Владимир Серышев (род. в 1976 году) – сценарист. Член жюри сценарного конкурса сайта «Сценарист.ру» (screenwriter.ru). Сценарий В.Серышева «Личное пространство» участвовал в конкурсе «ИК» «Личное дело»-2010 и попал в шорт-лист «Арт»; в настоящее время готовится к производству кинокомпанией «Белое зеркало».

Сценарием «Без выходных» – шорт-лист конкурса «ИК» «Личное дело»-2012 – заинтересовалась кинокомпания «СТВ» Сергея Сельянова, известного своим чутьем на новые имена. Ожидается двойной дебют: сценарный и режиссерский. Съемки фильма начнутся уже в августе этого года. Режиссеры – братья Илья и Антон Чижиковы.

Илья Чижиков – выпускник Высших режиссерских курсов (мастерская братьев Александра и Владимира Коттов и Анны Фенченко), его короткометражный фильм «Ушелец» получил Гран-при на кинофестивале «Святая Анна» (2014).

---

Москва. Площадь трех вокзалов. Ярко, солнечно, шумно, красиво. Потоки машин, толпы народу.

Из здания вокзала выходит Коля, молодой человек лет двадцати пяти, с дорожной сумкой на плече. Останавливается. Восторженно озирается. Задрав голову, смотрит на московскую высотку – гостиницу «Ленинградская», – щурится от солнца. Провожает восхищенным взглядом едущие мимо шикарные джипы.

Раздается звонок мобильника. Коля, встрепенувшись, суетливо извлекает трубку из кармана и быстро прикладывает ее к уху.

Коля. Дядя Вася, я приехал!

Василий Иванович (за кадром). А какого хрена тогда стоишь?! Ждешь, когда у меня закончится бесплатное время на парковке? Я с твоей будущей зарплаты ее вычту!

Коля, не опуская телефон, оглядывается по сторонам.

Коля. Так… а-а… Вы где?

Василий Иванович (за кадром). В Караганде! Направо иди.

Василий Иванович – пятидесятилетний грузный, пузатый мужчина – с брюзгливым выражением на лице стоит возле иномарки, держит в руке сложенную газету. Смотрит, как вдоль машин к нему бежит обеспокоенный Коля, придерживая сумку на плече и прижимая к уху мобильник.

Коля (по телефону). Да, мама, я доехал! Дядя… Дядя Вася, да, встречает!

Василий Иванович морщится, осматривает Колю с ног до головы. Запыхавшийся Коля, подбежав, рывком поправляет сбившуюся сумку и протягивает руку Василию Ивановичу.

Коля. Здрасьте… Дядь Вась! Мама…

Сует ему телефон. Василий Иванович кривится, вяло пожимает Колину руку и, положив газету на капот, берет мобильник. Коля же, словно забывшись, зачарованно смотрит по сторонам, разглядывает здания, вывески, машины, людей.

Василий Иванович (за кадром). Да… Ну сказал же, что устрою! Прямо отсюда и повезу… Нормально будет получать, нормально!

Коля смотрит вслед девушкам, переводит восторженный взгляд на большой уличный экран, где идет красочный рекламный ролик. Василий Иванович, стукнув сзади Колю по плечу, отдает ему мобильник.

Василий Иванович. На, поговори, чего-то хочет… В трубу, скажи там, вылетит на этих разговорах.

Передав телефон, забирает газету с капота и садится в машину за руль. Коля, продолжая осматривать все вокруг, прижимает мобильник к уху.

Коля. Мама, тут междугородка…

Мама Коли (за кадром). Коля, что он там? Бурчит?

Коля мельком оглядывается.

Коля (по телефону). Ну так… Не очень-то довольный.

Мама Коли (за кадром). Ничего, перетерпит! Должки надо отдавать! Когда перед отцом твоим на коленях ползал, умолял, чтоб…

Коля (по телефону). Мам! Двадцать раз уже рассказывала! (Звучит резкий, нетерпеливый гудок клаксона. Коля, вздрогнув, озирается на машину Василия Ивановича.) Мам, бесплатное время кончается, нам ехать пора! В Москве тут деньги за все дерут. Я, как только устроюсь, позвоню.

Коля хватает газету с переднего кресла, плюхается на сиденье. Бросает сумку на колени, хлопает дверцей машины.

Коля. Дядь Вась, время не вышло? Если вышло, то я оплачу!

Василий Иванович переключает ручку скоростей и начинает выруливать со стоянки.

Василий Иванович. Значит, первое. Если приехал работать у меня, то я тебе не дядя Вася. А Василий Иванович.

Коля машинально прыскает, ткнувшись лицом в сумку. Василий Иванович резко поворачивается к нему.

Василий Иванович. Смешно?! Выходи давай и смейся! До обратного поезда как раз просмеешься!

Коля, поперхнувшись, становится серьезным. Виновато оглядывается на Василия Ивановича.

Коля. Да нет, ну… Я ничего…

Машина Василия Ивановича выезжает с парковочной площадки и вклинивается в автомобильный поток московской улицы.

Василий Иванович ведет машину, Коля жадно смотрит в окно на витрины, на вывески, на прохожих. Неосознанно крутит газету в руках, сворачивая ее трубочкой.

Коля. Дядь Ва… Василий Иванович, а куда… А где вы работаете?

Василий Иванович, покосившись на него, сдержанно вздыхает.

Василий Иванович. Вот, значит, второе. Где я работаю, в Николаевске никому не трепать. Даже матери. Ясно?

Коля смущенно пожимает плечами, глядя на хмурого Василия Ивановича, который выводит машину на широкий проспект.

Коля. Да ясно… Чего там…

Василий Иванович. Теперь третье. Что ты там у вас натворил? Мать, как сорока, протрещала: какие-то деньги там с тебя трясут. Бандиты домой приходили…

Коля. Да блин! Да не бандиты! Это наш начальник охраны и тренер наш по рукопашке! Я ж в охране там работал.

Василий Иванович шумно, раздраженно выдыхает.

Василий Иванович. И что наработал? Что в твою смену украли?

Коля, заметно сникнув, отворачивается к окну.

Коля. Шлагбаум уволокли…

Василий Иванович недоуменно смотрит на Колю.

Василий Иванович. Чего? Это палку, что ли, эту стащили?

Коля. Ну… и палку тоже.

Василий Иванович резко бьет по тормозам. Машина с визгом останавливается у тротуара. Василий Иванович испепеляет Колю яростным взглядом.

Василий Иванович. Ты… Демонтировать шлагбаум?! Весь?! Целиком?! Ты пьяный, что ли, спал?!

Коля. Дядь Ва… Василий Иванович…

Василий Иванович. Мать почему мне не сказала?!

Коля. Василий Иванович…

Василий Иванович. Я ж ей по-русски говорил: могу взять только в охра­ну! А нахрен мне такой сторож?!

Коля. Да не был я пьяный…

Василий Иванович. А какой?! И будешь свистеть, что не спал?!

Коля. Спал!

Василий Иванович, вздрогнув, инстинктивно отшатывается и замирает, выпучив на Колю глаза.

Коля. Спал! Да! Спал! Потому что пятые сутки дежурил подряд!

Прохожие косятся на машину, из которой слышны крики.

Василий Иванович, откинувшись на спинку кресла, молча смотрит в лобовое окно. Коля распаляется, орет.

Коля. По двадцать шесть суток в месяц пахал! Чтоб зарплаты на червонец набегало! С нашими расценками там!

Василий Иванович отворачивается, глядя в боковое окно.

Василий Иванович. Двадцать шесть суток… Что охранял?

Коля. Бизнес-центр и парковку.

Василий Иванович ухмыляется, дернув головой.

Василий Иванович. А если б не шлагбаум, а машину? Что тогда?

Коля, тоже отвернувшись, смотрит в сторону, остывает.

Коля. Да не было в ту ночь машин. Разъехались все. Я аж не поверил.

Василий Иванович. И сразу дрыхнуть!

Коля. А что охранять-то?! Асфальт? Кто ж знал, что эти уроды…

Василий Иванович заводит машину.

Василий Иванович. Какой счет предъявили?

Коля. Семьдесят штук.

Василий Иванович бросает на Колю изумленный взгляд.

Коля. Шлагбаум японский. Плюс установка.

Машина трогается с места и едет дальше по проспекту, вливаясь в общий автомобильный поток.

Василий Иванович крутит руль, апатично глядя на дорогу. Коля неловко мусолит скрученную газету в руке.

Коля. Мать в долг под проценты взяла. Быстрее заработаю, меньше переплатим… А какая у меня будет зарплата?

Василий Иванович. Сколько заработаешь. Хоть я уже и сомневаюсь.

Коля. Почему?!

Василий Иванович. Ты двадцать шесть-то суток еле тянешь. А у меня весь месяц надо сторожить!

В лобовое окно видно, как машина поворачивает на широкую площадь перед кладбищем, из-за обилия деревьев похожим на парк.

Машина быстро пересекает площадь и останавливается у кладбищенских ворот, по ту сторону которых каменная сторожка.

Василий Иванович глушит мотор, вынимает ключ зажигания, открывает свою дверцу. Коля в ступоре смотрит на кладбище через лобовое окно.

Василий Иванович. Ну что расселся? Выходи. Объект принимай.

Василий Иванович и Коля одновременно выбираются из машины.

Коля, не сводя с кладбища изумленных глаз, медленно, как сомнамбула, вешает сумку на плечо, не выпуская из рук газету.

Из каменной сторожки выходит щуплый семидесятилетний дедок с палкой. Улыбаясь, приветственно поднимает дряхлую руку.

Дедок. А-а, Василь Иваныч! Смену привез?

Василий Иванович идет ему навстречу. Коля нерешительно следует за ним, нервно усмехается на ходу.

Коля. Что… Кладбище охранять? Чтоб мертвецы не разбежались?

