Археологи под куполом цирка. «Пещера забытых снов», режиссер Вернер Херцог

Все мы знаем, что Вернер Херцог всегда ищет — и всегда находит — персонажи, чья фантазия побеждает реальность и лишает ее надменности. В его фильмах фокусы принимают чудесную форму людских маний — и таким образом они (фокусы) всегда реалистичны по своей природе. Можно сказать и так: герои его фильмов инфицированы мечтами, как вирусом, чье воздействие на организм непредсказуемо и порождает фатальные фокусы судеб.

Известно, что уже немало лет, как Херцог стал находить своих эксцентричных героев в реальности — и стал делать о них документальные фильмы. Персонажи «из жизни» конгруэнтны его знаменитым героям из игровых картин. Однако чаще всего выглядят значительно более демоническими фигурами, что естественно: зрители же не защищены от них слоем вымысла. Они — натуральные порождения Вселенной, и в связи с этим заставляют по-настоящему насторожиться: а если они на самом деле (а не метафорически выражаясь) носители вируса «адовых фокусов судьбы» (как сформулировал один нью-йоркский кинокритик) и заразны? Собственно, таков человек-медведь из «Гризли-мен», довольно страшной сказочки. Таков авиаинженер из «Чистого бриллианта», воссоздающий дирижабль — точную копию летательного аппарата, на котором погиб (в свою очередь, так сказать) его кумир — режиссер-документалист Дитер Плаг.

Персонажи Херцога трагикомические — с разным соотношением составляющих этого слова. И если человек-гризли фигура поистине трагическая, то среди ученых-затворников, проживающих на научной станции на Южном полюсе — «Непредвиденные встречи у конца света», — достаточно персонажей из комедии абсурда. Скажем, садовник, русский по происхождению, скрывающийся на Южном полюсе между своими цветочками в кадках от неразрешимости экзистенциальных проблем. Роль полностью трагического персонажа в «Непредвиденных встречах…» отведена пингвину. Тому знаменитому ныне пингвину, который покинул стаю (несколькими минутами раньше в синхроне зоолог говорил, что пингвины никогда не избирают участь одиночек), случайно вышел в снегах на камеру Херцога, в нескольких метрах от нее развернулся на девяносто градусов — и ушел (хочется сказать: молча) по направлению к горной гряде (в противоположную сторону от места, где продолжала кружить его стая), навстречу неминуемой гибели. Камера следила, пока несуразная фигура не превратилась в точку (и метель поднимала тут тени Чехова и Мелвилла). И снова фокус: как Херцог заставляет зрителей натурально сопереживать пингвину? Будто нелетающая птица «во фраке» — чеховский дядя Ваня в последней инстанции: то есть на беду порвавший свои узы? Как он совершенно серьезно превращает в кадре безгласного пингвина в безрассудного борца за privacy, за право на одиночество, за право жить вне стаи? Причем трагизм в том, что он, герой, априори не будет услышан никакой общественностью — даже выживший пингвин не даст интервью.

Выявив свой очередной персонаж, Херцог переносит идеологию и психологию в разряд физических действий. Собственно, таков механизм циркового фокуса — престидижитация (ловкость рук и всякая телесная ловкость) превращается в «дух», в «загадку», а потому уже в метафору. И тут Херцог, конечно, раздвигает рамки традиционных подходов к понятию гуманизма — чем и велик.

Одним из ключевых персонажей «Пещеры забытых снов» тоже становится существо не антропологическое — аллигатор. Но мы вернемся к нему через несколько абзацев.

На этот раз Херцог снял документальное исследование о знаменитом открытии французских археологов — о пещере Шове, на стенах которой в 1994 году были найдены наскальные изображения. Ныне они считаются самым первым живописным опытом человечества. Фильм снят — и будет демонстрироваться в кинотеатрах — в технологии 3D, и помимо прочих смыслов этому придается еще и значение выхода 3D в сферу артхаусного кино.

