Теплый вечер. Мы с товарищами, владельцами крупной региональной компании, сидим на шестнадцатом этаже нового ослепительно дорогого московского офиса. Пьем кофе. Иногда выходим покурить на балкон. Внизу Тверская. Она шумит и стонет от тысяч сверкающих дорогих автомобилей. Над кремлевской стеной зажигаются звезды. Видно, как в Камергерском переулке зрители толпятся у дверей МХТ. «Макдоналдс» включил неоновую рекламу. Стрелки «будильника» у Главпочтамта показывают без четверти семь.

Вот уже пять часов кряду нас изводят юристы и экономис­ты высочайшего международного класса. Молодые, энергичные, хваткие выпускники Оксфорда, Гарварда и нашей Финансовой академии, общаясь по-английски, обсуждают варианты договора купли-продажи. Сегодня мы продаем компанию, которую создавали двадцать лет. Молодые волки в дорогих стального цвета костюмах рвут когти. Стараются предусмотреть всякий нюанс, учесть каждую мелочь, по сто раз уточняют туманные формулировки. Основной текст договора пишется на английском, нас просят согласовать аутентичный перевод. От постоянных перестраховок со стороны покупателя, крупного американского медиахолдинга, тексты договора становятся все более пространными и заковыристыми. Их уже почти невозможно читать, нам все труднее вникнуть в хитросплетения формулировок…

Двадцать четыре страницы на безумно дорогом юридическом языке. Я откладываю текст.

Трое коллег, с которыми мы продаем свои доли, вместе с нашим юристом мужественно сражаются за вменяемость формулировок. Главное я усвоил: против моей фамилии жирным шрифтом выведена крупная сумма, «уплачиваемая на момент завершения сделки и обозначенная в долларах США»…

Месяц назад никто из нас и не думал о продаже. Разумеется, мы слышали о новом крупном игроке медийного бизнеса, пришедшем на постсоветское пространство: компания Media International Telecommunications, Inc. скупала по хорошей цене кабельные сети во всех бывших союзных республиках. Под натиском ее бешеных денег пали Рига, Вильнюс, Киев, Тбилиси, Минск, Кишинев. Даже Москва в одночасье выставила на продажу четверть кабельных сетей и передатчиков. Транснациональная компания приобретала активы только в столицах, не распыляясь по мелочам. Каково же было мое удивление, когда однажды в кабинете раздался звонок и человек с акцентом, но на хорошем русском представился юристом Восточноевропейского отделения Media International Telecommunications, Inc. Он был отлично осведомлен о нашем состоянии дел. В конце разговора абонент предложил мне и другим владельцам... продать весь наш холдинг или контрольный пакет долей. Он попросил к зав­трашнему дню реально оценить компанию и, вежливо попрощавшись, положил трубку. Я посчитал это чьей-то неуместной шуткой. За обедом мы с друзьями посмеялись, хотя тот факт, что многие секреты нашей компании стали достоянием незнакомца, настораживал. На следующий день звонок повторился. Человек, назвавшийся вице-президентом Восточноевропейского отделения Media International Telecommunications, Inc., сказал, что звонит по поручению самого медиамагната Ричарда Олсона, и предложил купить нашу компанию за...

Он назвал сумму, после которой мне стало не по себе.

Еще он сказал, что предложение остается в силе в течение пяти рабочих дней и если мы, собственники, его принимаем, то он готов встретиться с нами в Москве. После этого трубку взяла секретарша. Она приятным голосом сообщила, как найти представительство компании, и тут же сбросила по факсу фирменный бланк с адресом и контактными телефонами.

Насилу справившись с волнением, я позвонил остальным учредителям компании. ­Услышав сумму предлагаемого контракта, они примчались, будто на реактивной тяге.

Похоже, нам сделали то редкое фантастическое предложение, от которого действительно невозможно отказаться.

Прошло не более месяца. И вот в московском офисе Media International Telecommunications, Inc. мы готовим договоры купли-продажи и инвестиционных вложений на невероятную сумму. Еще более невероятным казалось известие, что на подписание контракта приедет лично легендарный Ричард Олсон, сделавший за двадцать лет состояние в девять миллиардов долларов! В этот день его принимали в правительстве РФ. А вечером по пути в аэропорт он решил заехать в центральный офис. Началась ужасная спешка. Трое юрис­тов не покладая рук работали над документами. Каждый занимался своими разделами. Старший группы объединял текст воедино. Общими усилиями с трудом уложились только к вечеру.

В 20.00 в офисе появилась дополнительная охрана. В начале девятого, когда в большом зале компании все было готово, а вице-президент Восточноевропейского отделения просматривал еще теплый от печати текст, в офис вошел могущественный и знаменитый Ричард Олсон. В дорогом темно-синем костюме, белоснежной рубашке с узким воротником. В отличие от всех нас, он был без галстука. Держался скромно, но с каким-то неуловимым достоинством. Крепко пожав нам руки, предложил сесть за большой круглый стол. Его лицо мне показалось знакомым. Пожимая руку, он задержал на мне взгляд и дружески улыбнулся, после чего мне еще более стало казаться, что мы где-то встречались. По очереди (вначале мы, а затем вице-президент) подписали заключительные страницы контракта. Внесли шампанское. Ричард Олсон поздравил всех участников сделки, извинившись, предупредил, что у него в запасе всего десять минут, и разрешил задать несколько вопросов. Честно говоря, нам не давал покоя лишь один вопрос, на который не смог ответить даже всесильный вице-президент: «Почему из восьмидесяти региональных центров России мистер Олсон решил выбрать именно наш город?»

–Потому что из всех крупных городов России, – усмехнувшись, ответил Ричард Олсон, – я был только в вашем. Кроме Москвы, разумеется. И у меня об этом остались самые теплые воспоминания.

–Вот как... Позвольте спросить, когда вы у нас были?

–Двадцать лет назад… – Ричард Олсон повернулся ко мне и произнес, глядя в глаза: – Двадцать лет назад я был у вас в гостях, Серж.

И вдруг... вдруг я вспомнил!

–Мать честная! Ричард?!

–Он самый, Серж!

Мы бросились друг к другу в объятия. Успели поговорить минут пять, вспомнили общих знакомых, много смеялись.

–Как поживает офицер полиции Виктор? – допытывался Ричард. – Наверное, давно уже генерал?.. Не сомневаюсь! И у тебя, Серж, отличные успехи в бизнесе.

–Что мои успехи по сравнении с твоими, Ричард!

Мы то и дело хлопали друг друга по плечу, вспоминая былое (персонал и охрана застыли в изумлении), потом снова обнялись, а потом он умчался в аэропорт.

Вернувшись в гостиницу, я долго не мог уснуть, до рассвета вспоминая события два­дцатилетней давности...

В сороковую годовщину испытания первой советской атомной бомбы случилось чудо: большой группе туристов из США разрешили пеший ход по нашей тундре. Их даже отправили теплоходом в пограничную зону, на Соловки. Допустили к местному населению. Американцам все жутко понравилось: белые ночи, туманные рассветы, чуть оранжевые стены былинного монастыря. Их покорила северная архитектура: шатровые церкви, часовни, деревянные избы. Удивили огромные просторы нетронутой земли...

Перед отъездом американской делегации во Дворце культуры был устроен торжественный вечер с банкетом. Как это часто бывает, неофициальная часть сильно затянулась. Кажется, никто не помнил, что ранним утром запланирован вылет делегации в Москву.

Зал невнятно гудел. Иностранцы с трудом говорили. Наши переводчики туго соображали. В два часа ночи ко мне прибилась пара американских газетчиков. Один из них кое-как понимал по-русски. Представился: Ричард Олсон. Стали напрашиваться в гости. Им захотелось посмотреть, как живут советские журналисты. На черта, думаю, мне это надо. Жены нет. Уехала с дочкой в отпуск. Холодильник пуст, как и все магазины города…

Масло, колбаса, чай, сахар, водка в то время отпускались только по специальным талонам. Чтобы их отоварить, приходится часами стоять в длинных очередях. Действительно, чем угощать гостей?!

–Серж, мы идти к тебе?

Американцы стоят покачиваясь. Чтобы не свалиться, держатся друг за друга. Нейлоновые куртки, клетчатые рубашки, джинсы. На ногах желтые парусиновые ботинки с толстыми широкими подошвами. Кажется, именно они удерживают хозяев от падения.

–Пойдем, – говорю, хотя ведь только что намеревался отказать; есть у меня такая слабость – отсутствие воли. – Вэлкам!

–Серж, что такой «на посошок»? – интересуется Ричард.

–Выпить перед уходом.

–Давай на посошок?

–Можно.

Водку на столы, ясное дело, не подавали. Наши распихали бы ее вмиг по карманам, сумкам и портфелям. Откупоренные бутылки стояли на широком прилавке в углу зала. Каждый подходил и наливал сам. За порядком следил дежуривший рядом офицер... извиняюсь, официант. Подошли и мы. Выпили, не отходя от источника. Американцы начали горячо благодарить официанта. Полезли целоваться. Очень удачно. Я незаметно сунул початую бутылку в карман куртки. Сделал это быстро и элегантно. Давно убедился: небольшая доза спиртного прибавляет организму ловкости и сноровки.

Стали продвигаться к выходу.

–У тебя большой дом, Серж? – интересуется Ричард.

–Огромный, – говорю.

–Два этажа?

–Больше.

–О-о! Серж, ты есть богат?

–Да, – соглашаюсь, – в моем доме пять этажей. Пойдем, увидите.

Выходим втроем на крыльцо. Свежо и пустынно. Вокруг сизый туман. Или белые ночи на излете? Мокрая растяжка едва держится над парадным входом: «Привет американским участникам похода на Русский Север!». От дождя буквы потекли и размазались. Поеживаясь, спускаемся по лестнице дворца. За нами из холла высыпала еще группа иностранцев. Ну, думаю, наконец-то успокаиваются, идут отдыхать в гостиницу. Гляжу, они сворачивают за нами. Я прибавляю ходу. Мои спутники с трудом поспевают. Быстрым шагом идем метров триста. Толпа за нами. Выходим на улицу Комсомольскую. Оглядываюсь. Мать честная – вся дорога запружена людьми! Как на демонстрации. Куда они? Идут, кричат что-то на своем, размахивая полосатыми флагами, поют. Сзади пристроилась машина ГАИ с включенными маячками. Слышно, как хрипло и неразборчиво орут с ее крыши мощные громкоговорители. Поворачиваем к моему дому. Гаишная «шестерка» объезжает колонну демонстрантов и тормозит рядом. Из кабины выскакивает нетрезвый офицер в парадной форме. Дает команду водителю-сержанту заглушить мотор. Качнувшись, гаишник жезлом поправляет милицейскую фуражку.