Василий Иванович. Идиотничать вали туда!

Резко машет на многоэтажки вдалеке.

Коля осторожно ступает на территорию кладбища, растерянно глядя вокруг.

Кладбище в уютной тени больших деревьев с широкими и густыми кронами. Сквозь листву пробиваются солнечные лучи. Звонко щебечут невидимые птицы.

Кругом скопление крестов, надгробий и обелисков вперемешку с зарослями дикого кустарника. И аккуратные аллеи, посыпанные песком.

Подходит дедок и, посмеиваясь, кивает Коле на кладбище.

Дедок. Успеешь еще наглядеться. Иди жилье свое смотри.

Указывает палкой в сторону каменной сторожки.

Коля, дедок и Василий Иванович стоят посреди просторной комнаты с окном на кладбище. В комнате стол, два шкафа, топчан, телевизор. На топчане лежит большой черный пыльный рюкзак.

Дедок открывает одну из двух дверей, демонстрируя Коле душ.

Дедок. Вода горячая, все честь по чести, чтоб не завшивел.

Коля. А тут у вас что?

Дергает вторую дверь, но она заперта.

Василий Иванович. Узнаешь, если срок испытательный пройдешь.

Дедок. Да а чего не пройти-то? Тут тихо, как на погосте.

Василий Иванович. Хм. Этот сколько – две недели простоял? (Ухмыльнувшись, тычет на рюкзак, что лежит на топчане.) Сбежал и за шмотками до сих пор не вернулся.

Коля с тревогой смотрит на рюкзак, несмело усмехается.

Коля. А чего сбежал? Призраки?

Василий Иванович. Хренизраки! Думал, что спать сюда пришел, а тут работать надо! Охранять и днем и ночью!

Коля. Так а что охранять-то?

Василий Иванович, следом Коля с газетой и дедок выходят из сторожки. Василий Иванович резко машет рукой на кладбище.

Василий Иванович. В первую очередь дорогие кованые оградки!

Дедок. Да-а. Воруют прямо днем.

Коля. Это как?!

Дедок. Ну как… Приезжают, снимают: мол, старое на новое будем менять. Увозят. И всё.

Коля. Но… А проверить, со своей могилы снимают или нет?!

Василий Иванович нехотя кивает.

Василий Иванович. Вот и проверяй. В сторожке книга учета лежит. Это тебе чтение вместо газет.

Кивает на газету в Колиной руке. Коля, встрепенувшись, торопливо ее расправляет – «Столичный вестник».

Коля. Ой… Дядь Ва… Василий Иванович, это ж ваша…

Василий Иванович брезгливо машет рукой.

Василий Иванович. Оставь себе… Дальше! Вон там бандитские аллеи. Знаешь, что такое?

Указывает в глубь кладбища.

Коля. Да знаю… У нас такие тоже есть.

Василий Иванович. Хорошо. Вся медь и бронза на кладбище – у них.

Василий Иванович и Коля идут вдоль помпезных саркофагов и монументов. Кругом гранит, отполированный мрамор – то черный, то белый, – сияющая бронза и медь.

Василий Иванович. Если что пропадет, ты контингент этот знаешь.

На надгробьях сплошь портреты молодых бритоголовых крепышей с бычьими шеями и недобрым взглядом.

Коля. Ясно… Возьму на контроль.

Василий Иванович. Еще гляди, чтобы цветы у них тут не таскали. Они это любят проверять. Поэтому обходы чтоб чаще.

Василий Иванович и Коля идут по песчаной аллее меж крестов, надгробий и ­могил.

Василий Иванович. Ночью с дорожек не сходи. На шорох свети ­фонарем.

Коля с тревогой оборачивается к Василию Ивановичу.

Коля. А почему не сходить?

Василий Иванович. Потому что черт тут ногу сломит, а ты и подавно! А больничный я не плачу. Хватит, что бесплатным жильем обеспечил.

Коля обводит взглядом густые заросли вдоль аллеи и каменные бугорки заброшенных могил, торчащие из травы.

Василий Иванович. И кстати про жилье. Там дальше будут склепы какого-то века. (Указывает на дальний конец кладбища.) Смотри, чтоб в них бомжи не ошивались. Склепы считаются памятниками, комиссии их там проверяют…

Коля. Так, может, их заколотить?

Василий Иванович с издевкой кивает.

Василий Иванович. И сигнализацию поставить. Охраняй как есть!

Коля украдкой неодобрительно косится на Василия Ивановича.

Коля. А входов на кладбище много?

Василий Иванович. Два. Второй в старой части.

Василий Иванович и Коля стоят у пыльных ржавых ворот, раскрытых настежь. За воротами виден обширный пустырь. Коля осматривает ворота.

Коля. Замок от них есть?

Василий Иванович. Замки тут долго не висят.

Коля. Почему?

Василий Иванович. Срывают. Народ из ближних домов себе сквозной проход тут устроил. Дорогу на работу сокращают.

Коля. Сокращают? Значит, оба выхода закрою.

С любопытством оглядывает старую часть кладбища.

Среди деревьев и листвы вдалеке видны два мощных высоких склепа. Их серые сырые стены покрыты густым мхом. Между камней пробиваются тонкие зеленые ростки.

Василий Иванович (ухмыляется). Ну-ну… В сторожке замок поищи.

Коля выдвигает верхний ящик стола: там лежит амбарный замок с торчащим из него ключом. Коля удовлетворенно улыбается. Достав замок из ящика, бросает его на стол – на измятую газету «Столичный вестник».

Василий Иванович бесцельно ходит по сторожке. Равнодушно осматривает все вокруг, зевает.

Коля выдвигает следующий ящик – в нем толстая книга учета.

Коля. А когда хоронят, тут какая процедура? Ну… охраннику заранее сообщают?

Берет книгу, листает: фамилии, даты, номера участков…

Василий Иванович. Тут больше не хоронят. Только подхоранивают.

Коля. В смысле? Это как?

Василий Иванович. Молча. Привозят ночью криминальный труп да в чью-нибудь могилу и зароют.

Коля замирает, округлив глаза.

Василий Иванович. Чего… В Николаевске, думаешь, не так? «Пропал без вести» картинки видел?

Коля машинально кивает.

Василий Иванович. Ну вот. Считай, что все по кладбищам вот так и ­лежат.

Коля втягивает голову в плечи, переводит взгляд на окно, где видно, как дедок буднично подправляет калитку на ограде ближайшей могилы.

Коля. Так… а… если привезут?

Василий Иванович. Гнать! На то тебя сюда и ставят!

Коля. А может, ментов вызы…

Василий Иванович. А вот этого не надо! Нечего их в наши дела тут ­совать.

Коля. Так они ж и меня тут закопают!

Василий Иванович. Боишься? Вали тогда! Сам ищи себе работу и жилье!

Коля, сбившись, отворачивается, опускает глаза.

Василий Иванович. Ладно, не трясись. Туда, где охрана, они не суются. (Достает сигареты, зажигалку, направляется к двери.) А сунутся – громче шуми. Они сами боятся. В общем, главное, чтобы труп у нас не закопали. Нам проблемы не нужны.

Коля вытирает ладонью лоб.

Коля. Ну это да…

Василий Иванович. Потому что вся приватизация кладбища сорвется. И так вон проверки идут одна за одной.

Коля. Чего… Приватизация? Кладбища?!

Василий Иванович морщится.

Василий Иванович. Не ори. Для похорон оно сейчас закрыто, земли больше нет. А закрытое его легче в собственность прибрать, что мы, администрация, и делаем. И вот это главное, что сейчас скажу…

Василий Иванович и Коля выходят из сторожки.

Дедок, полюбовавшись своей работой у могилы, направляется к ним.

Василий Иванович. Сейчас оформляем документы и проходим проверки. И надо, чтоб они видели, что мы тут к кладбищу – с душой. Что продолжаем работу, хоть оно и закрыто.

Коля. Так это ж надо все косить. Порядок наводить тут…

Взмахом руки показывает на заросли травы меж могил, покосившиеся оградки, всеобщую разруху и развал.

Василий Иванович. Покосим, когда оформим. Сейчас другой порядок надо показать. Что мы охраняем. Что тут все серьезно. Ты понимаешь?

Коля. Да понимаю, но… Зачем вам кладбище, если на нем нельзя хоронить?

Василий Иванович. Ты охраняй, раз охранник. Не рассуждать тебя сюда беру.

Степенно подходит дедок. Сокрушаясь, машет на подправленную им калитку.

Дедок. Вся оградка прохудилась. Родным бы намекнуть, чтоб поменяли. А то нехорошо.

Василий Иванович, встрепенувшись, оборачивается к Коле.

Василий Иванович. Да смотри, чтоб сами родные ничего на могилах не лепили! Ни оградок, ни памятников, ни крестов. На кладбище могут работать только наши рабочие. Остальных взашей.

Коля с недоумением глядит на Василия Ивановича.

Коля. Василий Иванович, а это… законно так запрещать?

Василий Иванович. На кладбище свои законы. Потому и ментов не зовем. Да они и не суются.

Он достает бумажник, повернувшись к дедку.

Коля ведет взгляд по скоплениям покосившихся крестов, ржавых оградок и надгробий с отколотыми углами.

Коля. Так вы… на этом тут деньги будете делать, когда кладбище возьмете?

Василий Иванович. На чем? Никому навязывать не будем. А вот бесхозные могилы сносить – это да.

Коля. Зачем?!

Дедок. Чтоб места освободить для захоронок. Чего погосту зря стоять?

Василий Иванович. Полкладбища могил, к которым никто не приходит. (Открывает бумажник, перебирает в нем купюры.) В Европе такие убирают, а место новым отдают. Вот тебе и прибыль. На, Степаныч, за дежурство.

