Выборг-2012. С видами на российское кино

Кинофестиваль «Окно в Европу» воспринимается кинематографической общественностью как своего рода послесловие к «Кинотавру». Но, разумеется, претендует на большее. И, как всякий уважающий себя национальный смотр, включает в свой конкурс только премьерные показы. Придуманное в свое время Саввой Кулишом, Микаэлом Таривердиевым и Марленом Хуциевым, «Окно» отметило двадцатилетие. За эти годы отошел от участия в организации киношных празднеств в Выборге Хуциев, ушли из жизни Таривердиев, Кулиш, Ростоцкий.

Одна из удачный идей основателей «Окна в Европу» — приглашать в Выборг все картины, что оказались замеченными на «Кинотавре», в Берлине, в Канне, включая те, что не попали туда по техническим или просто субъективным причинам. Все вместе они участвуют в факультативном конкурсе «Выборгский счет», судьями которого становятся все участники и гости фестиваля. Технология голосования с помощью несложных анкет хорошо продумана и проверена временем. Она позволяет выявить не только зрительские предпочтения вообще, но и классифицировать их по возрасту, полу, отличить оценки кинематографистов от пристрастий простой публики. Это любопытный зондаж. Жаль только, что его данные до сих пор, насколько мне известно, не становились предметом специального исследования и обнародования, хотя бы на сайте фестиваля. Даст бог, когда-нибудь это будет сделано, и тогда историки отечественного кино при желании смогут отследить хотя бы пунктирную траекторию развития нашего кино и интереса к нему со стороны провинциального зрителя за последние два десятка лет.

Двадцать лет назад, по мнению президента фестиваля Армена Медведева, «много говорилось о кризисе индустрии, об апатии зрителей, об упадке кинообразования, о катастрофе с прокатом, о растерянности мастеров перед вызовами рынка и т.д. Сейчас примерно те же разговоры. Но сколько бы со всех сторон ни раздавалось сетований на то, что отечественное кино дышит на ладан, что оно вот-вот умрет, оно тем не менее живо… Вердикты критиков надо делить, как водится, на два, на четыре, иногда — на шестнадцать, — продолжает А.Медведев. — Природа падения зрительского интереса не проста. Здесь «виновато» множество факторов. Я не стану их перечислять. Это должно быть предметом отдельных исследований, темой так называемых «деловых игр», «круглых столов», чем отчасти мы и занимаемся на наших фестивалях. Вообще, кинофестивали на то и существуют, чтобы почувствовать, насколько дело кино живо, прощупать его пульс, понять перспективы тех или иных его направлений, дать срез годового репертуара».

Конкурсная программа этого года явила довольно интригующую афишу, в которую попал фильм ветерана отечественного кинематографа Виталия Мельникова «Поклонница» — эпизод из жизни Антона Павловича Чехова, роль которого сыграл «фоменковский» актер Кирилл Пирогов. Было также же и несколько обещающих дебютов. В их числе картина «Все просто» Сони Карпуниной, ученицы Сергея Соловьева. Другой дебютант — Владимир Панков, отважившийся на театральную экспрессию в стиле «докудрама» в своем фильме «Доктор». Нельзя было не обратить внимание на еще одного начинающего режиссера — Егора Баранова, снявшего фильм «Соловей-разбойник» по сценарию Ивана Охлобыстина, который и сыграл в картине главную роль. Рядовые зрители отдали ему пальму первенства в конкурсе «Выборгский счет».

Критики отдали предпочтениие и своего «Белого слона» режиссеру Михаилу Брашинскому за фильм «Шопинг-тур», исполненный в жанре иронического гиньоля. Он же поделил главный приз с лирической лентой Георгия Параджанова «Все ушли». На моей памяти впервые случилось, чтобы оценки критиков и членов жюри основного конкурса так тесно сблизились.

Фильмом открытия (а для меня — фильмом-открытием) стала внеконкурсная картина Андрея Прошкина «Орда». Задним числом я понял, что она стала смысловым прологом к конкурсному сюжету фестиваля.

Впервые эта картина была предъявлена публике на ММКФ, и тогда не все критики оценили ее по достоинству. Мол, Орда на экране расцвечена в яркие тона, если она — сама экспрессия, если практически все персонажи даны рельефно и характеры их очерчены резко и выразительно, то Русь предстает словно не в фокусе, пейзажи унылые, герои — блеклые и т.д. Словом, как-то православная, мирная, богобоязненная Русь на фоне татарской характерности и витальности смотрится несколько бледно. Обиделись на авторов и православные великороссы.