–Капитан Шлейкин.

–Очень приятно, – отвечаю.

Мои спутники учтиво кланяются.

–Слушай, ты русский человек?

–Допустим.

–Глухой?

–Нет, – говорю. – С этим все в порядке. Слышал, как вы полгорода динамиками разбудили.

–Это я тебе, между прочим, кричал. Куда ты всех тащишь?

–Я?

–Ну да, – капитан смотрит на часы, – в два ночи!!! А между тем по графику, – он достает из-под кителя листок с каким-то расписанием, – здесь ясно сказано: двадцать четыре ноль-ноль – движение в гостиницу. С часу до восьми – сон. Ты видишь: сон!

–Вижу.

–Почему не спишь?

–Вам какое дело?

–На-па-са-шок, – с трудом объясняет Ричард.

Гаишник жестом просит не вмешиваться.

–Куда ведешь?

–Двух коллег к себе.

–Тут семьдесят человек демонстрантов, – указывает капитан жезлом на застывшую колонну. – Не меньше.

–Так скажи, пусть разворачиваются и идут в гостиницу.

–Я по-английски – ноль, – признается капитан.

–Аналогично, – отвечаю.

Нетвердое рукопожатие.

–Виктор, – представляется капитан.

–Сергей.

Толпа терпеливо ждет окончания переговоров.

–Переводчики есть? – спрашиваем.

Среди немногих русских, затесавшихся в ряды иностранцев, таковых не оказалось.

–Наверное, уснули в ДК! – кричит кто-то.

–Слабые ребята оказались, из педагогов, – объясняет Виктор. – Ладно, сгоняю за ними. А пока пускай все эти, – он указывает на пеструю толпу, – идут к тебе. А то разбредутся по городу. Хрен соберешь.

–Не-а, не пойдет! – говорю.

–Почему?

–Сам представь, что мне с ними делать? И водки в обрез, – показываю бутылку во внут­реннем кармане. – Тут на троих не хватит.

–На-па-са-шок! – это опять Ричард.

Капитан снова жестом просит не вмешиваться.

–С этим не проблема, – говорит он. – Их выпивкой и закусью каждый день снабжают! – Виктор подходит к машине, открывает багажник. – Я ведь за американами уже неделю езжу. От самых Дальнегор обслуживаем! – Виктор стучит жезлом по картонным коробкам. – Водка. Стаканы. Бутерброды. Для дорогих гостей всего навалом.

Увидев открытый багажник, американцы привычно оживляются.

–Пока бродили по Русскому Северу, – объясняет Виктор, – я всем желающим через каждые пять километров наливал. Точно по спидометру. Во-первых, идти веселей. Во-вторых, на окружающую действительность, как говорится, меньше нездорового внимания…

–Тогда чего ждем? – говорю. – Пошли.

Из милицейской «шестерки» достают коробки. Выгружают их перед моим подъездом. На вид получается внушительно.

–Запас неслабый, – говорю, – до утра можно продержаться.

–Это что! – усмехается Виктор. – Первые дни на автозаке возили…

Поразмыслив, капитан решает остаться:
«Мало ли чего…» И дает указание сержанту вернуться в ДК и доставить переводчиков. Американцы весело отдают честь отъезжаю­щей машине ГАИ. Затем вслед за нами направляются к подъезду. Мы с Виктором заносим коробки в мою квартиру.

–Айн момент! – кричит Виктор, выскочив на лестничную площадку и выставив перед иностранной делегацией полосатый жезл, и щедро улыбается. – Минута на подготовку. Пли-из.

Американцы деликатно застывают в подъ­ез­де. С интересом разглядывают парадный и единственный вход в жилище: оторванные гнутые металлические перила, разбитые в патронах лампочки, обшарпанные стены с математическими формулами, написанными от руки, когда X часто умножается на Y и еще на какую-то неизвестную.

Тем временем из кухни в прихожую мы с Виктором выносим небольшой столик. На него ставим бутылки с водкой и горки одноразовой посуды. Рядом пристраиваем коробки с закуской. Через несколько минут в своей двухкомнатной квартире я впервые принимаю заморских гостей. Капитан Шлейкин у распахнутой входной двери наливает в пластиковые стаканчики водку. Я достаю бутерброды и подаю их американцам. Они боязливо входят в узкую прихожую. С удивлением рассматривают низкие потолки и нехитрую мебель. Представляются:

–Ричард Олсон.

–Знакомы, – говорю. – Проходи.

–Фредерик Батлер.

–Анжела Розенберг.

–Стив Лансе…

Я начинаю было считать гостей. На третьем десятке бросаю это занятие. Американцев на лестничной площадке не убывает. Кажется, они быстро освоились. В подъезде стоит веселый гомон. Зазвучали ковбойские песни. В квартире танцуют. Кто-то бренчит на моей гитаре…

Потекла обычная жизнь со всеми ее неприятными мелочами. Вот соседка привычно начала стучать по батареям. Затем, чтобы одернуть хулиганов, выскочила на площадку. Поток иностранцев чуть не хлынул в ее квартиру. Она с ужасом захлопнула дверь. Это был самый жуткий сон в ее жизни: дом захватили оккупанты. Осмелев и услышав русские голоса, она снова высунулась.

–Предупреждаю! Я вызову милицию!

–Sorry, we don’t understand…

–Вонахлестались! Только не надо прикидываться!

К двери подошел капитан Шлейкин. Его фуражка с кокардой была повернута набок. Синий галстук небрежно лежал на погоне. Виктор нажал кнопку звонка. Дал три коротких. Потом шесть длинных. Соседка не открывала. Она разглядывала милиционера в дверной глазок. В одной руке он держал стакан. В другой сжимал полосатый жезл. Нетерпеливыми ударами проверял дверь на звучание.

–Милицию вызывали?

–Нет, – наконец отозвалась соседка.

–Как не вызывали? Я слышал.

–Вы ошиблись.

–За ложный вызов, между прочим, можем привлечь к ответственности! Административной… – Капитан плеснул себе из бутылки. Высоко поднял в руке стаканчик. – За тех, кто охраняет покой граждан. За советскую милицию!

Американцы не понимали, но кричали:

–Рашен полисмен! Ура! Ура!

Еще раз я порадовался за жену и дочь: хорошо, что уехали в отпуск. Незнакомые люди прямо в обуви лежали на кровати. Сидели на полу. На спинках кресел. Чьи-то ноги в красных ботинках свисали со шкафа. В ванной, на кухне и в детской комнате распивали. В туа­лет стояла очередь. Толпа из коридора все прибывала. В дверях возник затор. Остро чувствовалась нехватка кислорода. Пришлось распахнуть окно. Люди начали вылезать на улицу через подоконник. Я приободрился. Как оказалось, преждевременно. ­Гости ­спрыгивали, делали несколько шагов по клумбам и вновь занимали очередь в подъезде. Возник порочный неразрывный круг. Образовалось что-то вроде орбиты с плотным движением тел. Как-то само по себе движение начало ускоряться. Серьезную выпивку превратили в игру.

–Я что заметил, – крикнул мне Шлейкин, – любят американы находить во всем развлечения. Прямо как дети!

«Дети» заходили в квартиру, брали из рук Виктора стаканчики и продвигались к окну. На ходу выпивали, закусывали. Пустую тару не выбрасывали. Не сбавляя темпа, ловко взбирались на подоконник, спрыгивали на землю и снова занимали очередь в подъезде. В узком тамбуре, изображая бег на месте, они весело двигались в квартиру. Многие успели сделать по нескольку витков.

От жеребячьего топота дом начал просыпаться. Окна приоткрылись. Из них высовывались заспанные лица соотечественников. Доброжелательные американцы им приветственно махали, кричали: «Хай! Хэлло!»

Наши не отвечали. А сказать им хотелось многое… Возможно, сдерживало врожденное уважение к иностранцам. Может быть, сбивала с толку форма капитана Шлейкина. Виктор стоял теперь в палисаднике и регулировал движение. Иногда он поднимал жезл и свистел – «замри!» Американцы охотно останавливались. В паузе Виктор принимал свою долю выпивки. Гости ждали нужного сигнала. Закусив, Виктор свистел и давал отмашку: «отомри!» Движение продолжалось.

Наконец скрипнули тормоза. Вернулся сер­жант с американцем, говорившим по-русски. Он долго и с удивлением наблюдал за хороводом соотечественников. Помахал Виктору. Потом подошел ко мне. Представился: «Пол Дрекстон, посольство США». Он был почти трезв. Крепко пожал мне руку. Сказал, что это есть замечательная идея «подзывать столько люди в гости». Он восхищен русским гостеприимством. И собирается пригласить делегацию русских в Америку. Это будет настоящая народная дипломатия. Разумеется, столько людей они принять не смогут, извинившись, сказал Пол, но человек десять постараются. Места мне и этому симпатичному регулировщику, офицеру полиции – он показал на Виктора, – «если вы не возражать, конечно», будут гарантированы.

Я подозвал Шлейкина. Он поднял вверх жезл, движение остановилось. Виктор подошел. Не вынимая свисток изо рта, протянул руку. Я коротко передал ему содержание разговора. Против поездки в США Виктор не возражал. Козырнув, вернулся к окну и снова дал сигнал к движению. Американцы зашевелились. Виктор протяжно засвистел и указал жезлом: минуя подъезд, всем двигаться за служебным автомобилем. Сержант включил динамики. Громко скомандовал компании любопытных дворняг освободить проезжую часть. Дом проснулся окончательно. Соседи видели, как из окна первого этажа выползла пестрая стоногая змея. Извиваясь, распевая и приплясывая, она двинулась за машиной ГАИ в центр города. Замыкал движение четким строевым шагом бравый капитан Виктор Шлейкин.

Спустя несколько часов набитый людьми местный аэропорт рыдал. Иностранная делегация улетала со слезами на глазах. Десятки американцев и русских застыли в объятиях. Грубые ковбойские пальцы нежно сжимали бледные руки северянок.

–Эти необыкновенные люди… Этот прекрасный север...

Мы записывали спонтанные фразы американцев для будущего фильма. Оператор поставил уже третью кассету. Иностранцы сами подходили к микрофону и говорили в камеру. Кажется, больше всех расстроенным выглядел Ричард Олсон. Он говорил, едва удерживая слезы:

–Серж, мне этого не забыть… Удивительная страна! Волшебный город! Мы не хотим уезжать… Вы взяли в плен наши сердца… Русские, мы вас любим!

Несколько молодых людей всерьез захотели остаться в СССР. Их не отпускали нежные девичьи руки.

Компетентные товарищи мягко разъясняли, почему это невозможно.

Пол Дрекстон подошел ко мне. От посольства США сказал несколько официальных слов благодарности в телекамеру. Потом, уже не для кино, еще раз пообещал вызвать нас с Виктором в Америку.