Достает из бумажника две тысячные купюры, отдает дедку.

Коля. Но у нас же тут… Это ж будет скандал! Газеты такое напишут!

Василий Иванович презрительно кри­вится.

Василий Иванович. Нам надо, чтобы сейчас не написали, что тут бардак и проходной двор. (Закрывает бумажник, кладет его обратно в карман.) А кладбище получим – пусть пишут что угодно. Свою землю от нападок проще держать.

Коля провожает Василия Ивановича к машине. Идет, задумчиво глядя себе под ноги. Далеко впереди на площади видна маленькая фигурка дедка Степаныча, удаляющаяся в сторону города. Василий Иванович открывает дверцу машины.

Василий Иванович. В общем, работай. Завтра привезу охранную форму.

Коля. А две тысячи – это за сутки?

Василий Иванович. За сутки.

Коля равнодушно кивает.

Коля. И если месяц, то получается…

Василий Иванович. Так вот – четвертое! Дружков из Николаевска сюда не тащить! Я полгорода пристраивать не соби­раюсь!

Коля. Да я…

Василий Иванович. Я вот сам тут пробивался! Могилы рыл, как черт! Зато дорос до начальства.

Садится в машину, хлопает дверцей.

Коля подходит к воротам. Обернувшись, смотрит вслед уезжающей машине. Тихо вздыхает, как только она скрывается из виду. Пройдя на территорию кладбища, закрывает за собой калитку. Окидывает взглядом скопление крестов и могил. Щурится на заходящее солнце сквозь густую листву. Затем, глянув на наручные часы, тут же меняется в лице.

Коля. Блин!

Быстро идет к сторожке, принимая на ходу деловой вид.

Коля бросает свою большую сумку на топчан рядом с черным рюкзаком. Стремительно расстегивает молнию, торопливо выкладывает сложенные рубашки, брюки, майки. Следом вынимает миску, ложку, вилку, кружку, пару книг. Затем достает электронные часы-будильник, цифровой фотоаппарат, новый врезной замок, несколько маленьких колокольчиков и большой моток лес­ки, больше похожий на клубок, бережно раскладывает все это – отдельно от одежды и посуды.

Коля закрепляет на входной двери новый врезной замок, вкручивает шурупы. Рядом на крыльце лежит замок старый.

Закончив работу, Коля толкает дверь – та захлопывается, и тут же раздается звук клацнувшего замка. Коля дергает ручку двери: закрыто. Он удовлетворенно улыбается.

Коля ставит электронные часы на стол, нажимает кнопку – загорается табло, показывая время: 19.15. Коля бросает взгляд в окно – на улице начинает смеркаться, – хватает со стола амбарный замок с ключом в скважине. Лихорадочно вертит головой по сторонам, оглядывая все вокруг. Видит на вешалке еще один висячий замок – маленький. Стремительно подойдя, снимает его с крючка.

Коля защелкивает маленький замок на воротах изнутри. Для верности дергает его несколько раз. Замок держится крепко.

Сидя на корточках, Коля делает петельку на леске и надевает ее на гвоздик в стене комнаты, почти у самого пола. На леске уже висит маленький колокольчик.

Встав с корточек, Коля натягивает леску и, разматывая моток, выходит на улицу. Слышен звук хлопнувшей двери и щелчок автоматически клацнувшего замка.

Колокольчик тихонько звякает, покачиваясь на натянутой леске.

Согнувшись, Коля пятится от сторожки к кладбищу и разматывает леску, натягивая ее почти над самой землей.

Коля, по-прежнему пятясь, тянет за собой леску вдоль помпезных мраморных памятников. Тихонько напевает на мотив песни «Жизнь невозможно повернуть назад…»

Коля. Фарш невозможно прокрутить назад… И мясо из котлет не восстановишь… (Дойдя до конца аллеи, распрямляется, со сладостным стоном выгибает спину. Оглядывается и, туго натянув леску, привязывает ее к последней оградке на аллее. Леска висит, как струна, едва-едва возвышаясь над землей.) Вот так. Особый контроль…

Глянув на заходящее солнце, достает из кармана плоский фотоаппарат. Включает его. Щелкая кнопками, смотрит на экран, на котором быстро меняются кадры: парковка, машины – одна, другая, третья, фото каждой спереди, сзади, с боков. Задерживает на несколько секунд картинку, где рядом с машиной виден шлагбаум. Щелкает следующий кадр: крупный план, на месте шлагбаума обрезанный кабель, торчащий из асфальта. Коля тихо вздыхает. Выделяет строку «удалить», нажимает на кнопку. Секунду смотрит на пустой экран. Опять вздыхает.

Коля фотографирует памятники, монументальные надгробья и внушительные гранитные саркофаги бандитских могил. Каждую могилу отдельно и со всех сторон. Одну, вторую, третью…

Мерцает фотовспышка, озаряя все вокруг.

Коля. Особый контроль…

Заметно вечереет. Коля идет по аллее, фотографирует могилы вокруг – то отдельные снимки, то общий план участка. В конце аллеи виднеются вторые ворота, а за ними пустырь.

Коля кряхтя приподнимает створку ворот и подтаскивает ее к другой створке – раздается противный скрежет ржавых петель. Закрыв ржавые ворота, он обвязывает створки такой же ржавой цепью и вешает на нее амбарный замок. Облегченно выдыхает, утирает лоб.

Коля. Всё… Баста, карапузики.

Отвернувшись от ворот, ведет взгляд по старым каменным крестам и заросшим, полуобвалившимся могилам. Видит вдалеке два больших склепа.

Коля медленно и осторожно подступает к склепам – в тишине слышен хруст веток под ногами. Благоговейно смотрит на мощные каменные стены, затем на просторы кладбища за ними.

Коля. Да-а… Леску тянуть далеко…

Достав фотоаппарат, он подходит к первому склепу, заглядывает в его открытый проем. Тут же видит посреди пола большую квадратную дыру. Коля поднимает фотоаппарат, но, секунду поразмыслив, опускает его, не сводя глаз с темного провала.

Опасливо ступив внутрь склепа, Коля вытягивает шею, пытаясь глянуть вниз, в черноту ямы, но там сплошной мрак и ничего не видно. Коля продвигается еще на шаг ближе к зияющему проему. Внезапно раздается звонок мобильника – оглушительный и резкий в каменном мешке. Коля дергается, вскрикнув. Мерцает фотовспышка, на мгновение осветив внутренность склепа и черную дыру. На стене отражается его громадная тень, и такой же силуэт мелькает во мраке темной ямы.

Вспышка гаснет, и лишь продолжает трезвонить телефон. Коля судорожно хлопает себя по поясу, трясущейся рукой извлекает жужжащую трубку, на экране которой светится имя абонента: «Мама». Коля облегченно прижимает ладонь к сердцу.

Коля. Блин… Ёкарный… Блин… (Выскакивает из склепа, прижимая мобильник к уху.) Да, мама! Устроил, привез, уже работаю и зарплата идет.

Мама Коли (за кадром). И сколько будет платить?

Коля. Шестьдесят тысяч, если…

Мама Коли (за кадром). Сколько?!

Коля. Шестьдесят. Но это…

Мама Коли (за кадром). Господи! Василий! Ведь… Ведь молодец же! Как обещал!

Коля. Мама, это без выходных.

Мама Коли (за кадром). Ну и работай без выходных! Что тебе там шляться… В какой-то банк тебя устроил?

Коля оглядывается на склеп, на могилы вокруг. Смущенно мнется, тихо кашлянув.

Коля. Я не могу сказать. Он запретил.

Мама Коли (за кадром). Ну прямо тайна уж какая… Или друзей своих, олигархов, поставил охранять?

Коля. Мама! Я не скажу.

Поежившись, резко хлопает себя по шее, смотрит на пальцы. В телефонной трубке слышен вздох.

Мама Коли (за кадром). Ладно… Устроил – и хорошо.

Сумерки. Коля идет по аллее, прижимает к уху мобильник.

Мама Коли (за кадром). На постоянно он может тебя там оставить?

Коля. Если срок испытания пройду.

Мама Коли (за кадром). Вот и пройди! За такие-то деньги! Зацепись и держись!

Коля тоскливо смотрит на кресты и оградки вдоль аллеи. Останавливается, увидев покосившийся столик у могилы.

Мама Коли (за кадром). Слушайся во всем! Что он скажет, то и делай!

Коля подходит к могиле. Придерживая мобильник плечом, поправляет жалкий фанерный столик. Окидывает взглядом могилу: заросшая, неухоженная, давно никем не навещаемая.

Мама Коли (за кадром). Не дерзи! Не перечь! Как он сказал, так сразу и дел…

Коля. Мам. А ты… Ты часто к папе на могилу приходишь? Ну… в другие, в обычные дни?

Мама Коли застывает на полуслове. Повисает неловкое молчание. Несколько секунд тишины…

Мама Коли (за кадром, озадаченно). Нуу… Захожу, когда… А что? Ты что? Василий вспоминал?

Коля легонько шатает рукой столик: держится слабо.

Коля. Да так… говорили. Я ж тоже только на годовщину с тобой прихожу… Там сильно заросло, наверное, все. Подумают, что мы не посещаем… (В трубке снова короткое молчание.) А памятник ему… Он сколько стоил?

Мама Коли (за кадром). Почти как твой шлагбаум. Сами б ставили – было бы дешевле. Так кладбищенские не разрешают, а сами дерут.

Коля. Да… Приеду, надо сходить.

Он идет по центральной аллее.

Мама Коли (за кадром). Ты зарабатывай! Приехать успеешь… Ладно, Коля, целую, сынок. Звонки дорогие. Держись там, я тебя люблю.

В сгустившейся тьме Коля подходит к сторожке. Встав у двери, смотрит на многоэтажки вдалеке, чуть подернутые дымкой и покрытые мозаикой светящихся окон. Сквозь стрекот кузнечиков и сверчков слышен далекий шум машин в городе.

