Есть мнение, что культурой у нас давно не руководили, где-то с советских времен, — и вот вдруг занялись, резко и вплотную. Не совсем так. Вожжи не отпускали даже во времена разгула отъявленного либерализма. Разница лишь в том, что теперь, после слегка освежающей паузы, в это дело по простоте душевной полезли, во-первых, с ногами, а во-вторых, с разного рода обоснованиями права руководящих товарищей водить руками там, где они сами ничего не могут.

Суть позиции в том, что распределение ресурсов якобы автоматически возводит обычного чиновника в ранг политического эмиссара и даже идеолога. Все это чревато превышением служебных полномочий с особым цинизмом и в особо крупных размерах, причинением вреда далеко не средней тяжести культуре и обществу. А в итоге и самому государству: рано или поздно такая самодеятельность дискредитирует власть и лишний раз ссорит ее с интеллектуальной и творческой элитой. Культура — особая зона, со своими понятиями: здесь нет ничего хуже аппаратчика с духовной инициативой и претензией на личную художественную самодеятельность.

Сидящие на кране

Функционерам вообще свойственно распределять ресурс сообразно своим явным или тайным предпочтениям. Галереи с видом на Кремль свалились на Шилова с Глазуновым не с неба — кого-то эти, простите, живописцы, вдруг явно сразили. Причем настолько, что во всем нашем заслуженном и народном искусстве не нашлось ни одного гения, которого начальство облагодетельствовало бы хоть в каком-то приближении к этой несусветной, поистине дворцовой риэлторской роскоши. По местоположению работ у нас с этим может сравниться разве что Александр Карнаухов, которому Иоанн-Павел II заказал мозаики для личной капеллы Redemptiris Mater в Ватикане; но Palazzo Apostoliko от Москвы далеко, после ухода Алексия II, благословившего эту работу, о ней в России мало кто знает, поэтому у мастера порой не все просто даже с мастерской. Зато Шилов сам вложился в реставрацию — приделал на фронтоне подаренного ему памятника архитектуры видный от Ивана Великого медальон со своим вдохновенным профилем. Каждый раз, проезжая по Знаменке на работу, рискую аварией, убеждаясь, что рельеф мне не снится.

И наоборот, был момент, когда в руководство культурой внедрились прогрессисты и бюджет резко переориентировался на поддержку «современного искусства», в том числе актуального, которое вообще-то по философии нонконформистское, а потому от государственных денег должно шарахаться, как от ладана. Не хватает отдельной строки в федеральном бюджете: «государственный андерграунд». Тем более что наше руководство и так забредает на выставки «От Руб-лева до Кулика» (один писал иконы, а у другого, кажется, голуби нагадили на бюст Толстого, что тоже хорошо). Нынешний же актуализм прогрессивен еще и в смысле списания денег — если с умом и без фанатизма. А в это время остатки коллекций мастеров, бывших опасно передовыми в советский период, на корню скупают иностранцы, оголяя наши будущие экспозиции. Ведь рано или поздно кончится эпоха, когда культурой руководили, не приходя в сознание. И случится конфуз: понастроили музейных городков, потом запросили еще столько же на музейное оборудование (охрана, климат и пр.), а в итоге выяснилось, что у государства не хватило ума и средств остановить вывоз национального достояния в промышленных масштабах. Это как заказать клетку в стиле reach & beauty — и уморить птичку голодом.

Галерея Александра Шилова

Краткий курс благотворительности

Чтобы понять, где и в чем мы оказались, надо быстро оглянуться. Тем более что ресурсоемкое искусство и в светлом прошлом финансировалось властью или теми, кто рядом.

Так, абсолютизм уже по своей метафизической природе должен был окружать себя людьми высшей творческой пробы, украшать правление открытиями и шедеврами. Даже темные, солдафонские времена оставляли после себя памятники творчества и знания. Помимо манифестации величия, не говоря об удовольствии для людей с мозгами и вкусом, в этом было подтверждение трансцендентальной легитимности: помазанника должны окружать «божественные» вещи, а значит, и люди, способности которых тоже не от мира сего. Произнося высокое слово «дар», часто забывают, что изначально это был дар не природный — божий.

Все изменила революция. Демократии эти метафизические украшения не нужны, пародиям на нее — тем более. Искусство разбежалось из коридоров власти, освободив их для людей разной культуры, часто никакой. Адреса покровителей сменились, однако бизнес и фонды могут перехватывать функции меценатства, только если власть сама не заигрывает втихую с «богоданностью» и смиряется со своим бытовым предназначением. Тогда приватная благотворительность поощряется самим же государством, которое служит скорее техническим распорядителем, нежели покровителем наук и искусств. И уж точно не покушается на автономию, не лезет в кадровую политику творческих сообществ, в культурные стратегии и т.п.

Надо понимать, что, списывая дары меценатства с налогооблагаемой базы, власть и с себя списывает миссию высокого покровительства, не говоря о прямом руководстве. А это не всем нравится. Списать с базы — то же самое, что напрямую отдать деньги, а с ними — кран и сам руль. И это не просто приватная фанаберия: здесь отрабатывается самоощущение легитимности системы — политика!