«Гудбай, Америка, о-о, где я не буду никогда…» – сипло гремели динамики на весь аэропорт. Этим словам как-то верилось ­больше.

И все же через несколько месяцев пришло официальное приглашение. На десять человек. В делегацию вошли инженер, рабочий, колхозница, чиновники из горкома, исполкома, два переводчика. От государственной автоинспекции, занимавшейся сопровождением американской колонны, пригласили Вик­тора Шлейкина. Меня – от средств массовой информации.

–Не понимаю. Почему тебя? – возмущался главный редактор областного телевидения Фрайман, к которому я пришел с заявлением на отпуск.

–Что же здесь удивительного?

–А то, что в студии имеется много порядочных людей. Которые лично у меня вызывают гораздо больше доверия. Надо бы подобрать человека надежного.

В кабинет, как всегда без стука, вошла редактор общественно-политических программ Ольга Дебец. Положила на стол сценарии на вычитку.

–Вот, Дебец, например. Она член партии, многодетная мать. По крайней мере, вернется обратно.

–Я никуда не собираюсь, – сказала Ольга. – Сначала пусть бухгалтерия вернет деньги за прошлую командировку.

Она вышла так же холодно и гордо, не вникая в подробности.

–К тому же, – продолжил Фрайман, – ты уже ездил в капстрану. Говорят, вы с Молчановым пол-Финляндии залили водкой.

–Нет.

–Что «нет»?

–Мы были в Норвегии. И, как видите, я не остался. Можно сказать, проверен искушением.

Виктор Зиновьевич вертел листок с фамилиями приглашенных. Бумага была плотной и упругой. Сверху – входящий номер. Внизу – заграничная печать. По обыкновению ему хотелось внести правку. Устранить нелепую ошибку. В крайнем случае выбросить ненужный документ в мусор.

–Этот список направлен из посольства, – напомнил я. – Американская сторона меня включила.

–Иначе стал бы я с тобой разговаривать.

–Там, как видите, мне доверяют.

–Это и настораживает.

Фрайман никак не мог решиться. Тянул время. Долго, будто впервые, изучал кабинет. Желтый фанерный карниз над узким окном, зеленые шторы в полоску, бежевые стены. Его фотографии с легендарным Папаниным, комментатором Озеровым, писателем Симоновым. Переходящий красный вымпел с ликом вождя в золотистой бахроме. Пара грамот в деревянных рамках от секретаря по идеологии обкома КПСС Ю.Н.Сапогова. Латунный штурвал с дарственной надписью председателя облисполкома: «Так держать!». Все свидетельствовало об относительно удачной карьере хозяина кабинета. Давало некий импульс к великодушию.

–Ладно. Подготовь сюжет из Америки, что ли, – сказал Фрайман, подписывая заявление.

–О чем?

–Откуда я знаю. Что-нибудь на тему политической нестабильности.

–В США?

–Ну там... социального неравенства. Всё какая-то польза.

В Нью-Йорк наша группа вылетала из «Шереметьева-2». С Виктором Шлейкиным встретились, как со старым приятелем. В аэропорту он сразу спросил:

–Права есть?

–Зачем? – отвечаю. – Машины нет.

–Ерунда. Машина будет. А права сделаем. После возвращения.

–Ладно, – говорю.

–Водку везешь?

–Есть немного.

–У меня кое-что покрепче, – Шлейкин хлопнул по туго набитым чемоданам. – Еще прихватил ложки, матрешки, хохлому… – Виктор указал на большой целлофановый пакет, стоявший рядом с чемоданами: – Щепные птицы счастья.

–Нормальные подарки.

Шлейкин вынул из пакета сверток. Развернул бумагу. Достал белую деревянную птицу с красной нитью вдоль крыльев.

–Как думаешь, пойдет по десятке штука?

–Счастье по червонцу? Дешево.

–По американскому червонцу, – уточнил Виктор. – Возьмешь пакет? А то у меня рук не хватает.

–Не вопрос.

Понизив голос, Шлейкин спросил:

–Доллары взял?

–То, что положено.

–А еще?

–Нет, – соврал я. – Строго по норме.

Хорошо, думаю, что Виктор напомнил. Надо бы перепрятать контрабандную стодолларовую банкноту. В заднем кармане брюк, под носовым платком, могут обнаружить.

Пригляделся. Многие пассажиры с озабоченными лицами рассовывали какие-то бумажки, пакетики, сверточки в тайные места. У членов нашей делегации это получилось неплохо. Оставили таможню за спиною без потерь.

Во время промежуточной остановки в Шен­ноне мы все же не уберегли одного человека.

Какая-то женщина нечаянно зашла в магазин аэропорта. Увидела продукты, вина, фрукты, одежду, косметику, украшения. Приоткрыла маленький кусочек заграничной жизни. И рухнула тут же у витрин. Ее долго не могли привести в чувства. Персонал вызвал «скорую». Оказалось, серьезный приступ. Не выдержало сердце. О дальнейшем полете не могло быть и речи.

–Разумную политику ведет наше государство, – тут же объяснили бывалые люди. – Сначала отпускает в соцстраны. А потом уже медленно, по нарастающей – в капиталистические. Видать, с этой женщиной получилась неувязка.

В Нью-Йоркском аэропорту Кеннеди нас встретили яркие цветы и громкие аплодисменты. Американцы не поленились на воздушных шарах написать наши имена и фамилии. Всех прибывших заранее распределили по семьям. Будущие хозяева держали разноцветные шарики с именами своих подопечных и улыбались. На всякий случай всем. Мы подходили и дергали за ниточки. Каждый тянул шарик со своим именем. Делегация тут же распалась на отдельные группки. Начали знакомиться. Нас с Виктором взял к себе учитель географии Майкл. Высокий, худой, в очках, с бородкой и усиками, он напоминал Антона Павловича Чехова. Только говорил по-английски, быстро и неразборчиво.

–Блтмо, Блтмо…

–Что он говорит? – спросил я у переводчицы Лены.

С того момента, как мы с Виктором выпили в самолете, у нее было встревоженное лицо и чувство постоянной опасности. Лена преподавала английский в школе. Была неофициально закреплена за мной и Виктором как за самыми отсталыми «в смысле языка и поведения». Так сказал руководитель нашей группы. Человек из горкома.

–Он говорит, что повезут нас в небольшой городок под Балтимором. Там и будем жить. Вы с Виктором остановитесь у него.

–Как же с ним разговаривать? Он же по-русски ни бельмеса… – всполошился Шлейкин.

–Виктор, прошу выражаться корректней. В самолете вы допускали мат. Здесь...

–Что я такого сказал?

–Вы отозвались неуважительно. Нехорошо. Теперь по существу. Нас всех поселят в одном районе. Я буду жить поблизости, на соседней улице. Не пропадете.

Пока Лена рядом, хотелось побольше ­узнать о Майкле. По дороге из аэропорта мы начали задавать вопросы. Лена коротко переводила:

–Майкл долгое время жил в Нью-Йорке. Преподавал в университете. Большой город ему не нравился. Он продал в Нью-Йорке квартиру…

Мы жадно вглядывались через приоткрытые окна автомобиля. Вот он город мечтаний и грез. Продать квартиру в Нью-Йорке? Верх безумия. Голос Лены едва перекрывал свист ветра и ровное урчание двигателя.

–Квартира Майкла была в шумном Манхэттене. Он переехал в тихое место. Старается здесь не бывать. Только, говорит, не всегда получается. У него здесь остались друзья и родственники...

Майкл перебил Лену. О чем-то спросил.

–Он интересуется, как вам нравится Нью-Йорк?

–Не очень, – говорю, думая, что надо поддержать человека. – Тоже стараюсь здесь не бывать. Пока получается. За всю жизнь первый раз в Нью-Йорке.

–Спроси Майкла. Он женат? – поинтересовался Виктор.

–Да. Жена… Барбара… работает... Я не совсем поняла. Скульптором, что ли. Она ждет нас дома.

–Красивая?

–Мне нравится, – сказал Майкл.

–Сколько ей лет?

Лена незаметно толкнула Шлейкина в бок.

–Не помню. Спросите у нее, – дипломатично ответил Майкл.

Виктор обрадовался. По-английски он твердо знал всего две фразы: «My name is Viktor» и «Hоw old are you?»

Знакомясь с Барбарой, он тут же истратил весь свой запас английского: «Меня зовут Виктор. Сколько вам лет?»

Мне понравился неиссякаемый, упорный, тупой оптимизм американцев. Всегда веселые, довольные и жизнерадостные. По крайней мере, внешне. Эту национальную особенность я подметил еще по дороге из аэропорта. Лена уснула. Виктор не в счет. Переводить было некому. До отъезда я пытался освежить свой английский по учебнику Бонка. Кажется, тщетно. Майкл долго рассказывал какую-то смешную историю. Он громко хохотал. Отпускал руль и стучал руками по коленкам. То и дело поворачивался ко мне. Потом спросил, все ли я понял. Я честно ответил: «Нет. Плохо знаю английский».

–Не важно, – бодро сказал Майкл, – я расскажу тебе другую историю. И, поверь мне, она будет такой же интересной и смешной.

Из второго рассказа я понял еще меньше.

–Не проблема, – не унывал Майкл. – Слушай еще одну. Ну очень смешную…

В центральных кварталах Нью-Йорка Майкл показал на многоэтажки. Чистые, ухоженные, красивые. Монбланы из стекла и бетона. Рядом цветники и спортивные площадки. О таких мы даже не мечтали.

–Бедные, бедные люди. Они проводят жизнь в этих ужасных домах.

–Не понял, – проснувшись, сказал Виктор.

–Кажется, Майкл жалеет людей, которые мучаются в небоскребах.

–Заелись, – недовольно буркнул Виктор. – Переведи. Я двенадцать лет стою в очереди на поганую хрущевку.

–Не клевещи. И как я ему объясню, что такое «хрущевка».

–Он еще моего деревянного барака не видел, – вздохнул Виктор.

На широком мосту пришлось остановиться.

–Пробка, – сказал Майкл и заглушил двигатель.

Мы вышли из машины. Впереди замерли сотни автомобилей. Никто не сигналил и не ругался. Двое парней вынесли из салона магнитофон, положили на асфальт. Включили погромче. Несколько машин еще ближе прижались друг к другу. Образовалась небольшая площадка. Молодежь высыпала из автомобилей. Начала танцевать прямо на мосту. Виктор открыл рот.

–Слушай, танцуют на проезжей части. Они нормальные? Серж, спроси, у них дорожная полиция есть?

–Есть, – сказал Майкл.

–Узнай, куда она смотрит.