Вообще-то, последнее дело — обижаться на беллетристическое произведение, сочиненное по мотивам исторических событий или народных преданий. Это неправильно — что для малых народов, что для народов титульных. Художественное произведение по природе не может быть ни доской почета для одних, ни — позора для других. Оно с разной степенью успеха старается заглянуть под покров внешних обстоятельств и устоявшихся клише. И делает это не без задней мысли: объяснить, «разговорить» современность.

Недоброжелатели постарались не заметить смысловых мотивов картины. Иные зациклились на достоверности исторической декорации, в которую помещены актуальные смыслы. Не могут взять в толк, что «Орда» — не археологическое изыскание. Это историко-художественная фантазия о том, как православная Русь предотвратила опустошительный набег на Москву языческой татаро-монгольской Орды. И не силой оружия, а волей духа одного верующего христианина.

Самое верное лекарство от самых тяжких недугов — долгая жизнь или мгновенная смерть. Первая — чудо. Вторая — цирковой номер. Так было заведено у них — иноверцев, по крайней мере, в фильме Андрея Прошкина.

Если фокус чудотворства не удался, тогда следует аттракцион смерти. Как он последовал для китайца-иллюзиониста, после того как его трюк с исчезнувшим шаром был разоблачен проницательной матерью хана Тадулой. Рассерженный хан забил оплошавшего фокусника насмерть. Это выглядело некрасиво, не эстетично. Другое дело, когда обреченному сносят голову в концертном исполнении мастера этого искусства. Резкий взмах саблей, и голова легко соскальзывает с плеч, словно скошенный колос со стебля. Следующий!

Так и жили они от восхищения перед чудом (если оно случалось) до казней тех, кто не оправдал надежды на него. Но ведь и православие нередко полагалось на чудо. Обещало его. Разница была в том, что язычество, по версии авторов «Орды», еще и наслаждалось им, как зрелищем.

Разница, правда, была еще и в том, что христианская мораль сочла чудом саму жизнь. Изо дня в день. Необязательно героическую, не всенепременно — святую. Оттого, видимо, режиссер со сценаристом «пожалели» красок и эмоций, воссоздавая Русь православную. Это другой мир.

Россия и в ментальном, и в моральном отношениях — двоемирие. На экране — два мира и одна судьба. Христианская этика кажется белой простыней, наброшенной на языческие рефлексы. Время от времени на ней проступают кровавые разводы. Как это аукнулось и в царствие Ивана Грозного, и в пору церковного раскола, и продолжилось в ХХ веке сталинизмом. Свергнутое наружное иго угнездилось внутри страны-победительницы, внутри человека-победителя. И даром, что ли, вырвалось у Блока: «Да, скифы мы! Да, азиаты мы!»

Сюжет «Шопинг-тура» при всей своей фантасмагоричности — автобус, полный туристов, пересекает границу с Финляндией и оказывается в плену у цивилизованных «людоедов» из бывших чухонцев — не кажется таким уж абсурдным, если принять во внимание отношения двух главных героев — матери и сына-подростка. Они потеряли только что самого родного человека — мужа и отца. Не исключено, что они его и съели. В фигуральном смысле, разумеется. Теперь по ходу поездки они едят друг друга поедом, впиваясь словами и поступками в самые уязвимые места. Они бы и съели друг дружку без остатка, если бы не финны-людоеды, которых хлебом не корми, дай отведать человечины иностранного гражданина во время языческого праздника солнцестояния.

Перед угрозой быть съеденными мать с сыном и примирились, и сплотились, почувствовали себя близкими родственниками. Правда, при этом им самим пришлось озвереть, сразившись не на жизнь, а на смерть с финской девочкой-каннибалкой.

Режиссер снимает эти битвы всерьез, но каким-то неведомым образом авторская ирония проникает в сие действо, и зритель то смеется, то ужасается. Есть, правда, и те, кто, недоумевая, раздражается. Все-таки условность сюжетной конструкции здесь чрезвычайно подвижна. Даром что это сугубо авторский триллер. С позиции политкорректности он может не понравиться среднестатистическому финскому зрителю. Дело может кончиться нотой протеста со стороны тамошнего парламента, ежели у него не хватит чувства юмора. У нашей бы Думы его точно не хватило. Страшно представить, что бы поднялось, если бы финны сняли подобный фильм — поменяв национальность героев.

