Три дня в аду. Пьеса

Действие происходит в феврале 2012 года в Минске.

Пятница

Салон сотовой связи «Лайф» на улице Ленина, это напротив ГУМа. Дима снимает заднюю панель сотового телефона, чтобы достать симку. Оператор, женщина лет тридцати, оформляет документы на новый сотовый. Дима короткими ногтями пытается подковырнуть крышку, но у него ничего не получается, он пробует снова, начинает трястись, волнуется. Оператор роняет взгляд на Диму, возвращается к оформлению бумаг.

Рядом останавливается молодой человек в дутой синей куртке, прижимает барсетку, тоже обращает внимание на Диму. Дима трясется. Крышку ему все-таки удалось снять, и он вынимает батарею. Молодой человек и оператор переглядываются, оператор снова склоняется над бумагами. Это брюнетка, у нее золотая цепочка поверх черного гольфа и золотой браслет на запястье. Она сверяется с данными в компьютере, просматривает бланк. Молодой человек еще раз переводит взгляд на Диму. В глазах недоумение и сочувствие. Рядом, слева, стоит стеллаж со стеклянными дверками. Подсвеченные чехлы из кожзама на верхней полке, на нижней наушники и карты памяти. Чехлы недорогие, дешево блестят. Такие чехлы любят девушки из провинции, которые работают в Минске, снимают квартиру в Малиновке за двести баксов однокомнатную, и если спросишь у них, где находится Национальный художественный музей, то они недовольно насупятся: мол, что ты ху*ню всякую спрашиваешь, я знаю, что ли? Зато они отлично знают «Макдоналдс» на Октябрьской и в каком гипермаркете «Гиппо» или «Простор» дешевле готовые суши, по пятнадцать штук в маленьком контейнере. Молодой человек, отвернувшись, разглядывает стеллаж. Он точно не провинциал, это видно.

Диму колотит; он пытается вынуть симку из старого телефона. Руки трясутся. Его черные ботинки были модными два года назад. Волосы цвета старой соломы коротко стрижены, красная шея торчит из черной куртки… Его старший брат переехал из Наровли как чернобылец, получил трехкомнатную квартиру в Минске на Слободской, потому что прописал вовремя к себе в дом в Наровле родную сестру с мужем и ребенком; он работает охранником в «Пятом элементе». У него скуластое худое лицо, он все время стоит у входа, там, где магнитный определитель, переминается с ноги на ногу, в одном и том же сером свитере с бейджиком на груди, а глаза маленькие и красные, как у вампира или у человека, который много пьет. Второе. У него второе. Если в пятницу вечером стать призраком в холодном коридоре, соединяющем его квартиру и квартиру соседей, будет неудобно, потому что в коридоре стоит четыре мешка картошки по тридцать килограммов, но если на это забить, то можно увидеть, как он просится к себе домой, то есть просит, чтобы сестра пустила его в квартиру. Он говорит: «Я к себе домой пришел или х*й собачы?» Он говорит «собачы», а не «собачий», потому что у него акцент. «Я к себе домой пришел или х*й собачы?» На что сестра отвечает: «Не пущу. Я сказала: алкоголиков не водить». Друг торопливо произносит: «Пошли-пошли-пошли…» На что он в ответ на претензию сестры произносит, уже перед захлопывающейся дверью: «Паскуда, блять». Слово «блядь» он произносит тоже с акцентом. Но уже не с таким уловимым, как в слове «собачы».

Квантовые нелокальные корреляции его не интересуют.

Утро 24 февраля, автобус номер 120, едущий в сторону Малиновки. Лучше стать к двигателю, там теплее. 120-й скоростной, но он останавливается возле гипермаркета «Вестер». Напротив, через дорогу, автовокзал «Пауднёва-Заходняя». Это для пригородных маршрутов: Вилейка, Мозырь, Старые Дороги и т.п. В здании автовокзала есть несколько ларьков, в них продаются газеты и можно купить попить. Можно купить «ночнушку» — женскую ночную рубашку, можно лосины, можно нижнее мужское белье, презервативы, можно гирлянду на Новый год, разноцветный дождик, шапку для бани, рукавицы, семена… Работают или девушка в тугих обтягивающих джинсах со стразами, или полная женщина, которая по старой привычке перед сном накручивает волосы на бигуди. Она заменяет, а в основном работает женщина тоже полная, но с волосами, обесцвеченными перекисью, коротко стриженными. Ноготь на указательном пальце сломан. Она в куртке и в варежках с обрезанными пальцами, потому что ларек не отапливается. У них троих черным подведены глаза. Девушка в джинсах курит и пьет пиво, та, которая заменяет, не курит и не пьет. Третья курит, но не пьет. Курит тонкие сигареты «Палл Малл». Раньше курила «Корону», как только она появилась. Начала кашлять, перешла на более легкие, потом опять курила более крепкие. От «Палл Малл» у нее кашля нет, поэтому курит их сейчас.

За кассой девчонки, в зале пацаны-охранники. Никто не знает, что такое квантовые нелокальные корреляции… «Это процедура какая-то да?.. С машиной связано, гидравлика…» Улыбается, в передний зуб вставлена страза, из-под платка выбивается черная прядь. Если много пирсинга, на кассу в большой магазин типа «Вестера» не возьмут точно. Наверное, вообще никуда не возьмут, только в магазин «Подземка» — торговать ароматическими палочками, хэнд-мейдом и никому не нужными дисками с классикой артхауса.

«Ой, не знаю. Как вы говорите? «Квантовые нелокальные корреляции»? Ой, не знаю. А что это? Для передачи какой-то?.. Это для передачи?..» Улыбается, молчит, смотрит, не понимает: это прикол или что? Продолжая улыбаться: «Как вы сказали?.. Не, не знаю». Срабатывает рация: «Да? Саша, ты уже кушал? Сходи на 28-ю, посмотри, что там с терминалом у нее…»

Никто не знает. Так, может, в пиз*у их вообще? Как и экологическое равновесие, биологическое разнообразие, устойчивое развитие, энвайронментализм. В пиз*у это все, если никто про это не знает.

Дима добрый. Безграмотный, но добрый. Любит улыбаться, мечтает построить в Каменной Горке квартиру. Когда он смеется, видно, что с левой стороны в верхней челюсти нет резца у него. Это старший брат запустил ящиком, потому что Дима не хотел вывозить навоз из коровника. У Димы есть татуировка, вот здесь вот, за мизинцем, написано: «За вас». Когда поднимаешь рюмку, то тот, кто рядом, может прочесть эту надпись и поймет, что Дима пьет за него. «За вас». Это такая шутливая татуировка. Дима улыбается, сверкая дыркой вместо зуба, и ждет соединения с абонентом. Он звонит по новому телефону, держит его возле уха. Шапка съехала вверх чуть. Еще буквально недавно, прошлой зимой, в помещении или в автобусе он задирал ее так на макушку, и она топорщилась, торчала. Почему сразу можно было узнать, что он колхозник, гопник. Наверное, только у нас из всех стран бывшего Советского Союза сохранилось это обзывательство: колхозник. Колхозников можно было сразу определить зимой по тому, как они носят шапку. Задирают ее так. Но это действительно убого. Как менты носят шапки зимой, когда им жарко, меховые шапки свои они так на затылок немного откидывают. Но это сразу понятно, что ну уж совсем колхозник. Колхозник-переколхозник.

