Большие и малые. «Охотник», режиссер Бакур Бакурадзе

«Охотник», показанный до Сочи в программе «Особый взгляд» Каннского фестиваля, — первый отечественный фильм, лишенный компромиссов, неизбежных в нынешнем положении «независимого кино». Здесь нет ни подражания, сколь угодно чуткого, его заветам, ни особой местной специфичности или экзотики. А есть универсальный сюжет, зрелая режиссура, конкретность кинематографической материи.

Уже «Шультес», дебют Бакура Бакурадзе, был необычным для нас фильмом1. Кроме прочих достоинств, ненарочито космополитичным, завораживающе киногеничным. Москва там снималась как любой другой мегаполис. Бакурадзе начинал со столичной истории, которая могла произойти хоть в Берлине, хоть в Буэнос-Айресе, и не загонял себя в провинцию — непременное пространство для прогрессивно мыслящих режиссеров, не обязательно «народников».

Теперь Бакурадзе углубляется в Псковскую область, на свиноферму. Но опять снимает против правил, установленных в наших пенатах для съемок такой среды. Очевидна его внутренняя потребность или даже упертость снимать именно там и так.

В «Охотнике» нет ни пьющих отморозков, ни развала-распада деревенского уклада, ни социальной репрессивности, звенящей в воздухе. Там идет — происходит — обычная жизнь обыкновенных людей. Расстилается многомерная физическая реальность. Со своим распорядком, трудовым ритмом, семейными хлопотами, неоднозначностью, недоговоренностью. И — с незаживающей, хотя привычной, внутренней раной. Там безупречна достоверность среды, но есть еще нечто — не от мира сего.

Ритм повседневности фермера и охотника, его размеренной жизни в ухоженном доме с женой, взрослеющей дочкой, одноруким сыном-подростком, которого пестуют (учат стрелять левой рукой, набивать в ружье порох, возят в грязелечебницу) любовно и с достоинством, нарушается где-то к середине фильма внезапным, впрочем, исподволь подготовленным поворотом. Поворот этот — нечаянная встреча взрослых, еще не старых людей, фермера и работницы, пребывающей в колонии последний месяц заключения за убийство, — только эпизод, не нарушивший движение сюжета. Но эпизод (жизни), утепливший их рутинные будни внезапной сообщительностью. Нежностью физической близости. Почти родственной и при этом отчужденной.

Природное и человеческое в этом фильме вступают не в конфликт, а рождают притяжение. Заботу о ближнем. О своем ребенке, о посторонней женщине-заключенной, которую фермер заметил, пригрел. Тут не адюльтер, не любовь, «перевернувшая жизнь» крепкого фермера с нездоровым сыном. Простота решения этого мужчины, его короткой связи сродни его же душевному рефлексу. Его, охотника, незаскорузлости и чувствительности.

Природное в «Охотнике» лишено «животного» начала. Природное и человеческое понимаются здесь как единство и сосуществуют в естественном режиме во время любовных свиданий, не исключающем ощущение близкой утраты.

«Животное» принадлежит только хозяйству, где свиньи проходят тоже свой естественный круг — от рождения, прививок, выращивания до смерти (очень важен эпизод захоронения заболевшей, надо полагать, свиньи). И — до забоя животных для рыночных нужд. И — для поддержания жизни.

Прозрачный фильм, лишенный ясности (изменилось ли что-то в душе охотника после отъезда Любы, отбывшей в колонии срок, или нет?), — свидетельство взрослости Бакурадзе. Ответов режиссер не дает, но ведет зрителя внятной и сложной дорогой.

Этот строгий чувственный фильм не эксплуатирует глубокую драму героев, которая в экранной реальности вроде бы не дает о себе знать. Коля, однорукий мальчик, обласкан в семье и на ферме, не чувствует своей обделенности. Все с ним рядом всегда. Его мать исправно, безмолвно исполняет домашний и супружеский долг. А почувствовав отчуждение мужа, просто смотрит — они понимают друг друга без слов (Бакурадзе предпочитает снимать со спины, проявляя деликатность к состоянию персонажей), и муж обнимает ее, защищая от всяких тревог.