Барбара встретила нас у дома. Высокая, статная, подтянутая. В джинсах и свитере. Рядом с ней чинно сидел мрачный лабрадор. Взгляд у него был холодный и подозрительный.

–Это Виски, – пожав нам руки, сказала Барбара.

–Виски? – оживился Виктор. Из непонятного языка он иногда правильно выхватывал и распознавал нужные слова. – Не откажусь.

–Собаку так зовут, – объяснил я.

–А-а, – разочарованно произнес Виктор. – Я-то думал…

Барбара пригласила в дом. Показала, где вымыть руки. Предложила ужин. «Все остывает. Я приготовила салат и курицу». Хозяйка, как водится, скромничала. В огромной гостиной был накрыт праздничный стол. На нем никогда не виданные «живьем» закуски вроде тунца, устриц, крабов. В центре стола большая ваза с фруктами. Ананас, бананы и еще что-то незнакомое. Возможно, киви и авокадо? Майкл включил джаз, подмигнул нам и достал из бара спиртное.

–Какой виски ты предпочитаешь, Виктор? – улыбнувшись, он предложил сделать выбор между бутылкой и собакой, лежавшей рядом с холодильником.

Виски с лапами оскалился. Мы по-прежнему не внушали ему доверия. Виктор уверенно показал на красочную этикетку. Потом засуетился, вскочил и достал из своего чемодана две бутылки с черно-белыми наклейками. На них крупно одно рекламное слово: «Спирт». Горлышко заделано сургучом.

–Презент, – сказал Виктор, – для тебя и Барбары. – Шлейкин, как было заведено в наших очередях, сунул по бутылке в одни руки. – Это настоящая русская водка. Из Амдермы. Наркомовские запасы.

–Что такое Амдерма? – спросил Майкл.

–Долго объяснять. Сибирь знаешь? Лена, переведи.

–Сибирь знаю.

–А это еще хуже.

–Что значит хуже?! – спросила Лена. – Я всякую ерунду переводить не буду.

–Ну… в смысле холода, – уточнил Виктор. – Скажи, что эту водку пьют белые медведи.

Лена перевела. Майкл не поверил.

–Переведи, что я пошутил. Майкл, хочешь попробовать? Ее надо пить залпом. Сейчас покажу как.

Виктор ножом сбил над раковиной сургуч. Распечатал бутылку. Вернулся к столу. Налил Майклу до краев. Все поднялись, чуть отодвинув стулья. Чокнулись.

–За мир!

–Дружбу!

–И знакомство!

–Welcome! – Майкл опрокинул рюмку и бросился в ванную.

Через несколько минут он вернулся бледный и испуганный. Спросил, правда ли, что это пьют в России. Виктор немедленно налил полфужера спирта и выпил. Я поддержал компанию. Майклу стали разводить. Барбара только вздыхала. Посидели. За Леной приехали ее «хозяева». Пожилая чета. Гай Теннот, высокий джентльмен военной выправки, и его супруга Патриция, чем-то напоминавшая артистку Ольгу Аросьеву. Они долго извинялись за то, что не встретили Лену в аэропорту. Благодарили Майкла за помощь. «Путь не близкий. Да и лишние расходы на бензин». Они не стеснялись об этом говорить. Наши, думаю, ни за что бы не признались. Пока Лена собиралась, Тенноты деликатно ожидали у двери. Потом вышли на крыльцо.

–Заходите в дом, – широким жестом приглашал их несколько раз Виктор.

Тенноты вежливо отказывались.

–Заходите по-соседски. Что вы как неродные! – настаивал Виктор.

Гости упорно не соглашались. Майкл и Барбара не вмешивались.

–У них не принято без приглашения, – вынося чемодан, сказала Лена.

–Это напрасно. А то бы посидели. Поговорили…

–Что хочет Виктор? – спросил Майкл.

Лена перевела.

–Они будут у нас завтра.

–Мы их пригласили, – сказала Барбара.

Лена уехала к Теннотам, помахав нам из серебристого «Форда». Майкл предложил осмотреть дом. Мы двинулись за ним, прихватив бутылку виски и стаканы. Возникла хорошая идея – поднять по рюмке во всех комнатах. Кажется, погорячились. Выпивать за каждой дверью было абсолютно нереально. Договорились «принимать объект» поэтажно. Начали с подвала. Чего там только не было! Артезианская скважина, насосы, компрессоры, автоматы управления, газовая колонка… А еще – помещения для стирки и сушки белья, мастерская, тренажерный зал, сауна с крохотным бассейном и отдельным туалетом. На втором этаже кухня, столовая, гостиная, кабинеты Майкла и Барбары, две спальни. На третьем – две комнаты и, разумеется, отдельный санузел для гостей.

–Майкл, хочешь, я угадаю твою фамилию, – сказал Виктор.

Я перевел.

–Давай.

–Твоя фамилия Рокфеллер.

Майкл улыбнулся:

–Да, это я, основатель банковской династии. Но, к сожалению, дела мои пошли хуже. Я обнищал и разорился. Теперь у нас с Барбарой всего лишь один дом. Только две машины. Нам приходится ежедневно работать и ютиться в этой скромной хижине.

–Хижина?! – возмутился Шлейкин. – Да вы просто заелись! Майкл, ты знаешь Трелепнева? Ну это наш первый секретарь обкома! Так вот, Майкл! Я тебе скажу по секрету. Даже у него нет такого дома.

После осмотра жилища нам выделили большую комнату на третьем этаже. С двумя широкими кроватями и огромным телевизором, прикрепленным к стене. Под ним тумба с видеомагнитофоном. Майкл достал с полки несколько кассет. Положил на крышку. Извинился: «Надо вымыть посуду». Я принял душ. Шлейкин быстро прокручивал кассеты. Оказалось, на всех пленках документальные ленты и мультики. Он расстроился. Вышел на лестницу и громко позвал Майкла. Учитель бегом поднялся на наш этаж.

–Ду ю хев секс на видео? – спросил ­Виктор.

Майкл замахал руками: боже сохрани!

–Это плохо. Бед!

–Плохо? – растерялся Майкл.

–Мне нужно посмотреть.

Майкл не понимал.

–Серега, переведи.

–Успокойся, – говорю. – Имей совесть.

–Понимаешь, – начал объяснять Виктор, – я милиционер. Полицейский, по-вашему, – Виктор отработанным до автоматизма движением плеснул в стакан нужную дозу виски себе и Майклу. Залпом выпил. – Мне надо смотреть порно. Это необходимо для работы.

–Ты полицейский?

–Серега, скажи.

–Да, – говорю, – это рашн полисмен.

Майкл отказывался верить.

–Ван момент!

Виктор открыл чемодан. Достал милицейскую форму. Начал переодеваться. Натянул форменные брюки, рубашку, галстук, китель, фуражку. Достал со дна чемодана милицейский черно-белый жезл. Бойко выпрямился, стукнув голыми пятками.

Майкл пришел в восторг. Он громко позвал Барбару. Та не отвечала.

–Наверное, уснула, – объяснил Майкл.

Виктор снова порылся в чемодане и вытащил свисток. Обнявшись, они пошли искать Барбару. Виктор свистел. Майкл стучал по перилам лестницы милицейским жезлом. В окнах соседей зажегся свет.

Увидев Виктора, Барбара всплеснула руками. Бросилась в свою комнату. Притащила фотоаппарат. Они с Майклом попросили немедленно сфотографировать их вместе с русским полицейским. Я сделал несколько кад­ров. На фото Виктор улыбался. Он обнимал Майкла и Барбару, не выпуская из рук стакан и бутылку.

Потом Барбара ушла готовить десерт. Виктор снова пристал к Майклу.

–Что он хочет?

–Он требует порно.

–Но для чего?

–Для работы.

Майкл не понимал.

–Серж, объясни еще раз.

Я попытался. Запаса обычных слов не хватало. Виктор требовал, чтобы я вначале обрисовал неутешительную картину роста оргпреступности в СССР. Переговоры зашли в тупик. Шлейкин решил звонить Лене. Уезжая, она оставила телефон своих хозяев. Там долго не брали трубку. Время позднее. То есть раннее. Практически утро. Наконец недовольно ответили.

–Позовите Ленку, – сказал Виктор.

Теннот не понял.

Майкл, двадцать раз извинившись, попросил к телефону русскую мисс. Подошла заспанная Лена.

–Имейте совесть. Вы не в России, Шлейкин, – привычно напомнила она.

Виктор долго ей объяснял, что порнография, о которой он много слышал, – это огромное зло. Оно захлестнуло Америку. Так им рассказывали в Высшей школе милиции. Беда может прийти в СССР. С этим необходимо бороться. А чтобы победить, надо знать тему досконально.

–Поэтому я и хочу. Изучить проблему.

–Прямо сейчас?

–А чего откладывать?

–О господи, помоги мне объяснить этот бред, – вздыхала Лена.

Майкл брал трубку, слушал перевод и недоверчиво качал головой.

–Ты скажи, скажи ему, что это для работы, – выхватывая трубку, горячился Виктор.

Кончилось тем, что нетрезвый Майкл с початой бутылкой спирта в кармане и Виктор ушли в ночную темень. Искать нужные Шлейкину кассеты. Майкл разбудил всех знакомых. Выглядело это примерно так. Громкий стук в дверь. Недовольный голос хозяина: «Кто там?» – «Это Майкл, учитель географии». – «Доброй ночи, Майкл. Что случилось?» – «Я извиняюсь. Ко мне приехал русский полицейский. Он просит кассеты с порнофильмами». – «Зачем?» – «Не знаю. Говорит, для работы». Во время переговоров Виктор скрывался в тени. Майкл предупредил: если увидят нетрезвого русского в форме, их точно заберет полиция. «Это действительно ты, Майкл?» – «А как же!» – «У нас нет кассет с порно». – «О’кей!» И снова удары в дверь: «Может, хотите водки? Это настоящая чертовски крепкая водка. Прямо огонь». – «Ее тоже привез русский полицейский?» – «Разумеется»…

Проснулись ближе к обеду.

–Серж, ты когда-нибудь смешивал спирт и виски? – с трудом произнес Шлейкин. – Не делай этого больше. Ни-ког-да.

Умывшись, кое-как спустились вниз. На столе завтрак. Пакет молока и кукурузные хлопья.

Виктор заглянул в коробку.

–Это всё? Негусто.

–Да, – говорю, – стоило ехать в Аме­рику…

Шлейкин быстро открыл холодильник. Тут же захлопнул дверцу.

–Пусто. Завтра встану пораньше, – сказал тихо, – гляну, чем они сами питаются. Я их выведу на чистую воду.

Вошла Барбара. Мы поздоровались.

–Чай? Кофе? Сок?

–Спасибо. Всего достаточно. А где Майкл? Уехал на работу?

