В ракурсе антиподов. «Да здравствуют антиподы!», режиссер Виктор Косаковский
- №10, октябрь
- Александра Тучинская
Виктор Косаковский снял не один документальный фильм, получивший международное признание, и всегда в основе его работ лежало плодотворное столкновение замышленного концепта и случая, для которого словно и предназначалась режиссерская затея. Жизненный цикл не только определял сюжет, но становился главным условием художественного приема, будь то судьба и смерть ученого или самоидентификация впервые увидевшего себя в зеркале ребенка. Его фильмы разматывали, сопоставляли линии изначальных узлов, сюжетных параллелей — внутри семьи или другого человеческого сообщества. Так биографии ровесников, родившихся в один с режиссером день и друг с другом незнакомых, составили инвариантный портрет поколения, а уличные происшествия, снятые из окна собственной квартиры, дали автору материал для панорамы текущей жизни с позиции романтического уединения. Совершенно гофмановский прием. Рассказ Гофмана «Угловое окно» можно рассматривать как мировоззренческую и эстетическую инспирацию фильма «Тише!», хотя минимализм приема возник из-за того, что у режиссера не было средств на более затратные съемки.
Показ разнополюсности мира и его нераздельной целостности определил замысел полнометражной документальной картины Виктора Косаковского А vivan las Antipodas! («Да здравствуют антиподы!»). Этим фильмом открылся 68-й Венецианский кинофестиваль, а на фестивале «Послание к человеку»-2011 в Санкт-Петербурге этот фильм был признан лучшим документальным полнометражным фильмом.
Эпиграфом к нему взята цитата из Льюиса Кэрролла: «Что будет, если проткнуть землю насквозь» — эта фраза Алисы из Страны чудес, раскрытая с географической буквальностью и кинематографическим размахом, формулирует изобразительный рефрен фильма. Оказывается, на земном шаре совсем немного мест, прямо противостоящих друг другу, потому что мировой океан по определению не стоит на месте, а суши не так уж много, чтобы ее нельзя было объехать для сопоставления с ее противоположностью по ту сторону центрирующей оси мира. Совмещая два изображения на экране, режиссер создает виртуозные картины-перевертыши и, в сущности, разрабатывает исконную задачу кинематографа: открыть неохватываемые человеческим глазом полярные стороны мира с помощью дзигавертовского «киноглаза» и свести их монтажным стыком в панораму бытия. Одного на всех и повсюду. И так же, как великий предшественник, создатель авангардной традиции документальной кинопоэзии, Косаковский играет с изображением, превращая его в строительный материал своей кинофрески. А чтобы добыть уникальный материал, автору часто приходилось совершать профессиональные подвиги. Прежде всего, по сбору денег на фильм.
Территориальные антиподы — это заявка на большой объем повествования и повод к широкому обзору мира. Такой замысел потребовал больших расходов на снаряжение экспедиций в места вовсе не близкие. И хоть режиссер и оператор — это одно лицо (к тому же, он еще и монтажер), все же путешествие в страны-антиподы Россия (Байкал) — Чили, Испания — Новая Зеландия, африканская Ботсвана — Гавайи, Аргентина — Китай тянет на бюджет документального блокбастера, который Косаковский и снял. В результате многих вложений продюсеров и сопродюсеров, а также помощи коллег в разных странах, бюджет картины составил 1 миллион 600 тысяч евро. Рекорд для документального кино. Кинофонды Германии, Японии, Аргентины, Голландии, телеканалы APTE и отечественный СТС в лице его прежнего руководителя Александра Роднянского участвовали в грандиозном проекте. Поскольку вся гуманитарная затея не имеет никакого политического подтекста, такое сотрудничество можно отнести на счет дипломатических способностей и транслируемой вовне силы убеждения автора.
Работа над фильмом не раз входила в зону реальной опасности, и часто дух захватывает от развернутой на экране картины. Извергающаяся лава на Гавайях снята с такой близости, что непонятно, как уцелел от ее жара камерамен. Застывшая в трещинах магма, по которой можно ходить, похожа на морщинистую кожу африканского слона, открывающуюся в тактильной доступности. Увиденная с вертолета панорама саванны могла быть снята только на открытом воздухе, в котором повис оператор, а уж как запечатлен вплотную сквозь тонкую границу трав отдыхающий лев, остается только догадываться.
Следующий барьер, блестяще преодоленный режиссером, — это самодостаточная замкнутость объектов — людей, привыкших к контакту только с немногими окружающими, но не готовых открываться перед кинокамерой. У Косаковского они не то что не смущаются, а вовсе не принимают съемочную группу за нечто отдельное от своей обычной жизни. И никакой скрытой камеры. Кино стало просто ситуацией их быта. Да и неодушевленные объекты — животные, насекомые, растения, почва и вода — точно загипнотизированы кинокамерой или она зачарована ими. Философский смысл фильма — раскрытие микрокосма в континууме мироздания, где все имеет свою оборотную сторону. И где противоположные стороны, в конце концов, подобны или дополняют друг друга.
…Два брата из Аргентины живут точно на семи ветрах в неухоженном домике на шаткой лестнице — на курьих ножках. Машина, добираясь на этот край света, буксует в пыли. Они каждый день в своих сомбреро провожают и встречают пылающее солнце, шутят с собакой, друг с другом, и мир их неспешен, неприхотлив, неизменен. А в краю-антиподе, в шумном индустриальном Шанхае, все движется и катится в бурном гуле деловой суеты. У ворот на паром металлическое жужжание мотоциклов перекрывает все остальные звуки, не слышно слов, здесь можно увидеть животное только в виде освежеванной туши, притороченной наперевес у руля мотоцикла, а восточную экзотику угадать в чьей-то конусообразной шляпе-каса. Обособленность и одиночество могут иметь и такие коллективно-агрессивные формы.
Одинокий индеец из Чили, полупустой дом которого посещают только кошки со всей округи, а женские имена он произносит, адресуясь к стаду овец. На другой стороне мира, в России, у озера Байкал собирает капусту с поля светловолосая женщина, потом в уютной кухне она перебирает ягоды вместе с юной дочерью, которая вдруг скажет, что хотела бы в новой жизни быть не животным, не человеком, а водой.
Вода, разделяющая и соединяющая материки и острова, полушария и континенты — женское лоно мира. В фильме она появляется как смертоносная среда. Океанской волной на берег выброшено тело кита. Вот еще шевелится его хвост, но он уже не живой. Чтобы зарыть в песок мертвую неподъемную массу, его разделывают пилой на части, роют яму и прячут все, что осталось от мощного млекопитающего. На ком, по древним поверьям, стояла земля. Этот эпизод, снятый в несколько этапов, тот самый случай, который подарен автору судьбой. Не зря Косаковский говорит, что ему кажется, будто этот фильм кто-то снимал вместо него. Но случай — не только антипод закономерности. Это еще и воздаяние за напряжение творческой воли художника, главного законодателя кинореальности.