Мот Нэ. Сценарий (по киноповести Инги Оболдиной)

№9, сентябрь
Сергей Ольденбург-Свинцов, Дмитрий Лемешев, Анастасия Арышева

Северный промышленный город. Главное управление промышленного концерна. Огромный конференц-зал похож на аквариум. Большой круглый стол и кресла — все прозрачное, легкое, нереальное. За столом сидят респектабельные мужчины и женщины. Совещание. Дина, женщина около сорока лет, выставляет на стол колбы с маслом.

Д и н а. Это материалы из скважины номер 10—05. Нефть высшего качества. Более того… запасы нефти в этом месторождении оцениваются в 500—600 миллионов тонн.
Колбы ходят по рукам. Специалисты встряхивают их, кивают.
Э к с п е р т. Вы, Дина Александровна, уверены в таких цифрах… Вы, может, не знаете, но это очень большие объемы нефти. Такие месторождения — редкость, даже для вас.
Д и н а. Я лично контролировала каждый этап разведки месторождений, начиная от региональных геолого-геофизических работ.
Э к с п е р т. Это прекрасно. Вы, должно быть, многое узнали о земле, теперь вам есть что рассказать ребенку на ночь.
За столом проскальзывает легкий смешок.
Д и р е к т о р. Спасибо. Прошу садиться, Дина Александровна. Хотя нет, у меня совсем нет времени, постойте… Я хотел это сделать в более торжественной обстановке, но сейчас напряженная пора, поэтому… Господа, я рад вам представить моего заместителя — куратора проекта Дину Александровну Авдееву. Все вопросы решаются только через нее.
Тишина. Директор начинает аплодировать. Раздаются дежурные аплодисменты. Один молодой мужчина хлопает в ладоши громче всех. Это Санька, лучший друг Дины.
Д и р е к т о р (встает). А теперь прошу меня извинить…
Выходит из зала. Все поднимаются с мест, кто-то подходит к Дине, кто-то покидает помещение. К Дине подлетает Санька и крепко обнимает ее.
С а н ь к а. Динка, это — как второе рождение, поздравляю!
Д и н а. С тебя ящик коньяка.
С а н ь к а. Согласен, проспорил. Просто не хотел сглазить.
К Дине подходит столичный эксперт. Протягивает руку.
Э к с п е р т. Поздравляю.
Д и н а. От души?
Э к с п е р т (неуверенно). Да… конечно… От души.
Эксперт ретируется. Санька с восторгом смотрит на Дину.
С а н ь к а. Динка, супер! Поздравляю! Ну ты просто танк! Молодчина! (Сгребает ее в охапку, разворачивается и кричит всем вокруг.) Она молодчина!
У Дины огромная квартира. В одной из комнат — мастерская художника. Дина входит в прихожую. К ней выбегает дочь Алька, лет семи-восьми.
А л ь к а. Мама!
Д и н а. Ну, чем сегодня занимались?
Из комнаты выходит Леша, муж Дины. Он немного младше ее, типичный художник — долговязый, худой, взъерошенные волосы, щетина, переходящая в бороду, жутко добрый и улыбчивый.
Л е ш а. Ой, наша мама-бизнесмен пришла!
У него в руках только что написанный акварелью пейзаж.
Л е ш а. Ну, как тебе?
Дина внимательно смотрит.
Д и н а. Леша, это очень прикольно.
Л е ш а. Я тоже думаю, что это хорошо.
Д и н а. Ты молодчина!
Л е ш а. Нет, это Алька, семь лет. А вот что написал Леша.
Леша показывает другой рисунок — натюрморт. Дина улыбается.
А л ь к а. Зато ты самый лучший папа!
Все смеются, Леша обнимает одновременно и Альку, и Дину.
Л е ш а. Ой, девчонки! А что я вам сегодня вкусненького приготовил!
«Д е в ч о н к и». А что?
Л е ш а. Сюрприз!.. Алька, я как лучший отец разрешаю тебе посмотреть телевизор еще полчаса.
Алька срывается с места и убегает. Леша помогает Дине снять плащ. Он целует ее нежно в глаза, губы, щеки… Звонит телефон. Он выдергивает штепсель из розетки, целует Дину снова.
Л е ш а. Работяга моя, устала… Моя бизнесменка. Начальница моя… Поздравляю тебя, но не себя… Эта работа заберет тебя у меня. Совсем заберет.
Д и н а (обнимает мужа). Я тебя люблю, Лешка! И знаешь, меня так много, что на всех хватит. И на работу, и на тебя, и на Альку. И еще останется. Все будет хорошо у нас. Я так хочу. И главное, я могу.
Целуются.

«Тойота»-внедорожник преодолевает снежные заносы в тайге, буксует, выбирается, едет дальше. За рулем Санька.
С а н ь к а. …Дина, он прекрасный экономист, с хорошим образованием. Настоящий мужик. Честный! В управлении его все уважали, даже боялись.
Д и н а. Это смешно. Фарс какой-то… с замглавы — в егеря! Глупо.
Среди деревьев рядом с рекой показался дом егеря. Совсем не домик — отличный дом!

Егерь угощает Дину и Саньку чаем. На столе — самовар, чашки в цветочек, перед егерем — стакан в массивном серебряном подстаканнике.
Егерь улыбается, пьет чай.
Д и н а. Сергей Юрьевич, вы можете улыбаться, сколько хотите. Я понимаю, в ваших глазах я — сопливая девчонка с мечтами и амбициями, но я умею добиваться… Просто с вашим опытом и знаниями добиться желаемого можно быстрее и вернее.
Егерь молчит.
Д и н а. Это, конечно, очень красивый жест — уйти в лес. Все, правда, в шоке! Но из всего зарвавшегося прошлого правления только вы были настоящим. Так давайте вместе честно делать общее дело! Я хочу набрать сильную команду. Давайте работать вместе…
Егерь молчит, улыбается в усы, изредка поглядывая на Дину. Дина ждет ответа. Ответа нет.
Д и н а. Сергей Юрьевич! Слабость это… Вас подставили, и вы сбежали в лес от всех трудностей и от правды. Такой экономист сидит в егерях — преступление! Как бы меня ни подставляли — я пойду до конца. И увидите — дойду. Только давайте пойдем вместе!..
Егерь молчит.
Д и н а. Мне жаль. Сергей Юрьевич, я вас страшно уважаю и очень жду…

На открытие скважины собралось много мужчин в солидных костюмах. Натянута красная ленточка. Возле ленточки стоят директор и Дина. Праздничной атмосфере не мешает пронизывающий ветер.
Д и р е к т о р. …А честь открыть первую скважину этого месторождения предоставляется Дине Александровне Авдеевой.
Дина подходит к ленточке, ей подносят на красной подушечке ножницы. Она отрезает небольшой кусочек ленты и кладет его на подушечку вместе с ножницами. Аплодисменты. Директор пожимает Дине руку.
Дина подходит к буровой, ей подают бутылку шампанского, привязанную к вышке. Она бросает ее, но бутылка не разбивается при ударе о буровую.
Э к с п е р т (иронично). Ну, вы сделали свое дело, Дина Александровна, теперь позвольте мужчинам.
Эксперт хочет взять бутылку шампанского, но Дина не отдает.
Д и р е к т о р. Дина Александровна, осторожно, не сломайте буровую!
Раздается дежурный смех. Дина пробует еще раз — бутылка разбивается.

На поле стоит вертолет, винты уже работают. Дина в сопровождении нескольких мужчин бежит к вертолету.
Вертолет поднимается в воздух.
Д и н а (пилоту). Вадим Петрович, сколько нам лететь?
П и л о т. Часа полтора. Вы отдыхайте, Дина Александровна, тут Интернета нет, сотовой связи нет, так что поработать вам не удастся.
Д и н а. Есть еще спутниковая связь, Вадим Петрович.
П и л о т. Не удивлюсь, если вы для работы и кармическую связь использовать научитесь.
Дина смотрит на проплывающую под вертолетом тайгу, откидывается назад. Закрывает глаза, впадает в дремоту…

В просторной комнате накрыт стол. Дина сидит во главе стола. Перед столом стоят мужчины в черных костюмах, которые были на открытии скважины. Рядом сидит Алька. В комнату входит Леша, как обычно, взъерошенный, перепачканный красками. В руках у него бутылка шампанского.
Л е ш а. Дина Александровна, это надо отметить!
Леша пробует открыть шампанское, но бутылка выскальзывает у него из рук и падает на пол. Не разбивается, а отскакивает от пола, как мяч. Леша пробует поймать бутылку, но она не дается в руки, «прыгает» по комнате. Мужчины весело начинают ее ловить, Алька тоже присоединяется. Но бутылка «убегает» от них.

Дина открывает глаза: вертолет крутится со страшной силой. В салоне паника, быстро надвигается земля.
П и л о т. Прием!.. Луговая, Сокол падает! Мы падаем!!!
Вертолет стремительно падает. От винтов идет дым.
П и л о т. Всё, пи*…
Вертолет разбивается о землю в таежном лесу.
Затемнение.

Тяжелые жилистые руки со вспученными венами, рябые от возраста и работы, мнут, трут, растирают… спину, руки, грудь, снова спину… Безжизненное белое тело женщины распластано на шкурах. Это Дина. Лицо ее разбито — всё в ссадинах и кровоподтеках. Мелькают всполохи огня, тени. Любопытно-дружелюбные морды собак — сибирских хаски. По стенам развешаны пучки трав, черепа животных, рога оленей. Шаманка колотит в бубен и гортанно поет. Лицо ее — в глубоких морщинах, в которых плутают и теряются узоры татуировок. Напевая, она отрезает штанину Дининых брюк, осматривает рану на ноге и прижигает ее тлеющей головешкой. Дина тихо стонет, но, как только шаманка убирает огонь, снова затихает.
За процессом наблюдают несколько хантов. Шаманка срезает всю одежду с Дины. Осматривает тело. Ханты говорят на своем языке.
М у ж ч и н а. Зачем ты с ней возишься, дух покинул ее.
Шаманка берет тлеющую головешку и прижигает Дине еще одну рану. Дина вздрагивает. Мутным взглядом обводит окружающих ее людей, но вновь опускает голову и забывается.
Ш а м а н к а. Смотри, какая крепкая. (Поднимает руку Дины.) Она будет хорошей работницей. Смотри, какие здоровые зубы.
Шаманка оттягивает губу, демонстрируя ее зубы.
Шаманка набирает в рот воды из ковша и тонкой струйкой льет женщине на лоб. Веки вздрагивают. Дина медленно приоткрывает глаза.
Шаманка радостно приветствует ее на непонятном языке, приподнимает ее голову, сует в лицо ковш. Дина отворачивается. Жидкость проливается. Это кровь. Шаманка заставляет Дину сделать глоток, затем разрывает на полосы кусок ткани. Пожевав какую-то траву и сплюнув ее на рану Дины, делает повязку. Дина пытается встать, но у нее нет сил. Вновь впадает в забытье. Шаманка начинает вновь стучать в бубен и петь.
Затемнение.