–Нет, – Барбара покачала головой. – Он плохо себя чувствует. Попросил день отпуска. Но когда директор школы узнал, что к нам приехали русские, он дал Майклу целую неделю.

В этот день Майкл повез нас на встречу в ротари-клуб.

–Что это? – перед тем как отправиться, спросил Виктор.

–Такое место, где встречаются бизнесмены. Обсуждают проблемы… Проводят ­досуг…

–А, знаю, – шепнул мне Виктор. – По­едем. Думаю, классное местечко. Примем на грудь. Повеселимся. Будут девочки.

–Ты уверен?

–Да знаю я этих бизнесменов. Бывал на пьянках у кооператоров много раз. Жареные поросята, фаршированные щуки, раки с пивом. Водки хоть залейся.

–Ну тут, наверное, виски.

–Естественно, коньяк, виски. В общем, – Виктор хлопнул в ладони, – поперло!

Привозят нас в клуб. То ли школа, то ли детсад. Виктору сразу не понравилось. «Бедновато как-то. Опять же, – говорит, – запаха мяса не чую». Куда деваться? Заходим внутрь.

В слабо освещенном зале два десятка мужчин. Что-то спокойно обсуждают. Что за синклит? Ни музыки, ни пива, ни бильярда. Стулья из алюминия. Пластиковые столы, накрытые дешевой клеенкой. При нашем появлении встали. Зааплодировали. Мы изобразили что-то вроде поклонов. Разместились за отведенным столом. В центр зала вышел какой-то старичок. Сказал, что он председатель местного ротари-клуба. Попросил разрешения представить всех участников собрания. Широким жестом Виктор дал согласие. Оказалось, действительно бизнесмены. Владелец строительной фирмы, директор завода, собственник газеты, финансовый консультант, хозяин адвокатской конторы… Короче, не последние люди в этом городе.

–Все равно не верю, – шепнул Виктор.

Нас попросили коротко рассказать о ­себе.

–Я – журналист. Работаю на телевидении. В редакции общественно-политических программ. Виктор – офицер милиции. (Шлейкин встал, раскланялся.) Служит в ГАИ.

–Что это? – попросили уточнить в зале.

Лена перевела.

–Не слышали про ГАИ? – удивился Виктор. –Серж, доложи.

Он снова сел. Позже шепнул мне на ухо: «Ты понял? ГАИ не знают. О чем с ними разговаривать?..»

Лена рассказала о себе. Мы с ней ответили на несколько дежурных вопросов о Советском Союзе. Нам снова вежливо поаплодировали.

–Не нравится мне все это, – опять шепнул Виктор. – Какая-то секта.

–Ты можешь помолчать?

–Могу, но не нравится.

Председатель, извинившись, сказал, что им надо вернуться к повестке дня. Если нам интересно, можем остаться.

–Естественно, – сказал Виктор и добавил тише: – Тем более что в приглашении ясно написано: «После заседания – ужин».

Лена перевела, что мы согласны. Про ужин опустила.

–Если гости не будут возражать, начнем, – сказал председатель.

Все бизнесмены энергично поднялись и дружно, с каким-то даже воодушевлением запели гимн.

–Прикинь, – наклонившись, шепнул Виктор, – а ведь еще не наливали.

–Ты можешь помолчать?

–Не могу.

Кончили петь. Председатель обратился к нам. «Спрашивает, не желаете ли вы исполнить гимн вашей страны», – перевела Лена. Сначала у Виктора задергался живот. Вслед за этим затряслись плечи. Шлейкин пробовал остановиться, но одна мысль, что он вот так ни с того ни с сего может запеть гимн СССР, смешила его до колик. Честно говоря, я тоже еле сдерживался.

–Нет, – наконец успокоившись, сказал Виктор, – извините. Мы пока в своем уме. То есть не готовы.

–Что сказал уважаемый Виктор?

–Он сказал, что у них не принято, – сказала Лена, – петь гимн...

–А почему он смеялся?

–Петь без музыки, – сказал я. – Это как-то смешно. Без музыки.

Лена перевела.

–Извините, – сказал председатель, – за недостаточную осведомленность.

Они начали обсуждать повестку дня. Лена тихо переводила:

–Это не их помещение. Они собрались, чтобы решить, чем помочь этой школе. Директор излагает свои просьбы. Зачитывает смету предстоящих расходов…

Директору начали задавать вопросы. Он отвечал, заглядывая в бумажку. Капиталисты тем временем что-то прикидывали на калькуляторах. Потом все по очереди вставали и зачитывали какие-то цифры. Председатель их аккуратно записывал.

–Сейчас о чем толкуют, Лена?

Лена долго прислушивалась. Затем начала говорить: «Представляете! Каждый встает и называет сумму, которую он лично готов пожертвовать в фонд школы…»

–С ума сойти! Серж, ты это понимаешь?

–Пока нет.

–Кто же из них секретарь парткома? – Виктор внимательно оглядел собрание. – Кто на них давит?

–Вроде сами.

–Я так скажу. Или работают на публику. На нас с вами. Либо есть какой-то интерес.

–Не думаю. Похоже, у них так заведено.

Далее выступил еще один член клуба. Ему долго аплодировали. Лена коротко ­перевела: «Этот человек руководил постройкой стадиона. Деньги выделил ротари-клуб в прошлом году».

–И что? Небось просит увеличить смету?

–Напротив. Доложил, что строительство закончено. Он к тому же сэкономил деньги. Готов их вернуть или перечислить на цели благотворительности.

–Большая сумма осталась?

–Пятьдесят две тысячи.

–Ну теперь я совсем ничего не понимаю, – сказал Виктор. – Они нормальные пос­ле этого? Человек не мог заныкать в котловане пятьдесят две тысячи баксов. И таким людям доверяют серьезные деньги? Они вообще бизнесмены?

–Да, солидные люди, – уже после завершения докладов ответил председатель.

–Можно посмотреть чью-нибудь фирму?

–Разумеется. Какая сфера вас интересует?

–Радио или телевидение, –сказал я.

–Что-нибудь связанное с автомашинами, – пожелал Виктор.

Председатель окликнул высокого молодого человека. Он двинулся к нам, петляя между столами. Председатель дал короткую справку:

–Доминик. У него салон по продаже автомобилей и большая автомастерская. Он долгое время работал в ней слесарем. Потом выкупил бизнес у старого хозяина. Еще Доминик владеет несколькими бензозаправками. Они достались ему от отца.

Подошел Доминик – рыжеволосый парень с лицом, густо усеянным веснушками. Виктор крепко пожал ему руку. Спросил без обиняков у председателя:

–Он миллионер?

–Ты миллионер? – переадресовал вопрос председатель.

–Да, но я бедный миллионер, – улыбнувшись, ответил Доминик. – Начинающий.

–Здесь все миллионеры, – скромно добавил председатель.

Договорились о встрече с Домиником в его мастерской. Майкл записал телефон и адрес.

Председатель объявил о начале ужина. На столах появились небольшие тарелочки с овсяной кашей. Подали чай с кексами.

–И всё? – Виктор оглянулся по сторонам. – Лена, спроси, а спиртное?

–На заседаниях клуба не употребляем. Не принято, – вежливо ответил председатель.

–Во дают! – удивился Виктор. – Переведи, Лен. Это очень хорошее правило!

Лена перевела. Председатель довольно улыбнулся. Потом поинтересовался, чего нам не хватает в Америке, в чем мы нуждаемся. Виктор наморщил лоб. Сказал мне тихо:

–Неудобно, Серж, как-то получилось с гимном. Решат, что мы совсем не патриоты. – Неожиданно ответил председателю: – Не хватает информации о родине. У вас, в Америке, нам недостает советских газет.

Председатель задумался. Сказал, как он нас понимает. Разумеется, он окажет содействие. Сейчас же попытается решить вопрос. Короче, вскочил и отправился кого-то искать.

–Ты что, рехнулся? – говорю Виктору. – Зачем тебе газеты?

–Пусть знают. А то подумают, мол, приехали в ихнюю Америку и забыли про родное отечество. Купили нас, блин, за тарелку каши.

Через минуту председатель отрекомендовал нам молодого человека. Это был курчавый негр с круглыми хитроватыми глазами.

–Познакомьтесь: Джон Тейлор. Начинающий, но очень перспективный бизнесмен. Джон торгует на бирже. Он брокер.

Мы обменялись рукопожатиями. Джон извинился за опоздание. Посетовал, что не слышал наши выступления.

–Джон любезно согласился доставлять вам иногда русскую прессу, – сказал председатель. – Что вы предпочитаете?

–«Правда», – не раздумывая брякнул Виктор. – Наша любимая газета.

–Ты, вообще, когда ее последний раз читал? – спрашиваю.

–Ничего, пусть ищут. Нехай покувыркаются. Будут знать, что не все есть в ихней Америке.

Джон что-то записал в маленький блокнот. Обещал доставить утром свежую почту. На всякий случай из вежливости поинтересовался, откуда мы.

–С холодного Севера. Наш город расположен у Ледовитого океана. Понимаешь?

–Да. А где это?

–Представь карту. Москва. А мы выше на тысячу триста километров. На севере. Понимаешь?

–Понимаю. А Москва где?

–Москва в России.

–О да! Россия. Я много о ней слышал. А она где?

–Ну ты, брат, даешь! – не сдержался Виктор. – Ты хоть в школе учился?

–Да, – ответил Джон, – совсем недавно окончил высшую школу бизнеса.

После чая начали расходиться. Про танцы и девочек спрашивать было напрасно.

Нас отвозил домой Майкл.

–Понравилось? – спросил он.

–Оригинально, – уклончиво ответил Виктор. – Жаль, что без алкоголя.

–Ну ты тоже хорош, – говорю. – «Не употребляете спиртное? Это, очень хорошее правило»…

–Я и сейчас так считаю.

–Серьезно?

–Представь, если с выпивкой? Это сколько денег можно наобещать с пьяных глаз. Все отдать на пожертвования. А так – человек себя контролирует.

–Можно пообещать и не сделать. Как у нас водится.

–Ну, до этого они еще не доперли. Ты видел? Они же… как дети.

–Да, – соглашаюсь, – расти им еще до нас и расти.

–Придурки, – наконец определился с терминами Виктор. – На какую-то благотворительность тратят личные деньги. Мало им налогов!

–Что они говорят, Лена? – спросил Майкл.

–Восхищаются.

–Мы от вас в шоке, Майкл, – Виктор подался вперед. Закричал громко в ухо: – Шок, Майкл, понимаешь?

Майкл улыбнулся, включил приемник. Транслировали джаз. Майкл ехал гордый и довольный. За окном мелькали поля, рощи, аккуратные, ухоженные дома. Асфальт без выбоин и ям плавно ложился под колеса. Все вокруг было каким-то искусственным и неправильным. У Виктора вдруг затеплилась надежда.

