Это один из немногих моих сценариев, который представляет собой развернутый сон.

 Мне довольно часто снится моя покойная мать, и обычно во сне между мною и ею стоит непреодолимая преграда, мешающая общению. Она носит не столько мистический, сколько моральный характер, как будто я предал ее, не пришел в решающий для матери момент, чего-то важного не сделал и т.д. Я просыпаюсь после этих снов разбитый с болящим сердцем, в котором саднит горе, — так, наверное, чувствует себя серьезный предатель после того, как проступок совершен. Все это более чем странно — десятилетия я жил с матерью под одной крышей и, кажется, всегда уважал ее.

Другой навязчивый бред, приходящий ночью, — подземный город, в котором я случайно оказываюсь и ищу выход. В городе этом страх уживается с осознанием собственной силы, точнее, с чувством, которое говорит мне, что я все равно из него вырвусь.

Я не хожу к психоаналитикам и терапию провожу как умею, в основном тем, что переношу мучающие меня образы и чувства на бумагу. Через эти два сюжетных архетипа — потерянной матери и подземного города — я постарался передать в сценарии не только собственный мир, но и время, в котором волею судеб очутился, пути России прошлой и нынешней. Не знаю, насколько мне это удалось.

Естественно, что подобный «личный» текст труден для экранного воплощения. Один режиссер, с которым я сделал две картины, прочел его и пропал. Другой, Владимир Мирзоев, согласился его ставить, но деньги ищутся и поныне. Возможно, что под этот сценарий их никогда не будет.

Все же я думаю, что «Конкубино» существует помимо снятого фильма. После оформления текста ночные кошмары, связанные с матерью и подземным городом, ослабели. Я не знаю, хорошо ли это. Мне жаль потерянного страха и боли.

Передавая этот сценарий в «Искусство кино» для публикации, надеюсь, что он будет интересен не только людям, следящим за моим творчеством. Мы все плывем в одной лодке, и сюжеты, мучающие одного человека, могут быть близкими и для другого.

Юрий Арабов

Конкубино (конкубинат) — незаконное сожительство мужчины с женщиной (реже с демоном), осуждаемое в Древнем мире.

Из газет

 
В маленьком черно-белом телевизоре возникает музыковед Светлана Вино-градова, популярная ведущая музыкальных передач в 60—70-е годы прошлого века.

М у з ы к о в е д. Здравствуйте, уважаемые любители оперы! Сегодня нам предстоит удивительная и радостная встреча с гениальным творением Петра Ильича Чайковского — оперой «Иоланта».

Мальчик лет семи играет на полу в солдатики и смотрит одним глазом черно-белый телевизор. На диване сидит его сестра Лика, старше лет на пять, и внимательно слушает Виноградову.

М у з ы к о в е д. Почему же Петр Ильич взял для своей оперы такой странный сюжет, поместив в центр немощную Иоланту, слепую от рождения, не видящую радостных красок нашего мира, а живущую в грезах и химерах своей невинной детской души?

Малыш на полу сбивает ряды солдатиков маленьким железным шариком. Квартира большая, просторная, с высокими потолками и лепниной на стенах.

Л и к а (с гордостью). Сейчас будет петь твоя мама!..

...В зале театра, из которого ведется трансляция, гаснет свет. Звучит увертюра. Телекамера издалека показывает правительственную ложу.

В бархатной тьме заметен человек с густыми бровями и несколько сонным взглядом, вполне подобающим для прослушивания оперы.

Сестра держит на коленях клавир и сличает с ним то, что слышит.

Внезапно на сцене происходит какое-то замешательство. Певица, исполняющая роль слепой Иоланты, перестает петь. Возникает телевизионная заставка. Появляется диктор с торжественно-растерянным холеным лицом.

Д и к т о р (поставленным голосом). Трансляция оперы прерывается по техническим причинам.

По улицам большого города едет блестящая черная «Волга» с бегущим оленем на капоте. Останавливается у высотного здания со шпилем. Из машины двое мужчин выводят актрису, певшую в спектакле Иоланту. Держа под руки, ведут к подъезду.

Звонят в квартиру.

Л и к а (открывая дверь). Мама, что с тобой?

М а т ь. Я ничего не вижу!..

Титр: «Прошло тридцать лет»

Квартира Якова. По-прежнему в доме звучит Чайковский. Музыка несется из старого проигрывателя радиолы «Урал» 50-х годов. Все та же просторная квартира, только пришедшая в негодность — на потолке разводы, со стен кое-где свисают клочья обоев.

Лика и ее брат собираются на работу.

Лика надевает на себя короткую белую комбинацию, на нее — черную длинную комбинацию, поверх — черную юбку и зеленый свитер. Высокая, плоская, романтичная. Густо красит черной краской и без того черные ресницы и брови.

Л и к а. Если тебе будет плохо, стучи соседям...

Дает матери в руки большой молоток. Та сидит в темных очках в кресле-каталке...

М а т ь. Ты опять запрешь меня?

Л и к а. Зато ты никуда не уйдешь и к тебе никто не войдет. А если что случится, у соседей есть ключи.

Вместе с братом Яковом выходит на лестничную площадку и запирает дверь на многочисленные замки.

Я к о в. Мы что-то не то делаем!

Л и к а. Ну тогда оставайся с ней! Это ты бежишь от больного человека, а не я!

Мать изнутри квартиры слушает, как щелкает железо. Подъезжает с молотком к холодильнику и открывает его. Он пуст.

Из радиоприемника звучит бессмертная музыка.

Репетиционный зал. Яков в оркестре играет на гобое. Звучит увертюра к опере «Иоланта». Оркестр большой, человек восемьдесят... Дирижер — альбинос с короткой бородкой и застенчивыми глазами. Слегка похожий на П.И.Чайковского.

Внезапно приходит администратор, короткий толстый мужичок в спортивной майке, и что-то шепчет на ухо дирижеру. Дирижер опускает руки, и музыка прекращается.

В дверях видны молодые люди в восточных кимоно с иероглифами. Они в нетерпении толкутся на пороге зала.

Д и р и ж е р. Господа! Нас просят покинуть помещение... Здесь будет Центр восточных единоборств.

Городская клиническая больница. Операционная. Лика в белом халате протирает губкой стол, макая ее в специальный раствор. На столе остатки крови и какой-то густой желтой жидкости, напоминающей гной. Лика, на секунду наклонившись, нюхает ее, затем продолжает манипуляции с губкой… Долго моет руки и инструменты.

Лика едет в троллейбусе домой, держа в руках переполненные продуктами пакеты.

Внезапно слышатся раскаты грома. Троллейбус попадает в грозу и останавливается.

Сверкает молния. Лика кричит от ужаса. Люди в недоумении оборачиваются на нее. Маленький ребенок начинает громко плакать.

Лика приходит домой мокрая, взъерошенная...

Л и к а. Это я, мама!

Мать выезжает к ней на коляске, но Лика пятится.

Л и к а. Погоди. Не прикасайся ко мне. (Проводит рукой по батарее, и из пальцев летят искры.) Так и есть. Опять зарядилась...

М а т ь. У меня глаза слезятся.

Лика надевает на руки резиновые перчатки, чтоб изолировать ток, и начинает протирать матери глаза борной кислотой.

М а т ь. Игнаций Лойола... Он кто?

Л и к а. Не знаю. А кем ему быть?

М а т ь. Но это известный человек?

Л и к а (сдержанно). Не уверена.

Засовывает использованную ватку в карман платья.

М а т ь. А Исаак Израилевич?

Л и к а (с готовностью). Исаак Израилевич — известный. Он заведует хирургическим отделением в нашей больнице.

М а т ь. Он сказал мне, что у меня не слепота, а стигматы. Как у Игнация Лойолы. Тот подражал Христу, и у него на руках открылись раны.

Л и к а (задумчиво). Эта опера

у Чайковского вообще очень странная... Не люблю ее. Кто-нибудь допел ее до конца?

М а т ь. Конечно. У меня есть пластинка.

Л и к а. Но то в студии. Там же поют кусками. А вот так, на сцене, чтобы с начала и до конца?

Мать молчит.

Открывается дверь, и в квартиру входит Яков.

Я к о в (радостно). Поздравьте меня! Я больше не музыкант.

Кланяется бюсту Бетховена.

За круглым столом под потрепанным абажуром сидят трое и ужинают.

М а т ь. Но разве нельзя играть в другом помещении? В войну играли в окопах, в блиндажах...

Я к о в. За блиндаж приходится платить высокую арендную плату.

М а т ь. Не понимаю. Ты это о ком? О партизанах?

Яков утвердительно мычит.

М а т ь (с ужасом). Но они же воевали бесплатно!

Я к о в. Бесплатно. Но за блиндаж платили.

Л и к а. Да хорошо это.

Я к о в. Что хорошо?

Л и к а. Будешь сидеть дома. С мамой.