Шаманка подносит кусок жестянки к уху Дины и не то гнутой подковой, не то еще чем-то железным начинает звенеть. Резкий звон проникает в Дину, она морщится, отдергивает голову от назойливого звука, но звук усиливается… Дина приоткрывает глаза: все плывет, смешивается и проясняется уже где-то совсем в другом месте…

Дина просыпается в своей постели, у нее болит голова. В комнату заходит Леша, он в фартуке.
Л е ш а. Что с тобой?
Д и н а. Жутко голова болит.
В комнату вбегает Алька, у нее в руках игрушечный вертолет. Она бегает
с ним и жужжит.
Д и н а. Аля, брось вертолет. Брось! (Кричит, падает на ковер, затыкает уши.) Брось!!!
Л е ш а. Дина, что с тобой? Это же игрушка.
Д и н а (кричит). Бро-о-ось!!!
Она зарывается лицом в ковер…
Затемнение.

Дина поднимает голову и осознает, что находится в чуме, где вместо ковра по-стелена шкура. Шаманка, широко растопырив ноги, сидит у костра, свесив голову. Она очень устала. Ханты — двое мужчин и молодая девушка — подходят близко, разглядывают Динино лицо, улыбаются, обнажая все зубы.
Замечая свою наготу, Дина натягивает на себя шкуру, забивается в угол. Шаманка снова дает Дине выпить из ковша кровь. Дину тут же тошнит.
Ханты смеются — они радуются, что «гостья» пришла в себя. Кто-то трогает ее глаза, кудрявые волосы, что-то лопочет по-своему.
Дина слегка проясненным взглядом смотрит на окружающих.
Д и н а. Где я? Кто вы такие? Со мной еще летели люди, где они?!
Шаманка, кажется, понимает Дину. Та с надеждой смотрит на нее.
Д и н а. Они в других чумах, да?
Шаманка показывает на небо. Дина ложится на пол и плачет.
Женщины приносят одежду, предлагают ее Дине.
Д и н а. Вы бы вышли… И уберите свои бубны, голова раскалывается!
Она указывает на выход, но никто не собирается уходить.
Дина натягивает на себя одежду. Шаманка приказывает ей жестами лечь. Окуривает ее тлеющим пучком можжевельника.
Ш а м а н к а (на своем языке). Ложись, дух в твоем теле еще не окреп.
Шаманка пробует ее уложить, но Дина отталкивает руки и начинает кричать.
Д и н а. Убери руки! Я сама все знаю! Руки уберите! И отвезите меня домой!!! Домой. Слышите? Домой!.. Господи, где я?!
Она кричит все сильнее, но хантов это только веселит. Наконец, в полном отчаянье, Дина поднимает руки к небу и орет так, как это сделал бы первобытный человек, требуя внимания к себе.
Ханты смолкли. Но уже через минуту снова улыбаются, одобрительно качают головами. И вот уже, сцепившись руками, женщины скачут вокруг костра, таская за собой по кругу совсем очумевшую Дину. Слезы градом катятся по ее щекам, но она не замечает их. Она совершенно ослабела, и тело ее самопроизвольно ритмично дергается, а взгляд бессмысленно блуждает по скалящимся разгоряченным лицам…
Затемнение.

В центре чума сидит голая шаманка и чистит свое тело скребком: смазывает кожу жиром, потом при помощи скребка сгоняет жир и грязь в стоящую перед ней миску. Из дальнего угла на нее угрюмо смотрит Дина. Шаманка надевает рубаху. Достает из-под шкур две миски, одну передает Дине. В миске — кусок мяса. Шаманка впивается зубами в него, ножом отрезает мясо прямо перед губами. Жует. Перед Диной тоже лежит нож. Дина хватает нож. Угрожая ножом шаманке, пробирается к выходу из юрты. Шаманка посмеивается. Дина выбегает наружу.

Дина выскакивает из чума и… останавливается. Вокруг бесконечная снежная пустыня. Она стоит на холоде. Ее начинает трясти. Из соседнего чума выходит мужчина, кормит собак, смотрит на Дину. Дина возвращается в юрту.

Утром, ворча и дергая за веревку, к которой, словно собака, привязана Дина, шаманка ведет «гостью» по стойбищу. Стойбище состоит из десятка чумов. Дина смотрит по сторонам. Возле одного чума сидят женщины, перед ними — гора рыбы. Подошедший мужчина вываливает перед ними еще один мешок рыбы. Женщины принимаются за работу — распарывают брюхо рыбин, выгребают слизь, достают и просаливают икру, складывают рыбу в бочки.
Шаманка подводит Дину к самому большому чуму. При их приближении среди женщин пробегает шепот: «Мот Нэ», что на их языке значит «чужая».
Шаманка передает одной из женщин, Юме, веревку, которой обвязана Дина, и уходит.
Юма — крупная, полная женщина — дает Дине нож и рыбу. Показывает, как нужно разделывать. Дина отбрасывает рыбу в сторону.
Д и н а. Да вы послушайте меня! Мне нужно назад, домой! У меня есть семья! Понимаете?! Ре-бе-нок!..
Рыбу подбирает «дежурящая» невдалеке собака, а Дина получает от Юмы рыбьим хвостом по лицу.
Д и н а. Вы с ума сошли! Я не буду этого делать! Мне надо домой! Дине дают в руки очередную рыбу. Она понимает, что сопротивляться бесполезно. Юма указывает ей место.
Дина потрошит рыбину, неумело солит, бросает в бочку.

Днем к женщинам подходит крупный, еще не старый мужчина. Это Салы.
Женщины поднимаются, встречают его, оказывая особое внимание и уважение.
С а л ы. Как работает Чужая?
Одна из женщин дергает Дину за веревку, заставляя ее встать. Дина встает.
Ю м а. Она упрямая. Не очень хорошо для женщины.
Женщины снова усаживаются, принимаются за работу. Салы наблюдает за работой Дины. Дина замечает это. Поднимает глаза. Взгляд Салы ничего не выражает — ни удовлетворения, ни недовольства. Дина притягивает его за край одежды…
Д и н а. Пожалуйста, домой! Умоляю, домой…
Ж е н щ и н ы (смеются). Юма! Посмотри! Ей нравится твой муж!
Ю м а. Помолчите! (Бьет Дину по рукам.) Эта женщина — чужая!
С а л ы. Свой всегда может стать чужим, а значит, и чужая — своей.
Юма ревниво качает головой. Салы отходит.
Юма, рукой дающая команду «пора заканчивать работу», бьет Дину по плечу более сильно, чем следовало бы.
Ю м а. Хватит на сегодня.
Несколько женщин остаются прибирать рабочее место, остальные расходятся по чумам.
Юма ведет Дину к шаманке. Но та громко ругается, выталкивая незваную гостью из чума.
Ш а м а н к а. Чужая постоянно говорит! Моя голова от нее может треснуть пополам! Я не буду с ней жить! Отведи ее к многодетным! У них для нее найдется работа.
Юма озадачена.
Ю м а. Вот упала на нашу голову! Не надо было ее спасать.
Ш а м а н к а. Ладно! Я сама отведу ее.
Шаманка ведет привязанную за веревку Дину на окраину стойбища. Тащит с собой кусок лопасти вертолета. Оставив лопасть на снегу, они заходят в чум.

У костра в центре чума сидит женщина и держит на весу ребенка с голой попкой, ребенок кряхтит. Вокруг скачут еще четверо детей. Старшая — девочка лет одиннадцати-двенадцати. Одна бросает аркан, другие от аркана уворачиваются. Женщина встает, встречает гостей, прикрикивая на детей. Она беременна.
Дети с интересом смотрят на Дину — «непохожая» им в диковинку.
Ш а м а н к а. Возьми Чужую — ей негде ночевать.
Б е р е м е н н а я. Ты же видишь, сколько у меня детей!
Ш а м а н к а. Дети будут с ней играть. Тебе будет легче.
В юрту входит Ёнгхуп, глава семьи.
Ё н г х у п. Что у нас делает Чужая?!
Б е р е м е н н а я. Ей негде ночевать.
Ё н г х у п. Нас и так вон сколько!
Ш а м а н к а. Идем со мной.
Шаманка выходит из чума, мужчина послушно следует за ней. Дина безразлично смотрит на детей, на огонь. Она очень устала за день, ей уже ничего не хочется. Беременная разглядывает Дину. Ей жалко ее, но она не решается пригласить гостью сесть к огню.

Шаманка показывает мужчине вертолетную лопасть.
Ё н г х у п. Что это?
Ш а м а н к а. Нужная вещь. Ни у кого такой нет.
Ё н г х у п. Зачем она мне?
Ш а м а н к а. Я не хотела отдавать, мне она самой нужна.
Ё н г х у п. Дай посмотреть.
Мужчина рассматривает лопасть, решительно забирает ее у шаманки.
Ш а м а н к а. Чужой негде спать.
Мужчина кивает.
Дина стоит посреди чума. Вокруг нее бесятся дети — дерутся друг с другом, катаются по полу. Мать не обращает на них внимания. А Дина не сводит изумленных глаз с этих маленьких дикарей. Шаманка входит в юрту, отвязывает веревку от пояса Дины и выходит. Многодетная мать указывает Дине на шкуру в углу. Дина ложится на шкуру, закрывает глаза. К Дине подходят братья-погодки, рассматривают ее, приоткрывают пальцами ее веки. Дина угрюмо смотрит на детей.
Ночь. Тускло горит жирник. Беременная ходит по чуму голая по пояс, готовится ко сну. Муж ее — в узкой набедренной повязке — устроился на шкуре. Дети легли спать. Старшая дочка звонким голоском безостановочно поет заунывную хантыйскую песню.
Дина закрывает глаза.

Л е ш а (за кадром).
Жил на свете старичок
Маленького pоста,
И смеялся стаpичок
Чpезвычайно пpосто.