–Майкл, а у вас есть другие организации бизнесменов?

Майкл приглушил динамики.

–Да. Киванис-клубы.

–Они настоящие?

–Как это?

–Ну чем они отличаются от ротари?

–Ничем…

–Так же исполняют гимн? Ужинают без алкоголя? Вносят пожертвования?

–Да, всё так. А еще в них иногда поют старинные народные и религиозные песни. На каждом столике в киванис-клубах обязательно есть песенники. Хотите послушать?

–Не-е! – закричали мы хором.

Через минуту Виктор опять заржал.

–Ты чего?

–Представил, какими идиотами мы бы выглядели, если б стали петь гимн. Как там, Серега, напомни.

–Сла-авься Отечество наше сво-ободное, дружбы народов надежный оплот, – запел я.

Лена и Виктор громко подхватили:

 – Па-артия Ле-нина. Си-ла наро-дная! Нас к торжеству коммуни-зма ведет!

Майкл был счастлив.

Утром Шлейкин встал пораньше.

–Жрать охота.

В одних трусах спустился по лестнице. Незаметно заглянул в кухню. Майкл и Барбара завтракали. На столе – молоко и хлопья.

Виктор вернулся. Сказал разочарованно:

–Молоко и хлопья двух сортов. Мясо, наверное, по ночам лопают.

–Может, и нет у них мяса.

–Как так?

–Обыкновенно. Талоны кончились.

–Все шутишь. Сегодня прочешем магазины. Посмотрим. Что есть в этой хваленой Америке.

–Монинг! – кричит снизу Барбара, приглашая нас завтракать.

–Монинг! – отвечаем мы.

–О, молоко! Хлопья! – устраиваясь за столом, радостно восклицает Виктор. – Барбара, ты прелесть!

Довольная Барбара улыбается. Кажется, угодила.

В этот день хозяева решились отпустить нас в город. Самостоятельно. Одних. Даже без Лены. Виктор надел милицейскую форму. В кобуру сунул пару бананов. Взял жезл.

–Это еще зачем?

–Привычка. Во-первых, руки заняты. Во-вторых, с ним я чувствую себя как-то уверенней.

Майкл долго заставлял нас выучить его адрес. В случае чего мы должны были четко назвать полицейскому или таксисту улицу и номер дома. С третьего раза я кое-как сдал экзамен. Чувствую, всплывают в памяти давно забытые слова. И даже целые фразы копошатся в подсознании. А может быть, школа и два высших образования не сумели окончательно убить природные задатки? Виктору английский не давался. Хотя он тоже начал вспоминать кой-какие иностранные слова. Для большей ясности Шлейкин их громко выкрикивал: «Понимаешь! Майкл! Я донт ремембе инглиш. Ты меня андерстенд? Серега, переведи. Я стади инглиш пятнадцать лет. Сикс ерс в средней скул и пять ерс в школе милиции. А выучить не могу. Не приспособлен к языкам. Не то полушарие работает. Серега, переведи!»

Майкл не сдавался. Он настойчиво требовал, чтобы Виктор повторил адрес. Шлейкин произносил слова так, что Майкл не мог понять, на какой улице его дом. Наконец он не выдержал, подозвал Виски. Снял с него ошейник и начал отрывать бирку с каким-то ­текстом.

–Что там? Серж, переведи.

Я взял из рук Майкла ошейник. Прочитал: «I am lost…» Говорю Виктору: «Короче, здесь адрес. Общий смысл такой: «Я потерялся. Если кто-нибудь меня найдет или догонит по причине нанесения мною какого-либо вреда, прошу звонить хозяину по телефону ­754-67-31 или доставить меня в ближайший полицейский участок. Заранее благодарю. Меня зовут Виски».

–Это другое дело, – удовлетворенно сказал Виктор. – Спасибо, Майкл. Не надо ничего отрывать. Так поношу.

Он натянул на себя кожаный ошейник. Ошейник подошел в самый раз. Шлейкин застегнул ремешок и прикрыл обновку воротником форменной милицейской сорочки. Лабрадор Виски обиделся. Он хмуро глядел на Виктора своими черными глазами и недовольно рычал.

–Отдам я тебе твой ошейник, – успокаивал Виктор.

Пес не верил русскому полицейскому.

С этого дня я Виктора иногда называл Вис­ки. И к концу поездки капитан Шлейкин отзывался на кличку. Спохватываясь, неизменно обещал, что я еще пожалею об этом.

Наконец вышли. В конце улицы нас догнал джип с открытым верхом. Машина на полном ходу резко затормозила. Над лобовым стек­лом появилось загорелое лицо Джона, биржевого маклера. Он что-то радостно кричал. Размахивал свернутой газетой. Потом выскочил из машины.

–В нашем городке газеты «Правда» не было. В соседнем тоже. Но я съездил за три­дцать пять миль и привез-таки русскую газету. Правда, не уверен, что это «Правда».

Медленно приближаясь, Джон добавил, что в сегодняшнем выпуске напечатано фото какого-то государственного лидера. Это не Горбачев. Горбачева он знает. Возможно, это Ельцин. Он про него слышал. Движением фокусника Джон развернул перед нами… китайскую газету. И правда, на первой странице была фотография какого-то крупного деятеля. Возможно, жирными иероглифами над портретом указано имя…

Виктора начал разбирать смех. Пришлось незаметно хлопнуть его по спине: «Молчи. Человек по твоей прихоти с утра колесил по всему штату. Имей совесть». Я взял свежую прессу. Трижды поблагодарил Джона. Жадно пробежал глазами первую страницу. Виктору дал внутренние полосы.

–Ая-яй, – Шлейкин закачал головой, рассматривая фотоснимки, на которых люди вброд переходили улицу. – Кажись, наводнение.

–Это очень плохо? – встревожился Джон.

–Нормально, – отвечаю. – Обычное  яв­ление.

Джон деликатно ждал, пока мы ознакомимся с заголовками.

–Всё в порядке? Нет ли еще плохих новостей из России?

–Нет, в стране все хорошо.

–А этот человек, – указал Джон на портрет то ли генерального секретаря ЦК КПК Чжао Цзыяна, то ли председателя КНР Яна Шанкуня, – лучше Горбачева?

–Трудно сказать, – отвечаем. – Все так непонятно.

–А как вы думаете, – Джон вновь показал на фото китайского лидера, – он способен вывести Советский Союз из коммунистического тупика?

–Этот? Ни за что, – без сомнений и твердо сказал Виктор. – А ты, Серж, как считаешь? Он может возглавить Россию?

–В ближайшее время вряд ли, – ответил я честно. – Хотя в будущем… не исключено.

Мы бродим по городу. Подолгу и бесцельно рассматриваем витрины магазинов. В кафе вдыхаем запах незнакомых ароматов. Извиняемся и уходим, когда к нам обращаются бармены, продавцы, официанты. Доллары нужны, чтобы купить родне подарки. Еще обещаны сувениры друзьям и коллегам.

С утра меня тревожит вопрос. Где стодолларовая купюра? Перерыл весь чемодан. Куда дел, не могу вспомнить. На таможне несколько раз ее перепрятывал. В конце концов с перепугу забыл куда сунул. Может, потерял? Очень рассчитывал на эти деньги. С таким трудом добывал их у фарцовщиков. Дочь просила купить магнитолу. Жена – косметику. Меня устроили бы настоящие американские джинсы. Если деньги утеряны, останется лишь без толку разглядывать заморские прилавки. Заходим в магазин радиоаппаратуры. От изобилия разбегаются глаза. Об этой технике мы только читали: «Сони», «Панасоник», «Филипс», «Грюндиг». Какой-то кореец бросается к нам. Спрашивает, что желаем приобрести.

–Всё!

Кореец улыбается:

–Серьезно?

–Йес, – говорит Виктор. – Только денег нет ни хрена.

Кореец не понимает. Он кивает и улыбается. Виктор, не отрываясь, уставился на черную магнитолу с цветными лампочками по всему корпусу. Продавец тут же ее включает. Музыка гремит на полную мощность.

–Хорошая вещь, – кричит Виктор. – Сколько?

–Восемьдесят долларов, – говорит кореец, дублирует сумму на калькуляторе.

Виктор чуть не поперхнулся:

–Сумасшедшие деньги. Ты видел, Серж?

–Экспенсив, – говорю я.

Кореец начинает делать какие-то расчеты. Объясняет: если возьмем две магнитолы, он отдаст по пятьдесят. Мы отказываемся. Направляемся к выходу. Кореец показывает: можно по сорок, но мы за горло душим весь его бизнес. Выходим на улицу. Продавец снова нас останавливает. Спрашивает, почем же мы хотим.

–По двадцать, – говорю я, чтобы отвя­зался.

–Вы сумасшедшие.

–Нет, мы просто бедные.

–Спроси, – шепчет Виктор, – ему матрешки нужны? Ложки, птицы счастья, расписные доски? Скажи: настоящая хохлома.

Я кое-как перевожу.

–Нужны. Очень нужны, – говорит кореец, – доллары.

Мы удаляемся. Медленно бредем вдоль улицы. Подумаешь, еще одно мелкое унижение. Ничего, привыкли.

–Что мы… – приободряю Вик­то­ра. – На­родные артисты СССР, к примеру, селятся за границей исключительно в дешевых номерах. Знаешь, чем питаются? Хлебом и консервами. Я читал. Разогревают их горячей водой в санузлах.

–У тебя есть консервы? – с надеждой спрашивает Шлейкин.

–Наши знаменитые ученые, литераторы, спортсмены покупают вещи только на распродажах. Торгуются всюду до последнего цента. Что говорить о нас?

Сзади кто-то дергает за рукав. Оборачиваюсь. Снова наш кореец.

–Эй, русские, я согласен. Берите по два­дцать. Недостающую сумму я сам заплачу. Это презент.

Не сговариваясь, мы с Виктором прибавляем шаг. Затем резко срываемся с места. Мы бежим по длинной и малолюдной американской улице. Советский журналист. И советский милиционер. Что хорошо – пустые карманы способствуют быстрому и легкому движению.

–Сумасшедшие русские! – кричит нам вслед кореец.

Ближе к центру переходим на шаг. Здесь народу побольше.

Прохожие то и дело оглядываются на Виктора. Еще бы. Первый милиционер на улице американской глубинки. Многие пытаются заговорить. О чем-то спрашивают. Виктор не понимает. Американцам это нравится еще больше. Шире улыбки, громче приветствия. Настоящий русский! Лишь однажды услышали родную речь. На центральной улице немолодая еврейка с тяжелым фотоаппаратом «Зенит» на шее тащит на плечах четырехлетнего внука. А он орет на всю стрит: «Баб, купи айс-крим! Баб, купи айс-крим!» Бабуля не выдерживает. Рывком сбрасывает пацана на тротуар: «А ты знаешь, сволочь, что есть такое слово: пли-и-з?» Ребенок в слезы. Вдруг бабушка замечает Шлейкина. Говорит по привычке: «Заткнись, чайлд. А то дядя милиционер заберет!» «Заберу», – строго обещает Виктор.

