Mal'aria

Этажей на парковке было много, и выезд напоминал погружение в недра земли. Машина спускалась медленно — за поворотом новый поворот, бесконечная спираль с тусклыми лампочками под потолком. Наконец остановилась перед воротами. Они автоматически раскрылись, выпуская машину на улицу.

— Сейчас, погоди, — сказал пассажир. — Все-таки мешает.

Вышел из машины, переложил в багажник сумку, которая стояла у него в ногах. Прежде чем сесть, приостановился и, оглядевшись по сторонам, глубоко вздохнул.

На улице было пасмурно, а потому казалось, что все особенно грязно. Голые ветки, мокрая земля, остатки серого снега.

Водитель опустил стекло, выглянул.

— Помочь?

Вместо ответа пассажир сел на переднее сиденье.

Тронулись.

Вывернули с площадки, поехали по городу.

Москва была неприглядной, как неизбежно бывает в середине весны. Заляпанные машины, лужи, пешеходы в темной одежде, серое небо.

Они выехали на окраину. Водитель рулил, пассажир бездумно смотрел в окно. Водитель холеный, довольный, гладкий, томных округлых форм. Карих тонов. Пассажир — светлый, жесткий, немного неряшливый. Ровесники — лет сорока.

Молчали. По шоссе вырулили за город. Солнца так и не было, стемнело.

Водитель неожиданно засмеялся.

— Ты вышел — я думал, ты как Анечка.

— В смысле?

— Кстати, здесь… вон, где остановка… то самое памятное место.

— Какое? — без интереса спросил пассажир.

— Вот здесь… я тебе рассказывал… я подсадил ее.

— Кого?

— Да Анечку, Анечку.

— А-а-а… — сказал пассажир. Подумал: — Не рассказывал.

— Разве?

Помолчали.

Водитель не выдержал. Начал.

— Значит, еду. Она ловит. Я…

— А ты бомбишь?..

— Ну ты что, — почти обиделся водитель, — просто жалко же, стоит девушка…

— Да неважно, — смутился пассажир. — И?..

— Ну и поехали в Марьино. С Хорошевки — ничего так? Она посидела, потом окно открыла, высунулась. Ну, я мало ли что, дышит. Хотя зима, да?

Пассажир слушал, смотрел в окно. С двух сторон лес, угрожающе темный.

— Потом говорит: «Остановите». Я сначала не понял. Как закричит: «Тормозите, к обочине!» Еле успели — ее вывернуло.

Пассажир повернулся к водителю, хмыкнул. Водитель мимолетно взглянул на него, проверил эффект, опять стал смотреть на дорогу. Пассажир тоже сел ровно, улыбнулся. Водитель продолжил.

— Ну правда, мало ли. Беременная… Отравилась… Минут через пять снова: «Тормозите!»

Пассажир тихо засмеялся.

— Смешно, ага. И так через каждые три километра, наверное.

Пассажир развернулся к водителю, уставился, улыбаясь. Полез не глядя в карман, вытащил сигареты, но не закурил.

Водитель молчал.

— Ну? — подтолкнул пассажир.

У водителя лицо смягчилось, улыбнулся.

— Упрямая. Она, оказывается…

У нее был экзамен в этот день… То есть не экзамен, вру, а конкурс, грант давали.

Пассажир закурил, отвлекся на открывание окна.

Пошло жилье. Разваливающиеся, опустевшие деревенские дома, недостроенные коттеджи, изредка замки красного кирпича — в самых нелепых местах, у обочины, например.

— Ну вот… Огромный конкурс. Претендентов! Стажировка в Англии полгода. Гоняли только так, экзаменовали, импортные языки, все такое. И представляешь, подстава, какое-то задание чуть не за два дня ввели. То есть им за два дня сказали. Ничего так, да? Она двое суток не спала вообще, готовила все это…

Он засмеялся.

— Деятельница!

Пассажир смотрел в окно, не реагировал.

— Ну вот. А потом ее стало выворачивать… от перенапряжения, после нервотрепки…

Подрезал ловкач на «девятке» с тонированными стеклами. Водитель стукнул по клаксону.

— Выиграла грант? — спросил пассажир.

— Не-а. Я ей говорю: и чего морочилась? Люблю бодаться, говорит.

Помолчали.

— Она очень упрямая, — с нежностью сказал водитель.

Еще помолчали.

— Любит соревноваться? — спросил пассажир, просто, чтоб что-нибудь сказать.

— Ну да… — отозвался водитель. — А ты не любишь?

Пассажир пожал плечами, промолчал.

Водитель мимолетно глянул на него, но пожатия плеч не застал. Еще помолчали.

— Короче, так и познакомились, — резюмировал водитель.

Пассажир вежливо улыбнулся. Посмотрел в окно.

Водителя звали Олег, пассажира — Кирилл.

Уже в полной темноте они проехали скудно освещенный поселок, свернули у большой вывески «Ресторан «На обочине», 500 м», фары освещали неровную дорогу. Еще раз свернули.

— Где-то здесь, по-моему, — щурясь в темноту, сказал Олег.

— Указателей нет, что ли? — спросил Кирилл. Зевнул.

— Да нет, там хитро, там поворот такой… если через лес, то по проселочной… или крюк делать…

Еще проехали.

— Здесь, что ли? — спросил Олег. — Да, здесь! — И, через паузу: — Кажется…

Кирилл засмеялся, полез за сигаретами.

— Да я всегда засветло еду, а в темноте, блин, ни пса не видно.

Свернули. Некоторое время ехали молча, Кирилл стал поглядывать на Олега.

Машина ковыляла на ухабах, пришлось бросить сигарету, держаться за ручку у окна, потом и упереться в бардачок.

В свете фар показался силуэт.

— О! — сказал Олег с явным облегчением.

Догнали, притормозили.

Бабка, миниатюрная, с прямой балетной спиной и неожиданно крупными и грубыми чертами лица, смотрела без испуга.

— Здравствуйте! На Погодино нам как бы… — полуспросил Олег, перегнувшись через Кирилла — бабка стояла со стороны пассажира. Она улыбнулась.

— Если б вы меня сразу спросили, — сказала доброжелательно.

— Простите?.. — Олег высунулся еще сильнее, Кирилл откинулся назад, с любопытством глянул на старуху.

— Я говорю, если б вы меня сразу спросили, я, конечно… когда сразу, я…

Улыбнулась и посмотрела еще доброжелательнее.

— Фулл крейзи, — тихо сказал Олег. И, громко старухе: — Конечно, спасибо!

Отправились дальше, Кирилл обернулся назад, старушка стояла, смотрела вслед.

Машина отдалялась от нее, старуха смотрела. Машина свернула, свет фар замелькал между деревьями, рассеялся. Старуха помялась, пошла назад — не туда, куда шла.

— А, все! — радостно сказал Олег. — Вон оно!

Ничего особенного, темная дорога.

— Что?

— Вон дерево, такая тройная лира, видел?

Кирилл повертел головой, ничего не увидел.

Но впереди осветился фарами забор, дом за ним — большой, двухэтажный.

Чай пили на кухне, без изысков. Молчали. Олег торопливо глотал, обжигался.

— Тут тебя не потревожат, это абсолютно, — он кивнул на окно. — Идеальные условия.

За окном ничего не было видно, поскольку на кухне горел свет. Кирилл, занятый своими мыслями, машинально проследил за взглядом Олега. Задержал его на окне. Это был стеклопакет, белый, откровенно офисный. В деревянных, обшитых теплой вагонкой стенах он смотрелся довольно нелепо. Плюс офисные же полоски жалюзи.

— Что? — Олег посмотрел на него.

— Нет, так… — Кирилл поспешно отвел глаза от окна.

— Ну что, что?

— Да ничего, говорю.

Олег недоуменно пожал плечами, помолчал.

— Да, сейчас белье тебе выдам! Комнату выбирай…

— Белье не надо, — перебил Кирилл. — У меня с собой. Свое.

— Как хочешь.

Кирилл встал, огляделся. Неловко вышел из кухни. Олег взялся допивать чай. Опять изучающе посмотрел на окно, опять пожал плечами. Пошел за Кириллом.

Тот в другой комнате стоял у стеллажа, перебирал яркие листы — профессиональные фотографии. Обернулся к Олегу.

— Все-таки какая пошлость, да?

— Что именно?

— Ну вот это вот, да? Эти девушки. Кретинки оригинально-типовые.

В «Икее», что ли, насовали тебе?

— Это Анечка, вообще, — сказал Олег. — Коллеги сфоткали. Не супер, конечно… Ну, ладно.

Вышел из комнаты. Кирилл беззвучно матюкнулся, бросил фотографии на стеллаж, пошел за Олегом.

— Слушай, — смущенно сказал он, — ну на фига ты сейчас поедешь, переночуешь здесь, отсюда же ближе до аэропорта, в любом случае. Утренний рейс, пока ты домой, пока назад…

— Твори, не отвлекайся. Книжки-то взял с собой? У меня с этим туго.

— Да ладно.

— Что ладно?

— Да какие книги — все в компьютере.

— Короче, если что, звони, я завтра во второй половине уже буду доступен. Анечка прилетит, я ей сразу отзвонюсь насчет тебя, не волнуйся. Да она сюда без меня и не поедет.

Вышли на крыльцо. Темно, безветренно.

Молча пожали друг другу руки.

Олег сбежал с крыльца, сел в машину, помигал фарами, укатил.

Кирилл постоял на крыльце.

Зашел в дом, из кармана своей куртки, повешенной на стул, достал сигареты.

Опять вышел на крыльцо. Закурил.

Темно, безветренно. Полная тишина.

Кирилл огляделся.

Дача была скорее хутором, других домов не видно, за домом вовсе лес. Где-то далеко залаяла собака, чуть подвыла и стихла.

Сильно затянулся, бросил недокуренную сигарету, ушел в дом.

За домом, далеко за лесом, бесшумно и стремительно разгорелось яркое зарево, заняло полнеба, осветило все на участке, как днем. Уже потом его догнал низкий, тяжелый гул.

В комнате зарева не видно, шторы задернуты, свет включен. Гул — фоном, можно и не обратить внимания.