Перед 23-м Димин брат утром ехал от подруги, которая живет в Сухареве, в маршрутке 1134 и сцепился с ментом одним, курсантом. Тот не хотел передать деньги водителю, потому что дальше перед ним никто не сидел. Димин брат с заднего сиденья протянул деньги впереди сидящему менту и по-просил: «Передайте». А мент что-то как-то... замычал что-то, указал, что, мол, смотри вперед, даже не сказал ничего, просто промычал что-то, скорее всего, не знал, что сказать. Но Димин брат понял, что сказано было типа: впереди никого нет, кому я буду передавать, я ж тебе не подорвусь, не побегу к водителю оплачивать, встань, блять, сам, жопу оторви и заплати. «Офигеть», — сказал Димин брат и пошел по салону едущей маршрутки платить за проезд. Поручня не было, он хватался рукой за сиденья, неудобно. Заплатил, пошел обратно, но не смотрел на мента, шел, уставившись вперед, перебирая руками сиденья, а мент смотрел в окно. Он тоже не хотел встречаться взглядом с Диминым братом. Зимняя форменная шапка была задрана на затылок, лоб открыт. Одной рукой он сжимал на колене перчатки, а в другой руке был сотовый телефон. В этот момент маршрутка повернула, его немного качнуло в сторону. Водитель притормозил: дорогу переходили два мальчика-школьника — они побежали, рюкзаки задергались на спине. Димин брат сел на сиденье, вынул сотовый, стал набирать что-то. Он хмурился, тыкал на кнопки. «Офигеть» — это все, что он позволил себе. Но в воображении… он ему выговаривал по полной: «Сука, мудак, блять, что ты тут, блять, салага... Власть почувствовал? Власть почувствовал свою? На пенсию хочешь в сорок пять лет, а? А почему я не хочу? Почему я пахать должен, блять? Я, сука, чернобылец, блять! Ты, блять, говно, блять, по сравнению со мной. Хату по кредиту в один процент и пенсию миллион? За что тебе пенсия такая, сука ты, блять, конченая! Моя мама дояркой сорок пять лет отпахала! У нее пенсия четыреста тысяч! За что тебе миллион, блять?! За то, что ты походишь туда-сюда?! Урод, блять. Смотри, блять. Поднимай голову, когда идешь. Кирпичи, блять, падают еще…»

«Три дня в аду». Чтение пьесы. Фестиваль «Территория». Программа «Живые пространства» на Казанском вокзале. Режиссер Семен Александровский. Фото Юлии Люстарновой

Потом его высадил один мужик на работе. Димин брат ему говорит: нельзя, мол, с ребенком в такой коляске в магазин. Этот стоит, смотрит. «Нельзя с ребенком в такой коляске в магазин». — «Почему нельзя, еп твою мать, блять! Почему нельзя?!» — «Я знаю, что ль, почему нельзя?! Правила такие в магазине!» Не забываем, что Димин брат говорит: «махазин». У него «гэ» выбухное. Махазин. Мужик в недоумении развернулся и покатил свою коляску с ребенком прочь от этого магазина. Димин брат, побитый красными пятнами, стоял, уставившись в одну точку и сжимая в руке рацию. Если бы вы подошли к нему сейчас и спросили: «Скажите, пожалуйста, а вы знаете, что такое квантовые нелокальные корреляции?..»

Каменная Горка, в принципе, неплохой район. Там развитая инфраструктура. Там гипермаркет «Магнит», строительный гипермаркет. Там есть магазины с живым пивом. Кинотеатра, по-моему, нет. Подруга брата Диминого хотела посмотреть, сравнить цены между «Гиппо» на Горецкого и «Магнитом» на Каменной Горке. Она бухгалтером работает в «Мапиде». Она ехала, из маршрутки смотрела, кинотеатра не видела. Они как-то с братом Диминым считали, сидели, щелкали каналы, она купила плазму в беспроцентный кредит в «Электросиле», а потом как сравнила цены с Интернетом, так слегка припухла. Переплатила на миллион. Разница между ценой в магазине и Интернете — миллион. Так они считали каналы кино. «Еврокино», «XXI век», «Кино 1000», «Русский иллюзион», «TV1000. Русское кино», «Наше любимое кино». Дима ходил с братом, сестрой, мужем сестры и ребенком их в «Ракету», переделали ее. Пошли на 3D, на «Хранителя времени». Еле досидели до конца. Такой бред, блять. А это минус тридцать тысяч из отложенных тогда на сотовый телефон. Это почти три бакса.

Он его заметил еще в автобусе. Он знал его семью, на Слободской живут. Он работает на Тракторном в цеху, она убирает 25-ю поликлинику, брат еще живет с ними, работает охранником в «Пятом элементе». А дочка ее в школу ходит, вместе с дочкой соседки его, Андрея жёнки, учится в одном классе, а Андрей в охране в казино работает, за мониторами следит. Это ее дочка, он ее уже с дочкой взял, женился на ней. Он сам из Старых Дорог, она прописала его к себе, а он стал на очередь и сейчас по долевому вроде будет строиться. Но он этого точно не знал. Потому что долевое, он знал, что если по очереди, для льготников, то пять миллионов семьсот. А долевое — иди хоть сейчас. По тысяче долларов за квадратный метр. Спрашивается, откуда такой телефон. Он в «Связном» три миллиона пятьсот. Камера пять пикселей, вай-фай, голосовой набор. Почти комп уже. Айфон практически, считай. Хотя, может, бэушный купил. На звук открываемой двери Дима машинально поднял голову. Ветер задул в салон снег. Дима заметил контролеров, опустил голову к новому телефону. Талон он пробил еще на Дружной, когда входил. Сразу пробил. Народ не стоял там, как обычно, словно, блять, как, я не знаю, стоят такими рядами, как будто, блять, в бой идут. Очередь на маршрутку, очередь на автобус. Там есть ближе к забору остановка 6-го автобуса. Там маршрутка на Молодечно, там очередь витками, десять метров людей в два витка. На 81-й, на 32-й, на 120-й, сейчас построили Брилевичи, стоят на 35-й. Было пустили маршрутку на Брилевичи, но она чего-то недолго ездила, сезон, наверное, мало кто садился. Уже сейчас маршрутка пять тысяч, если летом проезд подорожает, сколько она будет? Если зарплаты не поднимут, будет уже накладно. Хотя с первого марта базовая подымается до ста тысяч, значит, подымут и цены и на продукты, и на проезд.

Он тоже повернул голову, почувствовал холодный воздух, перехватил рукой поручень, взялся чуть повыше. Когда контролеры входили в автобус, он поднял руку и взялся за горизонтальный поручень вверху. Вместе с контролерами вошла девочка в розовом пуховике и сразу пошла вперед по салону. Полупустой сейчас автобус, час пик 10.30 утра, все уже на работе, час пик прошел. Следующий после 15.00. Опять начнется давка, люди будут висеть.

На Щорса в 81-й уже не сядешь. Атакует сразу Дружная, а потом Московская. Следующая Щорса, всё уже. А девушки если попадают в хвост, в последнюю дверь входят в час пик, — всё, это можно повеситься. Потому что реальная вонь. Мужчины воняют. Это подтвердит любая девушка, которая ездила в хвосте 81-го автобуса в час пик домой в Малиновку или на Юго-Запад. Воняют псиной, перегаром, дешевым табаком, гнилью какой-то. Еще у каждого большая зимняя куртка, теплая шапка, а из-под нее свалявшиеся волосы, которые они моют раз в неделю, воняют. А еще если начнет приставать такой, то вообще пипец. Это в час пик. Когда включают тусклый электрический свет в автобусе. Сейчас автобус полупустой. Некому ездить. Все в школе, в институте или на работе. Ездят одни дебилы. Женщины из поликлиники с детьми, у кого нет машины у мужа. Бабки, деды, бомжи, дауны, какие-то волосатые молодые люди в плохих ботинках зимних, с наушниками. Стопудово слушают арию или какой-нибудь дебильный старый металл. Ездят те, кто слушает русский рок старый. Чижа, Цоя. Ездит много тех, кто слушает «ДДТ». Но они как-то распределяются по всем городским маршрутам, и автобусы гоняют до обеда практически порожняком.