Пошарив рукой по стене, Коля щелкает тумблером – над дверью сторожки загорается лампа, вокруг которой тут же начинает кружиться мошкара.

Комната ярко освещена. Электронные часы на столе показывают 23.00. За окном в свете уличной лампы видны силуэты крестов и обелисков на ближайших могилах, разбросанных меж кустов и деревьев.

Коля стоит в углу, где оборудована кухня, помешивает ложкой в кастрюле, которая греется на электроплитке. Закрыв варево крышкой, неспешно выходит на середину комнаты. Оглядывает все вокруг.

Коля. Мда-а… Бесплатное жилище. (На глаза ему попадается черный рюкзак, так и лежащий на топчане. Подойдя, Коля поднимает его за лямку, оценивая вес. Видно, что тяжелый. Уважительно кивает.) Хм… А срок испытания не прошел.

Что-то вспомнив, он оборачивается, не выпуская рюкзак из рук, смотрит на дверь рядом с душевой. Дергает несколько раз ручку двери – закрыто. Тихонько постукивает по дверной доске костяшками пальцев. Присев на корточки, заглядывает в замочную скважину – там темно, пыльно и ничего не видно.

Коля продувает скважину; сунув палец, пытается прочистить ее. Заглядывает вновь, мучительно щурясь; вплотную прижимается щекой к двери.

Коля. Да что ж ты там такое пряч…

Внезапно раздается перезвон колокольчика. Коля резко поворачивает голову: колокольчик у порога над полом дергается вместе с натянутой леской, выходящей на улицу. Коля, изменившись в лице, вскакивает на ноги.

Он с грохотом распахивает дверь сторожки. Выбегает на улицу. В одной его руке выключенный фонарь, в другой – фотоаппарат. Не оглядываясь, Коля захлопывает дверь и бежит в глубь кладбища.

Запыхавшийся Коля вприпрыжку влетает на бандитскую аллею. Тут же включает фонарь, и мощный прожекторный луч освещает ряды монументов и саркофагов. На аллее никого нет.

Он хаотично переводит свет фонаря с могилы на могилу, с деревьев на кус­ты. Ведет лучом по капроновой леске над землей – она цела и натянута.

Коля резко оборачивается. Светит фонарем на могилы вне аллеи и густые заросли – сильный поток света достает аж до дальнего забора. Все вокруг тихо и неподвижно. Ни шороха веток, ни шелеста листвы. Коля переводит дух.

Коля медленно идет вдоль бандитских могил, освещая их фонарем. На уровне глаз держит фотоаппарат, сравнивая фотографии памятников с оригиналом. Изменений нет – все саркофаги и монументы без повреждений.

Дойдя до последней могилы, Коля разворачивается, проверяет привязанную к оградке леску. Скользит лучом света по песчаной дорожке – она вся истоптана и изрыта разнообразными следами за много недель. Коля выдыхает.

Коля. Ладно… Хорошо…

Кладет фонарь на дорожку, направив луч на ближний куст.

Коля в свете фонаря стоит возле куста, собирает веник из его веток. Оценивающе делает несколько взмахов. Идет обратно к песчаной дорожке.

Согнувшись и светя себе фонарем, он пятится и широкой дугой заметает веником следы на дорожке. В конце аллеи разгибается, освещает всю аллею: песок девственно чист, ни единого следа. Коля едко улыбается.

Коля. Так-то!

Коля устало заходит в комнату, бросает фонарь на топчан. И тут же кидается к кипящей кастрюле, которая громыхает крышкой, исходит паром и плюется кипятком.

Коля осторожно ставит на стол миску с дымящимся супом. Глянув на кладбище за окном, садится. Придвигает к миске несколько бутербродов с колбасой и сыром. Солит суп, помешивает ложкой, дует. Откусив бутерброд, жует с аппетитом, подносит полную ложку ко рту.

И в этот момент, раздается треньканье колокольчика у двери. Коля, поперхнувшись, дергается на звук. Натянутая леска подрагивает; колокольчик, качаясь, звенит.

Коля. Да мать твою!

С треском распахивает дверь сторожки, выскакивает на порог. В одной руке выключенный фонарь, в другой – надкусанный бутерброд.

Яростно захлопнув за собой дверь – автоматически клацает замок, – Коля бросается в кладбищенский мрак.

Коля с топотом вбегает на бандитскую аллею и, остановившись, врубает фонарь. Кругом тишина, лишь стрекочут сверчки. Он быстро ведет лучом света по памятникам и надгробьям – всё по-прежнему без изменений.

Коля переводит свет фонаря на дорожку, на чистый песок и в самом центре аллеи видит одинокие собачьи следы по обеим сторонам натянутой лески.

Коля медленно подходит к цепочке следов. Светя на них фонарем, приседает на корточки. Трогает пальцами песок. И тут же стремительно направляет луч света на ближайшие кусты. Меж веток вспыхивают глаза белой собаки-дворняги.

Собака вздрагивает, отскакивает чуть назад и замирает, выжидающе глядя на Колю. Коля, освещая кусты, поднимается с корточек. Белая собака, чуть попятившись, снова застывает.

Коля. Ты чё мне жрать не даешь?

Собака тихонько скулит. Переводит взгляд на бутерброд в Колиной руке. Подавшись чуть вперед, вытягивает шею и принюхивается. Коля показывает ей бутерброд.

Коля. Что? Тоже хочешь есть? Ладно. На. Иди сюда. Иди, иди.

Маня собаку бутербродом, он идет вдоль песчаной дорожки к началу бандитской аллеи. Собака, осторожно выйдя из кустов, следует за ним. Коля кладет бутерброд на траву.

Коля. На. Ешь вот тут. Только не дергай мне леску, ага?

Собака останавливается неподалеку, не решаясь подойти.

Коля. Ладно, я тоже пошел есть. Но! Еще раз меня сдернешь – вышвырну с кладбища. Всё!

Собака снова тихонько скулит. Коля плавно отступает и, развернувшись, уходит. Пройдя десяток метров, оглядывается на ходу: собака, дрожа всем телом, жадно ест бутерброд.

Коля, держа выключенный фонарь, торопливо идет к сторожке, освещенной лампочкой над входом. Достает из кармана связку ключей. Вдруг позади слышится дробный шорох. Коля оборачивается: белая собака. Оба синхронно замирают, глядя друг на друга. Собака дышит, высунув язык.

Коля. Что… У меня больше нет.

Собака сглатывает и снова высовывает язык, часто дыша. Коля направляется к сторожке. Собака неспешно трусит следом. Коля, развернувшись к ней, вздыхает.

Коля. Ну нету, понимаешь? Не-ту. Иди сама себе ищи! (Кивает на темное мрачное кладбище. Но, встрепенувшись, тут же поднимает палец.) Э! Стой! Постой! Не иди. А то ты хрен пожрать теперь мне дашь…

Открывает ключом сторожку, берется за ручку двери. Собака подходит ближе к порогу, обнюхивает песок.

Коля. Жди. Сейчас притащу.

Присев на корточки, Коля распахивает дверцы кухонного шкафчика-стола, на котором стоит электроплитка. На полках пыльные тарелки, немытые стаканы, несколько бумажных пакетов овсянки и пара пачек макарон. Порывшись в посуде, Коля достает эмалированную миску средних размеров. Закрыв дверцы, видит торчащий из-под стола кончик цепи. Хитро щурится, глядя на нее.

Коля. Хм… Еще бы ошейник… (Хватает цепь, выдергивает из-под стола: в руках лишь короткий обрубок на два-три звена.) Блин! Но вообще бы надо. Иначе ни пожрать, ни поспать не даст.

С огорчением отбрасывает звенья в темный угол.

Коля сливает в эмалированную миску остатки супа из кастрюли. Бросает туда же кружок колбасы.

Выходит на крыльцо, держа в руках миску с супом.

Коля. Смотри, от себя отры… Ого!!!

Остолбенело замирает, выпучив глаза. Кроме белой собаки перед сторожкой сидят, стоят, лежат еще семь-восемь бездомных псов разной степени запущенности. Увидев Колю, собаки оживляются, вскакивают. Голодные взгляды устремляются на миску в его руках.

Коля. Ё-мое… Вы ж мне леску круглые сутки будете драть…

Собаки несмело приближаются к Коле. Он растерянно смотрит то на них, то на свою скромную миску. Сойдя с крыльца, осторожно ставит миску на землю. Отступает обратно к сторожке.

Собаки кидаются к миске, облепляют ее со всех сторон. Большинству не удается пролезть – повизгивая и подпрыгивая, они пытаются вклиниться меж спин и хвостов. Две-три собаки, оставив это занятие, смотрят на Колю.

На электроплитке кипит большая кастрюля овсяной каши. Коля ожесточенно вытряхивает в нее тушенку из двух банок сразу.

Коля. В трубу с вами вылечу тут!

Бросает пустые банки в мусорное ведро. Размешивает кашу деревянной ложкой.

Коля расстилает на песке широкую клеенку. Кастрюля с кашей стоит рядом, из нее валит густой дым. Собаки нетерпеливо крутятся вокруг, суются в ее дымящееся жерло. Коля поправляет клеенку, раздраженно отгоняя их.

Коля. Так, ну отойдите, ну же!

Легонько оттолкнув морду ближней собаки, берет кастрюлю и вываливает густую кашу с тушенкой на клеенку.

Коля стоит на крыльце. Смотрит, как собаки поедают неожиданное угощение, обступив кленку.

Коля. И чего с вами делать? Надо ж как-то гнать вас отсюда…

На электронных часах 1.30. Миска, хлеб, соль, колбаса сдвинуты на край стола. Посередине лежит лист фанеры, на котором Коля пишет черной краской крупные слова: «Сквозной проход закрыт». Дописав, встает. Бросает взгляд в окно – собаки лежат вокруг клеенки с остатками каши.