Кирилл подошел к стеллажу, взял фотографии Ани.

Неожиданным ветром приподняло жалюзи. Они зашуршали, окно негромко стукнуло.

Он оглянулся, постоял, прислушиваясь, и, ничего не услышав, кинул фотки на место. Оглядел книги. Корешок к корешку стояли сборники из серии «100 самых…» Оперы, картины, писатели, преступления. Кирилл снял с полки «100 самых известных писателей», брезгливо перелистал, сунул на место. Декоративная тарелка, прислоненная к стенке стеллажа, поехала вниз, скользнула на пол, он не успел ее подхватить. Вполголоса матюкнулся, присев, собрал осколки, огляделся. Ушел на кухню выбрасывать.

Вернулся в комнату, стал застилать кровать.

Запел вполголоса: «Затихает Москва, стали синими дали…»

На кухне постоял у умывальника, повертел в руках пасту и прочее, но умываться не стал.

Лег, огляделся в поисках выключателя. Вздохнув, встал, прошлепал босиком к противоположной стене, щелкнул.

Стало темно, виднее розовое за окном, но внимания не обратил. Прошел обратно, сев на кровати, потер ступнями одна о другую. Лег, накрылся получше, вздохнул.

Опять заволновались жалюзи, стукнули негромко об оконный проем.

Раннее утро, солнечное, совсем безветренное. На застывших деревьях — зеленый пух.

Молодая женщина — та самая, с фотографии — вошла в ворота. Она не обратила внимания на приоткрытое окно, смело прошла в дом. На террасе задержалась у двух больших полиэтиленовых сумок — они стояли в углу.

Миновала комнаты, оказалась на кухне. Остановилась, увидев повешенную на стул куртку.

Пошла назад заглядывать по комнатам и столкнулась у входа с Кириллом. Молча отпрянула, он тоже отшатнулся, машинально сказал:

— Извините!

Она — так же машинально:

— Ничего!

Оба растерянно замолчали. Кирилл спохватился, стал одеваться.

— Вы ведь Аня, — утвердительно сказал он. — А Олег вам не дозвонился.

— Да, наверное.

Аня не стала деликатно отворачиваться, но и не разглядывала. Он занервничал, прыгал, не попадая в штанину, запутался в футболке.

— А я Кирилл… Он меня пустил сюда поработать… Я диссертацию пишу. Я его школьный друг… ну, не друг, учились вместе, вот нашел меня в интернете, знаете, встретились… вспомнили детство…

Оделся, подошел к ней.

— Да, на него похоже, — спокойно сказала Аня. — Я видела ваши вещи на террасе.

— На террасе?

— Ну да.

Он недоуменно посмотрел на нее.

Пошли на кухню. Сели. Помолчали.

— Позавтракаем? — спросила Аня.

Кирилл помолчал, подумал. Согласился:

— Да, надо бы… на дорожку.

Аня посмотрела радостно, тут же справилась с эмоцией, засмеялась.

— Ну вы что! Ничего себе хозяйка приехала — гостя взашей! Даже не думайте!

— Нет-нет, это вам не отдых будет. Вы ведь на все праздники хотели?

Она сокрушенно кивнула.

— Ну вот. Лучше сразу эту проблему решить. Мы незнакомы, я человек нелюдимый и согласился-то сюда, чтоб в одиночестве побыть, извините.

— Дело в том, что я могла бы уехать, но… — начала Аня.

— Нет, что вы! — испугался он. — Я неправильно это сказал, я…

— Ладно, — перебила и она. — Дело не в этом. Я не могу уехать, и вы не уедете.

— Ерунда… — опять вскинулся он.

— Не уедете, в области авария, шоссе стоит. Я ехала от станции на маршрутке, еле добралась, даже встречная на несколько километров забита.

Он задумался.

— Но вам я тут… как-то не кстати.

Она не ответила, полезла в сумки, стала выкладывать продукты на стол и в холодильник.

— Нет, правда, как отсюда выбраться? — спросил он. — А то меня Олег на машине вез.

— Вы не уедете, — так же спокойно, почти весело повторила она.

Он помялся. Ушел в комнату. Остановился посредине, засунув руки в карманы, стал думать.

Она вошла следом, остановилась на пороге.

— Не расстраивайтесь. Дом, в принципе, большой…

Он вздохнул. Спохватился.

— Да, меня зовут Кирилл.

— Вы уже сказали. Очень приятно. Пойдемте завтракать, — и, не дожидаясь, ушла на кухню.

Там уже все было накрыто, щелкнул выключатель электрического чайника.

Дружно зажевали.

Она повертелась, разыскивая что-то, взяла пульт от телевизора.

— Вы не против? — обернулась к вошедшему Кириллу.

Тот жестом показал: «О чем вы, конечно!»

Включила, щелкнула — ничего, помехи.

— Связь здесь… — с досадой сказала она.

Защелкала дальше, поймала музыкальный канал, тоже с помехами. Выключила звук.

— Пусть мелькает. Чай, кофе?

— Кофе. Я сейчас.

Он нашел сигареты, вышел на улицу. На террасе задержался возле сумок.

Стоял, курил, смотрел на калитку и дорожку, ведущую от нее.

Аня подошла к нему. Постояла молча.

— Неуютный сегодня день, — сказал он.

Она посмотрела быстро, но внимательно, отвернулась.

— Конечно, я вам некстати тут… нагрянула.

— Что вы… красивая женщина не может быть некстати.

Сказал фальшиво, неумело. Смешался, ушел от темы.

— Да нет, как-то… — огляделся, — как будто кто-то смотрит в затылок.

Она удивленно повернулась к нему.

— Кто смотрит?

— Ну, так. По ощущению.

Она улыбнулась.

— А мой приезд проспали…

Пошла назад, остановилась у сумок.

— Это ваши сумки? На террасе? — громко спросила.

— Нет! — не оборачиваясь, крикнул он.

Она аккуратно открыла одну. Судя по реакции, внутри дурно пахло. Зажала нос, наклонилась пониже — лохмотья, почти отбросы. Поспешно ушла в глубь дома.

Он повернулся ей вслед, потом опять стал смотреть на дорожку от калитки.

Аня с резиновыми перчатками в руках зашла в комнату, задела ногой что-то негромко стукнувшее — оказалось, осколок разбитой накануне тарелки. Повертела в руках, глянула на полку, где стояла тарелка. Отнесла осколок на кухню, но не выкинула, безрезультатно пощелкала пультом — везде помехи, и местные тоже с трудом прорываются через них. По-прежнему держа в одной руке перчатки, стала звонить по мобильному и тоже не смогла дозвониться. Обернулась в ту сторону, где стоял Кирилл. Задумалась.

Кирилл вернулся с террасы. Помялся возле Ани, она опять щелкала пультом. Телевизор шипел на все лады.

— Знаете, — решительно сказал Кирилл, — я хотя бы разведаю обстановку. Тут, как я понял, до шоссе не очень далеко. Я даже почти понимаю, как идти.

— Ну… как хотите. Вообще действительно интересно, как сейчас там… в смысле, чего ждать.

Он согласно кивнул.

Вместе вышли на крыльцо.

— Смотрите, сейчас по тропинке, потом у поворота дерево такое будет, такая тройная лира….

Кирилл улыбнулся, Аня за компанию — тоже, но остановилась.

— Что?

Жестом показал: «Ничего, продолжайте».

— От развилки — направо, и там уже все время прямо, не перепутаете.

Кивнул, пошел не оглядываясь.

Аня пошла на кухню, на пороге остановилась и наконец обратила внимание на перчатки в руках.

Вернулась к сумкам на террасе и, надев перчатки, понесла сумки в мусор в дальнем углу участка.

— Простите! — ее окликнул вежливый старушечий голос.

Она поискала глазами, откуда он.

— Я здесь! — сказал голос.

За забором стояла вчерашняя старуха.

— Вы не могли бы все-таки отдать мне сумки? Если б вы спросили…

— Это ваши?

— Да! Пожалуйста!

— Пожалуйста, — удивленно сказала Аня, подняла их, чтобы передать через забор, но они тяжелые и забор высокий. Они со старухой подошли к калитке, каждая со своей стороны.

— Вы тоже одноклассница Олега? — улыбнулась Аня.

— Нет, — спокойно ответила старуха.

— Пожалуйста, больше ничего у нас на даче не оставляйте, — подумав, попросила Аня.

— Ладно, — просто согласилась старуха.

Присела, достала из кармана веревочку, перевязала ручки. Надела сумки, перекинув связанными ручками через плечо. Пошла по дорожке.

Аня посмотрела вслед, пошла в дом.

На кухне села за стол, допила холодный чай. Задумалась. Повертела осколок тарелки, опять надела перчатки, полезла в ведро, достала остальные осколки — все они были яркого голубого цвета. Сполоснула под краном и на столе сложила из них тарелку. Одного фрагмента не хватало.

Она пошла в комнату Кирилла, полезла под шкаф, стала шарить. Остановилась, прислушиваясь, бросилась на кухню к мобильнику, но тот молчал. Сама набрала номер, подождала. Положила аппарат в комнате на видное место и продолжила поиски.

Опять прислушалась — звук действительно был. Он доносился из кухни, где сквозь помехи прорвались новостные позывные. Аня пошла на кухню.

Кирилл по тропинке дошел до развилки и наконец увидел дерево, которое имелось в виду — оно действительно разветвлялось почти от земли на три равноценных ствола.

Кирилл постоял, поглазел.

— Ё… твою мать! — закричал кто-то недалеко. — Урод не нашего бога, б…! Я тебе сказала лезть в маршрутку, какого хера не полез?!

На одной из дорожек — наиболее широкой, с колеями от машин, — показался подросток лет четырнадцати. За плечами школьный рюкзак, по-детски яркий. Равнодушно скользнул взглядом по Кириллу, прошел мимо, завернул на тропинку.

Кирилл взял сигарету, закурил. На дороге вслед за внуком показалась бабка с сумкой на колесиках, яростная до того, что уже не могла ругаться.

— К шоссе туда? — спросил ее Кирилл.

Она молча махнула себе за спину.

— Спасибо.

Бабка прошла мимо, свернула вслед за парнем. Обогнала его, зашагала дальше.