Они вошли на «Вестере». Трое. Две толстые бабы и мужик. Сразу подошли к Диме, стоящему в хвосте возле движка. Дима, не отрываясь от нового телефона, вынул из кармана талон, показал им. Они развернулись, пошли вперед.

Держась за верхний поручень, даже не глядя, он буркнул: «Удостоверение». Сейчас 120-й повернет мимо строящегося метро налево, на Семашко поедет. Он был почему-то уверен, что Дима едет зайцем. Они пошли дальше по салону. Не знаю, кого они хотят оштрафовать в это время. Девочку эту семилетнюю? Или бабку в вонючем обоссанном пальто? У контролеров синие жилеты поверх зимней одежды. У мужика седые усы и бурое лицо гипертоника. Пьющего гипертоника. Они сшибают деньги с людей, допустим, штраф семь тысяч, он говорит, давай, мол, тысячу, полторы давай, вот так вот насшибают, а потом после смены собираются кучкой и квасят. У одного мужика, он токарем работал в фирме одной, жена, когда сократили, пошла контролером в автобус работать. Так вот ее не было дома бывало что по трое суток. Сидела в общаге. Насобирают денег за время смены, покупают водку, еду, идут в общагу, бухают там и трахаются. А он сидел с дочкой, приходил с работы, кормил ее, проверял уроки, спать укладывал, потом утром вставал и на работу шел. Вот 9-я поликлиника, он заметил в ладошку на стекле, сквозь мороз, — там хорошая узи-диагностика. В прошлом году он делал узи почек за сто семьдесят тысяч. Сто семьдесят тысяч. Это недорого. С учетом, что джинсы стоили триста-четыреста тысяч. Что такое джинсы, спрашивается, и что такое узи? Сейчас джинсы шестьсот-семьсот. Это на распродаже. В магазине миллион. Миллион сто. Контролеры заняли три места, сели, о чем-то говорят. Сели возле средней двери, мужик на одиночное, бабы вместе. Девочка в розовом пуховике стоит у средней двери, держится за поручень. Повернулась к ним, отвернулась. Следующая важная остановка — «Гипермаркет «Простор». Он повернет, и половина большая автобуса выйдет. Лыжник поедет дальше. На конечной выйдет, Малиновка-8. Малиновка-1, Малиновка-2, Малиновка-3, Малиновка-4 и так до Малиновки-8. Восемь Малиновок.

На его взгляд, это идиот. Не тот, кто Малиновки проектирует. Куда тогда вся деревня поедет? Лыжник. Занялся спортом в пятьдесят лет. Когда, блять, спорт этот уже нах не нужен. Лыжник херов. Шапочка с помпоном, спортивный костюм, курточка легкая. Дебил. Вот мимо туда-сюда поехал. Направо. Справа общаги для мединститута, где одни китайцы, дальше налево, все это без остановок. 120-й, считается, скоростной. А есть еще экспресс. На Ждановичи ходит. Из Серебрянки такой есть до Ждановичей. Талон был летом тысяча восемьсот. Он на Ждановичах покупал диски. «Апостола» купил все серии. Купил «Ликвидацию» и еще что-то. А! «Егерь» с Лифановым. Зае*атый актер. Он держится рукой за горизонтальный поручень, перекладина вверху. Сейчас в гражданском, в дубленке, ездил на авторынок прицениться, потом на работу. Надо или голову перебирать, или покупать новую. Потому что гидрокомпенсаторы надо менять, клапана менять, маслосъемные колпачки менять, шлифовать, скорее всего, надо будет. А если ху*во не в размер выведут при шлифовке, прокладка плохо ужмется, поедут газы, правильно не выставишь. Лучше уж сразу новую купить. Сколько она, встанет вопрос. А «японцев» брать сейчас вообще нельзя, потому что они все радиоактивные.

Он повернулся в другую сторону, потом пошел и сел. На стенке автобуса рядом с сиденьем на уровне колена какой-то отморозок написал число 149. Что оно значит — без понятия. Он вынул сотовый, открыл календарь — посмотреть, на какой день выпадает 8 марта. Потом открыл игру «Один против всех», белорусский аналог игры «О, счастливчик!». Первый вопрос был такой: «Что такое квантовые нелокальные корреляции? 1) Раковины на металле. 2) Возбуждение воды от винта движущегося корабля. 3) Понятие в физике. 4) Порча клубней картофеля вследствие глобального загрязнения окружающей среды». Он не задумываясь выбрал четвертый вариант ответа.

Девушка в черной куртке, отороченной искусственным мехом, идет к своему подъезду. Она поднимется на четвертый, откроет дверь в квартиру и сразу почувствует запах еды. Из-за того что все соседи выбивали в стенках ниши под холодильники, чтобы кухня в семь квадратных метров стала чуть больше, нарушилась вентиляция. Ее нет в этом крыле. Трубы вентиляционные вырваны, и вместо них в стенах сделаны ниши для холодильников. Девушка испытывает сильнейший приступ тошноты, она уже давно ест только растительную пищу. Она открывает окно в кухне, чтобы пустить холодный воздух. Ее мама за двадцать лет жизни в Минске так и не избавилась от акцента, говорит «прынясу», говорит «я пагавару». Она делает громче, когда Киркоров из телевизора поет, что не может ворваться в ее жизнь. Она не верит, что в Германии пособие по безработице — триста пятьдесят евро. Как не верят все жители деревни Ионы Мстиславского района Могилевской области, которых из тридцати домов осталось четыре человека. В выходные она любит смотреть из окна кухни, как дети во дворе качаются на железных качелях. Летом она открывает окно и чуть подается вперед. Она сама очень хорошо поет.

Суббота

Прямо на снегу расстелены целлофановые мешки. На мешках продукты, которыми торгуют пенсионеры. Это хрен, маринованные огурцы, куски тыквы сырой, сушеные белые грибы, в полиэтиленовых мешках квашеная капуста на вес. Женщина в синей короткой зимней куртке, наклонившись, кладет мандарины на розовую пластмассовую чашку весов. Выкладывает до килограмма, стрелка показывает пока 800 граммов. Руки покраснели от холода, куртка задралась, спина голая. Женщина выпрямляется, и становится видно, какое красное и избитое у нее лицо. Губы накрашены, глаза очень черным подведены. Она вынимает из кармана куртки пачку сигарет, в пачке еще лежит зажигалка, пачка не полная. Она закуривает, кладет пачку обратно в карман куртки. Рядом с ней стоит долговязый худой пьяница в черной куртке с резинкой внизу, молния расстегнута до середины, на голове у него черная шапка, он держит руки в карманах, в зубах тлеющая сигарета, он подносит руку к губам, затягивается, вынимает сигарету, выпускает дым, опускает руку с сигаретой. У его ног два неглубоких деревянных лотка с мандаринами, верхний чуть прикрыт таким белым капроновым мешком. Он подносит сигарету к губам, и в этот момент выбежавший из перехода метро школьник, мальчик, догоняя одноклассников, случайно задевает ногой бумажку, лежащую на снегу перед весами. На бумажке: «Мандарины. 12 тысяч килограмм. Испанские, очень сладкие». Буква «е» в слове сладкие поехала по бумажке вниз, бумажка крутнулась под ногой ребенка, половину ее засыпало снегом, мужчина с зажатой между пальцами сигаретой наклонился, взял бумажку, в этот момент дед в длинном старом пальто и в валенках, стоящий у самого выхода из метро, у него на газете под ногами банки с хреном, закричал: «Менты!» И сам первый стал запихивать свои банки в карманы пальто. Мужчина подхватил лотки с мандаринами, его подруга схватила весы. Бабки, дед и все волной рванули вбок, в сторону от перехода. Дима никак не мог собрать бананы. Его стало трясти, новый телефон выпал, он схватил телефон, бросил бананы, положил телефон в карман, стал запихивать бананы в сумку, руки тряслись, схватил сумку, бананы, несколько веток, выпали из сумки на снег, остались на снегу, он рванул вбок, мент успел шагнуть к нему, хотел схватить, но воротник куртки скользнул только по руке, машина въехала на тротуар, ковш подхватил снег, потащил к ларьку «Союзпечати» на остановке, люди стали расходиться, Дима зацепился ногой за большой кусок мерзлого снега, стал заваливаться на машину, но удержался, сохранил равновесие, отбежал в сторону.