Коля выходит на крыльцо, держа в обеих руках по листу фанеры с одинаковым текстом: «Сквозной проход закрыт».

Несколько собак лениво поднимают головы и, равнодушно посмотрев, укладываются снова.

Коля прислоняет листы к стене сторожки. Подходит к воротам. Щелкает замком на воротах, открывает одну створку. Оглядывается на собак.

Коля. Э! Может, сами уйдете?

Ноль реакции – собаки спят. Коля вздыхает, качнув головой. Берет один лист фанеры, начинает пристраивать его снаружи на створке ворот.

Электронные часы на столе показывают 2.15. В окно видно, как Коля уходит в глубь кладбища: в одной руке фонарь, в другой – второй лист фанеры с текстом.

Собаки нехотя поднимаются, вяло виляя хвостами.

Коля в окружении своры собак быстро идет с листом фанеры по аллее. Светит фонарем. Мощный луч скользит по дальним могилам, деревьям и кустам – везде тихо и спокойно. Коля посматривает на собак, семенящих рядом.

Коля. Может, вас дрессировать? Обходы мне будете делать.

Собаки молча бегут с высунутыми языками.

Фонарь лежит на земле, луч света направлен на ворота. Коля стоит, любуется прикрепленным листом фанеры. Несколько собак сидят неподалеку, остальные шарят в ближайших кустах.

Коля поднимает фонарь. Повернувшись, ведет лучом по склепам. Осторожно приближается к одному из них. Внутри пусто, голые стены. Встав в проеме, Коля направляет луч в темный провал на полу. Видит кирпичную стену, уходящую вниз, в черноту. Коля с опаской делает шаг вперед, подходя ближе к яме.

Коля стоит на самом краю квадратной дыры, устремляя в нее мощный поток света. Вниз тянутся крепкие каменные ступени, которые упираются в земляной пол, уходящий под перекрытия. Коля легонько топает ногой – в яме раздается тихое эхо.

Коля. «Бомжи ошиваются…» Как там можно ошиваться?!

Смотрит на наручные часы. Разворачивается к выходу. Луч фонаря взметается вверх из ямы, и на миг там мелькает человеческая тень – не понять, то ли Колина, то ли кого-то внизу.

Коля сидит за столом. Поглядывая время от времени в окно, изучает кладбищенскую книгу учета. Зевает. На электронных часах 3.30. Коля трет обеими ладонями глаза. Снова зевает. Встряхнувшись, продолжает читать.

Собаки, свернувшись клубком, спят перед сторожкой. В окно видно, что Коля за столом тоже спит, откинувшись на спинку стула. Перед ним лежит раскрытая книга учета.

На электронном табло 5.50. Коля спит за столом, положив голову на сложенные руки. Внезапно на улице раздается лай всех собак сразу. Коля резко вскакивает. Кидается к окну. Видит, как собачья свора с лаем убегает в глубь кладбища.

Коля напрягается, пытаясь разглядеть, за кем погнались собаки, и замирает, сфокусировав взгляд на стекле. Со стороны улицы на нем четко видны запотевшие отпечатки двух ладоней и мутноватое пятно от дыхания. На глазах Коли пятно и отпечатки медленно тают, растворяясь, исчезая.

Коля выскакивает на улицу. Быстро смотрит вправо-влево: никого. Ворота закрыты, калитка тоже. Коля бросается к окну – на траве никаких следов. Бежит вдоль стены сторожки, сворачивает за угол.

За сторожкой свалка ржавого железа и гнилых досок. Больше никого и ничего.

Коля со всех ног мчится по аллее в глубь кладбища, где слышен отдаленный лай собак.

Коля. Блин, козлы… Подхоронили?

Тревожно озирается на бегу. Памятники, кресты и обелиски на месте. Могилы не разрыты, оградки не повалены.

Коля выбегает к запертым воротам. Тут тоже все в порядке.

Запыхавшийся Коля стремительно идет вдоль помпезных монументов и саркофагов, держит фотоаппарат перед глазами. Щелкая кнопкой, меняет картинки, сравнивая с оригиналом. Никаких повреждений, никаких изменений. Остановившись у последней могилы, непонимающе смотрит по сторонам.

Коля. Да что ж тогда такое?

Коля быстро идет к сторожке, на ходу сворачивая леску в клубок. По лицу видно, что усиленно о чем-то размышляет, не замечая ничего вокруг. От ворот доносится приглушенный женский голос: «О, вон сторож показался…»

Коля, будто очнувшись, поднимает голову: у запертых ворот стоят несколько человек – озадаченно смотрят на лист фанеры. Переводят растерянные взгляды на Колю.

Коля. Вход только на могилы.

Снова погрузившись в свои мысли, ключом открывает сторожку и заходит внутрь.

На электронных часах 8.00. В окно видно, что Коля сосредоточенно осматривает траву. Затем он переводит взгляд на стекло. Трогает его кончиками пальцев. Прижимается к окну ладонями и лицом, имитируя того, кто это делал недавно. На стекле тут же появляется мутное пятно от дыхания. Отстранившись, Коля наблюдает, как оно тает. Потом смотрит на свою ладонь: она откровенно дрожит.

Коля сидит на лавке у закрытой калитки, уставившись в одну точку. На коленях лежит книга учета. Снаружи к воротам подходят две пенсионерки. Оторопело смотрят на фанерный лист с текстом. Коля, не выходя из транса, произносит:

Коля. Прохода нет.

Первая пенсионерка. А как же… к мужу на могилу?!

Коля. Пожалуйста, фамилия мужа?

Раскрывает книгу учета. Пенсионерка округляет глаза.

Первая пенсионерка. Ну… Малаев Алексей… Ильич. Участок номер семь.

Коля пролистывает книгу, ведет пальцем по странице.

Коля. Хорошо. Проходите.

Щелкнув щеколдой, открывает калитку. Пенсионерки заходят, с опаской озираясь на задумчивого, ушедшего в себя Колю.

Вторая пенсионерка (украдкой шепчет подруге). Татьяна правду говорила – не пускает…

Коля тупо и без выражения смотрит им вслед. И вдруг, оживившись, тихо щелкает пальцами.

Коля. А если приходил на разведку?

Коля перебирает доски, палки, деревяшки, сваленные на заднем дворе за сторожкой. Вытаскивает из общей кучи длинный обломок толстой жерди. Критически осматривает его, вертит в руке.

Коля обтесывает на плахе жердь топором, превращая обломок в дубину с длинной рукояткой. Сквозь удары топора и треск древесины слышно, как кто-то часто и раздраженно колотит в металлические ворота.

Коля, с сожалением оторвавшись от работы, врубает топор в плаху, ставит рядом дубину. Вытирая руки о штаны, уходит со двора.

Возле ворот стоит женщина лет сорока, одетая, как деревенский дворник, нетерпеливо трясет калитку. Увидев Колю, она тут же начинает вульгарно возмущаться.

Женщина. Долго тебя ждать?! Почему закрыто?! Что такое?!

Коля. Вы к кому?

Подходит к воротам. Видит, как на площади, далеко позади женщины, останавливается солидный лакированный джип.

Женщина. Что значит «к кому»? Ну дядя мой тут похоронен. Дальше что?

Из джипа выходят шофер (ему лет тридцать) и похожий на борца-тяжеловеса сорокапятилетний мощный бритоголовый мужчина в хорошем костюме.

Коля. Имя и фамилия дяди.

Берет с лавки книгу учета, вопросительно глядя на женщину. Далеко за ее спиной шофер открывает заднюю дверь джипа, достает шикарный букет цветов. Борец стоит у капота машины, смотрит на верхушки кладбищенских деревьев.

Женщина. Не поняла! Я что, должна отчитаться?

Коля. Имя и фамилия – это не отчет.

Шофер ставит джип на сигнализацию.

Женщина. А если не скажу, то что?

Коля пожимает плечами.

Коля. Не пущу. Вход теперь только родным и близким на могилы.

Женщина смотрит на Колю, выпучив ­глаза.

Женщина. Это кто такое придумал?

Коля. Администрация. Вторые ворота тоже закрыты.

Борец, а за ним шофер с цветами направляются к воротам.

Женщина. Обалдеть! Вы что, сдурели?

Борец и шофер подходят почти вплотную. Женщина, оглянувшись на них, инстинктивно отступает в сторону, косится на шикарный букет у шофера в руках. Борец бросает небрежный взгляд на фанерный лист с надписью «Сквозной проход закрыт».

Борец. Что тут такое?

Коля. Извините, вход только родным и близким на могилы.

Борец. У меня тут брат. И ребята из моей бригады.

Коля раскрывает книгу учета.

Коля. Пожалуйста, назовите имя и фамилию брата. И, если можно, участок, где похоронен.

Борец замирает, в упор глядя на Колю.

Шофер. Хм. Сильно.

Борец. Тут что теперь, режимная зона?

Коля. Тут охраняемый объект.

Борец смотрит на Колю, жестко смыкая губы. Коля спокойно выдерживает его взгляд.

Борец. Ярцев Константин. Бандитская аллея. Остальных называть?

Коля, не глядя в книгу учета, тут же открывает калитку. Борец, проходя мимо Коли, коротко осматривает его с ног до головы и вместе с шофером молча идет в направлении бандитской аллеи.

Коля закрывает калитку на щеколду, вопросительно глядит на женщину.

Женщина. Дурдом какой-то!

Резко развернувшись, уходит скорым шагом через площадь.

Коля насквозь пробивает дубину длинными гвоздями, превращая их в шипы. Закончив работу, взмахивает дубиной, тяжело рассекая воздух, и тут же прислушивается.