Я к о в. А на какие шиши я буду сидеть дома с мамой? (По возможности, спокойно.) Впрочем, я давно знал, что ты завидуешь моим занятиям музыкой!

Л и к а. А чему тут завидовать?

Я к о в. Я думаю, что фраку, в котором я выступал.

Л и к а (мстительно). Это и была твоя музыка — сидеть во фраке перед гомиками и делать значительный вид.

Я к о в (собравшись с духом). Сидеть все-таки лучше, чем резать их ножом.

Л и к а (нервно). Я не режу, я не режу! Это главный хирург их режет!

Раздается телефонный звонок.

Я к о в. Наверное, меня!

Оглядывается, потому что найти телефон довольно сложно. Судя по звуку, он находится где-то на полу. Яков становится на колени, смотрит под кровать, но там ничего нет. Понимает, что телефон, скорее всего, в кровати, замотанный простынями и одеялом. Осторожно, чтобы не разъединить связь, разбирает белье и находит аппарат. Однако Лика быстро снимает трубку первой. Пальцы ее искрят.

Л и к а. Алло, алло! (Дует в трубку.) Ничего не слышно!

Похоже, что от ее электрических пальцев телефон ломается. Яков бьет по рычагу, но в трубке даже нет коротких гудков.

Я к о в. Все оттого, что ты сняла перчатки!

В нетерпении выбегает из квартиры.

Лика расстраивается и начинает хлюпать носом.

Л и к а (самой себе). Почему я всегда все ломаю?

Мать едет в свою комнату. Не снимая черных очков, ставит на проигрыватель пластинку, ставит на ощупь, осторожно и точно, не делая лишних движений. Начинает звучать «Пиковая дама».

М а т ь (приподнявшись в кресле, беря верхнее «ля»). А-а-а!

Лика вздрагивает.

Мать возвращается в кресло и, проверив свой голос, довольная, начинает слушать оперу.

Расстроенная Лика вытаскивает из морозильника сосиску и катает между ладонями. Сосиска, заряженная энергией, начинает дымиться.

Яков звонит в квартиру, расположенную в пятиэтажной хрущевке. В руках у него огромный пакет «Педигри». Ему открывает женщина в коротком халате, эффектная, средних лет, с дредами, которые не совсем соответствуют ее возрасту.

Я к о в. Это ты мне сейчас звонила?

А л и н а. Почему я должна тебе звонить?

Кругом: на полу, в коридоре и комнате — копошатся маленькие щенки различных пород. Они сидят в коробках из-под обуви и походят на единую бурую биомассу.

Я к о в. Лика опять вырубила телефон. Можно от тебя позвонить на станцию?

А л и н а. Звони.

Отбирает у него пакет с собачьим кормом.

Я к о в. Алло! Телефонный узел? Мне нужно вызвать монтера. Да! Телефон вырубился. Ничего не слышно...

А л и н а (когда Яков вешает трубку). У меня есть нечего.

Я к о в. Я могу сбегать в магазин.

А л и н а. Не надо. (Разрезает принесенный пакет и пробует собачий корм.) Гадость! Хочешь попробовать?

Я к о в. Я скоро вообще ничего приносить не буду. Оркестр распущен.

А л и н а. Так вам и надо!

Я к о в. В каком смысле?

А л и н а. А в том, что нужно было ехать в Европу. Как все другие оркестры.

Я к о в. Но если все другие оркестры едут в Европу, то куда уедем мы? Там в любом городке полно наших. Дадут пюпитром по голове, и все дела!

А л и н а. И что ты теперь собираешься делать?

Я к о в. Торговать на рынке твоими щенками.

А л и н а. Не надо. Достаточно того, что я загубила свой педагогический талант.

Я к о в. Экая радость! Сидеть

в средней школе и ставить перед болванами химические опыты.

А л и н а. Но я-то всегда мечтала преподавать литературу. Читать детям Блока, Есенина!

Я к о в. Ну так и читала бы! Зачем же ты преподавала химию?

А л и н а. Так сложилась жизнь.

Я к о в. Дерьмово сложилась. Впрочем, что бы ты сегодня имела со своей литературы?

А л и н а. Интерес. Изучала бы текст Андрея Белого и вывела бы его алгоритм.

Я к о в. А если там нет никакого алгоритма?

А л и н а. А что же там есть?

Я к о в. Ничего. Гордыня и завышенная самооценка.

А л и н а. Не может такого быть.

Я к о в (задумчиво). Если сказать честно, то мне осточертел Чайковский. Я даже рад, что нас распустили.

А л и н а (испытующе). А Моцарт?

Я к о в. Что Моцарт? Это та же попса, но только XVIII века!

Делает шаг к Алине и хочет ее обнять.

А л и н а. Ты же знаешь, что я не могу при них!

Показывает на щенков.

Яков яростно сгребает коробки в коридор. Щенки шевелятся и пищат. Он возвращается к Алине. Касается рукой ее заплетенных косичек.

Я к о в. Африка?

А л и н а. Ямайка.

Хозяйка отступает в угол. И кладет у своих ног какую-то веревочку полукругом.

А л и н а. Попробуй, переступи!

Яков пытается переступить, но не может.

Я к о в. Не могу! Что за черт?!

А л и н а. Тогда почему ты думаешь, что можешь любить? Если даже переступить веревочку не можешь?

Я к о в. Что это за веревочка, к чертям собачьим?

А л и н а. Эта веревочка — моя девственность.

Я к о в. Какая девственность? Ты же рожала!

А л и н а. Это ничего не значит! Под твоими ногами — бретелька от моего школьного фартука. Попробуй, переступи через нее!

Яков делает еще одну безнадежную попытку.

Я к о в. Ноги не идут!

Тогда Алина сама переступает через бретельку и страстно целует Якова в губы. Он бросается к ней.

А л и н а. Нет!

Она снова перешагивает через бретельку и пятится к стене.

Я к о в. Баста! Я ухожу.

В досаде зачерпывает ладонью собачий корм и отправляет себе в рот.

А л и н а. Пойди поздоровайся с Мирабеллой. А потом уже уходи.

Яков покорно направляется в смежную комнату.

Дочка Мирабелла, юная, толстая и крашеная, но со здоровым румянцем во всю щеку, слушает музыку в наушниках в маленькой комнате с двухэтажной кроватью. На первом этаже кровати навалены игрушки. На втором — иллюстрированные журналы «Менс Хелс».

Я к о в. Мирабелла, привет!

Девочка не слышит. Яков насильно снимает с ее уха один из наушников и с любопытством наклоняется, чтобы понять, что она слушает.

Из наушника доносится звук мотоциклетного мотора.

Яков возвращается в комнату к Алине.

Я к о в. Поздоровался. Теперь что?

А л и н а (задумчиво). Знаешь, после чего я ушла из школы? Я ставила опыты с хлористым ангидридом. Пробирка сильно задымила, и один парень, отличник, сказал вслух: «Сейчас херанет». А я ответила ему: «Не должно».

Я к о в. А дальше?

А л и н а. Дальше я подала заявление и ушла по собственному желанию.

Я к о в. Я в химии ничего не смыслю.

А л и н а. Я тоже.

Я к о в. Мне уходить?

А л и н а. Иди.

Он делает шаг ей навстречу, но Алина быстро кладет у своих ног все ту же бретельку.

...А дальше, если отойти от ее ног, можно увидеть вату, разбросанную по полу. Некоторые куски испачканы чем-то бурым. Открытый полупролитый пузырек. Скомканное полотенце, брошенное в кресле.

Однако это уже не квартира Алины, а квартира Якова.

В ванной горит свет, и там происходит какое-то страшное, угрожающее всему живому движение.

Яков, подозревая о его характере, сначала не решается идти туда, но потом, пересиливая себя, делает несколько тяжелых шагов. Коридор перед ним удлиняется, превратившись в длинный туннель. Яков идет медленно, словно во сне. Но когда открывает дверь ванной, то движения и события становятся чрезвычайно быстрыми.

Л и к а. У мамы кровь!

Яков бросается к аптечке и хватает пузырек с перекисью водорода. Вдвоем с сестрой они прикладывают мокрую вату к кровоточащим глазам матери.

Я к о в (шепотом). Не давай ей слушать эту проклятую музыку!

Вата, приложенная к уголкам глаз матери, остается белой.

Л и к а. Дело не в музыке...

Кровь постепенно перестает течь.

Мать вдруг берет в свои руки ладони сына. Гладит, ощупывает их.

М а т ь. Кто это?

Утро следующего дня. Звонок в дверь. Яков, давясь зевотой и запахивая на груди потертый халат, открывает. На пороге стоит человек с короткой бородкой.

Д и р и ж е р. Телефонного мастера вызывали?

Я к о в (не догадываясь спросонья). Да, да! Проходите! (И вдруг до него доходит, что к нему пришел дирижер распущенного оркестра. Маэстро одет в замызганную спецовку, из кармана торчат электрические провода. Яков говорит потрясенно.) Но вы же дирижер!

