Джулия Локтев: «Боюсь надоесть самой себе»

Американский независимый режиссер Джулия Локтев известна читателям «Искусства кино». Журнал писал о ее первом полнометражном фильме «День ночь день ночь»^[1], который хоть и был показан в одной из программ ММКФ, но не был куплен в российский прокат. Второму полнометражному фильму Локтев «Самая одинокая планета» (The Loneliest Planet) повезло в России больше: после Локарно он участвовал в конкурсе фестиваля «Зеркало» в Иванове, а затем оказался в обойме прокатных фильмов компании «Другое кино».

Нынешний визит Джулии Локтев в Россию на представление картины оказался обставлен согласно статусу режиссера-звезды: Питер — Москва, пресс-конференции, интервью, встречи со зрителями, вечеринки.

Больший интерес ко второй картине отчасти понятен: «Самая одинокая планета» — история отношений пары, готовящейся к супружеству, разыгранная двумя известными актерами — Гаэлем Гарсиа Берналем и Хани Фюрстенберг (прежде чем перебраться в Нью-Йорк, эта актриса сделала удачную театральную карьеру в Тель-Авиве, где играла главные женские роли в Камерном театре). К тому же, в отличие от «День ночь день ночь», где был представлен суровый взгляд на последний день террористки-смертницы и ее отчаянные попытки взорвать себя прямо на Тайм-сквер, «Самая одинокая планета» ничего экстремального не предлагает. Это психологическая драма, которую можно было бы назвать «Из жизни отдыхающих», если бы только в ней не было ощутимого чувства опасности, которую всегда таят в себе дикая природа, чуждый ландшафт и незнакомая культура. Главные герои фильма — молодая американская пара — в сопровождении проводника ищут романтику в горах, а находят глубинное знание о собственных слабостях.

Центральный конфликт фильма схлестывает между собой базовый инстинкт жизни и представления о гендерных ролях. Локтев ставит вопрос о том, что значит быть мужчиной и что — женщиной в разных культурах: в культуре западного (американского) общества и в патриархатной грузинской культуре, где четкое определение ролей, кажется, еще не особенно пошатнулось. По сути, это один из самых волнующих вопросов современной культуры, и в этом смысле Локтев — режиссер актуальный.

Анжелика Артюх. Девять лет назад ты приезжала в Петербург, чтобы организовать новый проект, но он не состоялся. Почему?

Джулия Локтев. Трудно сказать, почему иногда проекты складываются, а иногда нет. Девять лет назад была иная ситуация, прежде всего экономическая. Сейчас я вижу, что Петербург — совершенно другой город. Но иногда что-то несостоявшееся приводит к чему-то состоявшемуся. Тогда я пробыла здесь месяц, пытаясь сделать проект. Не получилось. Но в конце этого месяца я прочла статью в газете, которая меня привела к идее моего первого фильма «День ночь день ночь». Так и вышло: если бы я не приехала сюда, я бы не прочла статью в газете и не получился бы мой предыдущий фильм.

Анжелика Артюх. Что такое сегодня быть независимым режиссером в Америке? Как экономический кризис сказался на независимом кино?

Джулия Локтев. Мне кажется, что такие режиссеры, как я, делают фильмы, которые по всей логике не должны существовать. Сегодня очень трудно снимать фильмы для искусства, а не для рынка. Ведь мы живем в рыночных условиях. Значительная часть фильмов — из тех, которые я люблю, а я люблю разное кино, например «Миссия: невыполнима», — делается там, где есть хоть какое-то государственное финансирование. Сам факт, что такое кино, как мое, существует, — это своего рода чудо. Сделать фильм — это вообще каждый раз чудо. И никогда не знаешь, случится ли это чудо опять.

Анжелика Артюх. Ты имеешь в виду то, что в Америке нет никакого государственного финансирования кино?

Джулия Локтев. Да, в Америке нет никаких фондов, поддерживающих кино. Хотя такое кино, как мое, сделать трудно не только в Америке, но и в России или в Таиланде. Мне иногда кажется, что снять фильм — это все равно, что родить ребенка. Трудную часть не хочется вспоминать. Главное, что сделали.

Анжелика Артюх. А каким образом американские режиссеры вроде тебя реализуют проекты?

Джулия Локтев. У нас был немецкий копродюсер, так что деньги пришли еще и из Германии. Мне трудно говорить в общем: я не принадлежу к какой-то группе режиссеров, я существую сама по себе. Делаю свою работу. И каждый раз не уверена, смогу ли собрать деньги на фильм. С этим фильмом мы даже в какой-то момент передвинули действие в Китай, поскольку появились китайские копродюсеры. Тогда я была готова сделать что угодно, лишь бы фильм осуществился.

Анжелика Артюх. А если бы ты снимала в Китае, история осталась бы той же?

Джулия Локтев. Мы отменили работу в Китае за две недели до начала съемок.

Анжелика Артюх. Твой фильм рассказывает о молодой западной паре, которая должна пожениться и отношения которой проверяются в экстремальной ситуации в грузинских горах. Я повторю вопрос: считаешь ли ты свою историю универсальной, чтобы она также могла прозвучать в Китае?

Джулия Локтев. Моя история — про пару путешественников, нанимающих гида в стране, где они не понимают язык. Такая история может произойти в очень многих местах — в Перу, Китае, Грузии, где угодно. История была основана на рассказе американского писателя Тома Биссела, действие которого происходило в Казахстане. Мне больше подошла Грузия, я в свое время там много путешествовала. Когда речь зашла о Китае, то я подумала, что хочу в Шэньян. Но в то время, когда я отсматривала места для съемок, там возникли политические волнения. Провинцию закрыли для въезда иностранцев. Мы начали искать другое место. Но если по-настоящему… в Китае я всегда искала Грузию. Так что, наверное, было правильно, что у нас провалились съемки в Китае, поскольку фильм вернулся туда, где он должен был сниматься.