Только в этот момент бабуля сообразила: в городе настоящий советский милиционер! Она всплеснула руками. Бросилась к Виктору. Обнялись. Расцеловались. Оказывается, Сара Абрамовна несколько лет назад приехала из Одессы. Живет здесь с дочкой и «этим паразитом».

Мы с ней поговорили за Одессу. Там я учился. Отчего-то вспомнили «Гамбринус», «Оксамыт Украины», «Приморский бульвар», пляжи Аркадии…

Прощаясь, Сара Абрамовна спросила Шлейкина: «Извиняюсь, можно вас щелк­нуть с этим обормотом?» «Не проблема», – ответил Виктор, взял пацана на руки. Несколько раз сработал затвор фотоаппарата. Шлейкин опустил ребенка. Снял милицейскую фуражку, носовым платком вытер шею. Стал начищать кокарду. В перевернутой фуражке вдруг оказалось несколько мятых долларов. Сара Абрамовна по старой привычке отблагодарила за услугу. «Ну зачем?» – сказал с фальшивым неудовольствием Виктор, ловко опуская деньги в карман брюк. На прощание он натянул фуражку и поднес ладонь к козырьку.

Тут же к нему подошли несколько аборигенов. Показали, мол, разрешите с вами… «Пожалуйста…» – не возражал Виктор. Американцы сфотографировались. Жес­тами попросили снять головной убор. Виктор смущался недолго. В перевернутую фуражку вновь бросили деньги. Через пару минут образовалась небольшая очередь на съемку.

–Виктор, – говорю, – ты не на службе. Кончай это дело.

–Подожди. Дай людям шанс получить удовольствие.

Я отошел в сторону. Опустился на скамейку в парке. Через кусты было видно, как мелькала его фуражка. Виктор ее то снимал, то вновь натягивал на коротко стриженную голову. Потом появился и сам. Распаленный и взволнованный.

–Слушай. Зашиваюсь. Подержи фуражку. Ну там… пройдись по кругу. С народом поговори. А то чего-то спрашивают. Мешают работать.

–Ты что, с ума сошел?! Завязывай с самодеятельностью.

–Ну как знаешь…

Шлейкин опять выскочил на тротуар. Вскоре появился снова.

–У тебя есть пятьдесят и сто рублей одной бумажкой?

–Зачем тебе?

–Надо. Потом скажу.

Я достал из кошелька пятидесятку и сотню. Виктор выхватил деньги и рванул через кусты обратно. Теперь отсутствовал довольно долго. Когда объявился, карманы форменных брюк заметно оттопыривались.

–Представляешь, они совершенно дикие. За фото дают по два-три бакса. А один чудак, фантастика, предложил ченч. Меняет свои купюры на наши. Просит рубль, а дает доллар. Я ему пятерик – он мне файф баксов. Я ему червонец – он мне десятку. Интерестинг, говорит, рашен мани. Я твои сто и пятьдесят обменял на полторы сотни зеленых. Отдам на родине.

–Ладно, – соглашаюсь.

–Рублей, естественно, – на всякий случай уточнил Виктор.

–Кто б сомневался.

–Слушай, может, мне остаться?

–В Штатах?

–Да нет. Здесь. Продолжу через часик. Без лишнего ажиотажа.

–Отчего же ушел?

–Полицейская машина остановилась. Представляешь, как раз напротив у них учас­ток. Пришлось слинять. Пусть уедут. А то загребут с такими деньжищами. Отнимут на фиг. В этой стране, чую, денег немерено. И, заметь, одни доллары.

Виктор зашел в кусты и сосчитал добычу. Вернулся раскрасневшийся и довольный.

–Сколько?

–Ты даже не представляешь…

Сумму не назвал. Сработала профессиональная осторожность. Крадучись, он выглянул на дорогу.

–Стоят. Ладно. Завтра буду. Место прикормленное. Грех не воспользоваться. Заодно продам сувениры. Надо только договориться с коллегами из полиции.

–Думаешь, это возможно?

–Не понял вопрос.

–Договориться…

Виктор снисходительно улыбнулся:

–Что-что, а эту тему я знаю.

Вернулись домой. Барбара сидела на диване в гостиной и рыдала. Слезы ручьем текли по лицу и капали на газетные полосы.

–Что случилось, Барбара?

Барбара показала газету «Северный комсомолец». Утром мы забыли ее на столе. На первой странице две фотографии: абсолютно голые полки рыбного магазина «Океан» и длинная очередь на улице. У входа в магазин «дежурили» человек триста. В общем, ничего особенного.

–Людей жалко, – вытирая слезы, сказала Барбара. – Наверное, им совсем нечего есть. Глядите, в очереди много детей.

–Не расстраивайтесь, Барбара. Это временные перебои. А то, что стоят люди в очереди, – это даже хорошо. Значит, что-то привезли. Сейчас начнут отоваривать талоны, и все будут довольны.

–Вы думаете? – с надеждой уточнила она.

–А что тут думать! – убежденно ответил Виктор. – Раз стоят, значит, что-то дадут. Народ зря ждать не будет.

Немного успокоившись, Барбара отвела нас в столовую. Усадила за стол. Подняла белоснежную салфетку. А там… жареная утка, копчености, буженина, колбаса, сыр…

–О, Барбара!

Два раза нас приглашать не надо.

–Серж, – спросила Барбара, подкладывая нам в тарелки угощение, – что такое талоны?

–Талоны? Ну… это такие…

Как здесь, в сытой, богатой Америке, объяснить, что такое талоны. Нам бы самим разобраться. Почему на семидесятом году советской власти (в мирное время!) мы вернулись к бумажкам-разрешениям на молоко, масло, сахар, водку, мясо, колбасу, яйца, сыр пошехонский?.. Объяснить почти невоз­можно.

–Талоны – это такие, такие… реальные деньги.

–Почти, как ваши доллары, – улыбнулся Виктор.

Вечером в гости к Майклу и Барбаре приехала Лена со своими хозяевами Гаем и Патрицией Теннотами. Сегодня что-то вроде официального знакомства. Пожилая чета. Оба с безупречной осанкой. Одеты ярко и щеголевато. Гай в белом костюме с красной бабочкой. Патриция в темном вечернем платье. На увядающей шее дорогое колье.

Собрались в гостиной. Тенноты опустились в мягкие кресла. Я, Виктор и Лена сели напротив. Помолчали. Майкл и Барбара, извинившись, ушли на кухню.

Пауза затягивалась.

–Что вы думаете о польском кино? – наконец спросил Виктор.

Гай, прокашлявшись, ответил:

–Будем знать, что есть и такое...

Снова напряженная пауза.

–Мы много слышали о русских, – сказала Пат. – Вы в курсе? Американцы встречались с русскими в Германии… Во время войны.

–Слышали, – поддерживаю разговор на заданном уровне. – Кажется, наши государства были союзниками.

–Вы тоже там воевали? – продолжил светскую беседу Шлейкин.

–Нет, мы еще не настолько стары, – ответила миссис Теннот.

–Хау олд ар ю? – тут же продемонстрировал свой английский Виктор.

Лена незаметно стукнула его каблуком. Миссис Теннот ответила уклончиво:

–В то время я еще училась…

–Мои родители воевали в Германии, – объяснил Гай. – А я чуть позже стажировался на флоте.

–Где?

–Здесь неподалеку. В Аннаполисе. Слышали?

–В этом городе я родилась, – сказала Пат.

–Когда? – снова поинтересовался ­Виктор.

Помолчали. Беседа не клеилась.

–Пожалуйте к столу! – наконец-то громко объявила Барбара.

Через полчаса совсем другое дело. Всё, как у нас. Шум, гам. Слово некуда вставить.

Начали с проблем разоружения. Почему-то вспомнили Карибский кризис. Я сказал:

–Много лет назад мой отец, агроном, принес домой спичечный коробок. В нем сидел зеленый с темными полосками жучок. «Смотри, – сказал отец, – это жук из штата Колорадо. Сегодня я нашел его на картофельном поле. Американские империалисты тайно завезли его в СССР. Хотят уничтожить нашу продовольственную базу. Но ничего. Им это не удастся. Мы дустом истребим эту заразу. – Одним ударом каблука отец раздавил колорадского лазутчика и добавил: – Вот так и самим американцам вскоре будет крышка. Слышал, наши ракеты уже на Кубе!»

Майкл, Барбара, Гай и Пат рассмеялись:

–Нам то же самое говорили про русских.

–В школе мы залезали под парты во время учебных тревог.

–«Русские идут!» – передавали по радио.

–Мы прятались в бомбоубежище…

–Минуточку! – Майкл бросился в свой кабинет, быстро вернулся с потрепанной книжкой. – Это мой старый учебник по истории. Полюбуйтесь на себя.

Он открыл страницу с рисунком. Огромный, вооруженный до зубов русский медведь поднял грязную лапу над крохотным пушистым зайчиком. С острых зубов косолапого стекала кровь. Зайчик сидел на территории своего маленького государства. Голову с опущенными ушами он прикрывал лапкой.

–Это Финляндия. А это – СССР, – объяснил Майкл.

–Тысяча девятьсот тридцать девятый год, – уточнил Гай Теннот.

–Ну, вы не лучше, – ответил я. – Не видели вы себя в наших книжках.

–Ешь ананасы! – вдруг закричал Виктор. – Рябчиков жуй!

И далее мы втроем хором: «День твой последний приходит, буржуй...»

–Я не буржуй, – выслушав перевод, возражает Гай.

–Кто же? С виду очень похож.

–Мой муж, – говорит Пат, – всю жизнь служил на флоте. Сейчас преподает.

–Где, если не секрет.

–Уже нет, – улыбается Гай. – В академии ВМС.

–Хотелось бы взглянуть, – сказал Виктор.

–Сделать пару фотографий для КГБ?

–Не можем же мы вернуться с пустыми руками.

–Хорошо, – смеется Гай, – я вас приглашаю.

–Русские, нам следует лучше понимать друг друга, – говорит Майкл, поднимая ­бокал.

Мы охотно соглашаемся.

–Необходимо изучать чужую культуру, литературу, язык, – добавляет Пат.

–За это надо выпить.

–А как же!

–Не случайно сказано в Священном Писании, – говорит Гай, – в начале было ­слово…

–И слово это – доллар? – вставляет ­Виктор.

Все смеются.