Дина заходит в детскую. Леша, уложив в кровать Альку, читает ей стихи на ночь (под звуки хантыйской песни). Дина выглядывает из-за двери и счастливо улыбается, любуясь ими…
Л е ш а.
Ха-ха-ха
Да хе-хе-хе,
Хи-хи-хи
Да бyх-бyх!
Бy-бy-бy
Да бе-бе-бе,
Динь-динь-динь
Да тpюх-тpюх!

Леша замечает Дину. Улыбается.

Дина выбирается из чума. Вокруг снега. Светит луна. Дина замечает: что-то чернеет у самого горизонта.
Проваливаясь в сугробы, она идет к сложной конструкции, похожей издалека на скелет неизвестного животного.

Дина стоит у разбитого вертолета. Вертолет почти полностью разобран. Обшивка содрана, ханты растащили всё. На снегу стоит кресло пилота. На сиденье лежит большой камень, обвязанный ремнем, — знак того, что кресло занято. Дина сбрасывает камень, садится в кресло. Оглядывается. Со всех сторон — снега. Дина в панике. Ей кажется, что она — последний человек на этой земле и нет более ничего, только разбитый вертолет и снег.
Бредет обратно в селение.

Дина (на ней уже нет веревки) вспарывает брюхо рыбы, запускает руку внутрь, вытягивает грязные кишки. Женщины вокруг делают то же самое. Движения их механичны. Все очень устали и работают из последних сил. Мужчины тоже при деле — уносят наполненные рыбой бочки, закапывают их неподалеку в снег. Где-то рядом воет собака.
Д и н а (бормочет). Успешная бизнес-леди Дина Александровна! У вас же куча денег! Что вы здесь делаете? У вас же — статус! Два языка в совершенстве! Помогает это вам сейчас? Ни-хре-на!.. Лешечка, я живая! Найди меня! Найди!
Дина стонет.
Появляется Салы, дает команду прекращать работу и уходит. Дина встает и устремляется за ним. Юма смотрит ей вслед.
Салы входит в чум, за ним — Дина.
Мужчина снимает с себя верхнюю одежду, садится на шкуры, достает табак, трубку. Дина бросается к нему, хватает за грудки, трясет, табак разлетается в стороны.
Д и н а. Вы обязаны мне помочь! Вы же люди! Не звери! Поймите! У меня ведь есть дом! Семья! Отправьте меня домой, у меня есть деньги, много денег! Вы купите на них рыбу — океан рыбы… Купите лодку с мотором, сети, заведете мотор, будет гудеть — ууу!
Салы большими глазами смотрит на белую женщину.
В чум влетает Юма. С визгом бросается на Дину. Схватив ее за капюшон, выволакивает из чума, капюшон отрывается. Юма бросает в Дину капюшон, пинками гонит ее прочь. Хватает ее за волосы и тянет по снегу.
Д и н а. Пусти! Сумасшедшая! Больно!
Ю м а. Чужая! Наглая! Моего Салы она захотела! Моего Салы!
Дина кусает ее за руку. Юма, вскрикнув, отпускает ее. Подскакивают другие женщины, оттаскивают свою соплеменницу, уводят в чум.
Дина лежит на снегу, усмехается. К ней никто не подходит.

Ободранная Дина сидит в чуме, пришивает капюшон. У нее получается довольно скверно, пальцы не слушаются. Вокруг расселись дети хозяйки, с любопытством наблюдают за ней. Даже щенок хаски — и тот уставился на нее и глядит с сочувствием. Дина болезненно морщится, игла впивается ей в пальцы.

Большой чум набит людьми. Мужчины курят, женщины поют. Дина сидит в дальнем углу и отрешенно смотрит сквозь всех…
С а л ы. Вы знаете: у нас поселилась Чужая!
Дина встрепенулась.
С а л ы. Она приносит нам много хлопот. Она своенравная и бесноватая. Это потому, что она без мужчины… Она бросилась ко мне и просила ласки. Юма видела это. И все женщины видели. Я решил дать Чужой мужа.
Он вытаскивает Дину за руку в центр чума.
С а л ы. Я даю за Чужую шкуру и шапку. (Закутывает Дину, делает знак руками — прощай!) И пусть каждая семья даст по шкуре…
Ханты выходят и кладут к ногам Дины шкуры и тоже делают знак «прощай».
С а л ы. Унху будет мужем.
Выходит рослый мужчина — Унху. Женщины заулюлюкали.
Д и н а. Вы отпускаете меня? Слава богу! Он повезет меня? Спасибо вам! (Жмет руку рослому мужчине. Хватает за руку Салы. Трясет ее.) Спасибо вам большое, спасибо! Вы меня поняли… Вы — самый мудрый. Я отблагодарю. Обязательно! Да! От-бла-го-да-рю!..
Дина трясет руку шаманке. Беременной, которая ее приютила.
Д и н а. Спасибо вам всем! Как же мне хорошо! Как хочется всех вас обнять, расцеловать!..
Дина подхватывает шкуры и обращается к Унху.
Д и н а. Ну всё, идем! Пойдем! (Показывает на выход.)
Все машут двумя руками — прощай, прощай…

Дина и Унху выходят из чума.
Д и н а. Вы меня отвезите к ближайшему городу… Это далеко? Очень? Конечно, лучше, если там есть аэропорт… Но, даже если нет, главное — до телефона добраться, а там меня заберут. А я вас не забуду, честное слово, я буду вам помогать… И семье вашей буду помогать. Наконец-то домой!.. Леша! Я жива!
Унху подходит к одному из чумов и аккуратно, как бы приглашая, втягивает Дину внутрь.

Она оказывается в довольно уютном чуме. Там натоплено. На лежанках разложена новая одежда. Унху вручает Дине рубаху. Еще и еще.
Д и н а. Да, спасибо! Одну! Одну возьму на память. Берите скорее то, что нужно. Еды побольше берите, воды. Надо торопиться.
Унху сбрасывает с головы Дины капюшон, дотрагивается до шеи. Дина отступает на шаг. Унху надвигается, расшнуровывает Динину одежду. Начинается упорная молчаливая борьба. Унху срывает с Дины балахон и бросает ее на лежанку.
Д и н а. Ты что делаешь? У меня есть муж! Муж, понимаешь! Настоящий!.. Знаешь, что он с тобой сделает!!! Да он убьет тебя! Руки убери!!!
Она хватает Унху за руки, вцепляется в лицо, пытается отбиться.
Д и н а. Это они что… мужа мне выделили?!! А шкуры эти и тряпье — мое приданое?!!
Унху влез на топчан, чтобы справиться с отбивающейся изо всех сил Диной. Но вдруг, задрав голову, взвыл, как зверь, и отпустил ее.
Д и н а. Убью, сволочь, только тронь! Не сметь, я сказала! Только тро…
Унху махнул Дину по лицу огромной лапой.
Ее грозная речь оборвалась, она завалилась на бок и отключилась.
Затемнение.

Лежанка. Динино лицо. Дина открывает глаза. На щеке — след от удара. Возле ее лица — открытая пасть спящего Унху. Он мерно дышит во сне.
Д и н а. Всё!

Дина вдевает унты в лыжные хомуты.
Д и н а. Что с тобой, Дина? Ты спишь с животным, ешь сырую рыбу, ходишь в шкурах. Ни одна твоя «тактика» не работает. Надо двигаться, Дина… Надо что-то делать. Надо идти.

Дина ступает широкими лыжами по насту, а злющий ветер поднимает от земли осколки мелких льдинок и, кружа их в вихре, швыряет ей в лицо.
Обломки вертолета остаются позади.
Слезы текут по щекам, и мокрые дорожки больно щиплют кожу, но она этого не чувствует.
Д и н а. Что ты ноешь? Ты же не идешь в тайгу замерзать! Ты идешь, чтобы найти связь с миром… Или не ной и возвращайся к своему зверюге! Пусть он бьет тебя по роже и трахает в бессознательном состоянии… Нет, спасибо! Пусть я сдохну в тайге, но не вернусь обратно никогда! Ну почему я не погибла со всеми?! Ну почему?! Ведь все, что со мной сейчас происходит, хуже смерти! Я не хочу жить!.. Да нет, ни фига подобного. Я буду жить и буду идти!!!
Она долго идет среди снегов, оставляя за собой петляющие ленточки лыжных следов.

Лыжный след заметается снегом. Линия, оставленная лыжами, похожа на кардиограмму. Вот «кардиограмма» обрывается на небольшом сугробе, из которого торчит лыжа и кончик песцового воротника.
Снег хрустит. Унху подходит к сугробу, руками разгребает снег. Взваливает Дину на плечо.
Где-то далеко обозначилось стойбище. Слышен звук шаркающих лыж и тяжелое дыхание лыжника — чумы постепенно приближаются. Унху тащит Дину обратно.

Дина сидит перед костром голая, запеленутая в полотно из собачьей шерсти. Все тело ее зудит, но при каждом порыве скинуть колючую пеленку Унху хватает ее за руки и заматывает обратно. Мокрые волосы прилипли ко лбу, струйки пота бегут от виска и со лба по носу вниз. Унху подносит ей деревянную миску, наполненную горячим молоком, по которому расплываются круги сала. Упреждающе дует на молоко.
У н х у. Исум! Исум!..
Д и н а. Горячо? Понятно, горячо.
Дина смотрит на огонь и думает.
Д и н а (мысленно). Вот, Дина, план «номер два»… Не сметь подыхать в тайге! Выучить их убогое лепетание и узнать, где ты. И где Большая Земля. Тебе, Дина, для начала придется выпить это пойло, а потом начать жить… Надо начать жить!

Над горизонтом поднимается солнце. Селение хантов оживает. Залаяли собаки. Переговариваясь, мужчины с ружьями на плече отправляются на охоту. Охотники идут по снегу, привязав к ногам снегоступы, похожие на теннисные ракетки.
В сотне метров от них по снегу пробегает песец. Охотники крадутся по его следу. Выстрел. Довольный охотник потрясает ружьем над головой. Это Унху, муж Дины.

Рассупонив одеяние из шкур — маснут, Дина снимает шапку, складывает хворост, разводит огонь. Выскочив за полог чума, приносит две миски замороженного молока, вытряхивает молоко перед собой на дубленую шкуру, что служит вместо столешницы, и принимается откалывать ножом куски «ледяной булки». Именно на белую ледяную булку похоже молоко, замороженное и вытряхнутое из формы.