— Чего он хотел, бабуль? — неожиданно по-детски спросил парень. Она не ответила, но замедлила шаг и полуобернулась, поджидая, пока он поравняется с ней. Дальше пошли вместе.

Кирилл отправился по указанному маршруту. Было очень тихо, без птиц. Отдаленно послышался вой сирены, стих.

Вляпался в неподсохшую грязь, матюкнулся. Вытер подошву о выступающий из земли корень. Пошел дальше.

Повернул — и стало видно шоссе с машинами. Кирилл ускорил шаг. Чем ближе он подходил, тем напряженнее смотрел на шоссе, которое из-за быстрой ходьбы немного прыгало перед глазами.

В просвет между деревьями все время была видна только одна машина — ярко-красная.

Наконец он вышел на шоссе.

Узкое, по полосе в каждую сторону, оно было забито машинами, которые не трогались с места. Встречной уже не существовало — все машины стояли в одном направлении.

Опять раздался вой сирены, совсем громко: это пыталась пробраться черная «ВМW» с мигалкой. Никто ее не пропустил. «Бумер» повыл и стих. Окна в машинах, несмотря на теплый вечер, были плотно задраены. Солнце отражалось в них, и людей в машинах не было видно. Молчаливая, неживая вереница машин с золотыми стеклами.

На дачу он вернулся стремительным шагом, почти бегом. Прошел на кухню. Телевизор работал. Безмятежная ведущая сообщала скороговоркой:

— …как утверждают компетентные источники, оснований для подобной паники нет, хотя и соблюдение элементарных норм безопасности не повредит. В ближайшее время не рекомендуется открывать окна и без особой необходимости выходить на улицу.

Аня вошла на кухню, на ходу глотнула чаю, кивнула ему на экран.

Собрались уверенно, с напором — путей для отступления не оставили. Заперли двери, окна, хорошенько — калитку, чтоб не прошла сумасшедшая бабулька. За калиткой остановились.

— И куда? — спросил он.

Она немного подумала, покрутила головой. Нерешительно указала:

— Попробуем туда?

— Почему?

— На шоссе бесполезно, наверное?

— Да уж, общественный транспорт тут вряд ли… — сказал он. — И что тогда?

Она решительно двинулась вперед.

— Есть какой-то путь прямо до райцентра, лесом, Олег показывал. Я, правда, плохо помню, но вариантов все равно…

Он пошел за ней.

В лесу припекало, было душно, влажно и очень красиво: и без того ранняя зелень распускалась на глазах, трава была густая и ровная. Только птиц не было слышно, и ветра не было — свежая неподвижная красота.

Аня шла впереди, он сзади. Шли в ровном однообразном темпе, не разговаривали.

Он смотрел ей в спину, поневоле разглядывал: спутанные легкие кудряшки, шея в вырезе платья, лопатки, слегка выступающие под тканью. Поймал себя за этим занятием, досадливо дернул головой, стал смотреть по сторонам.

Небольшие поляны между деревьями, яркие пятна первых цветов. Тропинка с выступающими, как вены, корнями. Носки его дешевых сандалий. Пятки мягких мокасин, гладкие икры, подол платья, ягодицы…

Он вздохнул, остановился. Аня обернулась.

— Может, отдохнем? — сочувственно сказала она, глядя на его вещи.

Компьютер ощутимо деформировал фигуру, тянул вбок и вниз.

— Мне не тяжело.

— У вас усталый вид.

— Это просто я… перекошен, — сказал он, выпрямляясь.

Она улыбнулась, он догнал ее, пошел рядом.

— А давайте кто быстрее! — вдруг сказала Аня.

Он даже остановился.

— Что?

— Ну, кто быстрее. Вон до того поворота. Если вы не устали, конечно.

— Зачем?

— Ну… просто так.

Он растерялся, не ответил, она быстро пошла вперед.

— Аня!

Остановилась выжидающе.

— Куда мы идем?

— Вы же знаете: мы не знаем! — и улыбнулась собственному каламбуру.

Он подошел к ней.

— Ерунду мы затеяли, нельзя идти наугад.

Она подумала.

— Не совсем же наугад. Давайте еще немного. Попробуем все-таки найти тот объезд, про который Олежка говорил…

— А если не найдем?

— Тогда назад.

— Назад?!

— Скоро темнеть уже начнет, и что мы тогда? — спокойно сказала Аня.

— Ну, может, мы к этому времени…

Он не договорил — у Ани зазвонил мобильный.

Она поспешно стала рыться в сумке, одновременно отворачиваясь от Кирилла и отходя на несколько шагов. Он удивленно взглянул на нее, тоже отвернулся, зачем-то подошел к дереву, потрогал ствол, посмотрел наверх, на прозрачную в солнечных лучах зелень. Услышал Анин голос, спокойный и приветливый:

— Да, дорогой! Ты долетел? Все в порядке?.. Да у нас тут… А я на даче!.. Ну так вышло, вот заехала… сюрпрайзом!.. — Она засмеялась — видимо, это старое рекламное слово имело для обоих особое значение. — Да-да, мы познакомились, конечно!.. Олеж, скажи мне, помнишь, ты показывал…

Кирилл обернулся к Ане, знаком показал: «От меня Олегу привет» — она кивнула, — опять повернулся к дереву. Почти сразу услышал тревожное:

— Алло, алло!.. Олеж!.. Алло!

Она подошла к нему.

— Опять «поиск сети».

Он сочувственно кивнул.

— У вас тоже?

— У меня нет мобильного, — отозвался Кирилл. — Пойдемте?

— Как это?

Он пожал плечами. Пошел вперед. Она догнала, пошла рядом.

— Вы не любите технику?

— Да нет. Компьютером же пользуюсь.

— Тогда почему?

— Ну… как-то он меня раздражает.

— Почему? — настойчиво спросила Аня.

— Просто мне кажется, это бесцеремонно. Тебя ловят ночью, в дороге, посреди важного разговора или, простите, в туалете.

— Но можно же отключить, — удивленно сказала Аня.

— А зачем тогда его заводить?

Она растерянно промолчала. Он улыбнулся в ответ.

— Как Олег?

— Долетел нормально. Простите, я привет не успела передать. И дорогу не узнала.

Опять взглянула на телефон, с досадой сказала:

— Ну что за!..

— Да, не удалось поговорить, — сочувственно сказал он.

Аня неопределенно кивнула, точно дело было не в этом.

Они пошли дальше, но почти сразу он услышал неразборчивый тонкий женский голос, интонации похожи на плач, тихое причитание. Остановился. Аня тоже.

Переглянулись, пошли вперед быстрее, теперь он опередил ее.

Голос перестал быть слышен, остановились, вновь услышали, уже ближе. Опять пошли, заглушая его звуком шагов, тропинка свернула. Он увидел первым, буквально налетел.

Сбоку от дороги, чуть в глубине — двое. Она стяла у дерева, лицом к стволу, за который держалась, полуобернувшись к мужчине. Красное пьяное лицо, бессмысленно радостное. Темные брюки спущены, валялись у щиколоток, на них — светлая тряпочка трусов. Белая студенистая попа казалась огромной. Мужчина был тщедушным, бестолково суетился рядом, хватался за брюки, начинал расстегивать, отпускал, приникая сзади к женскому телу. Она опять что-то быстро и невнятно заговорила, отвернулась. Он прижал ее к дереву, дернул тощим задом. На Кирилла с Аней они не обратили никакого внимания.

Кирилл опомнился, обернулся на Аню.

Она шла назад по дороге. Он поспешно догнал ее.

Теперь двое у дерева обернулись на них, женщина засмеялась.

Миновали поворот и смогли остановиться.

— Неизвестно что! — он достал сигареты, закурил. — Ну и?.. Назад идти или что теперь? Переждать, пока они…

— Да назад, наверное, — спокойно сказала она. — Похоже, мы так действительно только заблудимся…

— Может, у этих дорогу спросить? — ухмыльнулся он. Получилось пошло.

Аня серьезно на него посмотрела, не улыбнулась в ответ.

Пошли.

— Я читал, что радиация обостряет эти самые инстинкты, — сказал он, не глядя на Аню.

— Почему радиация?

— Не знаю, вот как-то она так на организм воздействует, что высвобождается дополнительная… э… энергия. Определенного рода.

— Нет, почему вы решили, что эта авария связана с радиацией?

— Ну вы даете! — Он даже остановился. — А с чем еще?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Мало ли… Чего-то взорвалось, может, пожар сильный был. Какие-нибудь химические продукты загорелись. Или газ… Смотрите, какие!

На поляне, мимо которой они шли, — россыпь необыкновенно ярких, почти синих перелесков. Она метнулась к ним, присев, стала рвать, собирать букет.

— Может, не надо? — Кирилл подошел, встал над ней.

Она подняла голову.

— Почему? Из-за радиации?

Засмеялась.

Вернулись домой в сумерках. Дверь террасы была открыта, они ускорили шаг.

На террасе — бабулькины пакеты.

Кирилл снял с плеча компьютер, поставил сумку. Взял пакеты.

— Куда их?

Что-то грохнуло в отдалении — не то выстрелы, не то петарды. Оба машинально посмотрели в сторону, откуда доносилось, конечно, ничего не увидели.

— К забору, туда, — Аня махнула рукой.

Подхватила его вещи, отнесла в «его» комнату. Сама пошла на кухню. Он вошел вслед, устало сел, подвигал чашку на столе.

— Сейчас я сделаю поесть, — сказала Аня.

— Может, форточки откроем?

Она обернулась от плиты.

— Вы что, не помните, по радио сказали — нельзя!

Бабахнуло еще несколько раз подряд, глуше за закрытым окном.

Взяла пульт, пощелкала — везде помехи.

— Ну Аня! Мы с вами весь день проходили на открытом воздухе.

— Мало ли… Сходите на улицу!

— Если на улицу можно, почему форточку нельзя…

Остановился, посмотрел на неевнимательно. Она отвернулась, улыбаясь.

— Очень смешно, — пробормотал он. Поднялся со стула. Она быстро взглянула на него, подошла к окну, дернула ручку, распахнула его настежь, повернулась к нему.