Чокнулись. Закусили.

–Сижу здесь и не верю, – говорит Виктор. – Знаете, почему я язык не учил? В школе учительница иностранного на первом уроке сказала: «Английский вам нужен, как зайцу стоп-сигнал».

–Это переводить? – засомневалась Лена.

–Переводи. «Но раз в программе есть – будем учить». Ну мы так и учили… типа того.

–Как же вы школу полиции закончили? – спрашивает Гай. – Разве там не преподавали английский?

–Как-то выкручивались. Была у нас в группе одна девчонка – Наташа Самусенко… – Виктор повернулся к Лене: – Типа тебя. Английский знала… От зубов отскакивал. Она нам все тексты из учебника переводила. Перевод записывала в тетрадку. На занятиях мы тетрадку по очереди клали на колени. Читали тексты по учебнику, а с тетрадки – перевод. Помню случай. Гришаев, такой же двоечник, как я, читает по-английски: «Владимир Ильич Ленин приехал на Финляндский вокзал в апреле. Его встречали революционные массы». И так далее. Я ему для смеха другой перевод сунул. Про электронные приборы. Вот он читает про революцию, а переводит про транзисторы. И сам чувствует, что перевод расходится с текстом. Но тетрадке верит больше, чем себе. И так минут десять. Преподаватель чувствует себя, как в сумасшедшем доме. Не останавливает. Мы сползаем под парты. «Гришаев, – наконец спрашивает англичанка, – вы хоть какие-то слова знаете?» «Слов не знаю, – честно и твердо говорит Гришаев, – но переводить могу. Не верите? Давайте следующий текст».

Американцы хохочут.

–Выпьем?

–А как же...

–А у нас, – говорю, – на первом уроке англичанка спрашивает: «Дети, как будет по-немецки «руки вверх»?» Ну мы все и закричали: «Хенде хох!» Каждый день в войну играли. А она спрашивает: «А как будет по-английски: «Стоять! Руки вверх! К стенке!» Мы молчим. «Вот видите, дети, как важно знать язык Диккенса, Байрона, Шекспира, – говорит учительница, – короче, язык нашего вероятного противника».

–До вашего отъезда я выучу русский, – говорит Майкл. – Не весь, конечно.

–Только «руки вверх» и «к стенке»? – спрашиваю.

Майкл смеется:

–Лена, напишите мне простые русские слова и фразы.

–Ладно, мы с Леной напишем, – обещает Виктор.

–С транскрипцией. Чтобы я знал, как произносятся.

–Конечно. Без проблем.

–За твой русский, Майкл! Дринкнем?

–Why not?

Вечер подошел к концу.

–Встречаемся в Аннаполисе, – уходя, напоминает Гай.

–С удовольствием.

–У нас там домик. Мы приготовим крабы, – говорит Пат. – Гай сам их ловит. Со­гласны?

–Why not? – отвечает Виктор.

Перед сном он вспоминает душевный ужин.

–Нормальные стариканы у Ленки!

–Да, веселые пенсионеры, – соглашаюсь. – Не скажешь, что им под семьдесят.

–На машинах гоняют... Ты видел, как он стартовал?

–В Европу собираются. В очередной раз, между прочим.

–Неправильно все это, – зевая, говорит вдруг Виктор. – Старики должны оставаться дома.

–Как у нас?

–Разумеется. В нашей стране все устроено так, чтобы человеку в возрасте не жалко помирать было. Чтобы он легко расставался с жизнью.

–Здесь, – говорю, – пенсионер только жить начинает. Получает достаточно. Не работает. Живет в свое удовольствие, развлекается, путешествует. Разве от такой жизни уходить захочется?

–Вот он и страдает, и мучается, – горячо возражает Виктор, – цепляется за эту жизнь из последних сил. Умирать не хочет. Это нормально? Буржуазное общество ставит пожилого человека в совершенно неестественные условия. А у нас… чем дольше живешь, тем меньше хочется. Здоровья нет, денег нет, смысла нет. Умираешь легко и с удовольствием. И это естественно. Скажу больше: это гуманно. Спокойной ночи.

Утром Виктор долго не отходит от телефона. Договаривается о чем-то с Леной.

–Скажи Майклу, – говорит он в трубку, – чтобы он свел меня с местными полицей­скими.

–Зачем?

–Это нужно для работы. У них криминал. У нас растет преступность. Понимаешь?

–Нет. Говори, что задумал.

–Мы должны учиться друг у друга. Обмениваться опытом. Что здесь непонятного?

Виктор сует Майклу трубку. Тот выслушивает объяснения Лены. «Понимаю, – говорит, – для работы. Всё для работы». Он звонит какому-то знакомому депутату. Тот еще кому-то. Затем Майкл набирает номер важного человека в полиции. Наконец договорились. Виктора, меня и Лену приглашают на официальную встречу в местные органы правопорядка...

–Может быть, – торжественно сообщает Майкл, – полицейские возьмут вас на ночное дежурство.

На третий день приезд нашей делегации с размахом отмечали в небольшом кафе.

Праздничную вечеринку организовали местные жители. Пришли целыми семьями. Со своей едой. Закуску везли и несли в пузатых термосах, кастрюльках, горшочках. Прям, как в нашей деревне. Все припасы выкладывали на отдельный широкий стол. Каждый сам подходил и выбирал угощение по вкусу. Спиртным обеспечивал бар. После коротких официальных выступлений занялись интеллектуальной разминкой. Выясняли, кто лучше знает чужую страну. Советская команда не подкачала. Мы вспомнили названия десятков штатов США, едва ли не всех американских президентов. Перечислили множество имен литераторов, режиссеров и актеров. Американцы не могли назвать даже несколько союзных республик СССР. Чуть отыгрались на писателях. С треском завалили музыку и кинематограф. Под смех и аплодисменты бросили это дело. Остановили бой ввиду явного преимущества. Нашей команде от спонсоров вручили приз – конверт с денежными знаками. Руководитель группы сразу в микрофон пообещал:

–На выигранную сумму российская делегация устроит ответный банкет.

–По нашим старинным обычаям пропьем вместе, – разъяснил со сцены Виктор.

–Мы вас всех приглашаем! О дате и времени будет объявлено дополнительно!

–Ура-а-а!

 – А сейчас – танцы!

В разгар вечеринки Виктор подсел к ка­кой-то барышне. Она до этого долго гипнотизировала его своими изумрудными глазами. Кожаная юбка, высокие каблуки, блузка с глубоким вырезом. Нервные пальцы то и дело щелкали зажигалкой. Русский ей нравился. Виктор улыбнулся и поздоровался. Как всегда, запаса слов хватило ненадолго.

–Меня зовут Виктор. Сколько вам лет?

–Джессика, – девушка смело протянула Виктору руку. – Мне восемнадцать. Я совершеннолетняя, – с вызовом произнесла она и снова заглянула Виктору в глаза.

–Что она сказала, Лена? Переведи.

–Она сказала, что ей восемнадцать.

–А еще? Она сказала еще что-то.

Зазвучала музыка. Джессика поднялась. Опустила руки Виктору на плечи. Они танцевали молча. В конце музыкального такта я слышал, как она повторила:

–Мне восемнадцать. Уже можно всё.

–Она опять сказала еще что-то. Серж, ты слышал?

Лена подошла ко мне и шепнула:

–Не хватало нам скандала. Останови Шлейкина.

–Как?

Парочка не расставалась. Она держала его за талию. Он не отпускал ее руку. Глаза Шлейкина искрились.

–Переведите, что она хочет.

Чтобы не привлекать лишнего внимания, отошли к дальнему столику. Джессика прижалась к Виктору. Склонила голову ему на плечо. Начала объяснять нам с Леной, что она уже взрослый, самостоятельный человек. Русский ей очень нравится. Она хочет уйти. Не может ли Виктор проводить ее?

–Переводите же, – торопил Шлейкин.

–Она сказала, что еще недостаточно взрослая. Ей пора уходить, – медленно и внятно перевела Лена. – Восемнадцать считается в Америке юным возрастом.

–Ага. Типа наших малолеток. Ничего. Восемнадцать не шестнадцать…

–Она не может долго задерживаться. Ей пора уходить.

–А про меня что она сказала?

–Ничего.

–Она произнесла «Виктор».

–Сказала, что, в общем, ты ей понра­вился.

–Спросите, – Виктор начал помогать себе жестами, – могу я ее проводить? Мы бы интересно пообщались.

–О чем ты с ней будешь говорить? – не выдержал я. – И на каком языке? Короче, не приставай к ребенку.

–Не мешай, Серж. Чую, здесь наклевывается. Ленка, переведи.

–Виктор сожалеет, что не может вас проводить домой. У него важная беседа, – перевела Лена.

–Жаль, – сказала девушка, посмотрела на Виктора загадочно и томно. – У меня никого нет дома. Родители уехали. Виктор мог бы провести остаток вечера у меня.

Виктор кое-что уловил: «Что она сказала про родителей?»

–Говорит, они строгие. Если узнают, что дочь ушла ночью с незнакомым человеком, ей влетит.

–Мамы, папы нет дома, – повторила Джессика. – Вернутся завтра.

–Родители уже едут сюда, – перевела Виктору Лена. – Сейчас будут.

Виктор встал. Официально протянул Джес­сике руку. Сухо пожал кончики пальцев. Пересел за другой стол.

–Я что-то не так сказала?

–Все так, – объяснила Лена. – Дело в том, что Виктор – полицейский. Человек с высокими моральными принципами. Ты ему понравилась. Но то, что ты предлагаешь, неприемлемо. То есть он не может провожать молоденьких девушек. К тому же он женат и у него могут быть неприятности на работе.

–Жаль, – огорчилась Джессика. – По правде сказать, он мне очень понравился. – Она подошла к Виктору. – Вы благородный, честный офицер. Извините меня. И выбросьте из головы все, что я вам наговорила.

Джессика быстро поцеловала Шлейкина в щеку и выбежала из кафе...

–Классная девчонка, – сказал Виктор. – Жаль. Я бы с такой покувыркался.

Окончание следует

Станислав Новицкий – журналист, сценарист. Родился в Архангельске. Окончил Одесский электротехнический институт связи. Учился на сценарном факультете ВГИКа (заочное отделение, мастерская В.Я.Никиткиной). В середине 80-х ушел в журналистику. Был корреспондентом, редактором, программным директором и президентом Архангельской телекомпании. Сценарист многих документальных фильмов и телепрограмм о космодроме, ядерных испытаниях на Новой Земле и в Семипалатинске, проблемах атомного подводного флота и других. Публиковался в газетах «Советская Россия», «Известия», журналах «Радуга», «Наш Север». Автор книги рассказов «Запуск разрешаю!» (издательство «Правда Севера», 2011).