Слова, слова, слова…

Было бы идеально, если б в оригинале фильм Тома Хупера («The King’s Speech») назывался «Король говорит!». Тем более что способность к внятной артикуляции (а не к речи, ее смыслу или же содержанию) является главной доблестью герцога Йоркского, вступающего на британский престол. Мелодрама из жизни Георга VI, отца будущей королевы Елизаветы, посвящена только и единственно декламации. И если кто-то (или что-то) здесь правит балом, то это умение Колина Ферта играть заикание. За что — номинация на «Оскар».

Итак, речь главным образом пойдет о логопедии. А посему резонно, что все окружающие монарха персоны даны одним, но жирным штрихом: Черчилль с сигарой, жена с предупредительно страдальческим выражением лица, старомодный епископ Кентерберийский с набором трескучих фраз, король-отец с высокопарной банальностью в духе «С появлением радио мы все стали актерами». Некоторые, впрочем, сочтут подобную «сдержанность в средствах» (минимум жестов, многозначительное молчание, плюс обязательное ощущение скуки — как чего-то исконно британского) за аутентичное чувство меры, хотя дело всего лишь в мифологическом изложении истории, для которой нет ничего безопаснее, чем превращение персонажа в знак.

Так, об эпохе известно лишь то, что почерпнуто из хрестоматий: обольщение Гитлером, недальновидный премьер-министр Чемберлен, за фасадом дипломатических игр проглядевший войну, драма аристократии, слишком полагавшейся на слово в политике. Если следовать настоящей (а не агиографической) истории Англии, то многое здесь деликатно отодвинуто в тень. Например, линия с Черчиллем, якобы поддерживающим будущего монарха (а на самом же деле являвшегося апологетом Эдварда VIII, впоследствии отрекшегося от престола и вступившего в морганатический брак), абсолютно не соответствует правде. Все выглядит так, словно бы Черчилль заранее предугадывал все опасности выдвижения Эдварда на престол и, вернувшись, повел герцога Йоркского к его «светлому часу». В реальности же именно Черчилль был ярым сторонником монарха-плейбоя, отмеченного в связях с чернорубашечниками¹ и, отзываясь об Эдварде, говорил, что последний будет «блистать в истории как самый храбрый из суверенов». Именно с его помощью Эдвард, ставший снова принцем Виндзорским, получил синекуру колониального губернатора на Багамах, где он мог беспрепятственно контролироваться королевской семьей.

Великолепное русское зодчество.

Впрочем, все эти подробности совершенно не важны для фильма, охотно вступающего на территории мифа. Согласно последнему, основная проблема империи накануне войны — это король, не умеющий произнести рождественский спич. Поэтому главное — научить его выступать перед публикой.

Таким образом, зритель целиком погружается в царство логопедии. Учитель герцога Лайонел Лог (Джеффри Раш), бывший актер любительских театров и поклонник психоанализа, «играет» профессора Фрейда, требуя от монарха забыть об условности. Он буквально укладывает герцога на кушетку. Зовет его Берти, запрещает курить и назначает прием у себя, понемногу добиваясь интимности в отношениях. Очень скоро из шкафа вынут семейных скелетов. На свет явятся и авторитарный отец, запрещавший клеить бумажные самолетики, и викторианская няня, морившая принца голодом и предпочитавшая ему старшего брата, и сам старший брат, ловкий и бойкий юнец, дразнивший Берти за чрезмерное проявление нежности.

Несчастный принц заикается, потому что старается быть комильфо, а посему следует бороться с династической сдержанностью. Занятия танцами, физические упражнения, наконец психоаналитические беседы — и вот королевская сдержанность сдается на милость его терапевта. Выздоравливающий король произнесет слово «fuck», его речь станет плавной (благодаря искусству пропевать сложные фразы и аккомпанировать речи с помощью жестов), и в финале под руководством верного визави он скажет знаменитую речь о вступлении в войну, где, по собственному признанию, исправит всего пару слов — для удобства произношения (sic!).

{youtube}fHvkdLgsEko{/youtube}

Итак, власть Георга VI распространяется на «всего пару слов». При этом не важно, насколько это соответствует истине. Ведь исторический фильм всегда проговаривается об истории современной. И, пожалуй, нигде еще столь откровенно (и, без сомнения, цинично) не выражала себя мысль о политике как декламаторе или актере.

Симптоматично, что главный герой картины — классический «номер два». Трон он получит лишь вследствие отречения старшего брата. И — согласно сюжету — всю жизнь будет путешествовать в сопровождении логопеда и декламировать тексты, которые — как он думает — необходимы народу.

И здесь возникает любопытная ситуация — король-статист верит, что голос монарха важен для нации (при этом вовсе не разделяет смысла произносимых фраз), народ в свою очередь верит в то, что обращение короля к нации этой нации важно. Оба они — и король в исполнении Ферта, и нация в исполнении менее известных актеров — бросают топку веры в костер иллюзий. Единственный, кто наблюдает эту мольеровскую комедию, — зритель.

Именно он, если не подпадет под чары добротной и скучноватой истории, рискует увидеть всю непристойность политики, которая делает из короля автомат.