На Слободской, предпоследняя остановка перед конечной, остановка автобусов 81, 32, 84, из Слепянки идет, раньше была маршрутка туда 1184, но сейчас убрали, и ходит только 1211 до Шабанов, а в Слепянку уже маршрутки нет, 74-й автобус, 75-й, 84-д, 23-й, это который идет через Розочку, Карла Либкнехта на Романовскую Слободу. Есть еще маршрутный, возит в гипермаркет. 96-й автобус везет детей в хореографическую школу на Минина.

На остановке магазин, аптека, банк и почта. Возле почты, на лестнице, Димина знакомая расстилает целлофан на бетонные перила крыльца, прижимает целлофан по краям камнями, обломками плитки, чтобы ветром не сдуло, пока она будет выкладывать DVD. Стоит, прячет руки в рукава куртки. У нее длинная зимняя куртка, на рукаве жирное пятно. Люди могут обернуться и увидеть ее диски, когда снимают деньги в банкомате, может, кто-то захочет что-то купить.

Килограмм бананов — восемь тысяч, это доллар. На бумажке, которая лежит на снегу, написано, что они из Эквадора. Шкура банана зеленая, и они большие. Придерживая подол длинной шубы, женщина перебирает мандарины. Ей кажется, что они все мягкие. «Они у вас все какие-то мягкие». Морщится. Ей не нравятся эти мандарины. На тонких, уже с признаками артрита, пальцах блестят золотые кольца. Возле ее ног на снегу лежит раздавленная хурма. Димин брат купил три килограмма хурмы на Комаровке по девять тысяч за килограмм. Он перебирал, тоже стоял. Так если не выбирать, то такая хурма стоит двадцать пять тысяч. «А почем бананы? А, вижу». Женщина раскрывает кошелек из блестящей красной кожи, протягивает Диме пять тысяч и три купюры по тысяче. Дима вытягивает из кармана джинсов деньги, ему приходится чуть приподнять плечи: ваша сдача. Буква «ч» твердая, он произносит не «сдачя», а «сдача». На конце «а». Сдача! Он говорит, как старший брат: «сдача», «ести», «вылазит», «санцыметр». Деньги перехвачены коричневой детской резинкой для волос. Из перехода метро валит толпа, женщина в шубе, недовольно морщась, касается плеча мужчины в короткой зимней куртке, он встал на ее пути. Она спешит к темно-синей машине, уткнувшейся бампером в бордюр тротуара. Двигатель не заглушен, стоп-сигналы мигают. Дима сует деньги обратно в карман. Уголок тысячной купюры надрывается, джинсы плотно прилегают к ноге, и положить в карман деньги непросто.

Люди распределились по остановке в ожидании транспорта. У Димы нет специального места для денег. Он хранит деньги в кармане, складывая их по принципу увеличения. Самая большая купюра внутри сложена пополам и перехвачена следующей, потом следующей, потом следующей. Сто тысяч, пятьдесят тысяч, двадцать тысяч, десять тысяч, пять тысяч, одна тысяча, пятьсот рублей, сто рублей, пятьдесят рублей, двадцать и десять. За десять, двадцать, пятьдесят и сто рублей ничего не купишь. Это мусор. Эти деньги можно найти в городе на земле. Однажды друг Димы срал на Дружной напротив «Экомедсервиса» на Толстого, срал и подтирался сторублевыми купюрами. Три по сто, одна пятидесятка и одна десятка. Дима поднимает любые деньги, если находит. Даже десятки, даже если они мокрые. Он кладет их в карман куртки, они высыхают, и он рассчитывается ими

с кассиршами в магазине. Старшая сестра Димина говорит, что если за крохами тянешься, значит, всю жизнь будешь подбирать только крошки. Она десятку не подымет. Она не поднимет и сто рублей, вот если пятьсот или тысяча… Однажды ее дочка потеряла сотовый телефон, «Самсунг». Дочке пятнадцать лет, на заставке была большая красная роза. Телефон лежал в снегу напротив «Голден-кофе» на площади Ленина. Машина чистила тротуар и оставила горб снега посредине. В 22.30 по этому телефону позвонили ее подруге Лизе. В 23.30 из отеля «Европа» позвонил уже другой человек. На следующий день у входа в ГУМ девушка в синем пальто протянула сестре Димы сотовый телефон ее дочери. Димина сестра кинула девушке десять долларов в раскрытую сумочку. Девушка недовольно нахмурилась, она не ради денег отдавала чужой телефон. Димина сестра почувствовала себя неловко, стала благодарить, что-то сказала, какие-то слова благодарности. Они разошлись, девушка пошла на остановку, а Димина сестра пошла на метро, доехала до Каменной Горки, села на 52-й троллейбус, вышла у 25-й поликлиники, зашла в 10-й кабинет, переоделась в белый халат, взяла ведро, тряпку и пошла мыть кабинеты. У нее зарплата чистыми — 850 тысяч. Пакет молока — пять-шесть тысяч в зависимости от жирности. Хлеб — от двух с половиной до четырнадцати тысяч. Половина раубичского — семь тысяч. Рис — семь-девять тысяч за 900 граммов, гречка — девять-двенадцать тысяч за 900 граммов. Пачка овсянки «Геркулес», дешевой самой, которая стоила девятьсот рублей, — четыре с половиной тысячи. Мясо — сто—двести тысяч за килограмм. Сосиски — тридцать пять — сорок тысяч. Можно и за двадцать, да. Но за двадцать уже не все их едят. Сок — от семи до четырнадцати тысяч за литр. Селедка «Матиас» — двенадцать тысяч, «Эконом» — двадцать три тысячи, творог — от пяти до двенадцати тысяч, сыры — от тридцати тысяч, рыба — от тридцати тысяч. И в Сухареве, и в Чижовке, и в Шабанах, и на Юго-Западе, и во всех восьми Малиновках люди убеждены, что все делается в жизни ради денег. Все соседи Диминой сестры, все одноклассники ее дочки Вероники, вся школа во главе с директором — все думают именно так. Через неделю к ней приехала двоюродная сестра Тоня из Орши и подарила платок. Тоня сказала: «Прими этот маленький подарок. Пусть он не такой важный, но, сестричка родная, люби его, как меня. Люби его, как меня». Тоня произносит «ехо», «прыми», «скромны». «Люби ехо, как мяня». Произносит «мяня».

