Полнометражный дебют известного клипмейкера Антона Розенберга на премьере в основном конкурсе ММКФ вызвал парадоксальную реакцию. Даже на уровне фабулы его прекрасно поняли критикессы и совсем не поняли критики. Последние искренно признавали, что им с начала до конца не ясен диегезис: что, где, кому, почему… И будто бы автор в этом виноват. Между тем, хотя «Скольжение» — фильм достаточно скромный, без претензий на лавры «Рассекая волны», беззаконная «догматическая» камера фон Триера акцептирована в кино скоро уж двадцать лет, и не ясна сегодня, скорее, причина непонимания подобной стилистики.

В том, что «Скольжение» снято очень короткими кусками, в острых ракурсах и параллельном монтаже, без фронтальных планов и комментариев, в том, что оно неживописно и неповествовательно, нет ничего особенного. Но если в японских, корейских или продвинутых американских триллерах («Двойная рокировка», «Отступники», «Полный беспредел») акцент на брутальной стилистике делается обычно лишь для усиления напряжения, для жанрового абсолюта, у нас он неожиданно (или, наоборот, вполне ожидаемо) получил социальный смысл. Только совсем не в духе тех «социально значимых проектов», которые лелеет Минкульт. В духе, предельно антиминистерском.

Рассеять все недоумения было бы очень легко — просто последовательно пересказать фабулу (вот именно — «что, где, кому и с какой стати») и ответить на любые вопросы критиков (хотя пара­тройка мелких нюансов — все-­таки без ответа, драматургия дебюта слабее, чем его режиссура). Но это значило бы убить триллер, так что рассеивать придется иным образом.

В общих чертах это история типа «вор у вора шапку украл», только вместо шапки — наркотики, и воры фактически сами их у себя украли. Выясняется нелепость ситуации практически в первых кадрах, когда, будем называть вещи своими именами, группа бандитов из Госнаркоконтроля (Старый, Пепл, Арыма и Макс) вместе с группой тяжеловооруженных бандитов из ФСБ обложила деревенский домик честных бандитов­-наркоторговцев, чуть не потеряла одного из своих, а затем при штурме с перестрелкой повязала во дворе стюардессу из Краснодара с крупной партией кокаина. И буквально тут же выяснилось, что домик был непростой, домик был хитрый, а за утерянный кокаин нужно расплачиваться с Очень Важными Персонами. Бандиты из ГНК пытаются схватить себя за хвост и вывернуться, но увы. Следом пропадает еще одна крупная партия, в целом на сумму около полумиллиона. Тут­-то и начинается серьезная игра на деньги и вместе с ней история о том, что происходит не с деньгами, а с людьми. Потому что один из бандитов — «крот», двойной агент.

Процесс добычи денег и поисков «крота» позволяет представить на экране целую галерею весьма колоритных типов, где присутствуют мафиозо, олигарх, оперативник, эфэсбэшник, врачи, гаишники, Игорь Андреевич из кремлевских кабинетов («я в телевизоре сейчас чаще, чем президент»), их бывшие и нынешние семьи, а также безликие люди в магазинах, метро и на улицах. «Персонажи» от «людей» отличаются лишь одним — все повязаны снизу доверху. Услуга за услугу, услуги монетизированы, причем большей частью ориентированы на то, как быстрее и больше взять и как за это не сесть. Безнаказанно убивать, пытать и стрелять в толпу. Этот мир насквозь криминален, но вовсе не предполагает героизации бандитизма, как было когда­то в «Бумере», например. Благодаря параллельному действию сразу в нескольких местах, сегодняшней мобильной связи, прочим информационным системам и повязанности всех со всеми в одном, отдельно взятом сюжете возникает аллегория всеобщего государственного бандитизма, в котором нет ни одного героя. То, как взаимодействует с ГНК крупный кремлевский аппаратчик, ГНК с краснодарскими товарищами, эфэсбэшник с оперативником — то есть все разновидности московских «государственных людей», — чистая уголовщина, устроенная только «по понятиям» воровских иерархий.