Бакурадзе строит почти все эпизоды картины на действии, сквозь которое транслирует, минуя «эксклюзивные» мизансцены, то, что гложет героев, или смущает, удивляет, разделяя между ними тоску и работу, близость и одиночество. Но главное — необходимое друг другу сродство. Режиссер выбирает язык взгляда, язык ощущений, не пренебрегая филигранной конкретностью повествования.

С нашего экрана давно исчезли люди, про которых было бы понятно, чем они занимаются, к какому социальному классу принадлежат. Не потому ли на вопрос сына (у мемориала Александра Матросова): «Что такое Советский Союз?» охотник не отвечает? Или этот ответ режиссер оставляет за кадром. Зато Бакурадзе показывает трудодни работников фермы, строительство колбасного цеха, завод, где делают войлок и куда перевели заключенных из женской колонии. Зато он внедряет эпизоды-свидетельства не разрушенной связи времен. Есть тут на дне озера останки военного самолета, который интригует мальчика. Есть даже родственники погибшего летчика, которые приезжают туда, где нет его могилы, с цветами и показывают (за столом в доме протагониста) довоенные семейные фотографии. Эта побочная, «ненужная», казалось бы, линия сюжета целомудренно и без педали выводит камерный фильм в большое время. Горячая новость для нового отечественного кино:

Бакурадзе лишает современную реальность поверхностной актуальности, воссоздает ее на экране не на разрыве с прошлым, а в длящемся времени.

Обыденный мир «Охотника» лишен пресловутой «образности», но образный строй тревожной сообщительности возникает под взглядом внимательной, при этом нейтральной камеры. Эта камера замирает на уставшей после родов свиноматке, окруженной поросятами. На рабочей руке мальчика, очищающего скорлупу вареного яйца. На живой картинке «охотников на привале» у костерка. На работнице-заключенной, смывающей усталость под душем. На молотилке. На сумерках за окном кухни, где собралась семья. На закатном свете в машине — последней вспышке бессолнечной осени. На женских руках, которые гладят животных. На постели, где охотник гладит по головке любовницу (ей за сорок), как жену или ребенка. На объятиях любовников при встрече-прощании, после чего они «продолжают любить», но уже как бы расставшись. На взгляде охотника, попытавшегося (рядом с убитым кабаном) одной рукой прикурить спичкой из коробка, словно примерив на себя участь увечного сына. Или вспомнив себя, матерого мужчину, пожалевшего изношенную женщину, которую оттаял, и она смогла вдруг снова тихо заплакать, как девочка.

При всем том было бы нечестно не сказать, что Бакурадзе довел парадокументальную стилистику, к которой прикипели лучшие режиссеры нулевых, до предела. Исчерпал ее и оставил ощущение герметичности, которую, надо полагать, в следующем фильме станет проветривать. Это ощущение, думаю, связано с выбором актера на главную роль. На его присутствии, очень сложном, внутренне подвижном, держится драматургия и ритм картины. Нашел бы Бакурадзе русского Габена, «Охотник» задышал бы полной грудью. Но если приз «За лучшую мужскую роль» получает артист К.Юшкевич, отработавший в дремучей антрепризе «Упражнения в прекрасном», то егерь Михаил Барскович, приглашенный на роль охотника, примиряет с выбором режиссера. И тем самым «понижает» статус профессионалов, от которых хочется бежать к неартистам, даже не стопроцентно удачным. В отличие от барменши Татьяны Шаповаловой, которая рискованно, потому что без каких-либо прикрас, на глубине сыграла заключенную, отогретую охотником, и заслужила приз «За лучшую женскую роль».

В «Охотнике» бесспорна мотивация режиссера, решившего снять такое кино. Мотивация и отличает художника от профессионала. И она важнее результата, который всех примирит.

1 См. мою статью «Посторонний» («ИК», 2008, № 8).

_____________________________________________________________________________________________________________

«Охотник»

Авторы сценария Бакур Бакурадзе, Иля Малахова

Режиссер Бакур Бакурадзе

Оператор Николай Вавилов

Художник Кирилл Шувалов

В ролях: Михаил Барскович, Татьяна Шаповалова, Оксана Семенова, Гера Авдоченок, Юлия Мелихова, Екатерина Максютова

СТВ

Россия

2011