Он заходил перед работой домой переодеваться. Живет на Слободской, 19, дом стоит во дворе параллельно дороге, через дорогу гаражи. Уже, наверное, второй месяц красный старый диван выброшенный стоит у дверей в мусоропровод. Светлый лак сполз с деревянных подлокотников. У стены тут же коробки с едой для котят. Вчера ходила баба из жэса, спрашивала, будем ли скидываться на капремонт подъезда. Полгода по шестнадцать тысяч в жировку уже включено. Соседка напротив из 175-й ругалась с ней, типа мы плотим, мы и так плотим, за что мы плотим! Она говорит, мол, вы плотите за обслуживание, это, мол, за капремонт. Собираем списки, всех записываем, кто не расписывается — все идет в компьютер, в базу данных. А за что мы и так плотим? А вы плотите за одно, а это за другое, это капремонт подъезда. А что вы делаете, когда алкоголики вон не плотят, а вы раскидываете за свет, что они не плотят, на всех жильцов! Кто вам такое сказал, женщина?! Все знают, что вы так раскидываете за тех, кто не плотит. Мы никогда такого не делали.

Я не знаю. Будете платить или нет? Я не знаю, это наглеж. По шестнадцать тысяч. В жировку уже включено. Кто не расписывается, все данные заносятся про тех в компьютер. Если ты едешь зайцем, оформляешь штраф, данные про тебя заносятся в компьютер, если ты меняешь доллары, данные про тебя заносятся в компьютер, если ты пошел на «Белтелеком», хочешь посидеть в Интернете, обязательно возьми паспорт, только после того, как запишут твой личный номер, оператор выдаст тебе машину, и все твои данные заносятся в компьютер, и все сайты, на которые ты влезал, все это видно, и все заносится в компьютер.

На крыльце возле почты и «Беларусбанка» девушка в длинном пуховике продает DVD. Все, что она продает, он уже видел. «Черные волки» с Безруковым он смотрел по телевизору. А «Высоцкого…» смотреть не будет. Хрипатый алкаш. Подняли неизвестно что. Другое дело «Любэ». Или Круг. Трофим ничего. У него мр3 с Трофимом всегда в машине лежит в бардачке.

Перекинув портфель в другую руку, шаркнул пару раз ногами о тряпку на крыльце, потянул дверь на себя, столкнулся в дверях с пенсионеркой. Почти касаясь плечом ее лица, вошел в банк. Три окна из девяти работают. В каждом окне очередь по пять-шесть человек. Пошел ко второму окну, кинул взгляд на табло с курсами. Доллар: 8 тысяч 150 рублей. Русский рубль — 250 рублей, а полгода назад был 100 рублей. А летом год назад, когда он ездил в Рязань на семинар, был 97 — он менял. Сейчас уже 250 за рубль. Стал во второе окно, перерыв через семь минут. Если мужик через одного впереди с жировками возиться не будет, он успеет. Автоматом, как всегда делал в помещении, закинул форменную шапку на затылок, взял бумажку, ручку, стал писать номера. Две симки МТС и «Велком». Вся семья на МТС, а брат на «Велкоме» с женой. По десятке на тот номер и на тот. Надо снять с карточки. Посмотреть съездить после работы, сколько в «Гиппо» фен стоит. Вроде от пятидесяти восьми до двухсот восемнадцати тысяч. Ну такой фен, конечно, за пятьдесят восемь не купишь, хотя какая разница — гонит воздух и гонит. Куплю за пятьдесят восемь в районе, средний возьму тысяч за сто десять — сто восемнадцать. Мужик «россию» меняет, тысячу рублей, водитель, видно сразу, тысяча рублей — это двести пятьдесят тысяч, два раза сходить в магазин, это если мясо не брать или рыбу. Всякую ху*ню если не брать типа авакадо, шампиньонов. У оператора, парня, псориаз. С ним на одном курсе в академии учился парень из Логойска, тоже псориаз был.

Он знает, что у евреев часто псориаз. Он не любит евреев, называет их жидами. Жиды не хотят работать. Жид никогда не будет работать на тяжелой работе, на стройке, в шахте. У него жена работала в санатории при БГУ одно время, там работала санитарка Оля Сманцер, ее завхоз недолюбливала, и, когда надо было продлевать контракт, с ней не продлили, она пошла к адвокату, и та сказала: «По законодательству вас не могут уволить, потому что вам пятьдесят лет, пять лет до пенсии, и вас не могут уволить». Она пошла к главврачу, сказала, что вы, мол, не имеете права меня увольнять, мне пять лет до пенсии. А одноклассник его, типичный жид, возил водку с Украины, его дядька здесь был инженером на мясокомбинате, уехал в Америку и в Америке живет за счет того, что делает видеофильмы свадебные знакомым. Сосед по даче жид. Его жена работает риэлтором, третью квартиру в Минске купила сейчас, сын живет в Америке, дочка младшая работает в физиотерапевтическом кабинете в 25-й поликлинике. У него брат двоюродный работал на рынке на «Динамо», в камере хранения жид работал. В магазине «Рублевском» товаровед жидовка. Пришел один, предприниматель ху*в, заполнил заявление, отвечал на вопросы, потом: «Я сдавать отпечатки не буду». Отморозок уже где. Все будут сдавать, все сдали.

Не сейчас, значит, потом, силой. Закон такой. Все начиная с призывного возраста должны сдать отпечатки пальцев. Все. Все есть в картотеке, про всех все известно. На каждого заведено дело. На каждого. Где живет, где работает, что говорит, смотрит ли в Интернете порнуху, кому звонит. Все звонки прослушиваются, все записывается, все разговоры записываются, известно, куда ходит, сколько денег, есть ли левые. Не сдашь — накажем рублем, не сдашь — в тыкву. Известно, по каким улицам ходит, каким транспортом ездит. И идешь еще, если в форме, и все время трясешься: не дай бог кирпич на голову с крыши. А он говорит: «Я не буду отпечатки сдавать». А еще голубые, блять. Педофилы. Он видел ролики в Интернете, как в России педофилов на фальшивые страницы «ВКонтакте» вылавливают, назначают им встречи, а потом учат жизни. Вот у кого сын растет, тот понимает. Надо перенимать. Хороший опыт. Видел смешной клип на Ютубе: мужик в автобусе поет под гармонь: «Ты гори-гори-гори-жидяра-ехохо! Ты гори-гори-гори-жидяра-ехохо! Ты гори-гори-гори-жидяра-ехохо! Ты гори-гори-гори-еврей! Анцвейдрей!» Протянул парню-оператору бумажку с номерами. «Лотерейный билет не желаете? «Ваше лото», «Миг удачи»?» Нет, спасибо. Парень-оператор склонился, стал вводить номера телефонов в комп.

Их обязывают предлагать лотерейные билеты. Во всех банках все операторы это спрашивают: «Ваше лото», «Миг удачи» не желаете?»