Со стороны ворот доносится несмелый мужской голос: «Извините… А кто-нибудь есть?»

Коля с шипованной дубиной в руке выходит к воротам. По ту сторону стоит седой шестидесятипятилетний старик интеллигентного вида в рабочей одежде и с тележкой. В тележке мешок цемента, груда природных камней и небольшая гранитная плита. Увидев дубину, он робко улыбается.

Седой старик. О-о-о… Это тут такие проблемы?

Коля, смутившись, опускает дубину.

Коля. Ну… Ночью будет видно. (Сует дубину в щель между лавкой и стеной, кивает на тележку.) А вы… вы это что?

Старик, еще более жалко улыбнувшись, понижает голос.

Седой старик. Понимаете… у меня такое дело… У меня тут сын. И я хотел бы…

Коля категорично машет головой, не дослушав.

Коля. Нет! Нельзя! Администрация запрещает!

Седой старик. Я знаю… Я пытался… Но у них такие цены… Я на пенсии… У меня столько нет… А сын…

Коля. Меня уволят, если разрешу.

Старик умоляюще смотрит на Колю.

Седой старик. Я сделаю так… Я искусственно состарю! Они не заметят.

Коля. Ну слушайте… Ну это смешно!

Старик, опустив голову, горестно вздыхает.

Седой старик. Вы знаете… Это и правда смешно… Я ведь не помощи прошу, не льгот и не денег… Мне – чтоб позволили все сделать самому! Отказывают ведь даже и в этом…

Коля отводит взгляд.

Седой старик. Когда Саша погиб при исполнении – какие громкие произносились слова… Какие статьи были в газетах…

Коля неосознанно ковыряет пальцем лохмотья треснувшей краски на калитке.

Седой старик. Ведь он работал на закон! А памятник… И вот я с кладбищем один на один… С его неписаным законом.

Коля. Я понимаю, но…

Седой старик. Вы поймете, когда придется хоронить… Когда вот это все… войдет вдруг в вашу жизнь…

Коля. Я хоронил! У меня… У нас…

Не договорив, отворачивается. Часто-часто моргает и сглатывает, глядя на кресты и оградки.

Седой старик. Вы своих детей не хоронили… И упаси вас от этого Бог…

Становится тихо. Дует легкий ветер. Коля шумно выдыхает.

Коля. Где тут ваша могила?

Старик, просветлев, кидается вперед.

Седой старик. Она… Ее отсюда даже видно! И от сторожки, и от ворот!

Коля меняется в лице, тихо хлопнув себя по бокам.

Коля. Да вы что! Начальник-то мой тоже увидит, когда придет!

Старик суетливо катит тележку, мрачный Коля идет рядом.

Коля. Или, может, я позвоню, когда начальник уедет? И тогда…

Седой старик. Николай, но он ведь может не приехать… Или приехать очень поздно… Начальники, они… (Останавливается, выпустив тележку из рук.) Коля, поймите, я не хочу вас подводить… Вы пошли мне навстречу, и… Но… У меня завтра начинаются процедуры… И до зимы я не смогу выполнять тяжелую работу… А зимой… (Потерянно кивает на мешок с цементом.) Саша год уже зарыт, извините, как собака… Холм земли… Я на коленях бы стоял сегодня, умолял, если б не вы…

Коля выгружает из тележки мешок с цементом, кладет возле скромного могильного холма. Старик торопливо вытаскивает природные камни.

Седой старик. Я постараюсь быстро! Но если придет ваш начальник…

Коля. Так вот! Если он придет…

Седой старик. Смело все валите на ­меня!

Коля. Да подождите! В каких газетах писали про вашего сына?

Старик, неловко выпрямившись, морщит лоб, припоминая.

Седой старик. Вообще-то, во многих… А… а что?

Коля быстро входит в комнату, кидается к столу. Выдвигает верхний ящик, достает ручку, листок и «Столичный вестник». Сев за стол, начинает что-то писать на листке, поглядывая на измятую газету.

Старик замешивает в тележке цементный раствор. Подходит запыхавшийся Коля, дает ему исписанный листок.

Коля. Вот! Слово в слово, если придет мой начальник. Заучите наизусть!

Старик пыльными руками осторожно принимает у Коли бумажку. Пробегает глазами текст, шевеля губами. Коля переводит дух, смотрит вокруг. Задерживает взгляд на бандитской аллее вдалеке, где видны фигуры борца и шофера.

Неслышно подойдя к дереву и встав у ствола, Коля наблюдает, как шофер сметает листья и прочий мусор с одной из могил. Борец же стоит перед монументом, у которого возложен шикарный букет, держит в руке плоскую металлическую фляжку. Делает из нее глоток и, склонившись, наполняет маленькую стопку на могильной плите.

Шофер принимается наводить порядок на следующей могиле. Борец тоже переходит к соседнему захоронению. Неподвижно постояв перед ним несколько секунд, наливает и тут в стопку из фляжки. Поворачивается к памятнику рядом.

Коля задумчиво и неторопливо идет к сторожке. Снаружи у ворот тридцатилетний жлоб с сигаретой в зубах безуспешно пытается дотянуться до внутренней щеколды. Он кряхтит от усердия и морщится от сигаретного дыма, идущего ему прямо в глаза. Заслышав Колины шаги, жлоб резко поднимает голову, яростно орет.

Жлоб. Ну э! Поршнями шевели! У меня автобус сейчас с той стороны подойдет! Я на работу опоздаю!

Коля кивает на фанерный лист.

Коля. Там же написано…

Жлоб. Слышь, да мне похрен, чё там написано! Я тут по жизни прохожу!

Коля. Прохода больше нет. Те ворота тоже закрыты. Вход только на могилы.

Лицо жлоба искажается гримасой полного непонимания.

Жлоб. Я не понял… Ты чё, борзой? Ты чё пройти тут не даешь?!

Коля. Тут кладбище, а не проходной двор.

Жлоб. И чё? Я чё, помешаю, если пройду?!

Коля легким кивком указывает на его сигарету.

Коля. А бычок? Швырнешь же не глядя. На чью могилу бог пошлет. Не так?

Жлоб застывает. Сделав длинную затяжку, отбрасывает окурок в сторону.

Жлоб. Ну-ка сюда подошел. Подошел! Или мне ворота снести?

Коля бросает взгляд на шипастую дубину у лавки.

Жлоб. Чё ты зыркаешь? На меня смотри! Ты знаешь, на кого наехал?

Коля. На кого?

Жлоб. Я смотрящий по району! Я тебе башню сейчас пробью, а потом на счетчик поставлю!

Коля передергивается и, сделав рывок, хватает дубину.

Коля. Еще один «на счетчик»?! Ну давай!

Взмахнув дубиной, он кидается к воротам, но тут же отлетает в сторону от толчка в плечо. Обернувшись, видит разъяренного борца, который устремляется к калитке.

Одной рукой борец хватает жлоба за затылок и резко притягивает к себе. Из рукава его костюма вылетает длинная заточка и тут же оказывается зажатой во второй руке. Острие застывает в нескольких миллиметрах от выпученного глаза жлоба.

Борец. Что? Ты, баклан, смотрящий?! А про Васю Ярого слышал? Слышал?! Кивни, если да!

Жлоб неразборчиво мычит, в ужасе глядя на близкую заточку и боясь кивнуть: ее жало почти упирается ему в глаз.

Борец. Кивай, я сказал… Слышал?

Жлоб. Я… я… слышал…

Борец. Так, Вася Ярый – это я… Паспорт достал! Считаю до трех и вгоняю заточку. Два уже было. Три!

Дергает голову жлоба навстречу заточке. Жлоб кричит, судорожно дергается вверх, подальше от острия. Трясущейся рукой лезет за пазуху. Почти рыдая, извлекает паспорт.

Шофер, подойдя к калитке, забирает его.

Борец. Так вот… За гнилой базар штука баксов завтра утром.

Жлоб. Ребят… я…

Борец. Две штуки баксов вечером сегодня!

Жлоб хрипит, сипит, вцепляется рукой в калитку.

Жлоб. Но у меня получка…

Борец. Пять штук баксов! В три часа дня!

Шофер усмехается Коле.

Шофер. У смотрящего – получка.

Борец, крепче обхватив жлоба за затылок, придвигается к нему вплотную и тихо цедит в самое ухо.

Борец. Еще что-нибудь вякнешь?

Шофер. Он обмочился там, смотри.

Борец, глянув вниз, тут же отталкивает жлоба от себя и от калитки. Жлоб отскакивает, несуразно взмахнув руками. На его ширинке отчетливо видно большое темное пятно.

Борец. Всё. Пошел! Суши штаны – и в три часа с деньгами. А узнаю, что еще раз наезжал… (Машет головой в сторону Коли.) Закопаю в любую могилу. Выбирать будешь сам.

Коля вздрагивает, глядя на борца. Жлоб же, прикрывая брюки руками, пятится, выпучив глаза. Затем, развернувшись, бросается бежать со всех ног через площадь.

Борец озабоченно заталкивает заточку в рукав. Коля робко кивает вслед убегающему жлобу.

Коля. А если не притащит?

Борец. Разберемся.

Шофер берет у Коли дубину, весело смотрит на длинные шипы.

Шофер. А ты вообще мужик-то резкий и серьезный! А?

Борец. Давно охраняешь?

Коля. Вторые сутки.

Борец достает из кармана толстую пачку купюр. Отстегивает сто долларов и протягивает Коле.

Борец. Так дальше и работай.

Коля смущенно отступает на шаг.

Коля. Да не надо… Я и без этого…

Борец. За могилами ребят присмотри.

Сует ему сто долларов в руку и, открыв калитку, выходит с кладбища. Шофер, крутанув дубину, иронично вручает ее Коле, как букет цветов, и уходит вслед за борцом.