— Да?

Но его уже не было в кухне.

В лесу было темно. Крупный лохматый пес, постоянно пригибаясь к земле и вынюхивая что-то, трусил по тропинке. Остановился, изогнулся и яростно куснул себя в спину, потом, присев, почесался и потрусил дальше.

Кирилл сидел в комнате, смотрел в экран компьютера. На кухне работал телевизор. Аня постукивала посудой.

Звук телевизора мешал Кириллу. Он пару раз досадливо обернулся в сторону кухни на особенно активную рекламу. Остановившимися глазами смотрел на экран, пока не поймал себя на том, что напевает только что прозвучавшую назойливую мелодию. С досадой прикрыл крышку ноутбука.

Пошел на кухню, остановился на пороге.

— Вам телевизор не мешает? — обернулась к нему Аня.

На столе перед ней лежала склеенная тарелка, а еще тюбики, брикетики, непонятные палочки с железками и лопаточками на конце.

— Нет, что вы, — сказал Кирилл, разглядывая композицию.

Реклама закончилась, Аня взяла пульт, пощелкала, нашла еще рекламный блок. Ненадолго сконцентрировалась, опять взялась за тарелку. На месте склеек теперь были причудливые толстые швы, каждый фрагмент — бывший осколок — она красила в свой цвет. Реклама кончилась, она опять схватила пульт, нашла другую:

— Хоть телевизор заработал…

— Странный у вас выбор, — сказал Кирилл, кивая на экран.

Аня взглянула на него и выключила звук.

В наступившей тишине стали слышны далекие отголоски нестройного пения. Потом донесся женский визг и хохот.

Она прислушалась, передернула плечами, взяла тарелку.

— Как вам? — спросила она. — По-моему, еще лучше стало.

— А что, она была разбита? — фальшивым голосом поинтересовался Кирилл.

Она быстро взглянула на него, отвернулась.

— Ну да.

Кирилл встал, нервно заходил по кухне.

— Разбитое вроде нехорошо, — сказал он. — А вы еще и оформили склеенное.

— Мне все равно, что оформлять, — спокойно сказала Аня.

У нее зазвонил мобильный. Она взглянула на определившийся номер, поспешно ответила:

— Алло, да!

Захватив тарелку, пошла с телефоном в комнату Кирилла.

Он достал сигареты, пошел на улицу.

Проходя мимо своей комнаты, услышал Анин голос. Она говорила очень тихо, он не стал задерживаться и подслушивать. Услышал только:

— Ну что я могу сделать?!. И я тоже, очень…

На крыльце присел на ступеньку, закурил. У забора зашуршало. Кирилл всмотрелся в темноту: что-то темное копошилось у сумок.

— Эй, кто там? — негромко сказал он.

Тишина.

— Вам что там надо, э? — уже громче крикнул он.

От пакетов отделился маленький темный силуэт, протрусил на середину участка, ближе к крыльцу, и в свете фонаря оказался собакой — крупной деревенской дворнягой.

Она стояла молча, выжидающе смотрела на Кирилла, потом перевела взгляд на что-то рядом с ним.

— Это кто такое? — Аня подошла неслышно и стояла чуть сзади, тоже смотрела на собаку.

— Вот пришла, — ответил Кирилл.

— Сейчас я ей поесть… — вскинулась она.

— Подождите!

— Что?

— Не надо!

Она остановилась, вернулась.

— Почему?

— Тогда не уйдет.

— Ну и…

— Ну, и что с ней тогда?.. Давай, давай, шагай!

Кирилл сделал движение вперед, топнул ногой. Собака слегка отпрыгнула в сторону и вновь остановилась, выжидательно глядя на них.

— Да ладно вам, — нерешительно сказала Аня.

— Вы с собой ее возьмете? — спокойно спросил Кирилл. — Я не возьму. Ну, фу, фу, уходи давай.

Пес повернулся, пошел с участка. Задержался у пакетов, принюхался, потрусил дальше.

— Я чего хотела попросить, — сказала Аня, проводив пса взглядом. — Я на втором этаже лягу, можете посветить?

— Конечно, — он поднялся.

Она дала ему фонарь.

На лестнице было темно. Она поднималась первая, взяла его за руку, светила то вперед, то ему под ноги, то по сторонам.

— Аккуратно, здесь щель такая… вот здесь, между стеной и лестницей… мы не рассчитали, когда строили, такой зазор неудачный…

Кирилл все-таки оступился, схватился за лыжи, торчавшие из «зазора». Они поехали в руках.

— Тихо, тихо! — Аня повернулась, взяла его за локоть.

— Ничего! — он высвободился, пошел сам.

Дошли.

— Светите.

Она дала ему фонарь, вместе с рукой направила на замок. Поковырялась и открыла.

Заскрипела дверь, светя перед собой, вошли в темную комнату.

Аня стукнула по выключателю.

Ярко осветилась большая комната — она занимала весь второй этаж. Вагонка, шторы в пол — вишневая органза. Подвязанные портьеры. Атласное покрывало на кровати. Металлические стеллажи. Абстрактные картинки в стеклянных рамках. Как будто здесь побывал «Квартирный вопрос».

— Атас, — шепотом, почти беззвучно сказал Кирилл.

— Нравится? — обернулась к нему Аня. — Гонялись с Олежкой по всей Москве. Как вспомню… Надо только встряхнуть.

Она раздвинула шторы, открыла окно, сдернула покрывало и, перебросив его за края на улицу, стала энергично встряхивать.

Вдалеке опять грохнуло.

— Помочь? — вскинулся Кирилл.

— Нет, спасибо!

— Хозяева! — донеслось с улицы. Женский голос.

Аня втащила покрывало, выглянуло в окно.

— Да?

— Санэпидстанция, открываем!

— Что?

— Дверь откройте, что я, орать тут буду?!

Они переглянулись, поспешили вниз.

На пороге Кирилл задержался, еще раз оглядел «великолепие». Сокрушенно покачал головой.

На кухне «санэпидстанция» обосновалась серьезно. Пила чай. Объясняла.

— Значит, провизию заготовить на три дня, воду тоже. Фортки не открываем, — она оглянулась на закрытое окно, удовлетворенно кивнула.

Основательная, веселая, такая здоровая, что никакая радиация не возьмет.

За окном бабахнуло.

— А что это, кстати… — начал Кирилл.

Она не слушала.

— Когда район эвакуировать начнут, за вами заедут, ждите, значит, здесь… Это… еще рекомендуется влажная уборка, как можно чаще…

— Что значит «как можно чаще»? — не выдержал Кирилл.

— Да хоть без остановки! В очередь с супругой!

— Это не супруга! — поспешно сказал Кирилл.

Аня насмешливо улыбнулась.

Тетка пожала плечами, подобрала губы, помолчала. По очевидной ассоциации добавила:

— Что в деревне сегодня творится!

— Что? — спросил Кирилл.

— Ничего, то самое, — многозначительно сказала она. — Как с цепи сорвались, все пере…лись — вот, стихи получились!

Она стыдливо и кокетливо засмеялась.

— Вроде все вам рассказала… А!

Повозилась в сумочке, достала бумажные пачки.

— Вот… йод, по шесть таблеток. Йодированные таблетки.

— Йодированные? — Кирилл повертел пачку в руках. — Первый раз вижу.

— А такой, обычный, нельзя пить? — с любопытством спросила Аня. — Если развести?

Тетка пожала плечами. Поднялась уходить. На улице опять бабахнуло.

— А что грохочет, кстати? — спросил Кирилл, передавая таблетки Ане.

Тетка уже была в коридоре, они пошли за ней.

— Так отстреливают!

— В смысле? — спросили оба, неожиданно дружно.

Тетка прошла террасу, спустилась с крыльца.

— Кошек-собак не держим? А то ликвидировать!

Пошла не оборачиваясь.

Аня взглянула на Кирилла. Хотела что-то сказать, но удержалась.

Пошла на кухню.

Кирилл остался на пороге, смотрел вслед тетке.

Та на ходу достала из сумки листок с адресами, вывернулась, чтобы разглядеть, что там написано — в ее распоряжении был лунный свет и фонарь над террасой. Задрала руку с листком кверху, поворачивала к свету так и сяк, сама вертелась, это было похоже на странный вальс.

Утром Аня драила пол на кухне, Кирилл вытирал пыль в своей уже вымытой комнате. Зашел сполоснуть тряпку.

— Сирень распускается, смотрите, — сказала Аня. — Надо же, как рано.

В окна лезли ветки сирени с еще не раскрывшимися, но уже наполненными цветом гроздьями.

— Красиво как, да? — она кивнула на окно.

Полюбовалась и опять принялась за пол.

— Надо бы окна тоже протереть, — спокойно отозвался он.

Ушел в комнату, неловко протиснувшись между Аней и шкафом. Она сдула кудряшку с лица, улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ.

— А чулан на втором этаже будем мыть? — спросила она.

— А надо?

— Ну не знаю…

— Давайте разберемся: мы с какой целью моем? — занудно сказал он.

Она заулыбалась, оперлась на швабру, послушно спросила:

— С какой?

— Пыль хорошо собирает радиацию. Так, наверное?

— А если она собрала ее в чулане — в комнате опасно?

Он пожал плечами.

— Я не радиолог.

— А кто вы, кстати?

— Гуманитарий.

— А точнее, извините?

— Филолог, — сказал он и ушел обратно в комнату.

Аня опять принялась за мытье.

— Аня, надо бы вещи собрать, чтоб быть готовыми, когда приедут! — крикнул Кирилл из комнаты.

— Успеем! — крикнула Аня, не отрываясь от мытья. — Пять минут, чего там! Кирилл, вынесите, пожалуйста!

Кирилл вернулся, взял ведро с грязной водой, пошел на улицу.

Она включила телевизор, пощелкала, нашла рекламу.

Вошел Кирилл, чуть расплескал на пороге чистую воду, увидел экран, улыбнулся. Поставил ведро.

— Нет, давайте дальше, на террасу! — сказала Аня.

Выключила телевизор, пошла вслед за Кириллом, несущим ведро, тоже улыбаясь, сказала ему вслед:

— Вы напрасно, кстати, улыбаетесь. Что такого, если я люблю свою работу.