Мелодрама из жизни Виндзоров демонстрирует власть, чей субъект отчужден уже не столько от фразы, но даже от голоса, который ее произносит. Читая под музыку², король не только не производит собственной речи (не разделяя или презирая чужую), но чудесно освобожден от того, чтобы слышать себя говорящим. Фильм, таким образом, повествует о власти, согласно которой произносящий политический спич уже не является субъектом политики. Король-имитатор — вот греза современности, воплотившаяся в суверене, свободном от собственных слов, эдаком «человеке без свойств»³, удобном и начисто лишенном претензии властвовать. И тут нас осеняет догадка о том, почему король запрещал юному принцу собирать самолетики, табуировав именно эту разновидность досуга.

Допустим, что самолетики — это не что иное, как проявление творчества. Уютная и домашняя игрушка, собираемая ребенком, помогающая ему осваивать собственную Вселенную. Запрет в данном случае — упразднение всякой свободы. Ведь наследник готовится к миру, который уже сформулирован. Миру, который последний не выражает, но исключительно пользуется его привилегиями (столь скромными, если говорить о свободе монарха распоряжаться собственной жизнью). Ирония содержится в том, что современный король действительно ничем не владеет. Заика учится правильной речи. Но дикция — всего лишь вопрос подражания. Рассказывая о принце, весь фильм героически сражающемся с языком (упражняющемся с логопедом, обучающемся правильной декламации), сюжет аккуратно скрывает то, что делает монарха монархом. А именно способность к политике как свободе творить Историю.

Не случайно в одной из финальных сцен Черчилль, вернувшийся к власти, сообщает принцу о том, что его собственные логопедические дефекты никогда не мешали ему заниматься политикой!

Напомним, что Черчилль являл противоположный тип «суверена». Известный в качестве литератора, чья карьера начиналась с блестящей беллетристической журналистики в духе Артура Конан Дойла, он действительно властвовал с помощью фразы. Черчилль, де Голль или Франсуа Миттеран создавали историю, совершая ошибки, принимая двусмысленные решения и нередко вступая в сомнительные альянсы. При этом политическое для них воплощало силу различия: проявления неравенства в мыслях, творчества, которое есть опровержение опыта или традиции.

Трагедия Георга — в том, что он выражает миф о политике, более не решающемся на насилие фразы — это миф о власти-как-функции⁴, о короле-имитаторе, который только и может, что распоряжаться пространством в несколько предложений.

Впрочем, возможно, монарх желал бы чего–то большего. В фильме есть чудесная сцена. Будущий престолонаследник смотрит нацистскую хронику и, глядя на Гитлера, заходящегося как обычно в истерике, говорит с восхищением: «Вот человек, который может позволить себе не сдерживаться!»⁵ Невероятно двусмысленно. И очень печально. Бедный, бедный герцог Йоркский.

Вика Смирнова

Рецензия будет опубликована в №2 за 2011 год «Искусство кино»

¹ Согласно британским историкам, Эдвард VIII был настолько же глупым, насколько эгоистичным монархом. Всю свою жизнь он оставался поклонником «третьего рейха». Женившись на разведенной американке, поддерживающей связь с Рибентроппом (в фильме слегка намекают на его отношение к нацизму), он лишился престола, при этом не прекращая поддерживать контакты с Гитлером и выражая готовность в случае необходимости стать марионеткой или «регентом». Известны фотографии, где Эдвард запечатлен с нацистским приветствием, из немногих его друзей большинство было чернорубашечниками. (Отмыть его от этой истории не смог даже королевский биограф Филипп Зиглер, который старался оправдать факт позорной коллаборации, но в конце концов сдался.)

² В первую встречу логопед предлагает герцогу Йоркскому прочесть под музыку кусок из Шекспира, и тот с удивлением замечает, что читает текст без запинки. Как мы увидим в дальнейшем, любое чтение монархом политической речи будет сопровождаться закадровой музыкой, словно бы помогая ему не слышать себя.

³ Словосочетание «человек без свойств» здесь не связано с названием романа Роберта Музиля.

⁴ Коренное отличие старой власти от новой в том, что собственно человеческое здесь вытесняется «профессиональным». Политик уже меньше, чем человек с его крайностями, двойственностью и проявлением изначальной инаковости. Напротив, он тем больше человек современной политики, чем больше он сливается с фоном. В этом смысле герцог Йоркский идеальная символическая фигура — в нем все хорошо, но при этом невыразительно. Может быть, не в последнюю очередь, потому что этому королю, в сущности, нечего выражать.

⁵ Вспоминается фраза Оруэлла, однажды сказавшего, что именно национальная сдержанность спасла англичан от фашизма.

«Король говорит!»

The King’s Speech

Автор сценария Дэвид Сайдлер

Режиссер Том Хупер

Оператор Дэниэл Коэн

Художники Ив Стюарт, Нетти Чэпман, Дженни Беван

Композитор Александр Деспла

В ролях: Колин Ферт, Хелена Бонем Картер, Джеффри Раш,

Дерек Джекоби, Роберт Порталь, Ричард Диксон и др.

США, Великобритания, Австралия

2010