Охотники возвращаются с охоты. Навстречу им выходят женщины. В руках у женщин — ковши с водой. Встретившись с мужьями, они передают им воду. Охотники жадно пьют.
П е р в ы й о х о т н и к (напившись и вернув ковш жене). Унху! Твоя жена тебя не встречает? Где твоя жена?
В т о р о й о х о т н и к. Его жена — чужая. Она ничего не умеет. Думаешь, ему легко?
П е р в ы й о х о т н и к. Нет, ему тяжело.

В чум заходит Унху, здоровается с Диной. Она отвечает машинально, продолжая готовить еду. Дина рубит мясо, кидает в чан, ломает какие-то коренья, забрасывает их в похлебку. Нагребает хвороста, кидает в огонь, следит, чтоб молоко не выкипало, вытаскивая из огня слишком разгоревшиеся головни. Ее движения точны, как танец, как ритуал, в свете огня все выглядит завораживающе и даже красиво. Унху замечает это. Сильными руками он обхватывает Дину сзади, прижимает к себе и что-то тихо говорит на ухо. Дина отрицательно отвечает, мотая головой.
Д и н а. Ати.
Но она точно знает: ее «отрицательное мотание» бесполезно. Унху тащит ее на топчан, бросает на живот, задирает юбку, нижнюю рубаху и начинает то, о чем только что шептал на ухо. (От начала и до конца сцены мы видим только Динино лицо, кусок шкуры и руку Унху.)
Д и н а (мысленно). Ну вот я и живу в согласии с природой… Самец догоняет самку и делает с ней все, что захочет, потому что догнал. (Сильным движением Унху переворачивает Дину на спину, задирает ей ноги.) Дина! Ты должна быть благодарна ему. Он не выкинул тебя, неумеху, на улицу — а мог бы. Он научил тебя всему. И видишь, регулярно исполняет супружеский долг!.. (Унху еще одним движением переворачивает Дину.) Черт бы его побрал, этот долг!.. Да, кто спорит, он молодец, он хороший… Но, мамочка моя, как же он воняет!

Дина стоит на пороге своего чума. Вывешивает шкуры на ветру, гладит рукой красивый мех.
Соседка тоже вывешивает шкуры, но у нее шкур явно меньше. Она с завистью посматривает на шкуры Дины.
Д и н а. Много шкур, да?
С о с е д к а. Мешок сахара можно купить.
Д и н а. Где вы покупаете сахар?
Соседка, не ответив, уходит в чум.
На просторе снежной равнины бродит стадо оленей. Унху бросает аркан. Олень бьется и брыкается, стараясь вырваться, но Унху подходит, связывает его ноги — переднюю и заднюю. Стреноженный олень пытается встать, но спотыкается и падает.

Прошел год жизни у хантов.
Хантыйские женщины сидят в ряд спиной к зрителю над корзинами с рыбой. Они в одеждах, но без головных уборов. Со спины все женщины похожи, у всех — черные гладкие волосы. У некоторых заплетены косы, у других волосы собраны в пучок или в хвост. Внезапно одна из женщин поворачивается. Это Дина. Она кричит что-то на хантыйском.
Д и н а. У нас рыба заканчивается. Несите рыбу сюда!
Умелые ловкие руки Дины лихо вспарывают, просаливают рыбу. Жен-
щины что-то спрашивают у нее. Нетрудно заметить: теперь Дина командует.
Д и н а. Я предлагаю работать по-новому. Ты будешь разрезать рыбу (показывает) вот так. Ты и ты — будете вынимать икру и очищать рыбу от кишок. Ты будешь мыть очищенную рыбу и укладывать ее в бочки.
Женщины соглашаются с Диной, кивая головами. Только одна из молодых возмущается.
М о л о д а я ж е н щ и н а. Я не хочу целый день отделять кишки.
Д и н а. Так мы быстрее сделаем работу. А если ты не хочешь, тогда будешь мыть рыбу, а кишками и икрой займусь я сама.
Женщины соглашаются и начинают работать по новому методу.
Работа идет скоро. Дина вынимает икру, освобождает рыбью тушку от кишок, движения отточены до автоматизма.
Женщины запевают унылую песню.
Выполнена уже почти вся работа.
Дина остановилась, ей стало как-то не по себе.
Д и н а (напарнице). Мне нужно уйти, закончите сегодня без меня.
Дина выбрасывает кишки в угол, где лежат собаки с перепачканными мордами, и направляется в сторону своего чума.

Дина входит в чум уставшая и буквально валится на топчан. Она закрывает глаза, и слезы, как будто где-то под ресницами растаяли льдинки, неспешно текут по щекам… потом еще…
Заходит Унху.
У н х у. Ты сегодня устала?
Дина молчит в ответ.
У н х у. Отдыхай. Я сам приготовлю еду.
Дина не слышит его — она представляет и вспоминает ту свою счастливую жизнь, все самые лучшие моменты ее. Сейчас ей кажется, что любое мгновение «там» было счастьем… Счастьем, которое теперь не вернуть.
Перед глазами стоит Леша, нежно обнимает ее. Рядом Алька — показывает новые рисунки. В их доме очень тепло… Дине не хочется открывать глаза, ей невыносимо сладко и хорошо в своих грезах.
У Унху уже булькает еда в чане. Он берет Дину в охапку, усаживает у огня, подает миску с едой. Дина машинально ест, не сводя взгляда с языков пламени… Вдруг она выплевывает еду и начинает кашлять. Выбегает из чума и кашляет еще сильней, до рвоты.
Ее сильно тошнит. Как только спазмы прекращаются, Дина влетает в чум, с силой хватает Унху за грудки, упирается лбом в его лоб и впивается глазами в его узкие глаза.
Д и н а. Ты хотел, чтобы я сдохла? Отравить меня решил?
Унху пытается возразить.
Д и н а. Заткнись и слушай: если я буду подыхать, я зарежу тебя и спалю жилище. Я — хорошая работница. Хо-ро-ша-я! Тебе не в чем меня упрекнуть! А новую жену тебе не дадут. Я всем расскажу, что ты меня отравил. Тебя проклянут, понял?
Дине снова плохо, и она, оттолкнув Унху, выбегает из чума.

Наутро Дина отказывается от еды, но рвота не проходит. Напуганный Унху протягивает ей отвар, специально приготовленный шаманкой.
У н х у. Это из ольховых шишек. Шаманка дала — не будет поноса и рвоты.
Д и н а. Уйди. Я хочу остаться одна.
Унху выходит.
Дина лежит на топчане, смотрит перед собой и плачет.
Д и н а. Господи! Это невозможно здесь! Это невозможно! Среди этой дикости не может родиться мой ребенок! Мой ребенок — дома! Моя Алька! Это — конец…
Дина с ненавистью бьет себя по лицу.

В новых обстоятельствах Унху сильно изменился. Куда делся прежний угрюмый молчаливый дикарь?! Он стал кротким, нежным и заботливым.
Унху вернулся с охоты. Бросив на траву добычу, присаживается рядом с Диной на приспособленный под скамью высохший ствол. Дина не смотрит на него. Он гладит ее теперь прямые, как у хантыйских женщин, волосы, прикасается к глазам, губам. Дина отдергивает голову. Унху встает и оставляет Дину одну.

Дина спит на топчане. Рядом с ней прилег Унху. Он гладит ее волосы. Осторожно, чтобы не разбудить, трогает губами закрытые глаза, нос, губы.
Дине снится прекрасный сон. Она с Лешей, он ласкает ее нежно-нежно. Дина тянется к нему, отвечает взаимностью…
Она открывает глаза… и видит, что целует Унху со всей нежностью, адресованной Леше. Унху ласкает ее. Первое желание оттолкнуть постепенно пропадает, и что-то новое просыпается в ней. Дина прислушивается к себе
и вдруг осознает, что ей хорошо! Она притянула его впервые — и впервые это была ночь любви. Его сильные руки были не грубыми, а именно сильными, и все было по-другому, не как в прежней жизни, но с таким желанием, с такой жаждой и искренностью, что обоим стало понятно — до этого дня они и не жили, и не знали друг друга, а только сейчас увидели и разглядели.

Утром они сидят друг напротив друга и долго-долго вглядываются друг в друга, будто знакомятся заново.
Д и н а. Ну что, начинаем новую жизнь? А ты ничего, при ближайшем рассмотрении — здоровый и нежный. (Два последних слова говорит на хантыйском.)
У н х у. Ты хорошая — гибкая и лизучая.
Д и н а. Вот и признались в любви.

В снегу появились проталины. Налетевший весенний ветер треплет чумы. Салы присаживается, дотрагивается пальцами до земли. Из земли прорастает трава.

Дина лежит на шкурах.
У н х у. Скоро у нас в доме поселится гость. Мы переезжаем в новый чум.
Он довольно улыбается, выходит из чума. Через мгновение в стене жилища появляется дыра. Унху снимает с каркаса шкуру за шкурой. Все племя помогает ему.
Над Диной, лежащей на шкурах на лежанке, открывается просторное и чистое небо.
Уже приготовлено все для строительства нового, более просторного чума с новым каркасом. Он собирается тут же, на прежнем месте. В работе принимают участие мужчины и дети. Дина наблюдает за строительством, лежа на траве, застеленной шкурами. Вокруг бушует короткое северное лето.

Первый снег покрывает опавшую листву. После короткого лета снова надвигается зима.

Дина лежит на топчане из шкур. Над ней стоит шаманка, как будто прислушивается.
Д и н а. Мы дадим вам много пушнины, дикого меда и шкур, только прокалите получше все ножи. И вскипятите как можно больше воды. Да, ребенка заверните только в то, что я вам дала, и — никаких обрядов и окуриваний!
Рубаха Дины намокла — начали отходить воды. Дина не кричит, ее не лихорадит, нет истерики от ужаса, несмотря на то что все началось не так, как ей думалось.
Шаманка наклоняется к Дине совсем близко, прикладывает палец к ее губам и приказывает.
Ш а м а н к а. Сейчас будешь делать так, как я скажу! Поняла?
Д и н а. Да… Господи, этими руками она возьмет моего ребенка?!

Унху ходит взад-вперед у входа в чум. Пытается заглянуть внутрь, но женщины препятствуют ему. Обычай запрещает Унху находиться там, откуда доносятся крики его жены. От тоски он достает из-за пазухи какую-то вещицу (музыкальный инструмент) и начинает что-то наигрывать.