— А вы… — начал Кирилл.

— Я графический дизайнер. Оформляю рекламные ролики. А что, Олег не говорил разве?

— Да нет вроде… — задумался Кирилл. — Вроде нет…

— Странно.

— Нет, точно не говорил, — старательно вспоминал Кирилл. — Он сказал только, что вы любите соревноваться.

Аня перестала улыбаться.

— Так сказал?

— Ну… как-то так.

Аня состроила недоуменную гримасу и принялась за мытье. Кирилл пошел в комнату. Некоторое время они молчали.

— Ну… да, наверное, — наконец тихо, сама себе сказала Аня. И, повысив голос, в сторону комнаты: — Ну и что? Это как относиться. Есть работа. Есть игра. Понимаете? — она повысила голос, повернулась в сторону комнаты, потом опять принялась за мытье, разговаривая скорее с собой. — А разница? Везде соревнование, везде победители, стремление быть лучше. Понимаете? Ну, и можно, значит, к работе, как к игре, относиться. Не согласны?

Она не видела, что Кирилл выглянул из своей комнаты, остановился на пороге террасы. Стоял, улыбался, смотрел на нее. Она не глядя продолжала:

— И потом, что я могу сделать — мне интересно, чем это плохо, я не понимаю. Мне скучно в гостях может быть, потому что я не понимаю, зачем столько времени говорить ни о чем, в общем-то. Ничинают спорить о по-следнем фильме. А чего о нем спорить — он от этого ни лучше, ни хуже не станет, я не понимаю. Или рестораны там, или еще какие… мероприятия. Олежка сначала обижался, потом привык. Я могу из гостей сбежать, домой поехать эскиз делать. И что? Это что, стыдно — любить работу больше, чем развлечения? Кому-то нравится мяч гонять или в шахматы там, он хочет всех обыграть. А я хочу в своем деле быть таким же чемпионом. Чем это не игра? Ну, наши ролики сегодня помнят — завтра нет. И что? Из таких мелочей, между прочим, жизнь формируется, если хотите. Вот так по кирпичику. Вы не согласны? Кирилл!

Она наконец подняла голову от мытья и неожиданно встретила взгляд в упор глядящего на нее Кирилла. Растеряно разогнулась.

— А что… вы все время здесь стояли? — смущенно спросила она.

— А вы с кем разговаривали? — улыбнулся он.

— Ну да… — она повозила шваброй по полу. Вскинулась: — Что ж мы таблетки-то!

Метнулась на кухню. Кирилл, улыбаясь, посмотрел ей вслед. Взял ведро, понес его выливать.

Он успел сделать несколько шагов. Переваливаясь на неровных колеях, из леса с грохотом выскочила грязная желтая «Газель», затормозила у ворот.

Кирилл сделал шаг к воротам, потом метнулся назад, бесполезно крикнул в сторону дома:

— Аня!

«Газель» нетерпеливо загудела, дверь водителя приоткрылась, выглянул усатый крепыш.

— Ворота открой, епть! — закричал он.

Кирилл выплеснул грязную воду, бросил ведро, подскочил к воротам, торопливо завозился с задвижкой.

В дверях террасы показалась Аня, скрылась в глубине дома. «Газель» проехала в глубь участка, развернулась.

— Пять минут! — закричал водила.

Кирилл заглянул внутрь.

Машина была переполнена. Не только сесть, но встать в ней было не-где. Между сиденьями стояли вещи, на них тоже сидели, кто-то стоял, согнувшись и упираясь рукой в крышу. Выходить, кроме водителя, никто не стал.

— А мы куда же? — растерялся Кирилл.

— Да хер его знает, куда, — сказал водила. — Вещи где?

Кирилл побежал к дому. Оттуда уже выходила Аня, тащила сумку. Он выхватил у нее сумку, побежал к машине, остановился перед ней — втиснуться было некуда. Поставил на землю, сказал Ане:

— Я сейчас!

Помчался к дому, вбежал в комнату, стал заталкивать вещи в сумку, разворошил постель, стал снимать белье, потом бросил. Затолкал вещи как мог и, не застегивая сумки, побежал к выходу. Навстречу попалась Аня.

— Вы дверь закроете? — спросил он.

— Конечно. Вы все взяли?

— Да! — крикнул он уже с улицы.

Подбежал к машине.

Попытался втиснуться внутрь, но едва поставил ногу на ступеньку, как изнутри донесся возмущенный гул.

— Да вы ох…ели, что ли, как сельдей сюда, — запротестовала бабка в толстом пальто, сидящая с краю.

— Правда, ну куда вы лезете, в самом деле, — женщина поинтеллигентней.

— Ну, а как же нам ехать? — спросил Кирилл.

Не стал лезть сам, поставил сумку на верхнюю ступеньку.

— Да как хочешь, мать твою! — небритый мужик уперся ногой в сумку, не пуская ее дальше.

— Вы что! — Кирилл возмущенно обернулся к водиле, который курил недалеко от него. — Товарищ водитель, скажите им, что это такое.

— А я чего, — сказал водила. — У меня чего — «Икарус»? Езжайте следующим, вроде еще будет.

Кирилл молча и яростно полез

в машину. Тут и в него, и в сумки уперлось уже несколько рук.

— Давай его, нечего! — вступили из глубины салона.

— Давай, давай!

Ему удалось влезть на первую ступеньку, но держаться было не за что, а сопротивление стало таким яростным, что он, пошатнувшись и чуть не упав на спину, спрыгнул на землю.

Аня уже стояла около водилы.

— Аня, я не знаю, что делать, — растерянно сказал Кирилл. — Звери какие-то.

— Ага, еще и баба с ним, — сказал тот же небритый.

— Да ладно, — вдруг кокетливо отозвалась Аня. — Обидно, что не ваша баба? А?

Кирилл удивленно взглянул на нее.

— Иди ты в жопу, — стушевался мужик.

— Вот ты напугал меня, — засмеялась Аня. — Послал — не дойти, да? — Она повернулась к водиле, который, ухмыляясь, слушал их. Спросила: — Что, совсем беда?

Тот мотнул головой на салон.

— Не видишь?

— А рядом с вами?

Из двух мест рядом с водилой было занято только одно.

— Со мной… — замялся водила. — Со мной — это такое дело. Мне еще чинов из поселка забирать. Их на крышу?

— Да бросьте, их, небось, уже на «меринах» увезли давно, а народ мается. Чины, они знаете, где уже сейчас.

— Не говори, — сказала бабка в пальто. — Как сельдей.

Водила задумался.

— Ну возьмите, — Аня даже слегка подтолкнула его плечом. Он качнулся и довольно ухмыльнулся. — Возьмите. Мы худенькие, влезем.

— Чего, мужик плохо кормит тебя? — спросил водила, открывая дверцу. Мотнул головой пассажиру, чтобы тот вылез.

Сонный парень в накинутом на голову капюшоне спрыгнул на землю. Аня стала карабкаться на его место. Водила подсадил ее, довольно откровенно хватая за ягодицы. Аня, игриво улыбаясь, хлопнула его по руке.

— Да не, где надо, упитанная, — сказал водила.

— И полапает заодно, — выглянул из салона небритый.

Кирилл попытался встать между водилой и Аней, но тот уже отпустил ее, подавал сумку. Повернулся к Кириллу, подмигнул ему.

— Командир, плохо греешь бабу! Чего она у тебя худая такая? И мерзлая! — Крикнул Ане: — Давай, ближе ко мне двигайся! Я тебя согрею!

Аня улыбнулась, взяла сумку, чуть подвинулась к водительскому сиденью.

— Теперь чего, ты давай, — сказал водила парню в капюшоне. И Кириллу: — Это брательник мой, не ссы.

Парень влез на сиденье, придвинулся к Ане.

— Ну давай! — сказал водила.

Кирилл поднял с земли сумку и, не говоря ни слова, пошел назад, к дому.

— Э! — закричал водила. — Ты больной, что ли?

— Кирилл! — Анин голос.

Он не оборачивался, шел к дому.

— Кирилл, ну вы что? — Аня догнала его, взяла за запястье.

Он аккуратно высвободил руку.

— Аня, все в порядке, я поеду следующим рейсом.

— Да каким рейсом, Кирилл?!

Он остановился, не глядя на нее, в землю сказал:

— Аня, езжайте, со мной все будет в порядке.

Быстро пошел к дому.

Аня, помедлив, пошла назад.

Дойдя до террасы, Кирилл увидел, что она заперта.

Было слышно, как хлопнула дверца «Газели», она завелась, тронулась с места.

Кирилл спустился со ступенек, стараясь не смотреть в сторону уехавших, обогнул дом, подергал дверь. Там тоже было закрыто.

Он поставил сумку, опустился на ступеньки.

Из-за угла дома появилась Аня. Подошла, встала над ним. Спокойно спросила:

— Что случилось?

— Почему вы не уехали? — спросил Кирилл угрюмо.

Она не ответила, открыла дверь, внесла сумку внутрь.

Он остался сидеть на ступеньках.

Спустя несколько мгновений, Аня появилась на пороге.

— Выпить хотите?

Он повернулся, внимательно посмотрел на нее.

— Хочу.

«Газель» вырулила на дорогу — ту самую, на которую выходил Кирилл. Машин на ней стало немногим меньше, но они уже двигались — очень медленно, как в плотной московской пробке, но двигались. «Газель» сунула нос перед зазевавшейся машиной, стала встраиваться. Парень в капюшоне включил радио, сел поудобнее.

Сидели на кухне. Пили красное вино. Аня подцепила с тарелки кусок сыра и, жуя, подошла к чайнику, нажала кнопку. Он невольно проводил оценивающим взглядом. Налил себе и ей. Она, не оборачиваясь, сказала:

— Простите, я весь сыр съела. Очень сыр люблю.

— Ешьте на здоровье. Я к нему равнодушен.

Она вернулась к столу.

Взяли стаканы.

— Может, на брудершафт? — сказала она. — Мне кажется, мы тут вечность уже.

Кирилл замялся.

— Я… не готов.

Она удивлено посмотрела на него.

— В смысле.

