Известие о том, что китайский «Черный уголь, тонкий лед» завоевал золото Берлина, фраппировал международную критику – что особенного в заурядном криминальном боевике с элементами мелодраматизма и нуара? Да и сам режиссер Дяо Инань выглядел ошеломленным. Поздравляя протагониста фильма актера Ляо Фаня с «Серебряным медведем», он искренне благодарил Берлинале за то, что высоко отметили картину. Кажется, даже в мыслях не претендовал на подобное. Но наградные «Медведи», щедростью жюри отданные Поднебесной, множились на глазах: на родине Дяо этот вечер назвали «китайской карнавальной ночью», на которой плясали «три медведя».

Многие (и я не без греха) списали триумф китайской кинематографии прежде всего на мощь «китайского лобби» в жюри (к тому же Поднебесная – один из официальных спонсоров кинофорума). Но все это – как и перманентное умиление европейцев экзотичностью – объяснения скучные и неполные. Поразмышлять прежде всего стоит о тенденциях, которые выявил берлинский наградной список (тяжеловесы американцы отметились в нем лишь двумя «Медведями») о нынешней социокультурной ситуации Китая.

Очевидно, что представители «шестого поколения» сегодня вступают в фазу очередного рывка. Экономического, профессионального, творческого. Их долго называли «вернувшимися кинолюбителями» за дешевые, домашние «производственные средства» (16-мм, цифровая камера), микробюджеты, игру непрофессионалов. Но именно они оказываются трансляторами идей и стилей новейшего китайского кино в мире.

В Китае между тем растут кассовые сборы, при этом зрители по-прежнему голосуют за отечественное кино. 531 игровая картина выпущена в 2013 году. И в отличие от России, нацеленной вновь на звероящерную обособленность, закрытость, китайский кинематограф и китайский капитал энергично внедряются в мировой кинорынок (в титрах многих голливудских блокбастеров уже видим китайских инвесторов). Идея интеграции с миром, поддержанная прежде всего режиссерами «шестого поколения», определяет вектор движения кинопроцесса, меняя его стилистику и язык. Доминантной идеей этого движения стало намерение мичуринским образом скрестить зрительское жанровое кино с артхаусом. Идея не новая, но в китайской интерпретации обретает свои смыслы и значения.

В десятке лучших китайских фильмов последнего времени работы сколь разные, столь являющие собой примеры продуманного «перекрестного опыления» жанрами и стилями. Визуализированная симфония боевых искусств «Великий мастер» Вонг Карвая, семейная драма с политическим и мелодраматическим привкусом «Порознь вместе» от автора «Свадьбы Туи», стимпанковый вестерн с элементами черной комедии «Ничья земля», принятый в Китае с небывалым воодушевлением. Спорная «Ничья земля» была снята еще в ­2010-м, но в связи с эстетизированной изощренной жестокостью и отсутствием положительного героя не выпущена на национальные экраны. Лишь в этом году, перемонтированная авторами по указу цензоров, картина завоевала право на счастливую прокатную жизнь (в Берлине недовольные засильем жанра и коммерции в конкурсной программе критики назвали этот китайский «спагетти»-вестерн «рисовым вестерном»).

И наконец, главный киноэпос года – «Прикосновение греха» Цзя Чжанкэ, превратившего экран в необъятную территорию, где уживаются разные культурные коды, документализм с острым жанром, авторство с коммерцией.

Все это уже не пробы киностилистики, а освещенная режиссерскими талантами магистраль. Которая, естественно, не может не привлекать последователей.

К тому же и «Ничья земля», и «Черный уголь…» могли бы стать очередной иллюстрацией генеральной линии китайской экономики, культуры, искусства: досконально осваивая чужой опыт, технологию, идеи, филигранно и разнообразно внедрять их в национальные «продукты». Так был изучен опыт мирового авиа- и автомобилестроения, обеспечив Китаю, например, первое место в мире по продажам автомобилей. Те же методы послужили на благо фигурного катания, балета, исполнительского искусства и кинематографа. Дмитрий Геллер рассказывает, что его китайские студенты готовы заниматься без сна круглосуточно, выпытывая секреты рукодельной и компьютерной анимации. В авторских работах современных китайских аниматоров есть очевидное и нескрываемое влияние (вплоть до откровенных цитат) кино Норштейна, Ковалева и Геллера.

А современный китайский кинематограф пробует на вкус и авторское, и актуальное жанровое кино: вестерн, детектив, психодраму, нуар – перешивая его не только в национальные кассовые хиты, но и в фестивальные триумфы (которые, как известно, повышают стоимость картины на кинорынке).

