами Москва как «образцовый коммунистический город», то есть город — освобожденный (по терминологии того времени) партиец. Оттого и не видно среди экстерьеров ни задорных фабричных ребят, ни седоусого рабочего класса, ни прочих трудящихся. Они представлены разве что в технической зоне космопорта, в служебных робах (чтобы яснее подчеркнуть их статус), в лице персонажей В.Невинного и М.Кононова — вороватого завхоза и сноровистого ревизора, разбирающих недостачу «ящиков с плутонием». А Москва — это закрытый город партийной и научной элиты (отец Алисы Селезневой относится к последней). Разве что ее разбавляют интуристы с Альфы Центавра, диковинным видом напоминающие кришнаитов со Старого Арбата.

Однако вектор развития сменился, Москва перестала быть образцовым коммунистическим городом, иностранцы примелькались, и дочке профессора Селезнева стало в ней тесновато. Угадав в деталях, создатели «Гостьи из будущего» прогадали в главном. Фильм вышел одновременно с американской эпопеей «Назад в будущее», где будущее показано миром «успешных» и «лузеров», которому противостоял наш мир номенклатурных академиков в городе-саде и трудящихся в комбинезонах в зоне техобслуживания. И случилось так, что американский вариант оказался ближе к правде. Футуристическая Москва бренда «Народ и партия едины, раздельны только магазины» исчезла в дымке несбывшегося.

Оказалось, что вообще не в Москве дело и не она сегодня является лицом современной России. Вместо Москвы Алисы Селезневой с бесплатной халявой и мыслящим крокодилом есть Барвиха. Если отсчитывать от «Доживем до понедельника» — сорок лет спустя. Поседевшие, потертые жизнью Кости Батищевы, распилив между собою те «участки трубы», на которых застала их на рубеже 90-х «революция красных директоров», грузно осели на Рублевском шоссе, терпя его крайнее неудобство для проезда, ибо оно так же тесно, но обязательно и престижно, как придворный мундир. Судя по разнице в возрасте, приватизированные и акционированные батищевы именно в начале 90-х, отложив партбилет, нашли досуг для создания семьи и обзаведения потомством, достигшим ко времени сериала выпускного возраста.

Потомство существует в тени своих отцов. И даже в какой-то степени копирует их (в частности, в серии «Отцы и дети»). Соответственно материальному и социальному положению ребята делятся на «рублевских» и «городских», строго охраняя границу между ними. Женя Колесниченко, которая относится к среднему классу (ее мать — «лучший в Москве декоратор»), напрасно пытается вклиниться в ряды «рублевских» и выдать себя за одну из них: это жестоко пресекается (серии «Финита дольче вита», «Необратимая реакция»), и ей приходится далее следовать по сериалу «третьим классом». Хуже того: неприятности, которые случились, к примеру, у отца старшеклассницы Вики, автоматически влекут для нее переход в низшее сословие «городских»; даже лучшая подруга сложила с себя эти обязанности, впрочем, вернув их себе в тот же день, когда неприятности Викиного папы благополучно завершились (серия «Два мира»).

Теоретически любой из «городских» может войти в среду «рублевских» своим ходом, но, как правило, лишь на время, причем одновременно кандидат должен принимать местные правила игры и даже, если потребуется, ради гламурности изображать нетрадиционную сексуальную ориентацию (серия «Имя»).

Следует отметить, что авторы сериала сознательно отказались от изображения «золотой молодежи» избалованными и беспринципными эгоистами. Когда кто-то из «своих» совершает или пытается совершить подлость, они, как правило, становятся на сторону справедливости («Смертельное оружие», «Не пойман — не вор»). То есть у них, как и подобает аристократам второго поколения, уже сформированы некие понятия сословной чести. Жуликоватого и двуличного Кирилла, пытающегося копировать своего отца-политика, третируют всякий раз, когда он нарушает кодекс поведения («Звонок», «Чудо информатики»). Быть «рублевским» — это комплекс определенных обязанностей, иногда довольно обременительных. Конечно, это еще не пушкинские лицеисты, но уже и не совсем батищевы.

Гордясь статусом своих отцов, они при этом лишены спеси. Откровенно недолюбливая самозванцев, они тем не менее принимают в свою среду, например, ту же Женю Колесниченко, когда она помогает матери получить престижный заказ (серия «Хэлло-мото»). Школьный музыкант Фендер становится для них «своим», едва достигает известного градуса популярности и уровня знакомств (серия «Имя»).

Если перед нами рождение нового сословия, то оно уже обладает более или менее яркими характеристиками. Другой вопрос, что мир «Барвихи» — сказочен и условен. Там царит вечное лето, «городские», не особо напрягаясь, оплачивают свое обучение вровень с «рублевскими», несовершеннолетним подают спиртное в приличных заведениях и масса прочих условностей. Так что сериал не является бытописательством. Но до «понедельника» мы дожили, и кому-то надо было показать, что открылось за горизонтом. Режиссер Евгений Лаврентьев это сделал. Жанр школьного фильма переступил в XXI век, перешел, можно сказать, в следующий класс и, как и подобает старшекласснику после долгих летних каникул, заметно изменился, приобретя разнообразные черты напускной и настоящей взрослости.

«Барвиха»

Режиссер Евгений Лаврентьев

ТНТ, «Расфокус Фильм»

2009—2010