— Ну, я как-то не могу.

— Что вы не можете?

— Так сразу — я как-то не могу. Извините. Это только уважение, не подумайте ничего такого.

Она пожала плечами, выпила. Он тоже.

— И как нам теперь жить, Кирилл? — спросила она.

— Я постараюсь, — отозвался он.

Она засмеялась.

— Да нет. Я про то, как нам теперь отсюда. Еда кончается. Можно, конечно, в деревню сходить, но там вряд ли что осталось.

Он налил еще полстакана, проглотил, уставился на нее потяжелевшим взглядом.

— Пожалуй, нам пора остановиться, — аккуратно сказала она, глядя на стакан.

— Нет ничего ужаснее фразы «а не много ли ты пьешь», знаете?

Она смешалась, взяла пульт, пощелкала по неработающим каналам. Вскинулась:

— Что ж мы йод!.. — Захлопотала, принесла таблетки, налила воды: —

А ваши где?

Он пожал плечами.

— Сунул куда-то.

— А сколько их… — спросила по инерции, потом остановилась: — Вы не будете, что ли?

Он помотал головой.

Она молча выпила две таблетки, спросила сама себя:

— Или три?

Кивнула, выпила третью, он иронично наблюдал за ней. Она задумчиво повертела пачку в руках. Надорвала еще одну, потом остановилась.

Он не выдержал.

— По шесть.

— Смеетесь?

— Да по шесть, говорю вам!

— Отравить хотите?

Она заулыбалась, а он обиделся.

— Вы в своем уме?! — встал, пошел в свою комнату.

— Кирилл, да вы что? — удивилась она.

Пошла за ним.

— Конечно, шесть, я вспомнила, вот, смотрите, я пью, ну Кирилл, ну вы что?

Остановилась в дверях. Он уже уткнулся в компьютер.

— Кири-илл, — кокетливо протянула Аня. — Ну простите глупую шутку, хотите, я еще шесть выпью, а?

Он молчал.

— Кирилл!

Тишина. Она, улыбаясь, смотрела на него.

— Ну хорошо, а хотите, выпью живой йод?

Метнулась на кухню, нашла в холодильнике маленький пузырек, поспешила с ним обратно.

— Смотрите!

Он не повернулся.

Она стала отвинчивать крышку, внимательно глядя на него. Он стучал по клавишам. Она наконец сказала:

— Кирилл, я пью!

Посмотрела на пузырек. Задумалась, быстро покосилась на Кирилла. Поднесла пузырек к губам, отдернула. Кирилл отвлекся и наблюдал за ней поверх экрана ноутбука. Опять поднесла, стала медленно закидывать голову…

Он бросился к ней, уронив компьютер.

Выбил пузырек из рук — темная струя поползла по Аниному подбородку, дорожка из капель мгновенно проявилась на сарафане, пузырек завертелся на досках пола, выплюнув остатки.

— С ума сошли?!!

Кирилл стоял напротив Ани, испуганно и зло смотрел на нее. Она растерянно взглянула в ответ. Осторожно высунула язык — на него тоже попало — приложила к нему тыльную сторону ладони и тут же отдернула: сожгла. Вытерла подбородок и размазала невысохшую струйку.

— Это вы… с ума… — сказала немного шепеляво: наверное, было больно.

— А вы что?! — он очень разозлился, почти кричал.

— Да я не собиралась, просто…

— Что «просто»?

— Хотелось вас как-то… растормошить… А то вы все время такой невозмутимый…

Он продолжал яростно смотреть на нее, постепенно осознавая смысл слов и остывая. Наконец сказал почти иронично:

— Ну? Растормошили?

— Ага, — она опять аккуратно дотронулась до подбородка. — А вы что, решили, что я правда пить собралась?

— Кто вас знает, — пробормотал он, отвернувшись. Но смутился. Поднял ноутбук, стал вертеть в разные стороны: не сломал ли. Опять забарабанил по клавишам наугад, лишь бы не смотреть на нее.

— Слушайте, больно! — недоуменно сказала она, опять дотронувшись до языка.

— Так вам и надо, — еще тише пробормотал он.

Она услышала, подобрала пузырек с пола, молча вышла из комнаты. Он посмотрел вслед, растер ладонями лицо, опять уткнулся в компьютер, но, пару раз стукнув по клавишам, бросил это дело, расстроенно уставился в окно.

Вскочил, пошел на кухню.

Она стояла у плиты.

— Дайте, — вошел решительным шагом. — Дайте посмотреть.

Подошел к ней, взял обеими руками за голову, повернул лицо к себе, провел пальцами по верхней губе, осторожно перешел на нижнюю, обожженную. Чуть отодвинул губу вниз.

Аня смотрела ему в глаза. Он тоже взглянул на нее. Застыли.

Зазвонил телефон.

Она поспешно высвободилась, засуетилась.

— Откуда, где? Где?

Он подал ей звонящую сумку. Вышел из комнаты.

Пока она рылась в сумке, телефон смолк.

Нашла его, посмотрела, кто звонил.

Равнодушно отложила телефон в сторону.

Кирилл в своей комнате ходил из угла в угол.

Аня появилась на пороге.

— Наверное, уже поздно, — сказала она.

— Ну да, — отозвался Кирилл, не глядя на нее.

— Спокойной ночи?

— Спокойной! — браво отсалютовал Кирилл.

Она вышла. Кирилл сделал несколько шагов вслед, но остановился.

— Спокойной! — тихо передразнил он сам себя: и слова, и жест.

Опять заходил из угла в угол. Сел.

Стало слышно, как Аня поднялась наверх. Ее шаги. Стук переставленного стула.

Он вышел на кухню. Сложил посуду в раковину. Включил воду, но мыть не стал, выключил. Выпил еще. Приоткрыл дверь кухни — на полу в маленьком предбаннике лежал квадрат света со второго этажа.

Он сел к столу. Прошел в комнату. Вернулся на кухню. Опять вернулся в комнату и стал стелить кровать. Сел на кровать в одежде, потом вскочил и выключил компьютер. Опять сел. Наконец медленно встал, подошел к выключателю и выключил свет. Выглянул в окно как раз в тот момент, когда еще один квадрат света — из Аниного окна — исчез с темного газона.

Кирилл стал считать вслух:

— Один, два, три, четыре, пять…

Дошел до двадцати, перешел на шепот, пошел на кухню и, перестав считать, тихо открыл кухонную дверь.

Прислушался.

Сверху не доносилось ни звука.

Кирилл стал тихо подниматься по лестнице. Остановился нерешительно, пошел дальше. Оступился, но удержал равновесие. Поднялся на один пролет, остановился на площадке.

И пошел назад.

В комнате у Ани зазвонил телефон. Послышался ее голос:

— Алло?.. Привет!..

Кирилл остановился, стал слушать.

— Никак не можем выбраться!.. Тут авария у нас какая-то… Нет, Павел не доехал… Да у меня здесь все равно Олежкин… алло!.. я говорю, Олежкин гость… Что?.. Дура!.. — она засмеялась, потом кокетливо сказала: — Ну… ничего себе так, вполне… алло!.. Погоди, сейчас!..

Анин голос на последних словах стал ближе. Кирилл заспешил вниз. Оступился. Закачался, схватился за лыжу — та поехала вперед. Ее пришлось отпустить и сделать шаг вперед.

Нога попала между ступенями и стеной.

Аня остановилась на площадке наверху.

— Алло!.. Так слышно?

Кирилл сел на корточки, стал тащить ногу.

— Тут лучше ловится, я еще сейчас спущусь… Что?.. Обидно, засели, я теперь на презентацию не успею из-за этой… Да, мне кажется, ерунда все это… Алло!.. Алло-о!..

Кирилл скорчился и затих, стараясь не дышать. Послышались шаги. Кирилл задергал ногой, опять затих, схватился за голову. Шаги стихли.

— Давай, я перезвоню!.. Что?..

А, ну ладно тогда… Да нет, не волнуйся, все нормально. Что-нибудь придумаем. А у вас ничего не слышно?.. Ну, вот и я думаю, это паника просто… Ага… Ну ладно, ага, давай, пока.

Шаги стали удаляться. Скрипнула дверь наверху. Кирилл тихо засмеялся.

Продолжая смеяться, рванул ногу из щели и тут же зашипел от боли.

В деревне было безлюдно. Отсутствие людей не портило пейзажа — напротив: нежная зелень на дорогах, распускающиеся цветники во дворах, кое-где через забор тянулся жасмин, нежно розовел шиповник. Они обошли трупик собаки на дороге — Кирилл не удержался и наклонился.

— Не наша, — не оглядываясь, сказала Аня.

Дальше шли молча. Кирилл прихрамывал, шел немного сзади.

— Это глупо! — раздраженно сказал он. — Деревня пуста, а магазин работает?!

— Давайте хотя бы посмотрим!

— Что посмотрим, зачем!

Она не отзывалась, шла впереди.

Он остановился, посмотрел вслед — легкая фигурка, кудряшки. Как будто она не потеет, никогда не натирают туфли, не чешутся комариные укусы.

— Хорошо, давайте посмотрим! — пробурчал он.

Поплелся за ней. Все равно магазин уже был виден впереди.

За ним, у самой дальней избы, шевелилась какая-то жизнь, кто-то двигался: лошадь, корова, человек — не видно.

— Слушайте, а о чем ваша диссертация? — вдруг обернулась она.

Он не ответил.

— Кирилл!

— А что? — неохотно спросил он.

— Ну, так.

— О Тютчеве.

Она помялась.

— Можете как-то… я не знаю… не в двух словах, конечно, но…

— Зачем вам?

Они дошли до магазина. Сорванная дверь висела на одной петле. Одно окно выбито. Они остановились, посмотрели друг на друга.

— Может, там что-нибудь осталось? — спросила Аня.

— Мародерство предлагаете? — брезгливо спросил он в ответ.

Она вошла. Помедлив, он вошел следом.

— Ну так что, расскажете?

Она осматривала магазин.

Губки для чистки обуви. Карманные зеркальца. Из еды — вздувшиеся пакеты молока, пара заплесневевших буханок, увядшая зелень, дрожжи.

— Зачем, я не понял.