Ты выходишь из дому, ты платишь. Девушка в отороченной искусственным мехом куртке знает это очень хорошо. Сначала в транспорте, автобус или троллейбус, проезд тысяча триста рублей, если покупаешь талон у водителя — тысяча пятьсот рублей. И голосовое сообщение из динамика: «Просьба, чтобы купюра была не больше десяти тысяч». Если первый автобус, в который села, не довозит, садишься на метро. Тысяча триста рублей жетон. На руки не больше четырех жетонов. Почему? Непонятно. Не хватает их — так объясняют. Спускаешься в метро, у этой девушки тяжелая сумка, лежит нетбук, книжка, контейнер с обедом, который взяла из дому. Тягать сумку на плече достает, хочется куда-нибудь поставить. Но после теракта в метро на всех станциях убрали скамейки. Старухи, старики, женщины с маленькими детьми — все вынуждены стоять. Все стоят на платформе, потому что сесть некуда. Почти год люди стоят. Недавно скамейки вернули. Объяснялось это мерами безопасности. Она платит за проезд, она платит за еду, она платит за вход в клуб, она платит за воду. Дома она платит за свет, за воду, за квартиру, она платит за телефон сотовый и домашний, она платит за цифровое телевидение «Зал» плюс платит за специальный пакет каналов HD. Она платит дополнительно за чистую воду в бутылках по двадцать литров, по двадцать шесть тысяч за бутылку, потому что ту воду, которая течет из крана, за которую она платит, невозможно пить, она настолько хлорирована, что, если готовить чай, все равно чувствуется. Она не может мыть голову этой водой — появляется перхоть. Она платит за шампунь, мыло, одежду, за Интернет, за билет в кино. Она платит налоги с доходов 12 процентов. Перед этим ее родители, с которыми она живет, заплатили за эту квартиру в спальном районе на окраине города пятьдесят две тысячи долларов, чтобы она считалась их собственностью и чтобы они могли в ней платить за свет, за воду, за тепло. Они въехали и сразу поменяли окна, деревянные сменили на пластиковые, за три окна они заплатили восемьсот семьдесят долларов. А квартира на Каменной Горке однокомнатная с видом на кольцевую дорогу стоит семьдесят две тысячи долларов. Ее подруга снимает квартиру однокомнатную за двести сорок долларов на Наполеона Орды, и это другой конец города с видом на строительный гипермаркет «Омо». В ней не было ничего — ни плиты, ни мебели, ни холодильника, она платит за голые стены, просто потому, что дом новый. Она платит хозяйке за квартиру и за коммуналку. Хозяйка идет с этими деньгами, которые получила от нее за свою собственную квартиру, и платит с них налог, потому что она получила доход. У родителей этой девушки есть дача. Но земля им не принадлежит. В любой момент, если стране понадобится, эту землю могут отнять.

В любой момент, если это понадобится, квартиру любого могут отнять, правда, будут предлагать в эквиваленте такую же. Но не учитывается, что человек привык, пустил здесь корни. Если стране надо, ты должен отдать. Эта девушка садится в 81-й автобус и сорок минут выбирается из Малиновки.

На пути Юго-Запад: «Кирмаш», «Макдоналдс», кинотеатр «Берестье», секонд-хэнд, в котором стали очень большие цены теперь. Один свитер восемьдесят пять — сто тысяч. На Юго-Западе дома построены в форме олимпийских колец в честь Олимпиады 1980 года. Девушка выходит на улице Московской и пересаживается на 100-й автобус. Ее подруга садится на конечной возле строительного гипермаркета «Омо» на 35-й автобус, доезжает до остановки напротив гипермаркета «Вестер», пересаживается на 31-й троллейбус, проезжает одну остановку, идет пешком мимо кафетерия, почты, аптеки, магазина, строительного магазина «Палас» на остановку «Улица Уманская», садится на 40-й троллейбус, выходит на остановке «Райисполком». Она работает секретаршей в райисполкоме Московского района. Ее устроили по большому блату, потому что, несмотря на законодательство, по которому очередь на льготное жилье растягивается на пятнадцать, семнадцать, двадцать лет, а квадратный метр по льготной очереди стоит пять миллионов семьсот, она, работая в райисполкоме, потому что райисполком занимается этими вопросами, получит двухкомнатную, трехкомнатную квартиру через три года. Получит и сразу уволится. Три года из месяца в месяц она будет платить хозяйке двести сорок долларов, если та не поднимет цену. Три года она будет ждать своего жилья. Не семнадцать, не двадцать лет, не с 1987 года. Три года только. За это время она выплатит хозяйке квартиры восемь тысяч шестьсот сорок долларов плюс коммуналка за три года. Она продолжит платить, уже въехав в новую квартиру. Заплатит за двери, обои, бытовую технику, лампы, окна, если захочет, установит душевую кабину. Она будет платить, как и ее подруга, всю жизнь, пока не сдохнет. Потом заплатят ее родные. За гроб, за венки, за место на кладбище. Кто-нибудь из родных на похоронах скажет: «Она так любила жизнь».

Димин брат сдал отпечатки первым практически. Ну потому что это могло сказаться и на работе. Не продлили бы контракт, и всё. Он их сдал еще два года назад. Он отошел чуть в сторону, чтобы не мешать менту с портфелем в руке зайти в магазин. Когда пошло дело от участкового в районный суд, он сразу ему сказал: «Придурок, иди сдавай отпечатки», и Дима тогда пошел и на следующий день сдал их. Они собрали все справки, какие только могли. Мент что-то спрашивает у Ляны, закидывает шапку на затылок, уходит за Ляной. Провожая их взглядом, Димин брат поджимает губы, чуть сильнее сжимая в руке рацию, отходит в сторону, мимо проходит одноклассник его племянницы с мамой. Мама — красивая молодая женщина. Над одноклассником этим, племянница рассказывала, все стебутся в классе. Он слушает группу «Гориллаз». Все говорят: «Годиллаз». Племянница говорит, что он хочет выделяться, ходит в школу в кардигане. Что не слушает Нойза ЭмСи только потому, что, она знает, у него на телефоне был Женя Мельковский записан. Но он говорил, что качал просто одной девочке из Интернета. Он говорит, что «Ворлд оф варкрафт» тупая игра. Что «Гориллаз» по всему миру слушают миллионы людей. А вот в 3-й школе на Грушевской эта группа известна только ему одному. И что такое чилвейв, известно тоже только ему одному. Что так нельзя, как он, выделять себя из всех остальных. Например, все смотрят «Интернов», «Зайцев плюс», «Нашу Рашу», а он не смотрит. Говорит, что это лажа, тупой юмор. «Реальные пацаны» тоже для него тупо. Он сказал, что ему сказал его дядя, что он был точно таким же в школе и что друзей себе нашел только в институте, поэтому он не парится, что в школе у него ни с кем нет общих интересов. Что если он покажет учительнице, какие фильмы дома смотрит, потому что он знает, кто такой Ксавье Долан, потому что он знает, что это за фильм «Субмарина», но если он классной скажет, что ему нравится режиссер Ксавье Долан, она сразу позвонит маме и скажет: «Какие фильмы смотрит ваш ребенок? Я включила этого Ксавье Долана, это же сплошной ужас». А этот режиссер, он же гей. Для одноклассника племянницы Диминого брата это не проблема, он уже определился к шестому классу со своей ориентацией и может смело сказать: «Мама, успокойся, я не гей. Ксавье Долан стильный, но это не значит, что я хочу тоже геем быть. Кстати, такую прическу, как у него, я пока не хочу. Это пока для меня чересчур. В школе не могут смириться с моей лондонской олдскульной стрижкой, что скажут, если я приду с такой стрижкой, как у Ксавье Долана?» Никто в его классе не знает, что такое олдскульный, инди, не знают, кто такой Ноэль Филдинг. В шестом классе школы номер 3 города Минска только этот одноклассник племянницы Диминого брата смотрит «Майти буш», «Отбросы» и знает, кто такой Зак Снайдер. Он называет себя инди-кидом, единственным во всем классе, у него в плейер закачаны все альбомы «Арктик манкиз», он знает, что галстук и кардиган — это стильно. Знает, что такое конверсы. Что? Конверсы? Это мультик типа твоих этих, радиоактивных? Нет, бабушка, конверсы — это кеды, фирма. А, господи! Я думаю, что он мне все голову дурит этими конверсами. Племяннице Диминого брата очень повезло, что за партой сзади нее сидит такой одноклассник. Но ей больше нравится Илья, который хочет стать скинхедом. Все это старший брат Димы вынужден выслушивать каждый вечер, приходя с работы, потому что они живут