«Скольжение»

Беглый Пепл (Владислав Абашин) тоже не «благородный вор», а запутавшийся убийца. Груб, жесток, опустошен. Его точечные попытки молиться и любить скорее дискредитируют любовь с молитвой, нежели подтверждают их. Метания его утилитарны и призваны пронизать истерической обреченностью как можно больше пространства. И здесь огромную роль играет как раз манера съемки. Москва и Подмосковье в свою самую неприятную пору промозглой поздней осени и первого снега совсем не выглядят гламурным антидепрессантом: приглушенные тона, серое небо, грязно-­зеленые стены больниц и лестничных клеток, заплеванные дворы. Причем в эту неприкрашенность легко вписывается евроремонт в некоторых квартирах и приличные иномарки, на которых все ездят. Происходит это за счет стыка коротких, зачастую смазанных кусков, когда лишь ассоциативное восприятие позволяет обнаружить их связь и единство стиля. Ведь в самой Москве стиля нет, а в глазах автора есть (Розенберг — не только сценарист и режиссер, но и со­оператор картины), и он транслирует его. По Розенбергу, сегодняшний московский стиль — всеобъемлющая серость и безнадежность бандитского государства.

В этом пространстве легко можно вообразить представителей законности, насилующих задержанного бутылкой из-­под шампанского, или больницу, где безграмотный персонал доводит младенца до гангрены и ампутации. Это пространство, многим напоминающее условия существования коза ностры или якудза, тем не менее отличается от них принципиально. Здесь даже у госбандитов нет вековых традиций «авторитета», «падроне», «воровской чести» и «мужской дружбы». Нет ничего устойчивого, неизменного, «фронтального». Все временно, вечно только предательство. «Мужской» мир и «мужской» жанр кое­-как держатся лишь на презрении к женщине. Вот что объединяет московских госбандитов да еще непарламентская лексика, хотя фильм ею отнюдь не злоупотребляет — скорее, вынужден констатировать как факт. Но столь обреченно калейдоскопичен этот мир, потому что в Москве даже крупные государственные бандиты ничего не умеют, ничего у них не выходит. Пьют, бьют, линяют, а организация на нуле. Война всех против всех, договориться не могут, толком украсть не могут, и конфликт интересов решается по­первобытному. И лица ведь в основном тоже первобытные. Старый (Алексей Игнатов), Рыма (Михаил Солодко), Макс (Владимир Лукьянчиков), эфэсбэшник (Александр Борисов) — прекрасные актерские работы, но их, наверное, просто попросили взгляд в камеру интеллектом не обременять. Они и не обременяют.

Из замеченных «злоупотреблений», помимо нескольких несостыковок по хронометражу событий (дренаж плевральной полости за те несколько минут, пока убийцы поднимаются по лестнице? богатая событиями поездка туда-­обратно за город, пока «скорая» прямо на улице извлекла неглубокую пулю?): нельзя не сказать, что автор «Скольжения» местами слишком увлекся повторами и монтажными акцентами. Повторы осмысленны, они усиливают истерию, витающую в воздухе, но в некоторых местах («Что ты им сказала, что ты им сказала?», «Это просто мячик, это просто мячик») и особенно в финале обнажают прием и замедляют темп, ради которого все и делалось. А пафос был неуместен. Ради нужного темпа можно простить логические нестыковки, но только не пафос. Ведь все показанное — именно норма нашей сегодняшней жизни, повседневная готовность каждого к насилию и беззаконию. Увы, как часто случается, дебютант несколько переусердствовал.

Однако «Скольжение» вполне спокойно встраивается в ряд тех очень разных фильмов последних лет, которые пытаются не проектировать социальную значимость, не высасывать ее из пальца, а просто наблюдать за социально значимыми процессами. В ряд фильмов, обладающих драйвом. К их числу хотелось бы отнести притчеобразный «Отрыв» Александра Миндадзе, психодраму «Миннесота» Андрея Прошкина, комедию «Бабло» Константина Буслова. В этом ряду «Скольжение» мрачней и разоблачительней всех. Государство есть ФСБ, ФСБ есть коррупция на всех уровнях, творящая беспредел чужими руками, а руки к этому «государству» тянутся со всех сторон. Но фильм отнюдь не «чернуха». Просто «других триллеров сегодня у нас для вас нет». И его стоит посмотреть хотя бы для того, чтобы узнать, кто сейчас выживает. Почему выжил именно этот? Тоже значимый момент. 

 
«Скольжение»
Автор сценария, режиссер Антон Розенберг
Операторы Антон Розенберг, Иван Лебедев
Художник Екатерина Ковынева
Композитор Марк Эрман
Звукорежиссер Андрей Климинов
В ролях: Владислав Абашин, Михаил Солодко, Алексей Игнатов, Владимир Лукьянчиков, Александр Борисов и другие 
Multiland 
Россия 
2013