Д и р и ж е р. Вы что-то путаете.

Я телефонный мастер!

Я к о в. Но вы же были дирижером!

Д и р и ж е р. Только в свободное от основной работы время.

Я к о в. Не понимаю.

Д и р и ж е р. Нельзя всю жизнь махать руками, сынок! (Проходит в гостиную, задумчиво берет в руки телефонный аппарат, стоящий на полу. Вскрывает его ножом с замотанной синей изоляцией ручкой. Телефон большой, черный, оставшийся еще с советских времен. На диске буквы: «А, Б, В...».) Когда я был маленький, я просто набирал эти буквы, чтобы позвонить друзьям. Например, «Вася»...

Я к о в. И дозванивались?

Д и р и ж е р. Иногда. (Подсоединяет к кишкам механизма осциллограф.) Это совершенно безнадежный аппарат.

Я к о в. В каком смысле?

Д и р и ж е р. Починить его можно. Но при условии, что или ты говоришь, но не слышишь. Или слышишь, но не говоришь. Потому что тебя не слышат.

Я к о в. Что же делать?

Д и р и ж е р. Покупать новый.

Я к о в. У меня каждая копейка на счету. Я же безработный.

Д и р и ж е р. Ну как знаете. (Отсоединяет от аппарата осциллограф и прячет его в карман спецовки. Задумчиво.) Нам требуются сотрудники.

Я к о в. На телефонной станции?

Д и р и ж е р. Нет, в фонде развития. Я там по совместительству.

Я к о в. А чем занимается фонд?

Д и р и ж е р. Креативный дизайн. Впрочем, я не в курсе. Как говорится, на подхвате...

Я к о в. Но я же ничего не умею делать!

Д и р и ж е р. Посуду мыть умеете?

Я к о в. Иногда.

Д и р и ж е р. Подметать пол?

Я к о в. Еще реже.

Д и р и ж е р. Там тоже никто не подметает.

Я к о в. Тогда это мое.

Д и р и ж е р. Станция «Проспект металлургов». Перед входом в тоннель. Могу нарисовать план.

Вынимает из потертой спецовки очень дорогую ручку «Паркер», чертит план на листочке бумаги. Отдает его Якову.

Я к о в. А к металлургии это имеет отношение?

Д и р и ж е р (шепотом). Здесь главное не металл, а «мета». Вы скоро сами все поймете... (Громко.) Так как вам делать телефон? Чтобы вы слышали, но не говорили? Или чтобы говорили, но не слышали?

Я к о в. Чтобы я слышал, но не мог возразить.

Д и р и ж е р (включая в розетку паяльник). Тогда вам будут звонить одни женщины.

Дотрагивается концом паяльника до какого-то контакта. Тут же раздается звонок.

А л и н а (голос из трубки). Срочно приходи!

Короткие гудки.

Я к о в. А откуда она знает, что я не могу говорить?

Д и р и ж е р. Я же сказал, что это будет сугубо женская связь. Или вы против?

Я к о в. Я — за.

Если она просит, то надо прийти. Быстро, не спрашивая. В любое время дня и ночи и где бы ты ни находился.

Она стоит в своем коротком халатике, на голове — дреды. Издалека ее можно принять за девочку. Паркет под ее ногами исцарапан когтями собак. Из тапочка высовывается лакированный ноготь мизинца. Икры крепкие, потому что большую часть дня она проводит на ногах. Колени выпуклые, острые...

А л и н а (радостно). На. Бери! Я отдаю ее тебе!

Вручает Якову давешнюю веревочку, из которой она делала магиче-ский круг.

Яков молчит. Волнуясь, накручивает бретельку на кулак. Потом сует ее в карман брюк.

А л и н а. Ну же!

Я к о в (не веря своему счастью). Значит, можно?

А л и н а. Да.

Становится, как в предыдущий вечер, в угол. Яков медленно, как робкий охотник, подходит к ней.

А л и н а. Сейчас херанет!

Я к о в (останавливаясь). Что такое?

А л и н а. Это я так... Своим мыслям.

Я к о в. Ты могла бы просто так... Без мыслей?

А л и н а. Это вы, мужики, делаете все без мыслей! А мы без мыслей не можем, не получается!

Яков скрипит зубами и стонет.

А л и н а. В общем, чтобы мы были с тобой близки, ты должен жениться на Мирабелле.

Я к о в. Ты помешалась!

А л и н а. Ни капли! (Испытующе смотрит на него.) Ты хотя бы обрезан?

Я к о в. А это тебе зачем?

А л и н а. Похоже, что не обрезан. Потому что не понимаешь тонких духовных вещей.

Открывает медальон, висящий на пышной груди. Там фотография Блока и Менделеевой.

А л и н а. Ты слыхал, что такое духовный брак? У нас с тобой будет духовный брак, а у тебя с Мирабеллой брак физический!

Я к о в. А тебя не волнует разница в возрасте?

А л и н а. Не волнует. Ты, в сущности, младше ее.

Я к о в (защищаясь). Но я ее плохо знаю!

А л и н а. Полюбишь, когда узнаешь. Она — ребенок необыкновенный. Потому что родилась в рубашке.

Я к о в. Аллегорически?

А л и н а. Буквально. Рубашка — это плацента, которая рвется у других детей, а у избранных не рвется!

Я к о в. Короче, она с приветом. Кстати, а чем девочка занимается?

А л и н а. Ничем. Но у нее всегда есть деньги.

Я к о в. Почему?

А л и н а. Потому что она — поколение next.

Я к о в. Это меняет дело. (Вынимает из кармана бретельку и с досадой отдает ей.) На, возьми свою бретельку!

Лика моет операционный стол. Смывает с него кусочки запекшейся крови и гноя. Тщательно протирает инструменты.

Идет по длинному коридору с многочисленными окнами.

Через проходную выходит на улицу.

Садится в троллейбус.

Звучит удар грома. По мостовой и по крыше троллейбуса начинают стучать крупные капли.

Молния прорезает пейзаж насквозь.

Троллейбус останавливается.

Л и к а (истерично). Выпустите меня отсюда! Или в троллейбус попадет молния!

Двери троллейбуса открываются.

Лика, как безумная, бежит под проливным дождем.

Молния попадает в тополь. Дерево падает на мокрый асфальт. Лика с ужасом отшатывается и скрывается в подворотне дома.

Люди с зонтами вбегают под козырек метро.

Яков, сжимая в руках бумажку с планом, который нарисовал дирижер, спускается по эскалатору на станцию «Проспект металлургов».

Находит рядом с тоннелем маленькую железную дверь и стучит в нее кулаком.

Мимо, гудя и лязгая, проносится поезд. Теплый ветер, как в парикмахерской, обдает затылок.

На двери открывается узкое окошечко. В нем видны чьи-то пытливые глаза, по-видимому, охранника.

Я к о в. Я хочу устроиться к вам на работу.

Г о л о с и з - з а д в е р и. Вы по объявлению?

Я к о в. Ваш адрес мне дал один дирижер.

Г о л о с и з - з а д в е р и. Значит, по протекции.

Дверь открывается.

Охранником оказывается лысоватый плотный человек лет пятидесяти, похожий на монаха-доминиканца, в рабочем халате, напоминающем сутану, перевязанном грубой веревкой.

А в в а к у м. Идите за мной!

Внутри помещение оказывается довольно просторным, со стеклянным потолком. То ли оранжерея, то ли вокзал. Сотрудников немного, человек десять. Все они, в отличие от охранника, в цивильных костюмах, все сидят за компьютерами. По стенам стоят большие кадки с шампиньонами.

Я к о в. Вы здесь грибы выращиваете?

А в в а к у м (не отвечая на вопрос). Человека, который будет с вами беседовать, зовут Анаис.

Я к о в. А как фамилия?

А в в а к у м. Анаис.

Я к о в. Вы уже это сказали.

А в в а к у м. Но я не назвал полного имени. Полное имя — Анаис Анаис.

Я к о в. Я так и думал.

Они проходят в стеклянную комнату, похожую на аквариум. За столом подтянутая женщина неопределенного возраста. Очень короткая стрижка, волосы крашены в соломенный цвет. Худая, ледащая, с голыми руками, на которых отчетливо видны мускулы. Курит. На первый взгляд похожа на старуху. На второй — на цветущую девушку.

В углу кабинета стоит велотренажер. В шкафу видны колбы с заспиртованными рептилиями.

А в в а к у м. Он пришел к нам от дирижера.

А н а и с. Подожди за дверью, Аввакум!

Монах уходит.

А н а и с. Место вашей последней работы?

Я к о в. Симфонический оркестр.

А н а и с. Зарплата?

Я к о в. Не всегда. Около двух тысяч рублей.

А н а и с. Возраст?

Я к о в (краснея). Тридцать девять лет.

А н а и с. Вероисповедание?

Я к о в. Не крещеный.

А н а и с. Компьютером владеете?

Я к о в. В разумных пределах.

А н а и с. Сколько хотите зарабатывать?