Дяо Инань – один из недооцененных у нас режиссеров «шестого поколения», в Китае также известен и как театральный авангардист. Среди его постановок особым успехом пользовался спектакль «Павел Корчагин», история аскетичного и идеалистичного борца за светлое будущее, особенно актуальная в эпоху процветания капиталистической устремленности к благополучию любой ценой. Над своим третьим фильмом Дяо Инань работал почти шесть лет. Сценарий много раз переписывался, дабы детективный жанр бесшовно соединить с артхаусом. Подобный слалом режиссер предпринимал и в предыду­щих работах. В частности, в фестивальном хите «Униформа» о проходимце, выдававшем себя за полицейского, и в маньеристской пессимистической драме «Ночной поезд» о тайной жизни тюремной надзирательницы.

В «Черном угле…» в основе сюжета также тема двойной жизни, явного и скрытого. Это история бывшего полицейского, ныне охранника на заводе, по собственной инициативе расследующего серию зверских убийств на севере Китая. Жертвы выводят детектива-энтузиаста на привлекательную девушку, скромную работницу химчистки.

Режиссер создает на экране выразительный мрачный витраж из жанровых стереотипов: детективная интрига, серийный убийца, фам фаталь, она же черная вдова. Ну и, конечно же, сыщик, влюбленный в преступницу. Но гонконгский боевик притворяется нуаром, криминальный триллер – атмосферной психодрамой, а угольная пыль покрывает сюжетный беспредел черным юмором с элементами сюра и тонким льдом отстраненности экзистенциальной драмы.

Не соглашусь с критиками, называющими фильм квазиголливудским. Дяо Инань, смешав краски-жанры, положил их на реалистическую основу, осветив кино морального беспокойства незамысловатыми метафорами и вспышками мрачного фарса.

К тому же режиссер играет с традиционными масками кинодетектива. Он снижает исключительность, особенность каждого типического персонажа типической криминальной драмы. Главный герой не супермен, а поношенный, травмированный виной за гибель сослуживцев-полицейских охранник средних лет. Выпивоха, склонный к депрессиям. Не слишком удачлив. И за себя-то постоять не всегда умеет. Его, заснувшего на дороге зимней ночью, легко облапошивает какой-то проходимец, отбирая мотоцикл.

Фам фаталь, или Темная госпожа, с опущенными глазами… работает приемщицей в химчистке. Она же аккуратно, словно цветочки сажает, закапывает останки жертв тут же у входа в химчистку.

Четкую границу между добром и злом авторы не прочерчивают. Преступники и жертвы меняются ролями. Остается размышлять лишь о степени компромисса, на который идут герои, ведомые обстоятельствами фатального лабиринта.

«Черный уголь, тонкий лед»

В то же время работа Дяо напоминает классическую мангу, именуемую гротесками или странными картинками. Внезапные сюжетные развороты, крупнокалиберные экзотические детали – качели между страшным и смешным. Как в сцене в парикмахерской с клоунскими панками и двойным убийством или кромсание лезвиями коньков следователя практически на катке рядом с беспечными любителями фигурного катания. Или отрезанные руки и ноги, самостоятельно путешествующие по стране вместе с углем. Катализатором кровавой чехарды с расчлененкой является скромная хрупкая девушка (можно сказать, служащая «чистилища»). А первопричиной серии преступлений становится… чужое пальто, отданное в химчистку, но потерянное.

Изуверские убийства совершаются с помощью коньков. И это изобретательное орудие смерти несомненно займет свое место на выставочной полке мирового кино, где уже хранятся: нож для колки льда, баскетбольный мяч, фарфоровый и резиновый фаллосы, косточка от стейка, виниловые пластинки и карандаш…

Необычность сюжетных разворотов поддерживается темпоритмом, то застывающим в размышлениях, заторможенным, то несущимся без руля и вет­рил, и визуальным решением. Авторы словно выводят на полотне экрана закодированные фигуры, напоминающие примороженный узор на зимнем окне. Изобразительное решение фильма подчеркнуто графично, режиссер сопоставляет-сталкивает горизонтальные линии с вертикальными. Панорамы по крышам тусклого города, бесконечные вагоны с углем… и летящие на эти вагоны фрагменты тел. Здесь вспоминаются эйзенштейновские исследования символов и сопоставлений китайской иероглифики в качестве манеры кинописьма, шифровки смыслов с помощью монтажного языка, когда изображение глаза и воды означает «плакать».