Культура «явочного абсолютизма»

У нас в этом плане страшный микст. Проблемы с легитимностью власти есть и у общества, и в политическом классе, и в самом руководстве. Пытаясь нащупать легитимацию помимо формальной процедуры переизбрания, начальство гипнотизирует себя иллюзией всевластия. В проклятом прошлом суверен всесилен, потому что легитимен. Здесь же, наоборот, произвол становится свидетельством и знаком легитимности де-факто. Обычный распорядительный шаблон французского суверена: «Нам так угодно». Теперь можно форсированно демонстрировать это «мне угодно», вписывая себя в абсолют, но при этом формально оставаясь лицом подотчетным, сменяемым, критикуемым, потенциально судимым, сажаемым и прочая, и прочая... Доказательством «права править» оказывается способность подавлять любые права, кроме своих, а свои ничем не ограничивать. Когда сдувается харизма, люди часто начинают с нарастающим усердием вести себя так, будто она есть и ее много, — бог еще не умер, а нам уже все дозволено. «От псевдохаризматической легитимности к квазитрансцендентной» — мысль глубокая, но дурная, Вебер икает.

Один из знаков такой «легитимности» — кадровые чудеса, способность поражать воображение непредсказуемыми и необъяснимыми назначениями — сигналами, «встраивающими в лояльность» своих и колеблющихся. Лучший способ — бросить на дело людей со стороны, без заслуг и нормальной карьеры. Такие чудеса инфицируют чиновничьи души манией подражания.

Московская государственная картинная галерея Ильи Глазунова

Кадры решают... всех

Было время, когда управленческая элита выковывалась в трудных карьерах и укреплялась сакраментальным «своих не сдаем». Затем перестановки в политическом блоке и в кабмине показали, что на науку, культуру и работу с обществом можно бросать людей, полезных в некоторых отношениях, но не отмеченных печатью профессонализма, даже не по профилю.

Идею перехватили внизу. Если на культуру бросают из налоговых органов, то и в культурологии логичен инженер-пожарник. В отрезке вертикали под линейным министерством тоже должны быть родные души, а не искусствоведы без погон. Теперь уже внутри институтов образованных меняют на лояльных. Потом этих же пожарных бросят делать другой пожар. Легкая разминка перед погромом РАН по готовому сценарию. И новый этап кадровой политики. Закончился период, когда на место выдвиженцев от Партии приходили авторитеты из профессии. Но и не вернулись нравы советской власти, когда брошенные на любое направление (хоть на искусство) люди от сохи еще сохраняли уважение к чужой профессии. Теперь кто угодно готов учить ученых, перестраивать отрасль, общаться с мэтрами, как с бригадирами гастарбайтеров. Эти люди рождены, чтоб анекдот про прачечную сделать былью.

Культура должна быть культурной!

Все непросто. Культурная политика нужна, но если кто-то думает, что она хоть в чем-то похожа на директиву, это заблуждение, тем более опасное, что оно имеет системный характер. Точно так же у нас и промышленную политику по госплановской привычке тут же сводят к прямым указаниям, кому, где, что и как производить. Или как делать кино, которое опять важнейшее из искусств, причем не только потому, что через него можно, как и раньше, продавливать идеологию (хотя немалые деньги, брошенные на кинопатриотизм, часто оказываются брошенными на ветер), но и потому, что у киношников большие трудности, есть большой бюджет, а значит, их можно нагибать.

Безупречная в своем примитивизме цепочка: культура — это услуга, платит государство, государство (здесь) — это я, значит, услуга мне — сообразно моему пониманию политического момента, идеологической задачи и морального контекста. Эта цепочка кажется настолько убедительной, что ее в приступах бюрократического нарциссизма то и дело пробалтывают — в том числе в претензиях руководить тем, чем руководить никто не просил и не уполномочивал. Но это только граждане имеют право на все, что не запрещено законом. Чиновник имеет право делать только то, что ему законом прямо предписано. Все остальное — административное или даже политическое самоуправство.

Людям в голову не приходит, что культура уже давно самостоятельна и самоценна, что деньги государства — это деньги налогоплательщиков, а не министерств и ведомств, что не культура оказывает чиновнику услугу, а чиновник оказывает -услугу культуре в роли нанятого приказчика. Хорошо бы без лишней дури и не особо вороватого. Как без личной и лишней самодеятельности организовать получение этого заказа от общества — отдельный вопрос, но тут уж если не знаешь — не берись. И не надо симуляций: эшелонировать схему карманными общественными советами — не проблема, но что такое не карманный совет на деле, тоже известно.

Из монолога Жванецкого: «Плохо получается фраза: «Я вами руководил — я за все и отвечу». Так вот: ничего этого не надо. Не надо «руководить» — тогда не придется отвечать за навязывание взрослым, свободным людям самопальных идеологем и героических мифов уровня 6+. Даже если личное время все равно тратится.