Я к о в. Чтобы прокормить семью. У меня больная мать и сестра, от которой бьет током.

А н а и с. Мы будем вам платить не намного больше. Около трех тысяч. Если вы, конечно, пройдете тестирование. Аввакум!

Входит монах.

А н а и с. Проводи господина на его рабочее место.

А в в а к у м. Идите за мной.

Яков спускается вслед за ним в рабочий зал.

Подходят к пустому стеклянному столику с компьютером. Аввакум садится в кресло и щелкает «мышью». На экране монитора возникают карты, но не «рубашками», а открытой мастью.

А в в а к у м. Выберите три карты.

Я к о в (после короткого раздумья). Тройка, семерка, туз!

Аввакум щелкает по тройке. На экране показывается лестница.

Щелкает по семерке — на экране возникает дерево.

По тузу — на экран выплывает пирамида.

А в в а к у м. Назовите одно понятие, которое символизируют эти три разных объекта.

Яков молчит.

А в в а к у м. Сосредоточьтесь. Это очень просто. Лестница, дерево, пирамида...

Яков беспомощно оглядывается по сторонам. Вдруг замечает Мирабеллу.

Девочка сидит у компьютера поодаль, глаза ее закрыты, в ушах, как обычно, наушники.

Я к о в. А черт его знает!

А в в а к у м (разочарованно). Подумайте и сообщите свое решение. Не позднее завтрашнего дня.

Щелкает «мышью». Три загадочных объекта уходят в карты, и экран гаснет.

Я к о в (в прострации). Интересно, сколько ей лет?

А в в а к у м. Кому?

Я к о в. Анаис Анаис.

А в в а к у м. Тс-с!..

Неожиданно испугавшись, он прикладывает палец к губам.

Вымокшая Лика завернута в ватное одеяло. Наволочка чуть дымится от энергии ее тела. В губах ее папироса «Беломор». Она тоже дымится. Пришедший домой Яков обнимает сестру со спины, греется об нее, потому что тоже слегка промок под дождем.

Я к о в. Как прошел день?

Лика внезапно начинает смеяться. Так же внезапно смолкает.

Я к о в. А я, кажется, нашел работу, но не смог пройти тестирование. Какая-то странная контора...

Л и к а (уставившись в невидимую точку). Креативный дизайн.

Я к о в (вздрогнув). А ты откуда знаешь?

Сестра пожимает плечами. Яков вытаскивает у нее изо рта папиросу и тушит ее голыми пальцами.

Я к о в. Как ты думаешь, какой общий смысл у лестницы, дерева и пирамиды?

Л и к а. Электричество?

Я к о в. Навряд ли.

Л и к а. А ты не знаешь, есть ли в продаже переносные громоотводы?

Я к о в. Не знаю.

Л и к а. Но они должны быть.

Я к о в. Я не видел.

Л и к а. Но теоретически ведь это возможно?

Я к о в. Теоретически, наверное, да.

Л и к а. А ты мог бы его сделать сам?

Я к о в. Никогда. Ты же знаешь мою техническую бездарность.

Слышится скрип колес кресла-каталки. В комнату въезжает мать. Принюхивается.

М а т ь. Лика, кто это?

Л и к а. Это сын твой Яков.

М а т ь. Разве? (Снова принюхивается.) Нет, это не Яков!

Сестра, не говоря ни слова, закатывает кресло вместе с матерью в спальню.

Я к о в. Нужно спросить Мирабеллу про эту контору... Я, пожалуй, пойду!

Л и к а (неожиданно взрываясь). Какого черта?! Какого черта ты все время оставляешь меня одну? Это я должна идти к Мирабелле, а не ты! Я!

Я к о в. Не выдумывай, ты должна сидеть с матерью!

Лика решительно берет брата за руку.

Л и к а. Пойдем!

И насильно выводит его за дверь. Запирает квартиру на множество замков.

Я к о в. Молоток! Ты не дала матери молоток!

Лика не отвечает. Вдвоем они выходят на улицу.

Л и к а. Почему у твоей невесты такое странное имя? Мирабелла?

Я к о в. Моя невеста не Мирабелла. Моя невеста Алина. (Подумав.) Впрочем, я сам не знаю, кто моя невеста.

Л и к а. Вот мы сейчас и узнаем.

Они проходят двор и через арку выбираются на проспект. Над ними ясное небо без облаков. Начинает капать дождь. Лика берет брата за руку и испуганно бежит с ним по улице.

Алина открывает дверь, запахивая на груди халат.

Я к о в (смущенно). Познакомься. Это моя сестра Лика.

А л и н а. О! (Придирчиво рассматривает Лику с ног до головы.) Вы такая эффектная!

Подает ей руку. Но сестра прячет свою руку за спиной.

Я к о в. Она боится, что тебя ударит током.

А л и н а (восхищенно). О! Это же начало века, начало века! Она во всем черном!

Я к о в. Ну и что? Сейчас и есть начало века.

А л и н а. Да не этого! Вы — как Зинаида Гиппиус. Или как императрица Екатерина Великая! От той тоже все время било током. (Кричит.) Мирабелла, девочка! Иди к нам! Погляди, кто к нам пришел!

Но дочка не появляется.

А л и н а. Вы посидите, а я сейчас накрою на стол!

Начинает суетиться, бежит на кухню.

Л и к а (шепотом, с отвращением глядя себе под ноги). Зачем ей столько щенков?

Я к о в. Она продает их любителям ценных пород.

Л и к а. Она продает их китайским поварам. Чтобы те готовили их в ресторанах.

Алина ввозит в комнату передвижной столик, на котором стоят дымящиеся чашки с кипятком.

А л и н а. У меня только «Липтон». Это ничего? В пакетиках, это ничего, вы такой пьете?

Гости, не отвечая, берутся за чашки. Алина и Яков макают свои пакетики, как рыбаки макают удочки в лунки. Лика вообще не пьет, а неподвижно смотрит в глубину девственно чистого кипятка.

Молчание становится непереносимым.

Я к о в (Алине, чтобы хоть как-то сгладить неловкость). Ты не знаешь, существуют ли в природе переносные громоотводы?

А л и н а (с готовностью). Да.

Я к о в. Что «да»?

А л и н а. Я видела их в Пассаже на прошлой неделе. Только они очень дорогие. Больше ста долларов.

Я к о в. Ты ничего не путаешь?

А л и н а. Да нет. Стояли. Никто не брал.

Я к о в (в сомнении). А как же он устроен, переносной громоотвод?

А л и н а. Очень просто. Длинный шест. Под ним два колесика. И заземление. Как на автомобиле. Это тебе нужно?

Я к о в (показывая на сестру). Нет. Вот ей.

А л и н а (участливо). А какого вам нужно размера?

Я к о в (с подозрением). А там что, разные есть?

А л и н а. По-моему, да.

Я к о в. Чепуха какая-то... Наверное, они плохие. В Китае сделаны, не иначе.

А л и н а. Вот производство я не посмотрела.

Я к о в. Но ведь производство — это самое главное.

А л и н а. Согласна. (Лике.) А вы где работаете?

Л и к а (глухо). В морге.

Я к о в. Шутка. В больнице она работает.

А л и н а. Это так благородно! Клятва Гиппократа!

Я к о в. Она не давала клятву Гиппократа. Она училась по сокращенной программе.

А л и н а. А почему она не музыкант? Вы же все музыканты!

Я к о в. Когда с матерью случилось несчастье, Лика бросила музыкальную школу.

А л и н а. Ну пусть она про это сама скажет!

Л и к а (глухим безучастным голосом). К нам вчера в больницу привезли одного мальчика. С двумя лицами.

А л и н а. Как это?

Л и к а. Одно лицо нормальное.

А другое — атавистического характера, на затылке под волосами...

А л и н а. Ужасно. Как же он жил, бедняжка?

Л и к а. Он носил шляпу и надвигал ее глубоко на лоб. Его привезли из косметического кабинета. Он хотел что-то исправить, но на операции впал в кому.

А л и н а. Да... Это, наверное, последствия радиации?..

Л и к а. Главный хирург сказал, что это последствия среднего образования.

Я к о в. Ну вы беседуйте, девушки, а я пойду к Мирабелле.

Он заходит в комнату Мирабеллы. Девочка, как всегда, сидит на кровати с наушниками. Яков насильно снимает их.

Я к о в. Что это за контора? Я тебя там видел!

Мирабелла тянет наушники на себя. Но Яков не отдает их.

М и р а б е л л а (лениво, растягивая гласные). Это не контора, это офис.

Я к о в. И много тебе там платят?

М и р а б е л л а. Разве они много заплатят?

Я к о в (извиняющимся тоном). Ты, наверное, не знаешь... Что за смысл

у лестницы, дерева и пирамиды? Вернее, какое значение имеют эти три разных объекта?

М и р а б е л л а (лениво). Узнаем за нефиг делать.