На настиле из шкур сидит шаманка. Задрав Динины ноги, она внимательно смотрит под подол ее балахона. Дина тяжело дышит, тужится, отдыхает, снова тужится и снова отдыхает… Время от времени кричит. Она кричит скорее не от боли, а от страха, что приходится рожать в подобных условиях.
Д и н а. Мамочка… Господи! А-а-а!!!
Шаманка быстро закрывает рот роженицы рукой и не отпускает до тех пор, пока Дина не начинает бить ладонью по полу, подобно проигравшему борцу.
Очередной приступ боли заставляет Дину откинуться на подушки, сжать зубами кусок оленьего рога. Дина предпринимает еще одно усилие… Вдруг что-то плюхнулось из нее и запищало.
Ж е н щ и н а (на своем языке). Девочка!
Все женщины заулюлюкали.
Шаманка поднимает вверх крохотное тельце. Дина приподнимается и видит черноволосого узкоглазого младенца.

Унху слышит писк младенца и снова порывается зайти внутрь, но женщины не пускают. Вдруг раздается жуткий, душераздирающий крик Дины. Из чума выходит шаманка.
Ш а м а н к а. В твоем доме появилась важная гостья, красивая, как молодая луна.
Из чума доносятся громкие всхлипы Дины. Шаманка протягивает Унху окровавленный мизинец с ноги Дины. Унху кричит от ужаса.
Ш а м а н к а. Не кричи, так положено! Она — чужая. Она получила подарок от наших богов и должна отдать им часть себя. Теперь она — своя.
В темном ночном небе над стойбищем появляется и начинает переливаться волшебными огнями северное сияние. Все сильнее и ярче…
Женщины, обмыв ребенка, подносят Дине. Заплаканная Дина сидит на шкурах. Ее ступня замотана тряпкой с проступающими бурыми пятнами.
На руках у нее лежит, пищит и сучит ножками существо с черной волосатой головой и узкими, словно петли в пальто, глазами-прорезями.
Дина отворачивается от этого хантыйского ребенка, который неприятен ей, и плачет навзрыд, содрогаясь всем телом. Не обращая внимания на ее реакцию, женщины отдают поклон Дине и уходят.
Шаманка и Салы заделывают вход в чум. Ханты расходятся по своим жилищам.

Семья остается в чуме втроем. Унху виновато смотрит на малышку, на замотанную тряпкой Динину ногу…
У н х у. Мот Нэ, теперь ты — моя Мот. Знаешь, почему ты моя жена?
Дина не отвечает. Ей, испытавшей в последние часы столько страданий и боли, не хочется с ним говорить. Она демонстративно отворачивается.
У н х у. Потому что ханты решили, что ненужную белую женщину надо отдать бесплодному хантыйскому мужчине… То есть мне. У меня было три хантыйские жены, ни одна не принесла ребенка. А теперь мне хорошо, теперь ты — моя Мот.
Дина смотрит на ребенка. Ребенок лежит спокойно, не плачет.
У н х у. Нам нельзя выходить из дома неделю. Таков обычай.
Д и н а. Хорошо, что по вашим обычаям меня не расчленили. Я бы это поняла, мне бы даже легче стало…
Дина смотрит на свою узкоглазую дочь, Унху — на Дину.
Девочка кричит. Дина берет ее на руки, начинает качать. Запевает колыбельную.
Д и н а. «Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок…»
Унху с интересом наблюдает за женой и дочерью. Девочка быстро успокаивается.
У н х у. Как странно ты поешь, Мот! Девочке нравится твоя песня.
Дина смотрит на Унху. Он смущается.
У н х у. Ты должна дать девочке имя.
Д и н а. Пусть будет просто Девочка — Аги.
Унху соглашается, кивает головой.
Д и н а. Ну, что ты гривой своей трясешь и молчишь?
Дина улыбается. Унху радуется, глядя на повеселевшую жену.
Затемнение.

Дина с ребенком спят, возле их ног спит Унху. Вход в чум распахивается, и входит Салы.
С а л ы. Неделя прошла, можете выходить.

Жители племени пришли поприветствовать новорожденную. Они дарят подарки — шкуры, домашние сладости, игрушки, вырезанные из костей животных. Садятся у костра, пьют какую-то мутную, похожую на брагу жидкость, закусывают вареным мясом. Дина и ребенок находятся за шкурами, под пологом, образующим маленькую комнатку. Левая ступня Дины замотана тряпкой, на которой проступает бурое пятно. Ребенок сосет грудь. Дина смотрит на ребенка, стараясь привыкнуть к узкоглазой мордашке, досадливо качает головой, из глаз бегут слезы…
Д и н а. Ты должна была родиться беленькой, чтобы стать мне другом…
А ты… Здесь матерям режут пальцы… Значит, я — в плену.
Крошечное тельце, вцепившись в Дину ручками, жадно сосет грудь: «Рыдай, сколько хочешь, мама, делай что угодно — только не отбирай».
Унху принимает подарки, отдаривается.
Шкуры, рыба, куски ткани и даже детали от вертолета переходят из рук в руки. Дина наблюдает за происходящим из своего закутка.
Д и н а (мысленно). О, ужас! Ты не моя! (Разглядывает мини-копию Унху.) Даже уши, даже ногти… Она и брови сдвигает, как он… И ручки у нее, как будто уже закопченные… Что с этим делать?

В поселение хантов приехал торговец на оленьей упряжке. Он устраивает шумную «ярмарку», забирая у племени ценные меха в обмен на алкоголь, сахар, соль, кастрюли и другие предметы быта. Ханты ходят, прицениваются. Для них это огромное событие. Дина, прихрамывая, подходит к торговцу. Замечает на его руке часы.
Д и н а. Откуда у тебя?
Дина указывает на запястье.
Т о р г о в е ц. Нет, это не продается. Смотри дальше, а это — нет.
Д и н а. Откуда у тебя это?
Т о р г о в е ц. Далеко. В поселке. Пять дней вниз по реке.
Д и н а. Пять дней?
Т о р г о в е ц. Да, на оленях пять дней.
Он показывает рукой направление.

Титр. Прошло много дней и ночей. Наверное, год.

Дина сидит перед костром. Рядом с ней — Унху и Аги. Дина расчесывает свои длинные волосы.
Д и н а. Как отрасли! И поседели… Боже мой!
У н х у. Что, Мот?
Д и н а. Ничего.
Аги подползает к матери, протягивает ей олений рог, при помощи которого Дина дубила кожу. Дина хмурится.
Д и н а. Положи на место!
Мордашка Аги становится грустной. Поглядывая на мать, девочка кладет рог на место и с головой забирается под шкуры.
Д и н а. Аги! Ты обиделась? Иди сюда, девочка.
Аги выбирается из-под шкур, радостно ползет к матери. Дина щекочет дочку. Девочка счастливо смеется. Дина целут ее. Унху радостно смотрит на них, подает Дине миску с едой.
Д и н а. Спасибо.
Задумчиво ест.
У н х у. Ёнгхуп, отец шестерых детей, у которого ты жила, пока тебя не отдали мне, не вернулся с охоты. Прошло уже три дня. Говорят, в лесу видели следы гуляющего без сна медведя. Но следов борьбы и крови никто не видел.
Д и н а. Что теперь будет с его семьей?
У н х у. Детей заберут родственники, а жена станет женой брата Ёнгхупа. Старшей дочери уже тринадцать. Кто-то и ее возьмет, чтобы присмотреться как к будущей жене.
Д и н а. Давай возьмем ее к себе! У нас много места. Она будет помогать мне с Аги, и я не буду скучать, когда ты на охоте.
Унху одобрительно кивает ей.

Аги спит в люльке и тихо посапывает, перебирая во сне бусы из костей и сушеных ягод. Унху тоже спит, распластавшись на шкурах. Тускло светится жирник — кусочек горящего жира в каменной плошке. Дина лежит рядом с Унху. Ее глаза широко раскрыты.

Дина идет по лесу по большому снегу на снегоступах, рядом с ней шагает Унху.
У н х у. Женщины не должны ходить на охоту.
Д и н а. Женщины не ходят на охоту, потому что они занимаются детьми. А у меня теперь есть помощница. Они играют часами, и Аги ее любит.
Дина обнаруживает следы куропаток на снегу. Они тянутся между деревьев вьющейся дорожкой. Дина достает из-под одежды бутылку из-под шампанского, наполненную теплой водой. Опускает в снег горлышком вниз.
Образуется довольно глубокая лунка.
Д и н а. Ты говорил: охота — не для женщин. Сейчас мы проверим. (Прячет бутылку, идет дальше.) Еще горячая.
Тем же способом делает еще несколько лунок, пока бутылка не остывает. Унху не понимает, что происходит.
У н х у. Зачем это?
Дина еще раз проходит вдоль лунок, бросая в каждую несколько замерзших ягод.
Д и н а. Мне в прошлой жизни рассказывали, что так ловят куропаток. Завтра придем и проверим.

В четырех из семи лунок лапками вверх торчат куропатки.
Дина осторожно извлекает куропаток из лунок, складывает их в мешок, который подставляет ей Унху.
Довольные, они идут домой. Она — из-за добытых куропаток, он — из-за того, что у него такая умелая жена.
…Внезапно над тайгой нарастает сильный грохот. Дина не сразу понимает, что это. Унху сильно испуган. Когда они выходят на поляну, над головами низко пролетает огромный вертолет.
Дина оцепенела. Через секунду она уже бежит за вертолетом, но через три шага закапывается в глубоком снегу, падает и отчаянно кричит что есть мочи.
Д и н а. Я здесь!!! Здесь я!!! Вернитесь!!!
Вертолет скрывается из виду. Растерянный Унху стоит над Диной и не знает, что ему делать и как успокоить жену.

Унху играет с Аги. Девочка пытается гребнем расчесывать отцу волосы. Динина помощница ощипывает куропаток и слушает рассказ хозяйки о другой жизни. Дина вышивает рубашонку для Аги.
Д е в у ш к а. Я бы боялась жить в чуме, который выше деревьев!
Д и н а. Это совсем не страшно. В большом городе в таких чумах живут много-много людей. Они из камня и стоят один на другом.
Д е в у ш к а. Не понимаю, как может один чум стоять на другом… Но ты рассказывай! Мне очень интересно, как ты рассказываешь.
Д и н а. Что еще тебе рассказать? Там у меня был муж, звали его Леша.
Д е в у ш к а. Леша?
Д и н а. Это имя для тебя ничего не значит. И еще у меня была дочка, Алька.
Д е в у ш к а. Значит, у тебя — два мужа?
Д и н а. Так получается. Два мужа, две дочки.
Д е в у ш к а. Так не бывает. У женщины не бывает два мужа. Бывает наоборот, когда у мужа две жены… или три жены.
Вышивка готова.
Д и н а. Унху! Аги! Идите сюда.
Дина надевает на Аги новую рубашку, расшитую узором по краям, а спереди красуется яркая аппликация «Аги».
У н х у. Мне очень нравится, Мот!
Д и н а. А это — тебе.
Дина разворачивает перед Унху расшитую узором рубаху с надписью «Унху» на груди. Унху очень доволен.