Анжелика Артюх. Чем именно тебя привлекала Грузия? Пейзажами? Опасностью?

Джулия Локтев. Я смотрю на Грузию совершенно не русским, а западным взглядом. В Грузию часто ездили мои родители — даже до моего рождения, еще во времена Советского Союза. И их рассказы были для меня как сказка: грузинское гостеприимство, красота Тбилиси, песнопения… Я в первый раз приехала туда на фестиваль в Батуми. Потом поехала в Тбилиси, чуть-чуть попутешествовала… Что меня привлекло сейчас и что было главным? То, что в мире ничего не знают о Грузии. Все по-прежнему думают, что это часть России. И мне всегда приходится говорить, что, нет, Грузия не в России, что это другая страна. У западного человека никакого представления и знания о Грузии нет. И для меня эта тема была интересна. Грузинский язык — уникальный. Его не понимают наши путешественники. Плюс невероятные пейзажи, похожие почти на описания в хорошей научной фантастике, широкие, зеленые, бархатные горы. Огромные, волшебные, нереалистичные. Я не хотела делать ландшафт суровым. Для фильма ландшафт — как музыка. Он задает настроение, эмоции. И все, что происходит с персонажами, происходит в отношениях с этим ландшафтом. И мне казалось, что очень интересно сделать ландшафт добрым. Не какая-нибудь пустыня, а красивое место, романтическое.

Хани Фюрстенберг и Гарсиа Берналь в фильме «Самая одинокая планета»

Анжелика Артюх. Тем не менее у тебя ландшафт опасный…

Джулия Локтев. Природа вообще опасна!

Анжелика Артюх. Когда я смотрела фильм, я невольно вспоминала песню Высоцкого «Если друг оказался вдруг»…

Джулия Локтев. Интересно, что все, кто сопровождал нас в Грузии, обожают Высоцкого. Особенно исполнитель роли проводника — известный в стране альпинист Бидзина Гуджабидзе. Но эту песню я не слышала.

Анжелика Артюх. Когда я говорю об опасности, я имею в виду кульминационный момент проверки героев на крепость отношений...

Джулия Локтев. Проверка на дорогах…

Анжелика Артюх. Именно. По сути дела, в этот момент опасности происходит своего рода переворачивание гендерных ролей: мужчина забывает о том, что он мужчина, а женщина вспоминает о мужественности…

Джулия Локтев. Я не знаю, насколько это переворачивание гендерных ролей, но это точно ставит гендерные роли под вопрос. Интересно то, как в этот момент девушка и парень понимают, что означает быть мужчиной и женщиной.

Анжелика Артюх. Насколько постановка этого вопроса универсальна для разных культур? Или это типично западный феномен? Я исхожу из того, что, как мне кажется, та же Грузия представляет собой более патриархатное общество… Или это не так?

Джулия Локтев. В Грузии нет вопроса, что такое женщина и что такое мужчина. Это всем ясно. Во всяком случае, большинству. Иное дело Америка, Европа. Там трудно, особенно молодому парню, осознавать, что значит быть мужчиной. В разных странах мой фильм смотрят по-разному. Интересно, как его будут смотреть в России, которая одновременно является и мачистским обществом, и матриархатным. Что есть универсального в моей истории — это то, что во всем мире все же меняется понимание того, что такое женщина

и что такое мужчина. Как на этот вопрос отвечают в разных обществах, зависит от общества. И, конечно, на восприятие фильма влияют культурные традиции. Но часто все зависит от индивидуальных предпочтений каждого отдельного зрителя. Что еще в этой истории универсально? Она показывает, что в некоторых ситуациях человек может поступать так, как он сам от себя не ожидает. Каждый человек может сделать что-то, за что ему потом станет стыдно. А когда это человек, которого ты любишь, с которым тебе нужно продолжать жить, помня о его неверном поступке, — это тоже особое испытание, которое меняет отношения между людьми. Особенно любовные отношения.

Анжелика Артюх. У тебя «Самая одинокая планета» — второй полнометражный фильм. Ты по-прежнему верна историям, рассчитанным на небольшое количество исполнителей?

Джулия Локтев. Здесь уже три актера, в прошлой была одна актриса. В следующей, возможно, будет больше. Я вообще хочу сделать что-то, что могло бы стать вызовом себе. Боюсь сама себе надоесть. И даже в камерных историях я всегда меняю какие-то вещи. Прошлый фильм развивался в центре Нью-Йорка, этот в горах возле Казбека. К тому же я ввела второй язык — грузинский, который мои путешественники не понимают. Мы принципиально показываем картину, не переводя с грузинского. Я хотела сделать так, чтобы зритель ощущал себя на месте моей пары путешественников и оказался в мире чужого языка и чужой культуры.

Анжелика Артюх. Раньше ты делала еще и видеоинсталляции в галереях. А теперь?

Джулия Локтев. Последняя была в Торонто два года назад. Сейчас не делаю. Я люблю кино, кинотеатр. С одной стороны, я понимаю, что мы, кинорежиссеры, принадлежим к вымирающему искусству, но с другой — вижу, что люди продолжают ходить в кино. Они по-прежнему хотят потеряться в чужом мире на два часа. И это меня вдохновляет.
 

[1] См: Артюх Анжелика. Одна смерть. — «Искусство кино», 2007, № 9; Локтев Джулия: «Мой фильм — не пособие по терроризму». Интервью ведет Анжелика Артюх. — Там же.