Лезет на книжную полку, где стоят филологические труды из прошлых увлечений ее матери: Лосский, Эйхенбаум, Шкловский... Берет с полки книгу с мудреным названием «Язык: функции, элементы, уровни». Некоторое время с ленцой листает ее. Находит рисунок: лестница, дерево, пирамида...

М и р а б е л л а. Это три символа иерархии.

Я к о в (обреченно). Так... И все?

М и р а б е л л а. Но есть еще и четвертый.

Я к о в. Какой?

М и р а б е л л а. Зиккурат.

Я к о в. А что это?

М и р а б е л л а. Узнаем за нефиг делать. (Листает книгу, читает вслух.) «Зиккурат — культовое сооружение 1 тыс. до нашей эры в Аккаде. Башня из поставленных друг на друга параллелепипедов или усеченных пирамид (от 3 до 7). Террасы разного цвета. Главным образом черного, белого, красного. Соединялись лестницами или пандусами. Сохранились в Ираке в древних городах Борсиппе, Дур-Шаррукине, Вавилоне. Зиккурат Этеменанки — так называемая Вавилонская башня (середина 7 века до нашей эры)...»

Я к о в (после паузы). Ты не могла бы мне это выписать на бумажку?

М и р а б е л л а. За нефиг делать...

Выписывает и отдает листок Якову.

Я к о в (с уважением). Правда, что ты родилась в плаценте?

Мирабелла брезгливо передергивает плечами и отворачивается к стене. Снова надевает наушники. Яков хочет коснуться ее рукой. Не может и уходит из комнаты.

В гостиной тем временем атмосфера изменилась кардинальным образом. Лика и Алина сидят рядом, пододвинув стулья друг к другу. Яков замечает, как Алина гладит руку Лики, но, почувствовав присутствие мужчины, тут же отдергивает ее. То ли громоотвод их сблизил, то ли мальчик с собачьим лицом примирил.

Я к о в. Мы, кажется, засиделись. Нам пора домой.

А л и н а. Нет, нет... Еще слишком рано! У тебя такая приятная сестра!

Л и к а (с неожиданной решительностью). Я никуда отсюда не пойду!

А л и н а. В самом деле, оставайтесь! Ложитесь на диване, а я буду у Мирабеллы. Или на полу лягу.

Я к о в. Ты это серьезно?

Л и к а. Совершенно!

Я к о в. Ну тогда я ухожу!

Крутит пальцем у виска и покидает квартиру.

На улице свежо и темно. Немногочисленные машины едут по освещенному мертвенным светом проспекту.

Внезапно Яков замечает дирижера у уличного телефона-автомата. Тот только что чинил аппарат, а сейчас захлопывает крышку и спешит дальше по своим делам. В спецовке, с маленьким чемоданчиком в руке.

Останавливается у лужи. Смотрит на свое отражение. Ставит чемоданчик на асфальт и начинает перед лужей, как перед зеркалом, махать руками, дирижировать...

Встречается глазами с Яковом. Смутившись, берет чемоданчик в руки и быстрым шагом направляется к ожидающей его машине.

Хлопает дверцей и уезжает.

Яков приходит домой. Долго возится с многочисленными замками.

Я к о в (из прихожей). Мама, это я!

Тишина. Только слышится пластмассовый хрип грампластинки — автостоп не сработал и иголка царапает последнюю бороздку.

Яков испуганно спешит в комнату матери.

Мать, как обычно, сидит в своем кресле.

Я к о в. Ты почему не откликаешься? (Снимает адаптер и выключает радиолу.) Я позабыл, мы тебе оставили молоток, когда уходили? (Вдруг видит, что в стене пробита небольшая дырка, не насквозь, но — через обои и штукатурку. Спрашивает испуганно.) Тебе было плохо?

Она, не отвечая, подъезжает к сыну, приподнимается на сиденье и начинает ощупывать его лицо. Яков покорно наклоняется к ней, не противореча.

М а т ь. На тебе лица нет! (Еще раз трогает щеки, лоб.) Гладко!

Говорит столь уверенным тоном, что Яков бросается к большому зеркалу, висящему в прихожей. Зеркало старинное, темное, с изъеденной временем амальгамой. В ней Яков вместо своего лица видит какой-то серый блин.

Мать заезжает за его спину и ревниво ждет ответа.

Я к о в. Да что в этом зеркале увидишь? (Сам начинает ощупывать свое лицо. Торжествующе.) Нос! Я нашел нос! (Оборачивается с подозрением. В руках у матери длинная деревянная коробка с гобоем.) Ты на что это намекаешь?

Мать ничего не говорит и все так же молча протягивает ему коробку.

Я к о в (твердо). Нет!

И даже прячет руки за спину.

М а т ь. Вы — кто?

Я к о в (теряя терпение). Я — сын ваш Яков!

М а т ь. Вы — не мой ребенок! Конкубино, конкубино!

Замахивается на него ящиком, как палкой. Яков уворачивается, и удар приходится ему по спине. Спешит в гостиную. Мать едет за ним, размахивая деревяшкой. Яков, увернувшись, забегает ей за спину, хватает колеса и заталкивает кресло в спальню.

М а т ь (из-за двери). Не мой ребенок, не мой!

Яков крутит диск телефона.

Я к о в (в трубку). Мне Лику... Лика! Срочно возвращайся домой! Наша мать сошла с ума! А! (Вспоминая.) Все равно она не слышит! (Бросает трубку на рычаг. Матери через закрытую дверь.) Успокойтесь! Я ухожу... Уже ушел!

Громко стуча ногами, идет в коридор, хлопает входной дверью. Но не уходит, а садится в прихожей на ящик с обувью и хватается руками за голову.

Вниз под землю уходит длинная, как глист, лента эскалатора. Заспанные лица людей похожи друг на друга. Индивидуальные черты смазаны, размыты, будто на разные головы надет один и тот же капроновый чулок.

Яков, давясь зевотой и дрожа от утреннего холодка, спускается на станцию «Проспект металлургов».

Возле тоннеля находит дверь в офис. Звонит несколько раз. Через открывшееся окошко видит мутный взгляд Аввакума.

Дверь открывается.

Я к о в. Я знаю... Я догадался!

А в в а к у м (прерывая). Знающий да молчит!

Поворачивается и идет в стеклянный зал. Яков, увязавшись следом, понимает, что они направляются к Анаис.

Я к о в (в спину). Я хотел спросить еще в прошлый раз... Ваш халат очень похож на сутану...

А в в а к у м (оборачиваясь). А что здесь странного?

Я к о в. Но разве здесь монастырь?

А в в а к у м (отвечая вопросом на вопрос). Как вы думаете, у такого учреждения, как наше, есть устав?

Я к о в. Думаю, что да.

А в в а к у м. Распорядок, дисциплина?

Я к о в. Наверное.

А в в а к у м. Высшие цели?

Я к о в. Возможно.

А в в а к у м (оборачиваясь и замедляя шаг). Чудо и тайна?

Яков не находится с ответом.

А в в а к у м. Тогда чем мы отличаемся от монастыря?

Они подходят к стеклянному кабинету. Аввакум открывает дверь и пропускает Якова вперед. Анаис, как и в первую встречу, сидит за столом. Лихорадочно пьет кофе и просматривает какие-то бумаги. В кофейном блюдце дымится непотушенная сигарета. Анаис поднимает глаза на вошедших.

А в в а к у м (предваряя разговор). Он догадался.

Я к о в (собравшись с духом). Почему мне не сказали, что должна быть четвертая карта?

А н а и с. Четвертая?

Я к о в (выпаливает). Зиккурат!

В комнате возникает тревожная пауза.

А н а и с (после раздумья). Вы приняты на работу. Аввакум! Посвяти нашего нового сотрудника в его обязанности!

Аввакум берет Якова за локоть, и вместе они выходят из стеклянной комнаты. Идут к пустому компьютерному столику. Яков крутит головой

и видит еще одно пустое место неподалеку — там в прошлый раз сидела Мирабелла.

Я к о в. А Мирабелла где?

А в в а к у м. Не понял.

Я к о в. Здесь у вас работала одна такая... толстая девушка.

А в в а к у м. Освобождена.

Я к о в. За что?

А в в а к у м. Я — не в том смысле… Ваш сайт — «ввв.энтомофаг.ком». Открываете и переводите. Строчка за строчкой. И набиваете перевод в наш компьютер.

Я к о в (с ужасом). Но я не знаю иностранного!..

А в в а к у м. А словарь на что?

Бьет ногтем по толстой растрепанной книге, лежащей на столике.

Я к о в (в прострации). Энто...

А в в а к у м. Энтомофаг... (Интимно наклоняется к уху Якова, переходя на неофициальный тон.) Ты же сам сказал про монастырь. Послушание! Послушание — прежде всего! (Совсем тихо.) И еще одно. Ты спрашивал, сколько ей лет?

Я к о в (не понимая). Кому?

А в в а к у м (шепотом). Только не вздумай за ней ухаживать. Это небез-опасно.