Наступил март. Дни стали немного длиннее. В один из теплых солнечных дней в поселке устроили состязание. Первыми кидали аркан дети. Потом мужчины соревновались в борьбе.
Настала очередь замужних женщин. Уже варилась к ужину общая похлебка — жирнее и наваристее, чем обычно. Было приготовлено много сладостей и разных напитков из клюквы и морошки.
С а л ы. У нас есть шесть лучших работниц, и среди них — Мот. (Большин-ство зрителей довольно заулюлюкали.) Все они хорошо шьют одежду и хорошо воспитывают детей. Пусть покажут, как они танцуют. Вы сами выберете победительницу. Лучшая получит награду — шесть собак и упряжь!..
Зрители снова заулюлюкали. Приз был очень заманчивый — мечта любого охотника, самый быстрый транспорт.

В центре огромного чума горит костер. На вертолетном кресле сидит Салы.
У его ног — толстая недовольная жена. Салы надел рубаху, вышитую Диной. На этой рубахе тоже есть свой неповторимый рисунок и надпись на груди:
«Салы».
Семейство Унху расположилось на почетном месте. На руках у Дины сидит дочка, рядом — приемная девочка. Звучит хантыйская песня.
Шаманка начинает колотить в бубен и поет что-то очень медленное. По-степенно несколько человек подхватывают ее ритм и, следуя ему, добавляют в эту первозданную мелодию дополнительные краски.
У н х у (Дине). Иди! Ты должна победить.
Шесть женщин вместе с Диной выходят в круг и начинают медленное движение вокруг костра в такт мелодии. Они танцуют и подпевают сопровождающему нестройному хору.
Дина двигается то плавно, то резко. Чувствуется — танец этот идет у нее откуда-то из глубины.
С а л ы (кому-то). Эту рубаху я выменял у Мот за три березовых туеса.
Темп танца ускоряется. Шаманка все яростнее колотит в бубен. На праздник она тоже надела расшитое Диной платье с надписью на груди «Тhe Beatles».
Дина раскраснелась. В танец включилось все ее существо. Этот «ураган» носится в танце, освещаемый огнем, и все движения ее наполнены невероятной энергией и силой. Сила эта прибила зрителей к стенам чума. Не моргая, они глядят на Дину и не понимают, откуда берется эта силища.
Постепенно соперницы сникли. Одна за другой они покидают поле боя и усаживаются в круг наблюдателей.
Динин танец — это танец отчаяния и победы над отчаянием, любви
и ненависти ко всему, что окружает ее. Танец-признание, раскрывающий все, что бурлило и клокотало в ее душе в последние годы.
Когда Дина остановилась, стихло все вокруг. Ханты молчали.
Салы открыл полог чума — у входа стоит упряжка. Шесть красавиц хаски топтались и поскуливали среди разыгравшейся пурги.
С а л ы (Дине). Это твое. Ты молодец.
И молча выходит из чума.
С чувством неловкости, как будто они стали свидетелями чего-то слишком откровенного, в тишине разбредаются ханты.
Дина смотрит по сторонам, лихорадочно дышит. Потихоньку приходит в себя.

Девочка-помощница играет с Аги. У нее в руках сделанная Диной кукла-марионетка. Аги очень нравится игра.
Д и н а. Ну, всё! Пора ложиться спать.
Унху стоит посреди юрты — он не знает, что делать.
У н х у. Тебе что-то нужно?
Д и н а. Воды принеси.
Унху выходит из чума.
Девочка и Аги уже спят. Дина и Унху тихо лежат под одной шкурой. Разговаривают шепотом, чтобы не разбудить детей.
У н х у. Тебе плохо, Мот?
Д и н а. Нет. А что случилось? Я плохо танцевала?
У н х у. Ты очень хорошо танцевала.
Д и н а. Почему все так стихли?
У н х у. Ты как будто рассказала им все, что сейчас с твоей душой. И там, на душе, так больно и плохо…
Д и н а. Нет. Это показалось. Вам показалось. Мне хорошо.
Она обнимает своего Унху и целует его глаза, нос, щеки.
У н х у. Не танцуй так больше, Мот.
Д и н а. Не пойму — тебе не понравилось?
У н х у. Сильно понравилось. И всем понравилось… а ты же — моя.
Дина улыбается. Заулыбался и Унху.
У н х у. Ай, как хорошо танцевала Мот…
Он обнимает ее. Их бурную ночь никто не увидит: огонь в очаге погас, и все скрылось в темноте.

Унху собирается на охоту. Хаски уже поскуливают от нетерпения в упряжке.
Д и н а. Собаки, эти собаки… зачем они у нас? Давай сделаем подарок какому-нибудь хорошему человеку!
У н х у. Что с тобой, Мот?
Д и н а. Нет, правда… Или можно выгодно обменять их.
У н х у. Что ты, Мот? Что с тобой? Упряжка — самая большая мечта ханты, и теперь она у меня есть. Зачем отдавать?
Д и н а. Да? Ну хорошо. Это я так. Ничего…

После победы Дина жила еще неделю в безмятежности и любви, но внутри
у нее будто что-то выключилось — щелкнул невидимый тумблер, и счастью Дины пришел конец. Как и прежде, стали неожиданно всплывать перед глазами картины прошлой жизни.

Дина запускает бутылку шампанского, и она разбивается о буровую…
К ней подходят мужчины, поздравляют…
На поле стоит вертолет, винты уже работают…
Дина вместе с несколькими мужчинами бежит к вертолету…
Вертолет взлетает…
Алька пытается поймать бутылку, прыгающую по комнате…
Дина открывает глаза: все трясется вокруг и крутится со страшной силой…

Дина просыпается. Унху трясет ее.
У н х у. Что с тобой, Мот? Ты кричала.
Д и н а. Ничего, ничего. Давай спать.

Снова стеклянный офис, снова споры. Дина в центре мужской компании. Все смеются. Она смеется все громче и громче.

У н х у. Мот! Что с тобой?! Мот!
Аги, спавшая со своей нянькой, тоже проснулась. Она плачет, смахивая ладошкой слезы. Испуганно смотрит на мать.
Д и н а. Что?!!
У н х у. Ты смеешься во сне. Громко смеешься. Как безумная. Ты разбудила Аги.
Аги забирается к Дине на колени, прижимается к груди, обхватив мать ручонками.
Д и н а. Ну что ты, Аги? Мама не плачет, мама смеется — значит, все хорошо. (Берет личико дочки в ладони, смотрит в ее заплаканные глаза.) Когда мама смеется, разве ей плохо?
А г и. Нет.
Д и н а. А когда смеется Аги?
А г и. Когда хорошо.
Д и н а. Вот видишь! Чего вы с папой испугались? Давай, обнимемся по-крепче и будем спать сегодня вместе. (Унху.) Что с тобой, Унху? Ничего не случилось! Все хорошо. Иди к нам.
Они улеглись втроем на топчане, вцепившись друг в друга, прижавшись друг к другу изо всех сил, и, может быть, оттого, что объятия их были такими крепкими и отчаянными, походили эти объятия на прощание.

Ночь эта абсолютно безветренная. Снег, не нарушая безмятежной тишины, бесшумно ложится на ледяной колючий наст. Большие снежные хлопья, словно перья, укрывают все вокруг.
В ту ночь сама природа благоволит Дине. Ей подумалось, что это — знак, что делает она все правильно и хорошо, и это осознание придает ей уверенности и решимости.
В чуме темно — огонь почти догорел, и только изредка вспыхивают языки пламени от еще не до конца прогоревших головешек. В этих отблесках едва видно, что в самом дальнем углу кто-то стоит, двигая руками, наклоняется и поднимается. Из обрывков движений можно понять: этот «кто-то» тщательно и спешно собирается. Делает все очень четко и максимально тихо. Вот он совершил последнее обматывающее движение вокруг себя — вероятно, подвязался бечевой.
После огромная фигура присаживается у выхода и надолго затихает, будто все эти сборы были ради одной этой цели — сесть у выхода. Но вот фигура встает, взвалив тюк на плечо. Приоткрывается полог чума.
Слышен голос Аги.
А г и. Мама!
Полог юрты захлопнулся, тюк повалился на пол. В два шага огромная фигура в шкурах и меховой шапке оказываются у люльки Аги.
Д и н а. Что такое, малышка, почему ты не спишь?
Дина сбивчиво шепчет, стараясь говорить как можно спокойнее и ровнее. Но сердце колотится так, что, кажется, даже ресницы вздрагивают в такт этому биению. Она боится, что ее услышит Унху. Но он тихо спит, повернувшись лицом к стене.
А г и. Мама! Аги страшно немножечко.
Д и н а. Немножечко страшно? Ну что ты, Аги… Все хорошо. Давай скорей пятки.
Дина сжимает крохотные ступни, целует пятки.
Д и н а. Так хорошо?
Аги улыбается.
А г и. Да, теперь хорошо. А ты там (показывает пальчиком на выход) не замерзнешь?
Сердце Дины сжимается, и вся она сжимается в комок. На глаза наворачиваются слезы, но Аги не видит их в темноте. Дина улыбается.
Д и н а. Постараюсь. Спи.
Аги улыбается в ответ и, закутавшись в шкуру, отворачивается к стене.
Секунду Дина еще стоит у люльки дочки — потом, в одно движение схватив тюк, выходит из чума.
Унху лежит не шелохнувшись.

У чума стоит готовая упряжка. Дина с силой бросает тюк в сани, усаживается сверху, накрыв ноги шкурой.

Унху лежит неподвижно, отвернувшись к стене. Он плачет. Он слышит, как скрипит под Диниными ногами снег, как она забирается на сани. Он понимает: Мот для него больше нет.
Дина натягивает поводья — собаки понеслись. Дина держит себя в руках. Только слезы слетают со щек под ударами встречного ветра в лицо. И собак она погоняет уж слишком часто. А потом, не выдержав, рыдает в голос.
Д и н а. Ну за что мне все это? Пусть я сдохну в снегу, не могу так больше!.. Пошли!.. Я доберусь до людей! Смогу! Пусть я сдохну…
Собаки несутся в ночь, а она продолжает их стегать и кричать.
Д и н а. Пошли! (Задрав голову вверх.) Помоги, Господи!..