— Хочется же понять, что у вас на душе.

Они аккуратно прошли по битому стеклу. Аня взяла хлеб, покрутила в руках.

— Не вздумайте, — сказал Кирилл.

— Да, наверное, — она положила его назад. — Ну что, это тайна такая?

— Вам не будет интересно.

— А вы попробуйте.

— Если очень хочется что-нибудь взять, рекомендую зеркало, — не удержался он, глядя, что она взяла теперь упаковку дрожжей.

— Такая страшная?

Подошла к разбитой витрине, попыталась заглянуть в лежащее там зеркальце.

— Нет, почему, вы красивая, — зло сказал он.

Отошел в сторону. Она посмотрела вслед.

— Ладно, возьму зеркало!

— Я пошутил! — сказал он от дверей.

Она остановилась, посмотрела на него.

— Хорошо, — высокомерно и по-прежнему раздраженно сказал он. —

У Тютчева есть такое стихотворение, «Маl'aria».

— Малярия?

— Именно так. Mal'aria — по-латыни «зараженный воздух». Он написал его об эпидемии чумы в Риме. «Все та ж высокая, безоблачная твердь, / Все так же грудь твоя легко и сладко дышит, / Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет, / Все тот же запах роз, и это все — есть Смерть!..» Вот об этом. Понятно?

— Понятно.

— Что вам понятно?

Она не ответила. Прошла за прилавок, присела и скрылась за ним.

— Это у меня на душе, если интересует, — сказал он в направлении прилавка. — Два мира. Бездна — и живописный покров над бездной.

Она вынырнула из-за прилавка.

— Два мира — два детства, — сказала она через паузу. — Два кадетства…

Пошла вдоль прилавка.

— Совершенно верно. Очень точно.

Она заглянула за полуотворенную дверь подсобки. Он завелся, не ждал наводящих вопросов.

— Когда грохнуло в восемьдесят шестом, очевидцы вспоминали, что все было потрясающе красиво, как никогда: зелень, цветы такие, небо голубое… Но только ни к чему нельзя было прикасаться, понимаете? Цветы — рвать и нюхать, на траве — сидеть… Понимаете?

Она вынырнула из подсобки.

— То есть вернемся — помоем чулан?

— Да, можно, — сказал он со все возрастающим раздражением. — Можно и так понять. Но я не про это.

— Кирилл, я пошутила.

Он коротко и зло кивнул.

— Так вот, — он все равно решил договорить, говорил все быстрее и агрессивнее, пошел за ней, зашел за прилавок. — Ладно трава — на остановках нельзя было садиться, на них, кстати, в первую очередь, они же собирают очень хорошо это дело, железные скамейки, понимаете? Все собирает эту гадость, все ей пропитано, все вокруг и все, вы понимаете меня?!

Он достал сигареты, остановился прикурить. Не получилось.

— Да.

Он швырнул неприкуренную сигарету на пол.

Она удивленно посмотрела на него.

— Да нет, я правда поняла, Кирилл, — сказала Аня.

— Что вы поняли?! — закричал он. — Что вы можете понять? У вас органа такого нет, которым понимают подобные вещи! Не входит в комплект!!

— Кирилл, вы что? — изумленно спросила Аня.

— Я — ничего! Вот вы — что?! — он подошел к ней вплотную. — Вас чем-нибудь можно вообще пронять, задеть, а?! Вас что-нибудь трогает? Или кто-нибудь?! Ваш неиссякаемый позитив вообще можно нарушить чем-нибудь? Хотя бы оскорблением?! Вас хоть что-то в себе не устраивает, а?!

Он достал сигарету, руки дрожали. Налетел неожиданный порыв ветра, хлопнул входной дверью. Сигарету задуло. Аня сделала руки ковшиком. Ковшик обнял его руки.

— Не дотрагивайтесь до меня!! — закричал он.

Отпрянул в сторону, почти отскочил. Налетел на витрину.

Оба замерли.

С ужасом, как бы приходя в себя, он посмотрел на нее.

Аня тяжело вздохнула и вышла из магазина.

Дверь закрылась за ней.

Он не стал догонять, стоял, смотрел вслед. В разбитой витрине запоздало упал кусочек стекла.

Стемнело, когда Аня вернулась на дачу. Дверь террасы была открыта, но на этот раз бабулька не покинула свои пакеты — смирно сидела, прислонив их к ножке стула.

— Что вы здесь делаете? — устало спросила Аня.

— Я здесь живу, — спокойно ответила бабулька. — Это мой дом. Я родилась здесь.

— Ну как вы родились, — Аня присела на соседний стул. — Мы эту дачу только лет пять как построили.

— Если бы вы сразу спросили, — традиционно отозвалась бабулька.

— Пожалуйста, уходите, — сказала Аня. — Здесь живу я и мой муж Олег.

— Нет, — спокойно сказала бабулька. — Здесь я живу.

— Светало… — задумчиво, самой себе сказала Аня. — Вечерело… А они сидели на террасе и вели диалог… Что вам дать, чтобы вы ушли? Денег? Или еды?

— Еды, — сказала бабулька.

— Как просто, — сказала Аня и пошла на кухню.

Быстро нарезала бутербродов, отдельно положила зелень, прибавила пакет сока.

Бабулька внимательно следила за ней.

— Пойдет? — спросила Аня.

Бабулька молча протянула руку, взяла пакеты.

— Приду завтракать, — сказал она, — раз вы меня домой не пускаете.

Аня молча села на стул, устало махнула рукой: «делайте, что хотите». Включила телевизор.

Бабулька ушла.

На террасе переставила пакеты в угол, достала из них свернутые тряпочки и удалилась.

Аня смотрела на экран телевизора. Зевнула и потрясла головой, прогоняя сон. Взяла со стола кусок сыра. Отправила в рот. Кончился рекламный блок. Она взяла пульт, пощелкала, отыскивая еще рекламу.

Было темно, но Кирилл все еще оставался в магазине. Он сидел в подсобке — там остались кресло и небольшой столик.

Наконец он встал, перешел в основное помещение, подошел к окну.

Было совсем темно.

Он вышел из магазина.

Дома наполовину погрузились в туман. Небо же было ясное; в нем неподвижно стояли отчетливые крупные звезды, и пряничный месяц возвышался над ними.

Кирилл остановился, огляделся.

Вдалеке звякнуло чем-то жестяным.

Кирилл пошел на звук.

К счастью, фонари еще светили. Через некоторое время он различил невнятное шевеление возле крайнего дома. Вроде черная тень отлипла от дома и скрылась в глубине двора. Опять звякнуло чем-то жестяным.

Кирилл медленно двинулся к этому дому, и чем ближе он подходил, тем явственней слышался жестяной звук — как будто пинают пустое ведро.

Потом звук прекратился — Кирилл был уже недалеко от дома, и в ясном лунном свете стало хорошо заметно, как из глубины двора вышел мужчина и остановился у ворот.

— Здравствуйте! — сказал Кирилл.

Мужчина не отозвался, но и не ушел.

— Простите, вы не подскажете, — подходя ближе, опять заговорил Кирилл, — как до какого-нибудь населенного пункта добраться? Где тут есть, вообще, райцентр какой-нибудь или я не знаю?

Он подошел уже так близко, что человек стал хорошо виден. Это был молодой парень лет двадцати пяти, очень некрасивый.

— Помогить… га… тать… — тихо и неразборчиво сказал он.

— Что, простите? — Кирилл невольно вытянул шею вперед и так, с по-гусиному вытянутой шеей, подошел к парню.

— Помогить оргазм испытать, — очень быстро сказал парень и придвинулся к Кириллу.

— Господи помилуй! — ошалело сказал Кирилл и, поспешно отступив назад, быстро зашагал прочь.

Сзади послышались шаги.

Парень заговорил очень быстро и очень тихо, почти неразборчиво:

— Я тебь больн не сделаю, я счас подойду тольк, смотри, тебь возьму, а ты мень тоже здесь, смотри…

Кирилл ускорил шаг, парень не отставал.

— Иди ко мне, я тебь больн не сделаю, я тебь вот тут…

И он, подскочив ближе, скользнул ладонью Кириллу между ног.

Задохнувшись от отвращения, Кирилл повернулся и, не глядя, ударил в направлении парня.

Тот успел отскочить и засмеялся.

Кирилл отвернулся и почти побежал вперед, парень не отставал, продолжая быстро и неразборчиво говорить.

— Отстань от меня, сука! — закричал Кирилл, приостанавливаясь

и тут же припуская по дороге. — Я не знаю, что с тобой сделаю!

— А я не боюсь тебь! — радостно сказал парень. — Давай, ударьть хочшь? Давай!

Кирилл остановился и с отчаянием опять махнул кулаком в направлении парня. Удар пришелся куда-то в лоб.

— А! — коротко выдохнул парень. — А-а-а, еще, помогить!..

Он подскочил к Кириллу и, повторяя на одной ноте протяжное «а-а-а», приник к его телу, цепко и метко орудуя руками.

— Сво-о-о… — застонал Кирилл, пытаясь оттолкнуть парня, который, как кошка, цеплялся за его одежду, руки, тело, рвал брючный ремень, лез за воротник.

Наконец он уперся парню рукой в лицо и из последних сил толкнул его от себя.

Они оба качнулись вперед, но Кирилл удержался на ногах, а парень, выпустив его, сел на землю. Он тут же попытался встать, но Кирилл, громко выдохнув, ударил его ногой под подбородок. Парень упал. Кирилл рванул с места, споткнулся, несколько шагов пробежал, почти падая, но вновь удержался на ногах и понесся вперед.

Деревня кончилась, он, всхлипывая, побежал по лесу, ломая ветки, путаясь в кустах, спотыкаясь о корни. Наконец лес стал таким густым, что бежать дальше стало невозможно. Кирилл упал на колени и зарыдал громко, по-театральному, навзрыд.

Рано утром в лесу было тоже очень красиво: лимонное солнце, капли росы на траве, легкая голубоватая дымка между деревьями. По-прежнему очень тихо и безветренно.