Я к о в. Понимаю. Устав? Монастырские стены?

Аввакум загадочно молчит и уходит. Яков беспомощно оглядывается по сторонам. Немногочисленные сотрудники заняты своим делом и глядят в мониторы.

Внезапно Яков замечает дирижера. Он одет в потертый халат и возится

с каким-то потухшим компьютером, очевидно, производя его починку.

Яков решается открыть свой сайт.

Со второго раза это ему удается. На экране возникает гигантская божья коровка. Под ней — цветистая восточная вязь...

Яков в ужасе хватается за голову.

Он чувствует на своих плечах чьи-то руки. Вздрагивает и оглядывается. За спиной стоит дирижер.

Д и р и ж е р (смотря на экран монитора). Есть! Отличное начало!

Уходит, незаметно оставив на столе аккуратно сложенную записочку. На ней выведено корявым почерком: «Музей изящных искусств. Зал номер 9».

Лика в резиновых сапогах входит в стеклянный холл городской клинической больницы. Достает из мешочка сменную обувь и меняет резиновые сапоги на домашние тапочки. Глаза ее мерцают таинственным светом, на губах играет улыбка Джоконды.

М о л о д ц е в а т ы й о х р а н н и к. Доброе утро, Лика Иосифовна!

Лика, не отвечая на приветствие, проходит вахту, садится в лифт и возносится куда-то вверх. Выходит из лифта. На стене табличка: «7 эт.». Кто-то зачеркнул буквы «эт» и пририсовал углем слово «небо». Лика проходит в дверь, над которой тускло горят буквы «Реанимационное отделение». Находит нужную ей палату.

Л и к а (обращаясь к проходящей мимо медсестре). Как мой мальчик?

Медсестра, не ответив, пожимает плечами.

Лика открывает дверь палаты и тихонько проходит к одинокой кровати. Там лежит какой-то мальчик с надвинутой на лицо шляпой. Рядом с ним — капельница и аппарат искусственного дыхания.

М е д с е с т р а (стоя за спиной). От него вчера отказались родители. Может, шляпу снять?

Л и к а. Не нужно. (Выходит из палаты. Говорит себе под нос.) Цветы... Нужно поставить повсюду полевые цветы!

М е д с е с т р а (пугаясь). Но это же сильнейший аллерген, Лика Иосифовна!

Л и к а. Ну и пусть! (Смотрит на медсестру туманным взглядом.) Мальчики в шляпах должны нюхать цветы!

Удаляется.

После рабочего дня Яков приходит домой. Видит, что его немногочисленные вещи свалены у двери. Тут же стоит прислоненная к стене, сложенная раскладушка.

Ничего не понимая, Яков звонит в квартиру. Ему открывает цветущая Лика.

Я к о в. У нас что, ремонт?

Л и к а (думая о своем). У нас помутнение.

Я к о в. Конкретно у тебя помутнение?

Л и к а (радостно). У мамы.

Я к о в. Опять глаза?

Л и к а. Нет. Но ее лучше не беспокоить.

Из глубины квартиры раздается голос матери: «Не мой ребенок! Конкубино!»

Л и к а. Вот видишь!

Я к о в. И что ты предлагаешь? Сделать эвтаназию?

Л и к а. Тебе?

Я к о в. Нам всем.

Л и к а. Возможно. Но пока я предлагаю тебе переночевать у друзей.

Я к о в. У меня нет друзей, кто пустил бы к себе необрезанного.

Л и к а. Ну тогда покрестись.

Я к о в. Я не могу креститься каждый раз, когда у матери помутнение. А как потом раскреститься?

Л и к а (миролюбиво). Хочешь, я тебе борщ сварю?

Я к о в (с подозрением). А ты чего такая улыбчивая?

Л и к а. Ничего. Просто на душе легко.

Я к о в. Это из-за Алины!

Л и к а (краснея). При чем здесь Алина?

Я к о в. Вы меня в гроб вгоните! Куда же мне идти?

Л и к а. Переночуй здесь хотя бы одну ночь. А там видно будет!

Я к о в (открывая раскладушку, как книгу). Странно. Странно все.

Л и к а (неожиданно взрываясь). Что странно? Если у одинокого человека появился друг, это странно?

Я к о в. Ладно, ладно... Успокойся. (Садится на раскладушку.) Кстати, ты не знаешь, что находится в зале номер девять в Музее изящных искусств?

Л и к а. Знаю. Рембрандт. Или Леонардо да Винчи.

Я к о в. М-да. Ничего не понятно.

Л и к а. Я тебе сейчас обед разогрею. А ты пока здесь посиди.

Скрывается в глубине квартиры, оставив дверь приоткрытой. Из двери напротив выходит сосед в майке и тренировочных штанах. На руке пониже плеча синеет татуировка «Иван (Вано) 1950». Садится на раскладушку рядом с Яковом.

И в а н (В а н о). Сидим?

Я к о в. Сидим.

Сосед закуривает папиросу.

И в а н (В а н о). Я давно хотел у тебя узнать... Ты что, валек?

Я к о в. В каком смысле?

И в а н (В а н о). Не будь вальком. (После паузы.) Я бы отравил старую стерву!..

Я к о в (напоминая). Она мне мать.

Сосед вытаскивает из тренировочных штанов связку ключей.

И в а н (В а н о). Возьми. Хотя бы войдешь в свой дом, когда захочешь.

Я к о в. Не надо. Может, матери станет опять плохо. Мало ли что.

И в а н (В а н о). Она мне своим молотком все мозги отбила!

Я к о в (думая о своем). У нас завтра что? Какой день?

И в а н (В а н о). Суббота.

Я к о в (как в бреду). Ну да, суббота. Зал номер девять. Музей изящных искусств...

Лика выносит из квартиры пюре

с сосиской и кусочком хлеба. Протягивает дымящуюся тарелку...

И в а н (В а н о). Это мне? Спасибо.

Берет и начинает жадно есть. Лика, пожав плечами, уходит.

И в а н (В а н о) (извиняющимся тоном). Моя-то ничего не готовит! Покупаю мойву в томате, батон — и всё.

Яков ложится на раскладушку ничком. Из-за двери слышится ария из оперы «Иоланта».

Я к о в. И я хочу спросить у тебя кое-что...

И в а н (В а н о) (с набитым ртом). Спрашивай.

Я к о в. Ты Иван или Вано?

И в а н (В а н о). Неизвестно.

Собирает остатки пюре корочкой черного хлеба.

Под псевдоантичными колоннами толпится группа скучающих школьников. Ветер треплет висящий над головами транспарант, извещающий о какой-то ненужной выставке. Внутри музея, несмотря на выходной, народу немного. Те же школьники, отдельные студенты-гуманитарии, пенсионеры... Яков быстрым солдатским шагом прорезает музей насквозь, не останавливая взгляд на экспонатах. Обнаженные девы с картин провожают его тоскующим взглядом, государственные мужи строго смотрят вслед.

У таблички с цифрой 9 сбавляет шаг и входит в зал осторожно, как в ледяную воду.

Ничего интересного. Выставка какой-то посуды, которая интересует посетителей значительно меньше, чем голые девы. В зале никого. На стуле сидит смотрительница и сонно вяжет.

Я к о в (подходя к смотрительнице). Прошу прощения, а раньше что здесь было?

С м о т р и т е л ь н и ц а (пряча вязание в целлофановый пакет). Выставка советской открытки.

Я к о в. И ничего странного?

С м о т р и т е л ь н и ц а. В каком смысле?

Я к о в. Это я так, к слову... (Подумав.) Может, раньше здесь что-то было, на месте девятого зала?

С м о т р и т е л ь н и ц а. Какого девятого зала?

Я к о в. Разве это не зал номер девять?

С м о т р и т е л ь н и ц а. Значит, опять табличка перевернулась! (Озабоченно подходит к дверям зала и переворачивает девятку на 180 градусов. И девятка становится шестеркой. Оказывается, это зал номер шесть.) А девятый зал дальше...

Яков, никак не комментируя случившееся, выбегает из зала. Идет быстрым шагом дальше... И вдруг попадает внутрь пирамиды. Каменные плиты. Углубле ния в стене. Остатки древних черепков под стеклом. Какой-то языческий бог с собачьей мордой. Кругом мрак и пыль.

Какая-то пенсионерка, увидев вбежавшего в зал Якова, в ужасе шарахается от него и семенит на волю, в другие залы и экспозиции.

Я к о в (возбужденно). Это зал номер девять?

Г о л о с и з - з а с п и н ы. Девять, девять... успокойтесь!

Позади Якова стоит старичок смотритель с обритым наголо черепом. В чертах его загорелого лица Якову чудится что-то восточное.

Я к о в. А шестерка не могла перевернуться?

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь. Ис-ключено. Для этого есть несколько степеней защиты.

Я к о в (грубо). Какой еще защиты?

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь. Гвозди.

Я к о в (пытаясь успокоиться). Ладно! Ладно...