Бескрайние снега, единое белое полотно. По нему движется черная точка. Настырно, упрямо, понемногу карабкается вперед. Это Динина упряжка преодолевает километры снегов.
Дина давно знала, в каком направлении Большая Земля. Знала и о том, что кочевое племя ее находится очень далеко, но если двигаться вдоль реки — река когда-нибудь выведет к людям. Вот упряжка уже мчится вдоль шумной полноводной реки, где льдины сталкиваются, разбиваются, плывут дальше. Она мчится вместе с рекой словно наперегонки — обе стремятся вперед. Так неслись они долго — Дина и река.

Река с грохотом падает вниз с горы, разливаясь и делаясь полноводнее, а сани Дины стоят высоко на пригорке. Перевернутые и безжизненные. Рядом топчутся хаски, нюхают ее лицо, поскуливают.
Дина лежит на снегу распластанная. Щека ее впечаталась в наст. Она вся занесена снегом, ресницы покрыты белым инеем.

Струйка горячей воды вытекает неизвестно откуда, образуя в снегу глубокую проталину. Руки в рукавицах кладут в проталину пару ягод клюквы. Ноги в унтах и снегоступах шагают по снегу. Снова вытекает струйка кипятка. На этот раз мы видим: кипяток течет из современного термоса.
Человек в одежде — наполовину хантыйской, наполовину яркой горнолыжной — прячет термос за пазуху, идет на снегоступах по снежному полю. Это егерь.
Проходя мимо лунок, егерь замечает: в одну попалась куропатка. Птица беспомощно перебирает лапками, но не может вырваться из снежного плена. Егерь достает добычу, бросает в заплечный мешок.
Егерь с удивлением видит: перед ним на снегу сидит хаски.
Он оглядывается по сторонам, подзывает собаку. Та делает к нему несколько шагов и останавливается. За спиной собаки возвышается сугроб.
Егерь подходит к собаке, осторожно гладит ее по голове. Собака скулит и ложится у его ног. Он обнаруживает на шее собаки ошейник, ошейник переходит в хомут, хомут — в длинный ремень, потяг.
Егерь раскапывает сани. Сани лежат на боку. Снег замел сани с одной стороны, а с другой образовался сугроб — нечто вроде берлоги.
В берлоге, свернувшись в клубок, лежит человек. Рядом с человеком лежит собака и грустно смотрит на охотника. Тот переворачивает замерзшего человека. Это Дина. Она глухо стонет. Егерь бросается откапывать сани.

Егерь идет рядом с упряжкой. Хаски тащат сани, на которых лежит Дина.

Дине снится сон.
Она сидит по уши в едкой болотной жиже и почему-то не пытается выбраться. Рядом бутылки, которыми Дина продавливала лунки, и много красных ягод для приманки. Болотная тина облепляет ее со всех сторон, но она не торопится на берег — ждет, когда прилетят куропатки.

Дина открывает глаза, но тут же закрывает.
Ее голова лежит на подушке, тело — на кровати, застеленной чистым постельным бельем.
Д и н а (про себя). Мокрая подушка! Простыня! Простыня! Одеяло! Одеяло! Простыня!
Дина действительно лежит мокрая — вся в липком поту, и подушка насквозь мокрая, и простыня прилипла к ногам.
Егерь подбрасывает дрова в печь. Достает из шкафа бутыль водки. Подходит к Дине, недовольно качает головой.
Дина приходит в себя, открывает глаза. Она не может подняться — все тело ужасно болит и ломит. Она пока не осознает, где находится. Дина стонет. Егерь склонился над ней.
Д и н а. Где я? Я — живая! Я добралась!
Е г е р ь. Ожила! Теперь нужно немного потерпеть. Это действительно больно, но главное — ты не обморозилась.
Дина пытается что-то сказать. Егерь накрывает Дину одеялом, заботливо подтыкает одеяло со всех сторон.
Е г е р ь. Погоди. Все будет хорошо. (Подходит к столу, наливает водки в стакан и снова возвращается к Дине.) Вот. Выпей и поспи.
Дина делает глоток. Закашливается. Ее начинает трясти в истерике.
Е г е р ь. Тише, девочка, тише! Тебе нельзя волноваться. Ты, конечно, уже живая, но еще не очень здоровая… Все хорошо…
Помогает Дине лечь. Она снова закрывает глаза.
Затемнение.

Егерь кормит собак и возвращается в дом. Дина лежит на кровати. Она уже улыбается.
Д и н а. Вот, Сергей Юрьевич… Я же обещала, что приеду к вам… И приехала… Спасибо вам!
Е г е р ь. Дай Бог тебе!
Д и н а (шутит). Вы подумали над моим предложением?
Е г е р ь. Какая же ты живучая, Дина, и настырная! (Улыбается.) Может, и правда надо было пойти к тебе в команду? Но кто ж знал, что ты и в самом деле такая… (Серьезно.) Теперь прояви свой характер, чтобы встать на ноги и вернуться к жизни. И тогда — домой!

В сумерках зажигаются фонари. К подъезду Дининого дома подъезжает внедорожник, останавливается, но из него никто не выходит.
За рулем внедорожника егерь. Дина сидит рядом, одетая в не подходящую по размеру мужскую одежду. Она смотрит на окна своей квартиры. Там зажгли свет — Леша и Алька должны быть дома.
Д и н а. Мне страшно идти.
Е г е р ь. Тебя проводить?
Д и н а. Нет, я сама. Спасибо вам за все!
Дина выбирается из машины, идет к своему дому. Смотрит на окна. Теперь в ней трудно узнать прежнюю Дину — сильно изменились и ее внешность, и походка.
Внедорожник не уезжает. Егерь наблюдает, как Дина исчезает за дверью подъезда…

Дина подходит к двери своей квартиры. Стоит, прислушивается. Дверь добротная, металлическая, поэтому никаких звуков из квартиры не слышно.
Дина звонит в дверь.
Долго никто не открывает. Наконец дверь распахивается. На пороге — Леша в кухонном фартуке.
Он замирает. Понимает, что перед ним — самый дорогой и близкий человек…
В дверях стоит Дина — другая, худая, с гладкими длинными волосами. Леша бросается к ней навстречу, крепко-крепко обнимает, начинает целовать и одновременно рыдать. Дина тоже плачет.
Л е ш а. Живая!!! Возможно ли?!! Откуда?!!
В дверь выглядывает Алька. Ей уже почти одиннадцать лет. Она заметно выросла, стала подростком. Ее пугают объятия и слезы отца.
А л ь к а. Папа! Кто это?
Д и н а (взвыла). Дочечка моя!
Появилась бабушка. Поняла, что нашлась Дина, выронила из рук чашку (чашка разбилась) и заголосила. Бабушкин крик резанул Альку. Она даже присела от этого крика, сильно сжала голову, закрывая уши руками, чтобы ужасные вопли не проникали в нее. Дина нагнулась к ней.
Д и н а. Алечка! Ты испугалась?
Она осторожно отнимает руки от ушей перепугавшейся дочери. Алька не понимает, что происходит и откуда взялась мама, которая три года назад умерла. Она глядит на мать со страхом, широко раскрыв глаза.
Д и н а. Алечка! Теперь все хорошо. Видишь?
Дина не может насмотреться на дочь. Алька разглядывает мать.
А л ь к а. Ты — другая.
Д и н а. Другая… но я же — твоя?
Пауза.
А л ь к а. Да-а!
Алька кидается к матери, обнимает ее, с силой прижав к себе, и вдруг начинает реветь. Нижняя губа ее оттопыривается вниз, и слезищи текут, преодолевая пушистые ресницы.
А л ь к а. Мама! Мама моя нашлась!
Плачет бабушка. Плачет Дина, хотя старается держаться, и папа плачет… Все они обнимаются. Потом, сквозь слезы, смеются, все разглядывают Дину, оживленно говорят, снова плачут и снова смеются. Все плывет у Альки перед глазами: и «другая» мама, и счастливый отец, гладящий маму по волосам…

Алька спит так, как обычно спят дети: разметав одеяло, с медвежонком в обнимку. Дина и Леша наблюдают за спящей дочерью, облокотившись о дверной косяк. Они тихо закрывают дверь детской и гасят в прихожей свет.

Леша лежит в кровати. Дина раздевается. Леша замечает, что у Дины на ноге нет мизинца.
Л е ш а. Дина, что с твоей ногой?
Дина смотрит на Лешу, на мгновение ей хочется все рассказать, но она решает: не всё и не сейчас.
Д и н а. Обморозилась. Когда вертолет рухнул, пролежала сутки в снегу.
Дина ложится в кровать, отворачивается от Леши.
Леша нерешительно обнимает ее. Некоторое время оба лежат молча.
Д и н а. У тебя был кто-нибудь?
Л е ш а. Нет, ты что!
Д и н а. А почему не завел никого?
Л е ш а. Не знаю… Я ведь любил тебя.
Д и н а. Любил?
Л е ш а. И буду любить! (Снова молчат.) Можно тебя спросить?
Д и н а. Да.
Л е ш а. А ты где была эти три года?
Дина думает, что ответить.
Д и н а. В тайге. Я потом все расскажу, постепенно, обещаю. Спокойной ночи.
Л е ш а. Спокойной ночи.
Лежат молча, не двигаясь. С открытыми глазами.
Затемнение.

Дина просыпается. Леши нет в кровати. Она встает, выходит из комнаты. Заглядывает в Алькину комнату — кровать дочери застелена. Из кухни выходит Леша, уже в костюме и при галстуке.
Д и н а. А где Аля?
Л е ш а. Ушла в школу.
Д и н а. Ясно… А ты куда собрался в таком виде?
Л е ш а. На работу. Я уже давно не рисую.
Леша надевает пальто.
Д и н а. На работу? Какую работу, ты же никогда не работал?
Л е ш а. Дина, все изменилось, я работаю в твоей организации. А кем — и сам не пойму.
Д и н а. Можно мне с тобой?
Л е ш а. Наверное…

Дина и Леша входят в здание офиса. Дина надела свой лучший костюм, туфли на высоких каблуках, но костюм на ней болтается — так она похудела.
И на каблуках ходить почти разучилась.
Дина с Лешей идут по коридору одни.
Приход ее производит мощное впечатление — будто мертвец вернулся с того света.
Навстречу идет Динин друг Санька, замирает в нескольких шагах.
Д и н а. Привет с того света! Что стоишь? Подойди, обними.
Санька стоит не шелохнувшись.
Д и н а. Обнимай, это приказ! Я по-прежнему твоя начальница?
Санька наигранно смеется, обнимает Дину.
С а н ь к а. Динка, сколько лет, сколько зим!
Д и н а. Три зимы и три лета.
С а н ь к а. Прекрасно выглядишь.
Д и н а. Да ну тебя! Как всегда, льстишь начальству?
С а н ь к а. Ты не изменилась. Босс знает о твоем возвращении?
Д и н а. Я иду к нему.
Леша наблюдает за их встречей.
Д и н а. Леша! Можно дальше я одна?
Дина удаляется, оставляя растерянных мужчин в коридоре.