Неспешные фортепианные размышления за кадром также сиюминутно меняют тональность, поддерживая напряжение: любовное свидание или убийство? Хичкоковский саспенс нагнетается постепенно: Танатоса тормозит Эрос – впечатливший кинокритику секс на «чертовом колесе».

Эстетский триллер с неумеренными всполохами фейерверка может служить и ключом к пониманию криминальной, мрачной действительности Китая. Финальный фейерверк напоминает бомбардировку беспросветного серого города, поднимая на ноги взводы полицейских. И тогда на освещенном холодным огнем лице «виновницы торжества», чистильщицы – ее как раз сажают в полицейскую машину, – зажигается подобие улыбки. Разумеется, не кабириевской, но тоже с просветом неоправданной надежды.

Название фильма звучит как начало стихотворения: «Черный уголь, тонкий лед». Буквальный же перевод названия еще поэтичнее: «Яркие огни фейерверка в солнечный день». Фейерверк, национальное китайское изобретение, в древние времена использовали в качестве ритуалов и священнодействий. Общеизвестно, что, когда монахи – первые пиротехники засыпали черный порошок в стебли бамбука, забрасывали их в костер, взрывами пугая злых духов, император провозглашал: «Пусть ночь превратится в день!» Дяо Инань общепринятое заклинание переиначил на новый лад: «Пусть день превратится в день!»

Триллер разворачивается на индустриальном северо-востоке, на угрюмых улицах потертого мегаполиса, на городском катке, в химчистке, парикмахерской, на угольном заводе, на заснеженных улицах, в обшарпанных подземных переходах. Романтики вроде бы ноль. Но режиссер водит неоновым прожектором, фарой мотоцикла, вспышками салютов по кромешной, параноидально-затхлой, изнаночной территории китайской действительности, высвечивая ее самые темные «подсознательные» уголки. «У Китая много тяжелых стен, / Цапают небо зубами за кожу», – кажется, про это пространство безнадежности написал Сергей Третьяков в революционной пьесе «Рычи, Китай!», которую ставил Мейерхольд.

Каток из центра городского «культурного отдыха» незаметно превращается в место для преступления. Завод – в кладбище. Коньки, болтающиеся на плече конькобежца, – в орудие убийства.

Заметим, у катка практически нет края, разветвляясь в длинные ледовые дорожки, он сам заманивает в ловушки. По одной из дорожек печально катится, потупив глаза, черная вдова – Темная госпожа, увлекая за собой очередную жертву.

Таким образом, графическая киноповесть Дяо Инаня отчасти оказывается портретом общества, переживающего яростное экономическое развитие, путающегося (как и российское) в простых дефинициях «добро» и «зло», с видимой нерешительностью изживающего, выдавливающего по каплям агрессию и насилие как способы решения социальных проблем.

Берлин, так же как и Канн, диктует (во всяком случае, хочет диктовать) моду современному кинопроцессу. Экспансия тренда made in China, похоже, распространяется и на кинематограф. Воспетый Берлинале «Черный уголь…» – лакмус не только предпочтений моды, но, скорее, тенденций, рождающихся в китайском, а возможно, и в мировом кинематографе перемен. Берлин-2014 манифестировал идею перемирия и дружбы взахлеб между враждующими на фестивалях артхаусом и зрительским кино.

Жанр эстетизируется, арт скучает по доходчивости, взаимопониманию со зрителем, живой эмоции. И это временное перемирие отвечает новой политике берлинского кинофорума, который существенно расширяет территорию. В нынешнем году он уже практически оккупировал весь мегаполис, превращаясь во все более выгодное с точки зрения коммерции предприятие. Фестивальные менеджеры всерьез озабочены тем, чтобы дистанция между фильмом и зрителем укорачивалась.

Вот почему мало кого удивили слова неожиданного победителя Дяо Инаня, после церемонии закрытия смотра заявившего: «Что касается комментариев к моей победе, то это – прежде всего заслуга Берлинале с его характером. Это такой фестиваль, который не просто может дать результат, но который все уже как будто заранее предвидел и продолжает намечать пути движения кинематографа…»

«Черный уголь, тонкий лед»
Bai ri yan huo
Автор сценария, режиссер Дяо Инань
Оператор Дун Цзинсун
Художник Лю Цян
Композитор Вэнь Цзы
В ролях: Ляо Фань, Гвэй Луньмэй, Ван Сюэбин, Ван Цзинчунь, Юй Айлэй, Ни Цзинян
Omnijoi Media Corporation, Boneyard Entertainment China (BEC), China Film Group, Jiangsu Omnijoi Movie
Китай – Гонконг
2014