Стодолларовая купюра лежит на столе. Коля поглядывает на нее, хлебая ложкой из миски. В окне мельком видно, как мимо сторожки быстро проходит тщедушный алкаш, озираясь на ходу. Коля с грохотом вскакивает из-за стола.

Коля с дубиной в руке бежит за алкашом, который торопливо идет, точно не слышит.

Коля. А ну, стоять! Куда пошел?!

Алкаш чуть не подпрыгивает на месте, пугливо оборачивается. Его глаза вылезают из орбит при виде шипованной дубины.

Коля. Через калитку перелез?! А ничего, что там закрыто и табличка висит?!

Алкаш съеживается, неловко прикрываясь рукой.

Алкаш. Так я… подумал…

Коля. Чем ты подумал?! Чего сюда приперся?

Остановившись, тяжело дышит, глядя на алкаша. Видит у него в руке маленький замызганный блокнот.

Коля листает грязный блокнот с датами. Алкаш стоит рядом, тычет пальцем в записи.

Алкаш. Тут все их дни – когда они померли и родились! (Машет рукой на кладбище.) Тогда ж родные к ним приходят! Ну и… Отмечают там, понятно. (Щелкает себя по горлу.) На могилке тоже рюмку оставляют. Ну а я и это… Чего добру-то пропадать?

Коля закрывает блокнот, смотрит на алкаша.

Алкаш. Не, а чё? Оно ж все равно! Выдохнется, или дождь потом зальет! А я… Как за помин души приму!

Коля. А в магазине бутылку купить?

Алкаш. На что?! Жена всю получку забирает! На пиво и то не дает! На курево – десятку!

Сплевывает в сердцах. Коля легонько покачивает его блокнот в руке.

Алкаш. Ну что тебе, жалко? Я ж не какой-нибудь… Я рядом тут живу! Да что ж, другое кладбище теперь искать?

Коля. Я с ума тут с вами сойду. (Отдает блокнот алкашу.) Полчаса. Обратно чтоб отметиться зашел. Меня не будет – стой и жди. Через калитку не лезть! Иначе…

Алкаш. Я понял! Я понял! Я – всё!

Коля расслабленно стоит в дверях сторожки с чашкой в руке. Прислонившись к косяку, обозревает окрестности кладбища, пьет из чашки. Вне поля зрения, со стороны ворот, раздается нетерпеливый стук в ворота и слышен зычный голос женщины, которая уже приходила утром.

Женщина (за кадром). Эй, охрана! Где ты там?!

Коля неспешно подходит к воротам, устало глядя на женщину.

Коля. Слушайте, я даже ругаться…

Женщина. Гришка мой сейчас заходил?!

Коля от неожиданности останавливается.

Коля. Какой Гришка?

Женщина. Муж мой! Гришка! Рюмки тут полощет! Ты ж впустил его, я видела с балкона!

Резко машет рукой на многоэтажки вдалеке. Коля растерянно отводит глаза, смущенно мямлит.

Коля. Ну… Во-первых, он перелез…

Женщина. Так давай и я перелезу! Господи! Только вздохнула, что ворота закрыты, и…

Коля. Не похоже было, что вздыхали.

Женщина. А надо было сказать при всех, что я иду рюмки на могилах выливать, чтоб эта скотина не нажралась, да?!

Коля. Объяснить могли бы, а не выдумывать про дядю…

Женщина. Зато вот он тебе, наверное, объяснил! Открывай! Куда он пошел?

Коля. Вот только драки мне там не надо! Подождите, он скоро выйдет.

Женщина, перегнувшись через калитку, подается вперед.

Женщина. Мальчик, я тогда начальника твоего подожду, ты понял? Открывай!

Коля стоит у сторожки, смотрит вслед женщине, которая решительным шагом идет в сторону бандитской аллеи, мимо работающего на могиле седого старика. Коля тихо вздыхает.

Коля. Блин…

Коля сидит на лавке. Ерзает, нервно поглядывая на дальнее скопление могил и оградок. На центральной аллее появляется женщина. Одна. Быстро шагает к воротам.

Женщина. Что? Уже прошмыгнул?

Коля. Не проходил он тут…

Женщина. Или в будке своей прячешь?

На ходу кивает на сторожку.

Коля. Не прячу. Можете проверить…

Она стремительно подходит к калитке.

Женщина. Открывай! Через забор уже, наверное, сиганул. Охранничек, тоже мне…

Коля, пряча глаза, открывает калитку. Женщина выходит. Коля, обернувшись к кладбищу, беззвучно матерится, шевеля губами.

Из крана шумно льется вода. Коля моет большую кастрюлю из-под каши, с усилием трет ее губкой. В проеме душевой вдруг появляется довольный алкаш.

Алкаш. Тук-тук-тук! Я отметиться пришел!

Коля с грохотом роняет кастрюлю на пол, резко обернувшись. Алкаш цокает, качает головой.

Алкаш. Коньячок у этих бандитов… Каждый день бы так!

Распахивается дверь сторожки. Коля выталкивает алкаша на улицу взашей. Сам выскакивает следом. Алкаш, втянув голову в плечи, трусливо озирается на Колю.

Алкаш. Да как моя жена?! Она ж сегодня на сутках…

Коля. А кто это тогда был?!

Сверлит алкаша яростным взглядом. Алкаш морщит лоб.

Алкаш. Хм… Погодь… А может, Машка-горлопанка? Крикливая такая, да? Ну вообще… Точно она!

Коля. И что ей тут надо?

Алкаш. Дык она цветы на могилах сбирает. И заново их потом продает. Видать, букет тут приметила, раз так рвалась…

Коля замирает, изменившись в лице.

Коля. Она без цветов выходила…

Алкаш беспечно пожимает плечами, махнув рукой.

Алкаш. Перекинула, наверное, через забор. А племянница оттуда поймала, коль тут теперь такие порядки…

Коля срывается с места, кидаясь в сторону бандитской аллеи. Орет алкашу на бегу.

Коля. Стой тут, не уходи!

Коля влетает на бандитскую аллею. Уже издалека видит, что шикарного букета на могиле Ярцева Константина нет.

Коля. Мразь ползучая… Тварь…

Коля быстро проходит мимо алкаша к лавке, хватает дубину.

Коля. Где она торгует?!

Алкаш. Дык там… В конце площадки…

С опаской глядя на Колю, машет на площадь за воротами.

Коля. Стой, жди! Никого не пускай!

Резко дергает калитку на себя.

Женщина, сидя на низком стуле, что-то делает под цветочным лотком. Ее шестнадцатилетняя племянница поправляет цветы в банках. Подняв голову, женщина видит разъяренного Колю, который с шипованной дубиной в руке стремительно идет прямо на нее. Племянница застывает, в ужасе выпучив глаза.

Племянница. Тетя Маша!

Коля подлетает и со всего маху врубает дубиной по лотку. Страшный треск древесины, шипы пробивают доску насквозь, несколько банок с цветами падают на асфальт, разбившись вдребезги. Перепуганная женщина выныривает из-под лотка.

Коля. Где букет?!

Женщина. Как… какой букет?

Коля яростно выдергивает дубину, едва не опрокинув лоток. Длинные гвозди-шипы сверкают на солнце.

Коля. Я в башку тебе сейчас это вобью! Где букет?!

Племянница отскакивает назад, разрыдавшись, как ребенок.

Племянница. Тетя Маша, отдайте!

Женщина живо выдергивает букет откуда-то снизу, из ведра с водой. Коля свирепо вырывает у нее цветы.

Коля. Гнида… Только появись! (Рас­правляет букет, стряхивает воду с упаковки.) Хоть бы имя запомнила, у кого воруешь! Дядя там у нее… Животное… Скотина…

Развернувшись, удаляется к кладбищу.

Коля с букетом и дубиной подходит к воротам, возле которых стоит машина Василия Ивановича.

Открыв калитку, он заходит на кладбище и сразу оказывается перед Василием Ивановичем, позади которого маячит алкаш.

Василий Иванович. Так! А ну иди ­сюда!

Алкаш, поглядывая на грозного Василия Ивановича, бочком-бочком проскальзывает в калитку. Василий Иванович яростно тычет Коле на седого старика вдалеке.

Василий Иванович. Это кто там такой?! Что он лепит на могиле?!

Коля жестко смыкает губы, бросает дубину на лавку. Василий Иванович таращит на нее глаза.

Коля. Он не лепит. Этот старик…

Василий Иванович. Я знаю, кто этот старик! Почему ты разрешил ему тут строить?!

Коля. Потому что он пришел с журналистом!

Василий Иванович резко замолкает. Оторопело смотрит на Колю.

Василий Иванович. С каким журналистом?

Коля. «Столичный вестник», где писали про его сына! А теперь хотят писать про отца, которому не дают сделать памятник на могиле!

Василий Иванович растерянно переводит взгляд на старика.

Коля. Про приватизацию, кстати, тоже хотят черкануть.

Василий Иванович. Что черкануть?!

Как ужаленный, резко оборачивается к Коле.

Коля. Догадайтесь! Про законы кладбища, про дикие цены, про «то ли еще будет». Он тут такого мне наговорил!

Василий Иванович покрывается испариной – лоб блестит. Затем весь сникает. Хлопает себя по карманам, достает сигареты, зажигалку. Коля исподлобья смотрит на него. Василий Иванович опускается на лавку.

Василий Иванович. Старик, твою мать… Это ж всё его слова! Шлялся тут, канючил… И где этот писака?

Коля. Посмотрел, что я пустил и не мешаю, да уехал. Но сказал, что будет и дальше следить.

Василий Иванович. Мне почему не звонил?

Коля показывает отвоеванный букет.

Коля. Вы видите, что тут творится?

Василий Иванович косится в сторону седого старика.

Василий Иванович. Ладно, хрен с ним… Сын-герой… Пусть копошится. Но чтоб больше никого!