Пещера Шове находится вблизи небольшого города Вальон-Пон-д'Арк в долине реки Ардеш на юге Франции; она названа в честь археолога Жан-Мари Шове; открытие в 1994 году совершили три спелеолога — помимо Шове также Эльет Брюнель Дешамс и Кристан Хиллэйр. В пещере обнаружено свыше трехсот рисунков с изображениями животных, сделанных более тридцати тысяч лет назад. Пещера закрыта для общественного доступа из-за боязни как-то повредить настенную живопись. Право доступа лишь на несколько часов и с соблюдением ограничений могут получить лишь немногие археологи. Пещера была отрезана от внешнего мира со времен ледникового периода из-за падения скалы перед ее входом. Итак, пещера «запечатана» — с целью сохранить эти артефакты в неприкосновенности. Поскольку никто не может предсказать, какое влияние окажет на них свет, электронные вибрации, влажность. Позиция отчасти двусмысленная — равная идее купить картину Микеланджело и навсегда заточить ее в сейф. Но, так или иначе, было принято решение, что лишь одна съемочная группа лишь однажды будет допущена до лицезрения и запечатления первых — из доселе известных — живописных опытов человечества. За символическую плату в один евро. Выбор пал на Вернера Херцога. Что неудивительно. Никто так, как он, не понимает физиологию фантазии, находя кинемато-графические способы — всегда оригинальные — запечатлеть эту сложную субстанцию.

Есть другая версия появления фильма: министр культуры Франции Фредерик Миттеран (племянник Миттерана-президента и сам документалист) является поклонником таланта Херцога и выдвинул именно его кандидатуру для съемок пещерных рисунков. А гонорар в один евро предложил сам режиссер, чтобы создать какую-то хитроумную фигуру, где есть государственная служба, уплата налога на сумму в один евро… ну, ироничный трюк в адрес известных чиновничьих клоунад.

Как бы то ни было, археологи и палеонтологи не прогадали. Херцог создал удивительную кинематографическую новеллу, в которой сами палеонтологи в конечном итоге ассоциируются с персонажами старинного цирка — магами, фокусниками, летающими акробатами — то есть людьми, умеющими преодолеть границы реальности лишь им доступными способами. И, как всегда, такого эффекта Херцог достигает методом «обычной» режиссуры — без спецэффектов (в прямом смысле этого слова). Так, когда в интервью один из экспертов нудит: «…восприятие наскальных рисунков в пещере Шове зависит от вашего бэкграунда…», Херцог тут же спрашивает: «А какой у вас бэкграунд? Вы были укротителем львов?» — и эксперт отвечает: «…До изучения палеонтологии я не один год проработал акробатом под куполом — в цирке…» И хитрым образом (режиссерская «престидижитация», я так полагаю) нехитрый прием срабатывает. В сущности, ни один так называемый синхрон (термин, употребляемый на телевидении, его смысл в том, чтобы ввести интервью в «механическую» технологическую цепочку) в фильме не оказывается просто «говорящей головой»: это всегда головы «фокусников» — тех, кто знает, как преодолевается граница между реальностью и иллюзией. Археологи и спелеологи, анализирующие наскальные изображения, не столь эксцентричны, как герои предыдущих документальных картин Херцога; в «Пещере…» они всегда остаются экспертами, учеными — но одновременно они заданы как носители тайны «забытых снов». И таким образом — как Иные.

А по ходу дела постепенно становятся участниками бурлеска. Херцог неостановимо жонглирует смыслами: снижая пафос медийного «шоу», возвеличивает наивные и трепетные наскальные эскизы. Которые в здравом уме протрактовать практически невозможно. В чем ученые, в сущности, Херцогу и признаются.

Тем временем наскальные изображения становятся объектом философской медитации. Технология 3D позволяет к ним приблизиться на расстояние ресницы. Первоначально режиссер не предполагал снимать в этом формате; принял решение, когда впервые увидел гроты, выступы, ниши пещеры и понял, что перед ним — театральная площадка с тайными скрытыми сценами. И сказал: «Эта пещера создана для того, чтобы снять ее в 3D». Еще за год до начала съемок в журнале «Нью-Йоркер» развернули дискуссию о том, что первобытный рисовальщик тоже работал в 3D — используя рельефы пещеры для создания эффекта движения своих картинок. Херцог считает, что никогда больше не вернется к этой технологии съемок, говоря: «Фильмы, адресованные к фантазии зрителя, к его умению создавать в голове собственные психологические ландшафты, глядя на экран, будут уничтожены рамками 3D; есть афоризм: в 3D можно снять хорошее порно, но не хорошую романтическую комедию».