Директор сидит за столом. Дина входит быстрым шагом, идет к нему навстречу, протягивая руку.
Д и н а. Геннадий Витальевич, я вернулась.
Д и р е к т о р. Присаживайся, Дина…
Д и н а. Разговор будет серьезным?
О чем говорят директор и Дина, мы не слышим, потому что наблюдаем сцену сквозь стеклянную стену директорского кабинета.

Д и р е к т о р. Я рад, что с тобой все хорошо, что ты вернулась «с того света».
Д и н а. Достаточно, а то я расплачусь.
Д и р е к т о р. Значит, так… в чем суть? Ты пропала, мы скорбели — всё, как положено. Мы тебя даже отпели и похоронили. Так что тебе будет чем заняться… Пока ты восстановишь все документы… Но в нашей фирме, боюсь, дела для тебя не найдется. Все изменилось. На твоем месте… займись семьей.
Д и н а. Что ж, спасибо… объяснили. Я пойду.
Д и р е к т о р. Еще раз с возвращением.
Д и н а. Благодарю.
Дине вдруг стало скучно слушать директора. Она встает и уходит.

Дина дома одна. Слоняется по квартире. Поднимает с пола Алькину игрушку. Это симпатичный плюшевый олень. Дина случайно нажимает кнопку, олень начинает петь песню. Дина прячет поющего оленя в ящик, ложится на кровать.

Дина разделывает огромную рыбину. То же делают и другие женщины. Нож в ее руках движется точно и быстро. Она бросает очередную рыбину в корыто с водой. Промахивается, и рыба падает рядом с корытом. Маленькая Аги помогает матери. Она ковыляет на своих кривых ножках, поднимает рыбину и бросает в корыто с водой. Все смеются…
На лице Дины появляется улыбка.

Дина слышит, как открывается входная дверь. Она встает и идет в коридор. Леша вернулся. Он избегает Дининого взгляда.
Д и н а. Работал?
Л е ш а. Работал.
Д и н а. Что там говорят про меня? Сенсация?
Л е ш а. Ну… Все рады, что ты жива.
Д и н а. И рады, что я вернулась?.. Предатели!..
Л е ш а. Дина, ну зачем ты так!
Д и н а. Я бы на твоем месте уволилась! Ты понимаешь, это предательство?! После того как они отказались от меня, это — предательство! Или ты вместе с ними?! Ты не рад, что я вернулась?!
Л е ш а. Дина, ну зачем ты так… Ты не можешь обвинять меня в предательстве. Я не мог поступить иначе. Если б не фирма, мы бы с Алькой пропали.
А она учится в престижной школе…
Д и н а. Леша, ты уверен, что падение вертолета — случайность?
Леша побледнел.
Этот вопрос не принято было обсуждать в компании. Тем более не хотелось говорить об этом со спасшейся Диной.
Л е ш а. Это все не так… Я не хочу это обсуждать. И не хочу об этом думать! И ничего не хочу знать!
Д и н а. Отпели и похоронили…
Оба молчат.

Дина входит в комнату дочери. Это нарядная комната маленькой модницы. Трюмо. Под зеркалом стоят тюбики с помадой, духи. Дина берет в руки тюбик, нюхает его. Покачав головой, ставит на стол. Открывает платяной шкаф. Из шкафа вываливается скомканная одежда. Дина подбирает одежду, аккуратно складывает ее в шкаф. Из кармана Алькиной кофты выпадает пачка сигарет. Дина кладет сигареты на столик перед собой.
В комнату входит Алька. Замечает сигареты. Дина пристально смотрит на Альку.
А л ь к а. Не смей рыться в моих вещах!!!
Дочь демонстративно спокойно подходит, забирает сигареты. Выбегает, хлопнув дверью. Дина опускается в кресло.

Дина и Леша лежат в кровати. Лежат рядом, но как абсолютно чужие люди.
Д и н а. Тебе известно, что наша дочь курит?
Л е ш а. С чего ты взяла?
Д и н а. Я нашла у нее сигареты.
Л е ш а. Они все в этом возрасте балуются. Это пройдет.
Леша выключает ночник.

Дина взад-вперед ходит по квартире. Слышен плач Альки. Дверь в соседнюю комнату открыта. Виден диван, на котором, уткнувшись лицом в подушки, лежит Алька. Леша стоит над ней.
А л ь к а. Я не люблю ее! Не люблю!
Л е ш а. Что такое?! Аля, прекрати! Так нельзя говорить!
А л ь к а. Она меня ударила! Я не люблю ее! Пусть она опять улетает. (Открывает дверь в комнату Дины.) Ненавижу тебя! Ты дура!
Дина вскочила, отшлепала дочь. Алька вновь визжит. Леша пытается
остановить Дину, разнять их.
Л е ш а. Что ты делаешь, Дина!.. (Альке.) А ты как с матерью говоришь?!
Алька пытается уйти. Дина хватает ее за руку и швыряет в кресло. Алька снова визжит, уходит, но Дина возвращает ее, как кутенка, за шиворот на место.
Д и н а. Сядь на место! Кто тебе дал право так разговаривать со мной?!! Будешь всегда получать, если я услышу, что ты хамишь бабушке или мне… Поняла? Я спрашиваю, ты поняла меня? Маленькая наглая девочка! (Ругается по-хантыйски.)
Алька смотрит на мать во все глаза. Молчит.
Л е ш а. Дина, не надо так.
Алька ловит момент и шмыгает в детскую. Дина подходит к двери, дергает ручку. Дверь заперта.
Д и н а. Аля, открой! Я с тобой разговариваю!
А л ь к а. Я не хочу с тобой разговаривать! Я не люблю тебя! Уходи!
Я люблю папу!
Л е ш а. Аля, прекрати, слышишь?
А л ь к а. Нет.
Л е ш а. Замолчи сейчас же!
Дина идет на кухню, наливает себе кофе.
Д и н а. Она меня совершенно не уважает! Это ты ее избаловал. Совершенно распустил.
Л е ш а. Дина, не начинай, пожалуйста, снова. Она еще маленькая.
Д и н а (орет). Маленькая?! Что же она хамит, как взрослая?! Это ты ее распустил. Ты! Ты!
Дина начинает истерично бить Лешу кулаками в грудь. Плачет. Садится на пол. Рыдает…
Затемнение.

Психиатрическая больница.
Дина приходит в себя в каком-то кабинете, ничего не помня и не понимая, как она тут оказалась. Подходит к окну: первый высокий этаж старинного особнячка. Окна зарешечены. За окном она видит уютный дворик.
В кабинет входят Санька и Леша. Дина бросается к Леше. Он обнимает ее.
Д и н а. Лешка, прости меня! Я тебя измучила, да? Я так устала!
Л е ш а. Дина, я все тебе объясню… Тебе нужно немного подлечиться, по-править нервы… Мы тебя скоро заберем.
Д и н а. Леша, я больше не буду с вами драться. Я же люблю вас! Вы — моя семья!
Входит врач и сладким голосом, чтобы не встревожить пациентку, говорит нараспев.
В р а ч. Все хорошо, Дина Александровна… Просто вам необходимо не-много побыть у нас.
Д и н а. Не чувствую такой необходимости!
В р а ч. Ничего. Это ничего.
Д и н а. Леша, не оставляй меня с этим человеком! Он смотрит на меня и меня не видит!
В р а ч. Господа, прошу выйти. Пациентке пора баиньки.
Дина смотрит на Лешу умоляющим взглядом. Леша и Санька уходят. Входит фельдшер — высокий накачанный мужчина.
В р а ч. Попросить нам помочь, или сами дадите ручку?
Дина протягивает руку врачу. Врач делает укол.
Врач и фельдшер выходят, тихо прикрыв дверь. Дина встает, подходит к двери, дергает ручку: заперто. Колотит в дверь, кричит.
Д и н а. Выпустите меня! Я не хочу здесь находиться! Я — свободный человек!
Внезапно она чувствует слабость. Едва добравшись до кровати, ложится. Закрывает глаза и засыпает.

Дина лежит в смирительной рубашке на кровати. Дверь открывается, входят двое санитаров, у одного расцарапано лицо.
С а н и т а р. Только шелохнись — сразу вырублю. Ты тут надолго.
Дина лежит неподвижно. Санитар делает укол. Второй следит, чтобы пациентка не брыкалась. Санитары уходят. Взгляд у Дины затуманивается…
В ушах стучит так, будто кто-то бьет в ритуальный барабан. Танцующие тени людей мелькают перед глазами.

Шаманка яростно колотит в бубен. Дина вновь превращается в «ураган». Ураган этот носится в танце, освещаемый всполохами огня. Движения ее наполнены невероятной энергией и силой. Сила эта прибивает к стенам чума наблюдающих хантов…
Она начинает свистеть. Подобным свистом подзывают собаку.
Д и н а. Где упряжка, которая меня увезет?!
Потом все стихает, растворяясь в кромешной тьме.

На заросшей мелким кустарником опушке леса лежат останки вертолета. Унху и Аги пришли на место, где когда-то обнаружили едва живую Дину.
У н х у. …Твоя мама спустилась с небес в этом месте. Была полная луна, и боги привели ее к нам и отдали мне в жены… Она стала самой красивой из всех наших женщин и подарила мне тебя.
А г и. Почему мама бросила нас?
У н х у. Что ты, Аги! Мама нас не бросила. Боги позвали ее обратно… И она отправилась на небо, чтобы оттуда заботиться о нас.
А г и. Мама оттуда приходит ко мне, когда я сплю?
У н х у. Да.

Камера поднимается все выше… и выше… будто некая «душа» улетает от этого прекрасного дикого места.

Мот Нэ. Сценарий (по киноповести Инги Оболдиной)

Нежность и ужас

Фильм Сэмюэля Беккета «Фильм» как коллизия литературы и кино

Завершился 35-й Московский международный кинофестиваль