Озирается. Смотрит в лицо собачьего бога.

Я к о в. Это что... Инопланетяне?

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь. Извините, молодой человек. Но перед теми, кто сделал это, любой инопланетянин — просто мелкая сошка. И завалящая шелупонь. Да-с, шелупонь!

Я к о в. Шелупонь... Возможно. (Опять нервно озирается.) А где эта?.. Где главный экспонат?

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь (умиротворяюще). Вы имеете в виду мумию? (Вздыхает.) Мумия пропала. Мы ее меняли в свое время на Тутанхамона. Помните, привозили такого в Москву?.. А потом начали возить по другим городам и весям, чтобы все поклонились Тутанхамону. Успех был необычайный! Сокрушающий успех!

Я к о в. Ну да. Я тогда маленький был.

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь. Мы за Тутанхамона отдали свою мумию. На время, по обмену. А ее нам обратно не вернули. Говорят, пропала где-то в Голландии. Украли, что ли.

Я к о в (раздраженно). Ну так и Тутанхамона надо было не отдавать!

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь. Невозможно. Американцы начали бы войну.

Я к о в. Никогда.

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь. И потом ведь обмен был неравноценный. Тутанхамон был царь! А наша мумия — всего лишь вельможа из Аккады. Мелкая сошка. Заурядный экземпляр.

Я к о в (тревожно). И ничего от нее не осталось?

С т а р и ч о к с м о т р и т е л ь. Ничего. Только кусочек древней ткани.

Подводит Якова к застекленному стенду. Там под светом лампы лежит кусок грязной ткани, напоминающий марлю.

Я к о в. А вы бы не могли дать мне эту марлю с собой?

Смотритель удивленно молчит.

Я к о в (в смущении). Извините...

Быстро уходит из зала и из музея.

На экране монитора копошатся могильные черви. Яков ударяет по клавишам, и черви застывают, превратившись в восточную вязь. Он сидит за компьютером и пытается перевести со словарем незнакомый текст. Глаза слезятся от недосыпания и напряжения. Количество сотрудников в зале уменьшилось примерно на треть.

Д и р и ж е р. Какие новости?

Он стоит за спиной в своей замызганной спецовке. Из нагрудного кармана выглядывает блестящая авторучка «Паркер».

Я к о в. Глаза не смотрят.

Д и р и ж е р. Это из-за монитора.

Я к о в. Не только. Просто я спал сегодня за дверью.

Д и р и ж е р (понимающе). Жена?

Я к о в. Мать.

Д и р и ж е р. Советую вывести текст на принтер. Тогда глазам будет легче. (Шепотом.) А что с музеем?

Я к о в. Девятый зал оказался шестым.

Д и р и ж е р. Понимаю. (После паузы.) Я вот что подумал. А если нам продолжить наши репетиции, но по ночам, тайно от всех? Бах, Стравинский, Барток?

Я к о в. Нельзя. Соседи настучат в ФСБ.

Д и р и ж е р. А мы скажем, что это играет компакт-диск!

Я к о в. Тридцать мужиков с инструментами слушают один компакт-диск? Да это же патология!

Д и р и ж е р. Хорошо. Я буду работать над легендой!

Отходит к освободившемуся столику и вскрывает корпус монитора. Яков решается последовать совету. Включает принтер, и на бумагу начинает переходить из Интернета затейливая восточная вязь. Однако половина знаков при ближайшем рассмотрении оказывается непропечатанной. Яков выключает принтер и выбрасывает листки в корзину.

Внезапно звенит школьный звонок. Звенит громко и резко.

Д и р и ж е р. Перемена. Дождались!

Быстро идет к какой-то двери. Яков, ничего не понимая, увязывается за ним.

В маленькую комнату, расположенную по соседству с центральным залом, стоит небольшая очередь сотрудников.

Дирижер подталкивает Якова к двери.

Д и р и ж е р. Пропускаю вперед. Берите решительно и ни о чем не спрашивайте!

Я к о в (не понимая). А если я не возьму?

Дирижер не отвечает. Из комнаты выходит один из сотрудников с коричневым конвертом в руке. Глядит на Якова и смеется коротким нервным смешком.

Д и р и ж е р. Вперед!

Яков, получив легкий толчок в ляжку, входит в таинственную комнату. За столом сидит Аввакум. Перед ним горят три свечи. За спиной поблескивает гравюра, изображающая костер, на котором жгут какую-то женщину.

А в в а к у м (протягивая конверт). Распишитесь!

Конверт сделан из плотной бурой бумаги и очень похож на почтовую бандероль. Сургуч твердый. С оттиснутым знаком, напоминающим иероглиф. Яков берет в руки конверт и оцарапывает сургучом палец. Расписывается в ведомости и слегка пачкает свою графу кровью. Выходит.

Д и р и ж е р. Поздравляю!

Скрывается за дверью каптерки. Яков в нетерпении распечатывает конверт, надеясь найти свою скромную зарплату. Но там вместо рублей оказывается увесистая пачка долларов. Яков дожидается, когда дирижер выйдет от Аввакума.

Я к о в (обращаясь к очереди). У меня неувязка! Пардон! (Забегает в каптерку.) Вы мне что-то не то дали.

А в в а к у м (отрываясь от ведомости). Вы слишком мало здесь работаете, чтобы предъявлять претензии!

Я к о в. Да я не в этом смысле! Просто вышла ошибка!

А в в а к у м. Печать на конверте не была сломана?

Я к о в. Не была.

А в в а к у м. Значит, все правильно.

Я к о в. Я не о себе! Я о вашем бюджете забочусь!

А в в а к у м. Все претензии принимает начальник отдела.

Яков, не зная, что сказать, смотрит на гравюру с аутодафе.

Я к о в (интересуясь). Жанна д'Арк?

А в в а к у м. А? (Отрывается от бумаг.) У нее тоже были претензии.

Яков заходит в зал офиса.

Я к о в. Мне нужно переговорить с госпожой Анаис.

Секретарша начальницы отдела обрита наголо. На вид ей лет восемнадцать-двадцать.

С е к р е т а р ш а. Это срочно?

Я к о в. Весьма.

Секретарша уходит в кабинет. Через несколько секунд возвращается.

С е к р е т а р ш а. Можете заходить.

Яков вступает в таинственную полутьму.

За письменным столом никого нет. В пепельнице дымится непотушенная сигарета. Однако в глубине, в углу чувствуется какое-то движение. Госпожа Анаис в облегающем фигуру спортивном костюме сидит за велотренажером и вертит педалями.

Я к о в. Извините, но я хотел сказать. Вы что-то мне не то дали. Это не мое...

Кладет ей на стол пакет со сломанным сургучом.

А н а и с (не слезая с велотренажера). Сколько там денег?

Я к о в. Две с половиной тысячи.

А н а и с. Ну так у вас и зарплата две с половиной тысячи.

Я к о в. Но у меня должны быть другие две с половиной тысячи.

Начальница перестает крутить педали и слезает с велотренажера. Подходит к Якову.

А н а и с. Чтобы говорить об удвоении заработной платы, нужно проработать у нас хотя бы несколько месяцев!

В спортивном костюме она совершенно плоская.

Я к о в. Да я не о том! Деньги-то не те!

А н а и с. Все, что я могу для вас сделать, это прибавить еще тысячу, но не раньше следующей недели.

Задумчиво смотрит на дымящийся окурок. Тушит его. Достает из пачки другую сигарету и закуривает.

Я к о в. По-моему, кто-то из нас сошел с ума.

А н а и с (внимательно всматриваясь в его лицо). Вы еще молодой человек и не знаете, сколько усилий потребовалось человечеству, чтобы создать сбалансированную систему заработной платы. Или сделать этот письменный стол. Этот велотренажер, вообще материальную культуру. (Садится в кресло.) Стол и велотренажер... А знаете, что между ними?

Я к о в. Понятия не имею.

А н а и с. Тысячи лет одиночества. Холодное черное небо и бесстрастные звезды.

Я к о в (неожиданно горячо). Я знаю, что такое одиночество!

А н а и с (с печалью). Да откуда вы можете знать? Вы же так молоды, совсем еще мальчик!

Я к о в. А я думал, мы с вами одного возраста.

А н а и с. Вы ничего не смыслите в возрасте. Время и возраст — это совершенно разные величины. (Встает из-за стола, приближается к Якову и протягивает ему конверт.) Заберите сейчас же! Я сама знаю, что это мало. Молодость и кровь стоят дороже.

Яков, как завороженный, берет у нее конверт и вдруг замечает, что у начальницы зеленые глаза. Уходит, чувствуя волнение.

...Возвращается на свое свободное место. Тупо глядит на погашенный компьютер. Включает его. Но компьютер почему-то не хочет загружаться. Более того, на экране возникает надпись: «Исчезновение операционной системы». Яков плюет в досаде. Глядит на переполненное бумагами ведро. Начинает в нем рыться, чтобы достать листки из принтера, дабы не терять время и продолжить перевод. Внезапно на дне находит кусок марли. Очень похожий на тот, какой показывали ему в музее под стеклом. Вздрагивает. Подумав, перевязывает этим куском материи оцарапанный о сургуч палец.