Киногруппа была ограничена по времени (по четыре часа в течение шести дней) и по возможностям во время съемки. Нельзя было покинуть узкую металлическую дорожку, проложенную в пещере. Свет должен был быть минимальным. Но поскольку Херцог снимает свои незабытые — или не приснившиеся (он утверждает, что не видит снов) — сны, то, полагаю, ему подходит любая технология для того, чтобы визуализировать свои идеи: он наполняет снимаемые изображения своими образами. Поэтому сталактиты выглядят шпилями перевернутого католического собора, а рисунки и единственный отпечаток ладони рисовальщика становятся видимой плотью безразмерной Тайны Времени. И фокус в этом, а не в зрительной осязаемости линий, начертанных тридцать тысячелетий (плюс-минус три тысячелетия) назад, — это было б слишком просто.

По свидетельству палеонтологов, которых Херцог интервьюировал, его «прощупывающим», первоначальным вопросом был такой: «как можно описать конструкцию человеческой природы?» То есть про шпили католических сталактитов он знал заранее. Впрочем, в фильме про обитателей научной деревеньки на Южном полюсе он снимал подводный мир сначала как космос — переворачивая сферы мироздания. А потом как сакральное импульсивное пространство, где носятся подобия нейронов: то есть как кору головного мозга — пристанище фантазий и страданий.

Есть и еще один уровень истории про Херцога и Пещеру, которая всплыла во время съемок фильма. Когда он был ребенком и жил, как известно, в маленькой баварской деревушке, где не было кинотеатра, он однажды увидел в витрине магазина книжку о пещерных рисунках. Карманных денег на подобные расходы не было, и Вернер-подросток решил их заработать, что и сделал, подбирая теннисные мячи на спортивной площадке. «Украдкой я постоянно следил — не купил ли кто «мою» книгу, — рассказывает Херцог. — Через полгода я стал ее обладателем и до сих пор помню тот восторг, который охватил меня, когда я перевернул первую страницу, и благоговейный трепет». Как и в предыдущих документальных картинах Херцога, в «Пещере…» одним из главных действующих лиц является голос режиссера, его собственный закадровый рассказ. Знаменитый тон заговорщика и знаменитый синтаксис: предложения начинаются заклинаниями, намеками на потусторонние предзнаменования, а заканчиваются лукавыми юморесками. Эдгар Аллан По вполне бы пригодился ему в качестве сценариста, если бы согласился за отдельную плату разбавлять детективный морок скетчами в конце каждого абзаца.

Долго «прилипая» глазами к шероховатым росчеркам — абрисам буйвола, лошадей, пещерного льва, носорога, — Херцог в финале выбирается из пещеры на свет и предлагает вниманию публики фиглярский постскриптум. Купируя пафос и слезы просветления, он предлагает встать на точку зрения аллигатора, проживающего по соседству с пещерой Шове. В тридцати километрах оттуда есть заповедник, устроенный вблизи атомной станции: там, используя воду, охлаждающую атомный реактор, практичные французы создали тропический микроклимат. И развели крокодилов, которые вскоре сделались альбиносами (безумный нюанс).

Дальше: Херцог умудряется в пределах одной своей визуальной фразы объединить вещи не объединяемые, но связанные прихотливой логикой сакральных смыслов. Примерно так: не исключено, что крокодил, появившийся вопреки логике Истории на юге Франции (благодаря функционированию ядерного реактора), сможет считать с палеонтологических фресок больше смыслов, чем современный человек. Если проберется туда неведомыми подземными водными тропами. Рептилия представлена потенциальным посетителем пещерной галереи и снята в финальном кадре таким образом: часть зрачка находится над водой, часть — под водой. Но система зрения аллигаторов — в отличие от оптической структуры человеческого глаза — позволяет ему прекрасно видеть под водой, да еще и в темноте. Так на сцене появляется персонаж, как бы персонифицирующий технологию 3D. Идеальный посетитель музея Шове — Херцога.

P.S. Под натиском общественности после одного из просмотров Херцог признался, что постскриптум — «не идеально фактологичен, но аллигатор живой». И заметил, что верить можно только одному: «экстатическим проявлениям собственной фантазии…»

«Пещера забытых снов»

Cave of forgotten dreams

Авторы сценария Вернер Херцог, Юдит Турман

Режиссер Вернер Херцог

Оператор Петер Зайтлингер

Композитор Эрнст Райзегер

Creative Differences / History Films / Ministere de la Culture et

de la Communication

Канада — США — Франция — Германия — Великобритания

2010