в одной квартире. Он, сестра, ее муж и племянница. И только Дима живет отдельно на Ангарской, в четырехэтажной хрущевке, вместе с другом снимают однокомнатную квартиру за сто шестьдесят долларов. Спрашивается, какой он алкоголик? Квартиру снимает, купил новый сотовый, купил ребенку сотовый, купил канцтоваров к школе ему на сто шестьдесят тысяч, купил куртку на весну. Когда он забрал его, привел в поликлинику 25-ю, у врача глаза на лоб вылезли: посмотрите, говорит, у него сыпь, говорит, как, я такой сыпи сто лет не видела, такая сыпь бывает, когда ребенок не купан месяцами. Тебя мама когда купала последний раз? Не помню, говорит. Ну, покажи голову свою. Наклонили голову, там тихий ужас, места живого нет. Он отвел малого к матери в общагу от Футлярного бывшего. Ребенок за месяц поправился, набрал три килограмма, он в восемь лет в первый раз йогурт попробовал. Так какой же мой брат алкоголик?! Справка с последнего места работы — вот она. Вот справка от нарколога. Вот от тещи из Березина показания: купил сыну компьютер. Разве алкоголик сможет это все сделать? Приводы были, да. Так вы и сами знаете, какая милиция. Он, может, непьяный, пива выпил — всё уже. Так он пива полгода уже не пьет. Оскорблял участкового милиционера, матом на него крыл. Так кто ж их любит? Ментов не любит никто, кроме их родителей и друзей. В сетях их гнобят, они себя удаляют из сетей. Омоновцы закрывают свои страницы, которые людей разгоняли. У одного спецназовца на странице было написано любимое развлечение: люблю бить девушек дубинкой по голове. Это шутка такая. Менты забирают у пьяных деньги, мобильники. Старух, стариков прогоняют, которые продают еду. Но если где-то дерутся, ни один мент не полезет разнимать. Если гуляет пьяная компания, ни один участковый не поедет разбираться. Димин брат украдкой быстро вынул из кармана мобильник, не давал покоя один вопрос, кто только такие дебильные вопросы придумывает. И выбрал все-таки четвертый вариант ответа. Картошка, что еще может быть? Порча клубней вследствие глобального загрязнения окружающей среды.

Бритва «Филипс» с тремя ножами стоит триста шестьдесят тысяч. Для жестких волос. Он подумал и взял все-таки фен за сто восемнадцать тысяч. Все-таки 8 Марта, надо жёнке дарить будет что-то.

«Три дня в аду». Фото Юлии Люстарновой

Воскресенье

На 23-е подруга подарила Диме бальзам «Нивея» за сорок восемь тысяч. Он ездил к малому в деревню, купил рулет такой шоколадный бисквитный за шесть тысяч семьсот. Три сырка глазированных по две триста, это он отдал две триста плюс две триста, это четыре шестьсот и еще, это шесть девятьсот. Шесть девятьсот плюс фанта пять тысяч, и купил на вокзале булочек по тысяче двести, итого он съездил к нему на шесть семьсот и шесть девятьсот, это будет тринадцать тысяч шестьсот и две булочки, это тринадцать тысяч плюс две четыреста, пятнадцать четыреста и плюс шестьсот, это шестнадцать. Шестнадцать тысяч. В Березине купил еще пачку «Лэйс» за восемь тысяч. Малой любит крабовые палочки, купил ему крабовые палочки. Домой купил, когда уже ехал обратно, в «Просторе» батон с изюмом за три тысячи, а неделю назад он стоил две восемьсот. Сок стоил морковный пол-литра в стеклянной банке три двести, а уже через два дня буквально три семьсот пятьдесят. Самый дешевый тыквенный в стеклянной банке стоил сначала две восемьсот, потом три двести, потом пять девятьсот. А теперь шесть восемьсот девяносто. Плавленые сырки в баночках «Ласковое лето» две восемьсот. Чай «Липтон» семнадцать тысяч. Значит, чтобы попить чаю с батоном и плавленым сырком, надо заплатить двадцать две тысячи восемьсот рублей. А надо будет еще что-то взять с собой в ЛТП. И малой просил положить ему на телефон десять тысяч. По дороге заехал к матери. Договорились, что бабушка положит пять и он пять. Мать рассказала, что на районе у них там, если выше идти от общаг вдоль железной дороги к депо железнодорожному, частный сектор в красной черте. Горел дом. Двадцать минут ехали пожарные, двадцать минут искали люк, зимой, пока нашли, потянули шланги, гидравлика сломалась. За час весь дом сгорел, а пожарные ничего сделать не могут. Не работает гидравлика, шланги не качают воду. Стояли и смотрели, как горит дом у людей.

Домой не хотелось. Поехал к брату на Слободскую. Пошел на конечную шестерки и 49-го, через болото к Семашко, мимо строительного училища, сел напротив на 65-й троллейбус, на остановке напротив 9-й поликлиники, там дядька его лежал, в шестьдесят лет заболел астмой. Пока закурил, приехал 65-й, полный битком. Из города едут в спальные районы люди. Стоял всю дорогу рядом с мужиком в меховой шапке и высоким парнем с дредами. Парень вышел на Громова. Что-то передумал сразу к брату идти, вспомнил, что надо сделать ксерокопию паспорта, вышел на «АТС» пошел на «Белтелеком», заплатил за ксерокопию две с половиной тысячи, на сдачу с трех тысяч взял на четырнадцать минут Интернет, открыл свою страницу «ВКонтакте», видит: поздравительная открытка с праздником всех мужчин 23 февраля. Салют и цветы. Залез на онлайнер посмотреть, сколько стоят телевизоры, как у сестры плазма «Элджи», 106 сантиметров диагональ. Четыре миллиона восемьсот тысяч, это шестьсот баксов, стал смотреть пылесосы, блендеры, микроволновки. Времени оставалось еще семь минут. Полез смотреть по второму разу все. На трех минутах на мониторе выскочила табличка: осталось три минуты. Влез опять на страницу «ВКонтакте», кликнул на гороскоп, потом увидел, что осталось пятнадцать, четырнадцать, тринадцать секунд, вышел из «Контакта», поднялся и, на ходу надевая шапку, пошел к дверям. На улице уже было темно. Мимо по тротуару прошла женщина с огромной овчаркой.

Брат лежал в зале, смотрел телевизор, племянница гуляла в компьютере, сестра мыла посуду на кухне, после стола праздничного. Ее муж открыл Диме дверь и, шаркая тапками, потянулся в зал, плюхнулся в кресло, стал дальше смотреть телевизор. Брат поднялся, пошел на кухню. Дима сидел на стуле между холодильником и столом, сказал, что сыт, ничего не хочет, у матери поел. Брат оперся плечом на дверной косяк, скрестил ноги, тапок отлип от пятки, свесился с ноги. За окном на стадионе кто-то стал херачить петарды, потом взрывали ракеты, прибежала племянница, на кухне выключили свет, притянулся муж сестры, все смотрели в окно и считали залпы. Один, два, три, четыре, пять. Про ЛТП обмолвились один раз только, сестра сказала, что надо туалетной бумаги будет взять с собой, она купила шесть рулонов за одиннадцать тысяч. Дима посмотрел, она желтая, двухслойная, какая-то пидарастическая, если он такую бумагу перед мужиками достанет. Сестра психанула, сказала, нормальная бумага. В 21.30 Дима ушел.