Коля. А если опять с журналистом?

Василий Иванович. Скажи, что такие постройки мы не охраняем! Поймут намек, не дураки!

Коля. Хм, потом вот так в газетах и напишут.

Василий Иванович мечет в Колю волчий взгляд, но ничего не говорит, закуривает сигарету. Размышляя, смотрит в песок. Коля, подойдя, садится рядом. Некоторое время сидят молча.

Василий Иванович. Будем думать… А то на шею залезут. Половина кладбища начнет сама себе мастерить… Умные все стали! Чуть что, сразу в газету бегут! (Делает еще пару затяжек, весь пребывая в мыслях.) Ничего, прижмем… Да – в машине форма там тебе лежит. Обувь еще и куртка. Забирай, мне ехать уже надо… А кто еще вот так припрется – сразу звони. Ты понял?

Седой старик закрепляет на могиле сына небольшую мраморную плиту как завершение работы – холм искусно отделан природным камнем, обретя средневековый готический вид. Подходит Коля. Старик ему радушно улыбается.

Седой старик. Коленька, я закончил. Теперь только Сашино фото. Но это уже дня через три…

Коля кивает, задумчиво глядя на могилу.

Седой старик. Да! Я поблагодарить вас хочу. Пусть скромно, но…

Достает из кармана купюру в тысячу рублей.

Коля. Слушайте! Не надо.

Седой старик. Возьмите. Не обидьте…

Настойчиво сует купюру Коле в руку.

Коля стоит у калитки, смотрит вслед седому старику, который катит тележку через площадь, удаляясь в сторону многоэтажек. Вздохнув, забирает с лавки объемный пакет и букет.

Букет стоит на столе – в банке с водой. Коля же раскладывает на топчане возле рюкзака черную форму с нашивками «Охрана». С улицы раздается негромкий свист и голос: «Охрана, ты там?»

Коля выходит к воротам. У калитки стоит толстый приземистый мужичок лет сорока с чуть растерянным видом.

Коротыш. О! Здорово! Слушай, мой рюкзак еще на месте? Я охранял тут до тебя…

Коля и коротыш заходят в комнату. Коля указывает на топчан. Коротыш обрадованно хватает свой рюкзак.

Коротыш. Ага, родной! А это чего, готовишься?

Кивает на форменную одежду.

Коля. Да я уже сутки отстоял.

Коротыш замирает, держа рюкзак за лямку.

Коротыш. Сутки? И как тебе тут первая ночка?

Коля настороженно смотрит на него.

Коля. Да так… Собаки донимают…

Коротыш. Собаки – хрень! Тут, блин, другое… Чего я отсюда и сбежал!

Коля. А кстати, чего?

Коротыш. Да тут такое было по ночам!

Коля и коротыш сидят на лавке у сторожки. Коротыш курит, глядя вдаль. Рядом лежит его пыльный черный рюкзак.

Коротыш. Они на третью ночь тут стали появляться. (Делает глубокую затяжку – рука дрожит.) Хотя… Может, следили за мной первые ночи, приглядывались, а я их не видел. Темно, да и сюда они не подходили.

Коля машинально вздрагивает, смотрит на свои пальцы.

Коля. А обходы делал – не замечал?

Коротыш. Какие обходы? Я что, дурной по кладбищу ночью лазить?

Коля, тихонько качнув головой, косится на него. Коротыш трясущейся рукой стряхивает пепел под лавку.

Коротыш. А в третью ночь пройтись чего-то захотел перед сном. Душно как-то было… Ну и поддал еще, конечно, на ужин. (Щелкает себя пальцем по горлу.) Вышел. Встал, стою, курю недалеко тут… Вдруг смотрю – там кто-то бродит!

Резко тычет на деревья вдалеке.

Флэшбэк

Коротыш стоит неподалеку от сторожки, курит – весь взъерошенный, форменный китель расстегнут. Под кителем засаленная майка. Сторожка позади него уютно светится огоньками в окне и над дверью. Коротыш блаженно выпускает струю дыма. Обозревает скопление крестов и обелисков. И вдруг меняется в лице, увидев шевеление меж дальних деревьев. Напряженно подается чуть вперед, вглядываясь в сумрак.

Среди оградок и кустов появляется темная человеческая фигура. Крадучись, переходит от могилы к могиле.

Коротыш судорожно сглатывает, в страхе выпучив глаза.

Коротыш. Э! Ты чё, ты там?!

Черная фигура замирает меж деревьев. Коротыш, не сводя с нее перепуганного взгляда, мнет горящую сигарету в руке.

Коротыш. Чё ты… Чё ты там ходишь?!

Черная фигура стоит неподвижно. Коротыш пятится, роняет окурок. Затем разворачивается и бежит в сторожку. Опасливо оглядывается на бегу.

Коротыш и Коля сидят на лавке. Коротыш дрожащими пальцами проводит по волосам. Кивает на сторожку.

Коротыш. Ну я за фонарем! Схватил, прибежал. А там уже никого! (Неловко поправляет рюкзак у себя под боком.) Утром посмотрел – вроде целое все, ничего не украл. Чего он там таскался?

Коля взволнованно встает с лавки. Повернувшись, смотрит на траву под окном сторожки.

Коротыш. А назавтра они уже двое ночью приперлись… С разных концов!

Флэшбэк

Перепуганный коротыш вскидывает включенный фонарь. Мощный луч освещает заросли, деревья и могилы. Черная фигура мгновенно ныряет за обелиск.

Коротыш стремительно переводит луч фонаря в другую сторону. Вторая черная фигура скрывается за толстым стволом дерева. Коротыш рывком перемещает луч света вслед за ней. Световой круг откровенно трясется и хаотично пляшет на грубой коре.

Коротыш весь в поту, прерывисто дышит, в ужасе глядя на освещенное дерево. Кругом тихо, за деревом никакого движения. Не опуская фонарь, коротыш второй рукой судорожно хлопает себя по кителю и извлекает мобильник.

Коля стоит у угла сторожки. Коротыш на лавке продолжает свой рассказ, взбудораженно жестикулируя.

Коротыш. Ну… я Чапаеву сразу звонить!

Коля. Чап… А… Ну да. И что?!

Коротыш. Ну что! Орет: «Гоняй их, ты же охранник!»

Коля. Мне сказал, они сами боятся.

Коротыш. Ага! Ты один, а их там десять! Боятся…

Коля. Десять?!

Коротыш. Так каждую ночь по двое, по трое тут стало прибавляться! Потом вообще оборзели! Засветло стали приходить!

Коля. Это днем?!

Коротыш. Вечером, когда начинает темнеть. Я последний обход уже делал…

Флэшбэк

Смеркается. Коротыш торопливо идет по аллее мимо древних памятников, обвалившихся и заросших могил. Тревожно озирается по сторонам. И резко замирает на месте.

Впереди видны открытые вторые ворота, за которыми обширный пустырь. Возле ворот стоят две черные фигуры.

Коротыш неосознанно вытирает ладонь о штанину и отступает назад. Пятится, мельком бросает взгляд вправо и снова замирает в ужасе.

Возле склепов вдалеке стоят еще четыре черные фигуры. А за ними, среди деревьев, мелькают такие же силуэты.

Коротыш лихорадочно смотрит на фигуры то у ворот, то у склепов. И те и другие вдруг начинают неспешно двигаться прямо к коротышу. Он бросается бежать.

Коротыш вытирает дрожащие руки о штаны.

Коля. А за тобой не погнались?

Коротыш. Не… Наверное, просто пугали. Потом у бандитов на аллее собрались! Я уж дальше не пошел. (Машет рукой.) Так в последнюю ночь вообще сюда приперлись! Почти что к дверям!

Флэшбэк

Коротыш, пригнувшись, медленно идет к столу. Испуганно смотрит в окно. Там, на улице, между деревьев и могил отчетливо видно множество темных человеческих фигур. Одни неподвижно стоят, как изваяния. Другие негромко переговариваются меж собой – слышны их приглушенные голоса.

Коротыш смотрит в окно, вцепившись в стол обеими руками, пригибается ниже, втягивает голову в плечи и дрожит всем телом.

Коля и Коротыш стоят возле ворот. Коротыш – уже с рюкзаком на плече.

Коротыш. Я уж давай со страху говорить там сам с собой!

Коля непонимающе поднимает брови.

Коротыш. Ну типа я не один! Лёха, говорю, ты пистолет зарядил? Сам себе другим голосом и отвечаю! Громко так… Ну чтоб они там слышали!

Коля. А они?

Коротыш передергивается, глядит в глубь кладбища. Затем так же опасливо косится на закат.

Коротыш. Да чего «они»… Заржали, как кони! Но не полезли – и то хорошо! Я изнутри на замок и думаю: всё! До утра доживу и нахрен отсюда!

Выходит через ворота за территорию кладбища. Резко оборачивается.

Коротыш. Потом только вспомнил, что рюкзак свой забыл… Но, блин, неделю успокоиться не мог. По ночам все это снилось. Оклемался вот сегодня…

Коля провожает коротыша через площадь.

Коля. Как думаешь, кто они вообще?

Коротыш отмахивается, дернув головой.

Коротыш. Мне похрен. Сам спроси, когда увидишь. А лучше вали, пока мало отработал.

Коля. Почему?

Коротыш. Тебе Чапаев срок поставил? Так вот: не пройдешь – он не заплатит. Я сбежал и не заикаюсь. Бесполезно.

Коля. Хм, круто… А теперь ты где?

Коротыш. Да что в Москве охраны мало? Платят так же. Хошь – пошли.

Коля останавливается, размышляя. Качает головой.

Коля. Не… Жилье снимать придется. Я сейчас не потяну. Может, месяца через три…

Коротыш кивает на кладбище.

Коротыш. Три  месяца? Ну-ну…

Окончание следует