Возвратившись после рабочего дня домой, он видит внутри своего холла раскладушку и тумбочку. Тут же раздраженная уборщица моет пол.

У б о р щ и ц а (ворча). Вечно всего понаставят! А мыть-то как? Профессура!

Выливает под ноги Якова ведро воды. Тот садится на раскладушку и задирает ноги.

Открывается дверь ближайшей квартиры, из нее высовывается сосед в тренировочных штанах.

И в а н (В а н о). А когда ужин будет?

Я к о в (понимая). По-прежнему мойва?

И в а н (В а н о). В томатном соусе. И кипяток со вчерашней заваркой.

У б о р щ и ц а (протирая пол).

А чем вас еще кормить-то? Вечно наставят, наплюют, образованные!

Ворча, уходит.

Я к о в (соседу). Я тебя позову, когда ужин будет.

И в а н (В а н о). Не забудь. Я жду.

Дверь за ним закрывается.

Яков звонит в свою квартиру. Лика открывает. Он протягивает ей конверт со сломанной печатью.

Я к о в. Возьми сколько тебе надо. И матери на лекарства...

Л и к а (заглядывая в конверт). Но это же не наши деньги!

Я к о в. Ну и что? Не наши даже лучше!

Л и к а (мрачнея). Я не беру ненаших денег. И ты об этом знаешь.

Я к о в. Знаю. Ты вообще ничего не берешь. Все в больнице берут, а ты не берешь.

Л и к а. Эти деньги не твои. Чужие.

Возвращает конверт.

Я к о в (устав). Не мои. Как мать?

Л и к а. Она просила вызвать вольных каменщиков.

Я к о в. И ты вызвала?

Л и к а. А что я могла сделать?

Я к о в. Но это же стоит огромных денег! Вольные каменщики в наше время! Она что, захотела перестраивать квартиру?

Л и к а. Ты есть будешь?

Я к о в. Дай что-нибудь!

Лика уходит. Яков звонит в квартиру соседа.

И в а н ( В а н о) (отпирая дверь). Уже готово?

Я к о в. Можно от тебя сделать короткий звонок?

И в а н (В а н о). Газуй!

Яков берет трубку телефона, стоящего под вешалкой. Рядом с ним от-крытая консервная банка с надписью: «Мойва в томатном соусе». Под ногами брошенное пальто, о которое гость машинально вытирает ноги.

Я к о в (в телефонную трубку). Алин, слышишь? Я пропадаю. Мне жить негде. Да ничего... Ничего я не имею в виду. Всё. Конец связи.

Кладет трубку на рычаг. Протягивает соседу несколько стодолларовых бумажек.

Я к о в. Держи. Купишь себе что-нибудь к чаю...

Ночь. Яков лежит на раскладушке в холле перед закрытой дверью своей квартиры. Не спит и смотрит на засиженную мухами лампочку над головой. Хлопает дверь подъезда. Чьи-то шаги звучат на лестнице. Появляется Алина.

А л и н а (властно). Собирайся. Будешь жить у меня.

Но Яков не думает вставать.

Я к о в. Погоди, нам нужно составить соглашение. Блок и Менделеева остаются в силе?

А л и н а. В полной!

Я к о в. Я против. Я прочел о них в Интернете. Менделеева ушла к какому-то инженеру и родила от него.

А л и н а. Но я не собираюсь рожать от инженера.

Я к о в. А от музыканта-неудачника родишь?

А л и н а. Никогда.

Садится к нему на колени.

Я к о в. Понимаю. Тебе нужен креативный дизайнер.

А л и н а (задумавшись). Да, я люблю креативность... (Ласково.) Ты будешь жить в комнате у Мирабеллы.

Я к о в (повышая голос). Слушай, ну не интересна мне твоя Мирабелла!

А л и н а (гладя его живот). Ты ее просто не знаешь. А узнаешь, станет интересна.

Открывается дверь соседской квартиры. Из нее высовывается заспанный Иван (Вано).

И в а н (В а н о) (просительно). Ну вставь ей, вставь! Умоляю! На лестнице! Прямо тут!

По ночной улице едет такси. Подъезжает к пятиэтажной хрущобе. Из машины выгружаются Алина и Яков.

У последнего в руках спортивная сумка с вещами. Поднимаются по лестнице и входят в квартиру Алины.

А л и н а. Ты чай будешь?

Я к о в. Ничего не хочу. Только спать.

Алина дает ему в руки чистое белье и толкает в комнату Мирабеллы. Яков осторожно переступает порог, будто идет на минное поле. Неяркий свет от настольной лампы. Разбросанные игрушки на полу. На кровати раскрытый глянцевый журнал со статьей «Тренировка оргазма».

Девушка одета в длинную майку с надписью на латинском: Placenta. Под ней — трусики и голые ноги. Ноги толстые, белые... В наивных красных босоножках, напоминающих гусиные лапки.

Я к о в. Привет. Это мы...

Мирабелла не откликается. Она сидит в наушниках за компьютером и, похоже, не видит поздн его гостя.

Я к о в (громко). Где я могу лечь?

Девочка молчит.

Яков, потеряв терпение, сгребает на пол журнал с оргазмом.

Я к о в. Ты как хочешь, но я ложусь спать.

Разбирает постель, стелет белье, которое дала ему Алина. Снимает с себя рубашку, остается в майке... Из кармана его брюк вываливается пакет с деньгами. Внезапно его заинтересовывает сайт, который смотрит Мирабелла. На экране непонятные иероглифы. Яков вдруг понимает, что Мирабелла подключилась к его сайту, с которым он работает в офисе. Как загипнотизированный, Яков впивается глазами в экран, берет валяющуюся на столе ручку с бумагой и начинает переносить иероглифы на бумагу.

Внезапно Мирабелла отключает компьютер. Оборачивается и, сняв наушники, лениво смотрит на Якова.

Я к о в. Ты хоть понимаешь, что там написано?

М и р а б е л л а (лениво). За нефиг делать.

Я к о в. И что же?

М и р а б е л л а. Энтомофаг...

Я к о в (с отчаянием). Но что такое энтомофаг?

М и р а б е л л а. Насекомое. Которое пожирает других насекомых, вступая с ними в половой контакт.

Замечает конверт, валяющийся у ног Якова.

М и р а б е л л а. А ты все еще не можешь спустить свои баксы?

Я к о в. А на что их тратить? Разве что на тебя...

М и р а б е л л а. У меня свои есть. (В доказательство открывает какую-то книжку. Из нее сыплются на пол многочисленные купюры, заложенные между страниц. Говорит с хрипотцой.) А ты ведь хочешь меня.

Я к о в. Ошибаешься. Я спать хочу. (Подумав.) К тому же я давно не тренировал свой оргазм.

М и р а б е л л а. Ты учти, я никогда не отдаюсь мужчине, который хочет меня.

Я к о в (озадаченно). А кому же ты отдаешься?

М и р а б е л л а. Я отдаюсь другим мужчинам, которые меня не хотят. На глазах мужчины, который меня хочет.

Я к о в. Зачем?

М и р а б е л л а. Из вредности.

Я к о в (напоминая). Но здесь нет других мужчин!

М и р а б е л л а. Сейчас будут.

В углу комнаты стоит переносной видеопроектор. Девочка включает его и жмет на кнопку видеомагнитофона. Становится напротив. Луч проектора бьет в ее белую майку с надписью Placenta. Под грудями возникает экран. На нем отпечатывается порнографическая сцена, которую проецирует видеопроектор, — какой-то коллективный акт со множеством участников, похожих на спаривающихся муравьев.

Мирабелла закатывает глаза к потолку и начинает вилять толстыми бедрами. Яков озадаченно смотрит на все это. Потом внезапно подходит к девочке и целует ее в губы.

М и р а б е л л а (истерично и громко). Мама! А-а!

Яков пятится и опрокидывает видеопроектор на пол.

В комнату врывается Алина в ночнушке.

М и р а б е л л а (всхлипывая). Мамочка! Он хотел меня изнасиловать!

Утыкается лицом в мамину грудь.

А л и н а. Что это такое? Тебя что, нельзя оставить на ночь с ребенком?

Я к о в (в прострации). Но я же по-дружески, по-отцовски!

А л и н а. Когда я была маленькой, я спала в одной постели с отчимом! И он ни разу не тронул меня даже пальцем!

Я к о в. Ну и зря. Я бы никогда не лег с отчимом в одну постель...

А л и н а. Извращенец! (Бьет его наотмашь по лицу. Мирабелле.) Пойдем, моя бедная девочка!..

Уводит Мирабеллу в свою комнату.

Яков сидит на кровати, тупо уставившись в раскрытый журнал у своих ног.

Окончание следует