А брат еще в пол-одиннадцатого поехал в Сухарево к подруге. Водитель еще поднял интересную тему, спросил. Маршрутное такси — это что? Приравнивается к автобусу или к такси? К тому, что, когда сидишь спереди, пристегиваться надо или нет? Влезла мысль, и думал про это всю дорогу. Потом пока шел на работу через стоянку перед «Гиппо», думал всё: надо пристегиваться в маршрутке на первом сиденье или нет? В воскресенье к Ляне пришел кавалер, они пошли в пиццерию. Он хотел после обеда уйти, надо было помочь Диме собраться. Обедал в подсобке в гардеробе, возле своего шкафчика. Еще осталась селедка под шубой с четверга, что сестра готовила, и сосиски он себе отварил две. Сосиски остыли, из-за огромного количества сои при варке разбухли и холодные были совсем невкусные. Потом перегорела лампочка, свет стал совсем тусклый.

Игорю, однокурснику, рассказала про дешевую курицу на вокзале Люда, его знакомая, она секретаршей в суде работала до пенсии. А Игорь уже позвонил ему. Везде курица по двадцать пять тысяч, а на вокзале — двадцать одна.

Он поехал утром в воскресенье сразу после звонка, сел на 74-й автобус на конечной, там, где мост через кольцевую, и доехал до вокзала, хотел выйти на «Музкомедии», на повороте, зайти в «Столицу» посмотреть лезвия, там были лезвия в киоске, пять штук «Биг стар» за семь тысяч. Но посмотрел, что еще только 9.30, а «Столица» открывается в 10.00. Берцы со вчерашнего еще хождения не совсем просохли, в носке чувствовалась такая теплая влажность немного. Он надел двое носков, одни он носил черные всегда, в ГУМе покупал, а вторые надел сегодня шерстяные, вязаные, купил у бабки в переходе, как идти на авторынок малиновский. Кололись, и нога чесалась даже через носки. Прикинул, что если бы не бесплатный проезд ему, это он бы накатал за сегодня!.. Тысяча триста до вокзала, с вокзала на шестерке тысяча триста до Минина, с Минина пошел на «Автосилу» через гаражи мимо стоянки, его знакомый участковый называл это место «адская лестница», через дорогу мимо школы к детской поликлинике, туда наверх к «Паласу», за «Паласом» сразу остановка «Уманская», 40-й троллейбус, тысяча триста до Комаровки, с Комаровки на метро тысяча триста или тысяча триста на троллейбусе обратно до Немиги, там пройти к «Макдоналдсу», повернуть направо, подняться чуть вверх мимо центра медицинского «Благовест», справа кинотеатр. А через дорогу слева парикмахерская, там фотография в стекле большая артиста из «Сверхъестественного». А жена захотела сходить на «Шерлока Холмса: Игра теней». Первую они смотрели в октябре, а в «Беларуси» еще ни разу не были, решили сходить на «Шерлока Холмса». Это раз, два, три, четыре. Четыре раза по тысяче триста, и обратно если ехать, это можно спуститься в метро, доехать до вокзала, там перейти на Дружную, сесть на 81-й, 32-й автобус или 65-й троллейбус. Это еще два раза по тысяче триста. Это семь восемьсот. Семь восемьсот он до обеда уже сэкономил. Кино в 16.20, поедут на маршрутке 53-й, по пять тысяч, это десять тысяч, обратно поедут тоже на маршрутке, если влезут, если нет — поедут на 53-м троллейбусе, будут ехать сорок минут в битком переполненном троллейбусе через весь город. Итого он экономит в день двадцать семь восемьсот, спасибо работе. При зарплате, допустим, как у его жены, которая работает в центре детского творчества «Золак», миллион восемьсот. Двадцать семь восемьсот… грубо округляем… двадцать восемь тысяч в день… это она бы отдавала только на проезд в месяц почти восемьсот сорок тысяч рублей.

В кинотеатре в очереди услышал, как уборщица другой говорила: «Люди уже ничему не удивляются». Вторая поквохтала, подакала, и разошлись со своими тряпками. Он еще хотел заехать в аптеку на Московской, возле Дома быта, мать просила лекарства купить от давления. Подобрала себе лекарство, называется физиотенз. Семьдесят девять тысяч по 0,4 — это в этой аптеке только на Московской в одной. А в государственных даже на тридцать тысяч дороже. Попросила купить, сказала, что в понедельник отдаст деньги. В Доме быта хоть поссать зашел за день. Пока поднимался на второй этаж, спросил, сколько стрижка мужская. От сорока тысяч. Мыла в туалете не было, зеркало треснуло слегка по краю.

Что у мента в портфеле. Курица — двадцать одна тысяча за килограмм, свинина по семьдесят две тысячи за килограмм, семена на рассаду: кабачки, огурцы, фасоль спаржевая, тыква, морковка, земляника, капуста декоративная, цветет до Нового года практически, если снег не лежит. Это все потянуло на пятьдесят две тысячи, в мешке отдельно торфяные горшочки для рассады под землянику, по шесть штук в контейнере, один горшочек четыреста рублей, четыре контейнера — это девять тысяч шестьсот, к тому плюс земля, десять тысяч за четыре с половиной килограмма. Авокадо штука от пятнадцати тысяч, жена хочет роллы попробовать сама сделать. Рис специальный от тридцати тысяч, водоросли двадцать тысяч, рыба от пятидесяти тысяч, огурцы зимой от двенадцати тысяч за килограмм, mp3 Трофима, паспорт. И так каждый день, только меняются продукты: вместо авокадо яйца, допустим, вместо огурцов батон и хлеб, молоко, кефир, может, баночка кукурузы на салат или селедка. Когда выходил из «Каравая» напротив площади Победы, вдруг замер, напрягся, неужели все-таки кирпич. Из сталинки кто-то. Потом решился, поднял голову. Нет. С козырька крыши упал ком снега. Собрался и пошел дальше. Через парк Горького вдоль речки, мимо стадиона для хоккея на траве вышел на Пулихова к трамваям. Сел на четверку до вокзала, перешел на Дружную, там сел на 120-й. Надо еще порошок зайти в «Простор» купить успеть, и зубная паста закончилась. Магомет к горе не ходит. Он ее еще носил сначала, прикидывал: пятьсот долларов — шестьсот, пятьсот — шестьсот, потом понял, что… и положил папку обратно в стол на работе.

В музее, когда на улице нулевая температура, плюс три. Девушка, у которой мама любит петь, сидит в кабинете, не снимая куртку. С ней в кабинете в вос-кресенье сидят еще четыре женщины. Надо выполнять план. Пять экскурсий в день. Билет в музей стоит двадцать тысяч. В музей ходят, как правило, если ходят вообще, то минимум вдвоем. Это сорок тысяч. Сорок тысяч. А сорок тысяч — это палка колбасы. Даже не нужно долго думать, кто что выберет. Отец принес девушке на работу масляный радиатор. Она подпирает кулаком подбородок и смотрит в окно на ворон.

Вороны сидят на березе во дворе.

ЛТП — это лечебно-трудовой профилакторий расшифровывается. Это пять брезентовых палаток в ста километрах от Минска, недалеко от деревни, в лесу. В палатке десять человек. Это все мужчины среднего возраста, пьяницы, тунеядцы, те, кого страна согревать не собирается. Палатки не отапливаются, света нет. При температуре на улице минус десять в палатке температура минус десять…

Пьеса была представлена в программе международного фестиваля театра и кино о современности «Текстура» (Пермь).