Мотив душевного «раздрая» по-своему и достаточно радикально развивает молодой режиссер Мария Саакян в фильме, название которого звучит как медицинский диагноз — «Энтропия».

На фоне татаро-монгольских коллизий «Орды» бунт наших креативных современников, которых изображают Ксения Собчак, Валерия Гай Германика, собачка Моня и другие, ничего не потерял в своей выразительности. Там кровь хлещет, здесь сперма стекает по стеклу, за которым маячит испуганное лицо артистки Собчак. На этот сарказм чувства юмора может не хватить, пожалуй, ни у одного самого преданного любителя авторского кино. Смею только предположить, что энтропия без кавычек имеет определенное отношение к самим авторам сценария и к режиссеру Марии Саакян, человеку одаренному, судя по ее ранней картине «Маяк».

В конце фестивального конкурса случилось нечто непредсказуемое. Наконец-то отечественным кинематографистам удалось предложить качественную буржуазную комедию. Называется она «Все просто». Сняла ее выпускница ВГИКа (мастерская Сергея Соловьева и Валерия Рубинчика) Соня Карпунина. Она же и сыграла в ней главную роль.

Судя по тому, с какой легкостью картина смотрится, кажется, что действительно все просто — живые диалоги, отчетливые характеры, остроумно закрученная интрига вроде бы на пустом месте, актеры, нигде и ни в чем не пережимающие... Простой рецепт, но как же трудно им воспользоваться, если все эти постсоветские годы у нас так и не было рассказано ни одной сколько-нибудь непринужденной рождественской истории. Хотя многие и не однажды пытались. Уж чего только ни придумывали мастера уровня Бекмамбетова. В качестве подпорок и костылей брались сюжетные схемы испытанных советских комедий. Но не в коня, видимо, был корм.

У Карпуниной тоже есть отсылка к рязановской «Иронии судьбы…». Но это не более, чем ауканье с ней. Молодую героиню зовут Надей, ее парня — Женей. И опять в ситуации замешаны обе столицы — Москва и Питер. Главное: жизнь богаче самых далеко просчитанных решений, а молодые люди глубже, чем они сами смеют думать.

В программе фестиваля были показаны еще два фильма, которые так или иначе рифмовались с «Ордой». Один — «За Маркса…». Рассказ о рабочем человеке, поднявшемся против всевластия заводского хана, но не выдержавшего бремени народного заступника. Другой — фильм-лубок «Соловей-разбойник». Герой — офисный клерк, переквалифицировавшийся в российского Робин Гуда. Ему противостоит вся олигархическая рать — силовики, газовики, нефтяники… И все ему нипочем. Он бесстрашен и весел.

Повествование об очередном бунтаре стилизовано на экране под фольклор и изложено весело, с удалью, на какую только и способен талантливый писатель и артист Иван Охлобыстин. Миссия-то у героя робингудовская — стоять на страже Справедливости, противостоять Несправедливости, а по своему мифологическому происхождению наш Робин Гуд — из татар. Лубочная версия одного из тех беспощадных, но не бессмысленных русских бунтов, которой народ всегда готов себя тешить, если она к тому же хорошо пересказана.

По возвращении в Москву из Выборга первое, что я увидел, — знакомое лицо Соловья-разбойника, восседающего за информационным столом телеканала «Дождь». На нем — белоснежный френч, очки-велосипед… Причем, гоночный — с большими колесами и с тонкой оправой как бы шин. Тут он выступает в роли лидера монархической партии «Коалиция Неба» и главы Высшего Совета партии «Правое дело», свою роль в которой видит в том, чтобы духовно окормлять ее членов.

Его не смутил ехидный вопрос телеведущей: как уживаются монархические убеждения с либеральной идеологией, которую он собрался окормлять? В ответ он презентовал себя аятоллой Хомейни.

Это уже не кино. Это наша общественно-политическая реальность, похожая на кино. И было совсем не весело. За рамками телевизионного экрана устанавливались законотворческие рамки типа электронных рамок в местах массовых мероприятий — правила и нормы, позаимствованные в Средневековье. Уже подведена законодательная база под цензуру. Открыта «охота на ведьм», сбиваются в опричные дружины «православные активисты». Под белой простыней христианской морали вновь проступили контуры ордононосного язычества.

Так уж получилось, что нынешний киносезон оказался зеркальным не только по отношению к киноиндустрии, но и по отношению к самой современности, к ее трендам и запросам. Напомню слоган «Киновыборга»: «Прогноз на завтра». Он сделан.