Кирилл был в сандалиях, и не только носки — низ брюк намок от росы. Он остановился; пошатываясь на одной ноге, расстегнул сандалию и снял носок. Ссадина посинела и немного опухла. Снял второй носок, чуть не упав. Смятые мокрые носки сунул в карман куртки.

Пошел, продираясь сквозь кусты — ни дороги, ни тропинки.

Неожиданно очень близко проревел мотор, как будто на большой скорости пронеслась машина.

Кирилл остановился, оглядываясь.

Неуверенно шагнул в сторону от своего маршрута — вроде маячил какой-то просвет в той стороне.

Он прошел несколько шагов, и звук повторился, теперь медленнее и тяжелее, как от грузовика.

Кирилл пошел быстрее и увереннее, и действительно деревья как будто расступались перед ним, а дорога становилась все виднее и виднее.

С трудом продравшись сквозь изгородь из кустов, он шагнул на шоссе.

Оно было пусто, и в обе стороны, насколько хватало глаз, тянулось ровной просекой в густом зеленом коридоре.

Он сделал несколько неуверенных шагов в одну сторону, но остановился. Постояв немного, пошел в другую сторону. Опять остановился.

Впереди — там, куда он собрался идти, показалась точка машины. Она быстро увеличивалась, приближаясь. Кирилл остановился, не двигаясь, смотрел на машину.

Когда она была совсем близко — это оказался кокетливый красный кабриолет с открытым верхом, — он поднял руку. Но машина, в которой ехали две девушки с киношно развевающимися длинными волосами и шарфами, пронеслась мимо, не останавливаясь, и уже после того, как она промчалась мимо, до Кирилла долетел их легкий звенящий смех.

Он пошел вслед машине. Она быстро удалялась, скоро превратилась в точку и исчезла в конце коридора.

Кирилл не прошел и пятисот метров, как вдали — там, куда умчались веселые девушки, — показалась новая точка.

Она оказалась белым мини-вэном наподобие маршрутного такси. Кирилл опять поднял руку, и на этот раз машина затормозила.

Это действительно была маршрутка — с номером на лобовом стекле и названиями пунктов. Кирилл подошел к двери, на ходу шаря в карманах, но остановился.

Зашел со стороны водителя — пожилого сумрачного кавказца — и сказал:

— Я заблудился. У меня нет денег.

Кавказец молча мотнул головой в сторону салона.

В салоне ехала спокойная воскресная публика: пожилая пара с садовой утварью и похмельный парень, напряженно моргающий заплывшими глазами. Кирилл сел рядом с дедом в парадном пиджаке. Сидел, смотрел в одну точку. Дед достал из-за пазухи свернутую вчетверо бумажку, прочитал и положил назад. Посидел немного и опять достал бумажку. Кирилл скосил глаза на листок. Увидел, что это свидетельство о смерти.

— Скажите, — тихо спросил он, — а маршрутка куда идет?

— На «Щелковскую», — сказал дед.

— Как на «Щелковскую»? В Москву, что ли?

— В Москву.

Кирилл невольно оглядел пассажиров. На него никто не смотрел. Супруги тихо разговаривали, парень дремал.

Вечером въехали в город.

Москва преобразилась. Она была ослепительно красива. Вечернее оранжевое солнце, распустившиеся листья, свежие газоны, яркие цветы. Не менее яркие вывески мелькали по краям шоссе. Рекламные щиты, названия магазинов. Люди в разноцветной одежде.

Кирилл смотрел перед собой.

Поздним вечером он подошел к подъезду старого пятиэтажного дома. Дворик был забит дорогими иномарками, на лавочке пили пиво два пожилых мужчины в плащах и тапочках на босу ногу. Над ними склонился довольно крупный жасмин, покрытый белыми цветами. Небольшая клумба даже в темноте играла разноцветными тюльпанами.

— Добрый вечер! — сказал им Кирилл.

— Приветствую! — сказал один и поднял вверх бутылку.

Второй близоруко сощурился и, наклонившись к первому, вопросительно шепнул ему что-то.

— Киря, с пятого этажа, — громко ответил первый.

Тогда второй тоже поднял свое пиво — правда, Кирилл этого уже не видел. Он зашел в подъезд.

Громоздкий железный лифт довез его до четвертого этажа — дальше надо было подниматься пешком.

Наверху, на длинной площадке, вмещавшей две квартиры, курила старуха. Седые пряди, выбившиеся из пучка, висели вдоль лица. На ней было пестрое пончо, из-под которого виднелась рука на перевязи.

— Привет! — сказала она хриплым низким голосом.

Кирилл молча кивнул ей и позвонил в дверь.

— Ключ, что ли, забыл? — спросила женщина.

Кирилл так же молча кивнул.

Старуха раздавила сигарету в консервной банке и ушла в свою квартиру.

Кирилл позвонил еще раз. Защелкал замок.

Дверь открыла женщина лет пятидесяти. Она удивленно нахмурилась, увидев Кирилла, но, ничего не спрашивая, отступила в глубь квартиры, пропуская его внутрь.

Кирилл прошел, устало снял обувь, хотел идти дальше, но спохватился, схватил сандалии, прошел с ними на кухню, на ходу доставая из кармана носки, оторвал от пачки мешок для мусора и кинул туда и сандалии,

и носки. Снял куртку, кинул следом. Стал раздеваться дальше, заталкивая вещи в мешок.

— Кирилл, что случилось? — спросила женщина. — Где сумка, компьютер?

— Мариш, потом, — сказал он. — И не подходи ко мне. Это опасно. Что здесь говорят?

— Что говорят?

— Об аварии.

Он разделся догола, завязал верх мешка узлом, пошел в душ.

— Какой аварии? — спросила Марина, останавливаясь у двери ванной.

— Проехали, — донеслось из-за двери. — Все потом. Я устал. Я шел пешком от «Щелковской».

— Да почему?!

— У меня нет денег.

— Тебя обокрали? С тобой все в порядке?! Кирилл!

В ванной зашумела вода.

— Неизвестно что! — сказала Марина.

Приподняла мешок, поставила назад. Пошла на кухню, но, постояв в недоумении, опять вернулась к ванной.

— Кирилл! — сказала она.

Он не ответил.

Кирилл стоял под душем, яростно мылился, смывал, опять намыливал мочалку и тер себя изо всех сил.

Ночью в глубине двора, у ограды, он выкопал небольшим железным совком яму, насколько возможно глубокую, и отправил туда мешок. Засыпал землей, потопал сверху как следует. Пошел к подъезду. В свете фонаря деревья у подъезда казались сделанными из золота.

Утром солнце пробралось сквозь плотные шторы, легло на пол яркими полосками.

Кирилл открыл глаза.

Повернул голову. Марина не спала. Почувствовав, что он проснулся, тоже повернулась к нему. Сделала движение встать.

— Подожди, не надо, — сказал Кирилл.

Удержал ее, уже севшую в постели, за руку.

— Я бросил в лесу женщину, — ровным голосом сказал он.

— Что?! — повернулась Марина.

— Там, на даче, была жена Олега. Я ее там оставил.

Марина отвернулась, не глядя спросила:

— Почему ты вчера не сказал?

Он промолчал.

Она вздохнула и опять попыталась подняться.

— Не надо! — торопливо сказал Кирилл.

— Да что, Кирилл, что происходит?! — закричала Марина. — Сначала какая-то мифическая авария, о которой никто не знает! Потом женщина в лесу! Что, я не понимаю ничего!

— Там была девушка, — сказал Кирилл. — Жена Олега. Она не должна была приехать, по крайней мере Олег об этом ничего не знал. Но она приехала. По-моему, она собиралась там встретиться с любовником. Но тут случилась авария — или я не знаю, что там случилось. И я оказался заперт на этой даче. Как я тебе вчера уже сказал.

— Но вместе с ней, — добавила Марина. — Чего ты мне вчера не сказал.

— Вместе с ней.

— Она молодая?

— Лет… не знаю. Тридцать, наверное. Около того.

Марина досадливо отвернулась.

— При чем здесь возраст, — сказал Кирилл. — Она была… такая… легкая. Я не знаю.

Марина взяла с тумбочки сигареты, закурила. Дальше слушала, отвернувшись.

— Это то, о чем я все время думаю, — сказал Кирилл, тоже не глядя на нее. — Легкость. Я не про тебя — я про себя. Понимаешь, она же ненастоящая, если копать. Рекламщица. Оберточница. Она… я не знаю, но я уверен… она наверняка думает, что развивает мозг, когда читает какого-нибудь Коэльо… Да хоть Розанова, не важно!.. — Он торопился, подбирал слова, перебивал сам себя, горячился все сильнее, но не мог сформулировать того, что хотел: — Нет, сейчас… У них стеклопакеты — в деревянном доме, понимаешь?! Они думают, что общаются, когда по очереди говорят с подругой: «А я…» — «Нет, а я…» Они поставили свечку в церкви — и думают, что живут духовной жизнью! Твою мать, я не знаю, как это объяснить!! Это все неправда, понимаешь?! Бесконечная гармоничная, легкая — неправда! Жизнеподобие, имитация!.. Я не знаю… Понимаешь, как же мы так себе верим, а?! Почему же мы так себе доверяем, а?!!

Он досадливо замолчал.

Марина докурила, погасила сигарету. Помолчав, спросила:

— Как ты ее оставил?

— Мы пошли в магазин, в деревню, поссорились, она ушла домой, я остался. Потом… не важно, потом заблудился. Только к утру вышел на дорогу, сел в маршрутку. Она ехала в Москву. Я не знаю, как называется место, где мы были. Я не знаю телефона Олега — он на бумажке, остался там, с вещами. Я ничего не знаю, Марин!

— Ты… влюбился в нее?.. — полувопросительно спросила Марина.

— Я не знаю! — с отчаянием выкрикнул Кирилл.

Она вскочила с постели и, решительно подойдя к окну, одним движением отодвинула тяжелую штору.

— Не открывай! — запоздало попросил он.

В комнату хлынул солнечный свет.

Никакой Москвы за окном не было. Буйная и праздничная зелень. Облака черемухи, розовые цветки шиповника под ними, лиловые и белые — сирени. Желтая мать-и-мачеха, миниатюрные красные тюльпаны.

Ярко-синее небо. Ослепительное солнце.